Версия для слабовидящихВладимир СИЛКИН
Владимир Александрович Силкин – поэт, прозаик, журналист, переводчик, сценарист. Заслуженный работник культуры Российской Федерации, лауреат Государственной премии России. Секретарь Правления Союза писателей России, председатель Совета по военно-художественной литературе Союза писателей России. Секретарь Правления, председатель Приёмной комиссии Московской городской организации Союза писателей России. Автор более 75 книг разных жанров, свыше 600 текстов песен.
Награждён орденом Почёта, Благодарностью президента России, орденами святого благоверного князя Даниила Московского и преподобного Серафима Саровского. Кандидат педагогических наук, действительный член ряда российских академий, в том числе РАЕН и ПАНИ. Полковник в отставке, ветеран боевых действий.
Забайкалье
Хмурится железная дорога,
И колёса собирают пыль.
Сколько же у этих сопок много
Выкупил земли себе ковыль.
Тянет в окна омулем Байкала,
Степь да степь у самого окна.
Вот они, степные аксакалы –
Спящие веками облака.
Дикая степная позолота,
Первая осенняя пурга.
И вот-вот за ближним поворотом
Встретит забайкальская тайга.
Дорога к дому
Березняк, березняк, березняк...
Успеваешь подумать о многом
На дорогах, где шалый сквозняк,
На забытых дорогах.
Перепёлка взлетит из-под ног,
Волчий след обозначится в иле...
Как прожить я без этого мог?
Да прожил ли?
Даль зовущая
Чем к родине ближе,
тем дали светлей,
Тем больше тепла и свободы,
Всё явственней слышишь
средь сонных полей
Своё отшумевшие годы.
Случайно взглянул
на чужой календарь –
Да я же из прошлого века,
В котором остались зовущая даль
И два дорогих человека.
Я раньше грустил, а сегодня тоска
Всё зримей по отчему краю,
И камень свой я, как Сизиф,
сквозь века,
К родному порогу толкаю.
Глубокие воды
А речка вот эта чиста и понятна,
Я знаю, где есть голавли.
Восходит заря, холодна и опрятна,
Поклоны ей бьёт до земли.
И нет на сто вёрст
никакой непогоды,
И дремлет в траве тишина.
Глубокие воды, глубокие воды,
Но видно до самого дна.
Абхазский пейзаж
Багадские скалы –
Джамбальский каньон,
Абхазские горные дали.
И вновь проступает в сознанье моём:
Как много мы все потеряли!
Поёт подо мною речная вода,
Ласкает озябшие камни.
Зачем мы забыли друг друга тогда,
Когда жили вместе веками?!
Теперь только снятся красивые сны,
И сердце тоскует устало.
И в гости зовёт ежегодно Апсны,
Где плачут Багадские скалы.
Днепровский мост
Старшему прапорщику
Владиславу Молошняку,
награждённому орденом Мужества
Вот он, Днепр.
Впереди переправа,
Надо выскочить группе на мост.
Но молотят и слева, и справа,
Чтобы русским устроить погост.
Нам не к спеху, и мы не отступим,
Нам десантная слава важней,
Не привыкли толочь
воду в ступе,
Хоть порою летаем и в ней.
Фигурально, конечно, но всё же,
Словно ветер по небу, летим.
Пощади нас, бескрылых, о Боже,
Заслони нас дыханьем своим.
Дай живыми вернуться до дома,
Пусть рыданий не ведает мать.
Ходит пуля путём незнакомым
И себя умоляет поймать.
Александр Грин
Вопреки желанию
Александра Гриневского
служить во флоте,
его направили в пехоту.
Он – во флот, его – в пехоту.
Что такому на земле,
Если жить ему охота
В море и на корабле?
Он ещё о том напишет,
Он ещё расскажет нам,
Как слезами парус вышит
У «Бегущей по волнам».
Как волна в ночи рыдает
Много лет и много дней.
Он-то знает, не гадает,
Что откроется под ней.
Чей-то парус мчится косо,
Разрезая грудью даль,
Отгоняя острым носом
И разлуку, и печаль.
Почему его в пехоту,
Почему же не во флот?..
Вновь у солнечного грота
Алый парус встречи ждёт.
* * *
Всякое было со мной.
Я и не спорю.
Ветер и ливень шальной,
Тучи, как в море.
Было, наверно, не зря,
Сердце трещало.
Но подступала заря,
Ныть запрещала.
Так и дожил до седин,
И не судим, и подсуден.
Что бы я делал один,
Если б не люди.
Безымянная
Никакого имени у речки,
А когда-то с именем жила.
Как же забываются словечки,
Если нет деревни и села.
Если рядом жителей не видно,
То кому о речке говорить.
Но она, хотя ей и обидно,
Будет до последней капли плыть.
Золотой, сердечной и туманной,
Через поле бывшее и лес.
Пусть она зовётся безымянной,
Лишь бы добежала до небес.
В Оптиной Пустыни
Ветер пронзительный
в Оптиной пустыни,
Листьев оплавленных медь.
Небо, прошу,
не подбрасывай грусти нам,
Дай на тебя посмотреть.
Дай посмотреть и открыто, и весело
Как ты из лужицы пьёшь.
Что же ты тучи сушиться развесило,
Птицам летать не даёшь?
Русское небо, далёкое, серое
В этом осеннем краю.
Я ещё верую, верую, верую,
Верую в мудрость твою.
Верую в солнце,
к берёзам летящее,
Верую в новый рассвет…
Оптина пустынь и осень грустящая,
Небо, что трепетней нет.
Ветер в Переделкино
Извивались под ветром берёзы,
Не хотели объятий шальных,
Умоляли в преддверье мороза,
Чтоб в покое оставили их.
Ветер бился о дачные крыши,
Ветер падшие листья гонял,
Ничего, никого он не слышал,
И похоже, что жизнь проклинал.
Не взлюбивший небесного света,
Тучных туч неподъёмных стада,
Ветер бросился с берега в Сетунь
И замолк на земле навсегда.
Голуби
Словно звёздочки, в небо взошли
И порхают себе, и порхают,
От людей и от грешной земли
В поднебесье своём отдыхают.
А когда возвратятся назад,
В этом мире изменится что-то,
Лишь останутся эти глаза,
Потрясённые счастьем полёта.
Буду слушать молчание птиц,
Ведь и этому надо учиться.
Нет на свете красивее лиц,
Чем лицо осенённое птицы.
Вон воркует на крыше она,
Вон как сердце счастливое бьётся!
Что же нам-то с тобою, жена,
Эта радость никак не даётся?
Что ж не можем, как птицы, взлететь,
Что ж не можем земле улыбнуться?
Мы же можем с тобой не успеть
И до старости в детство вернуться.
Ох, как сладко воркует сизарь,
Посвящённый на небе во что-то,
И смеются, искрятся глаза,
Потрясённые счастьем полёта.
Лето
Пламенеют щёки у заката,
Над водой собранья комарья.
И опять из серебра и злата
Выплывает родина моя.
Вновь пред солнцем
засмущались вишни.
Столько вишен, кровенеет глаз!
И лягушки мраморные вышли
Песни репетировать сейчас.
Хорошо, аж сердце замирает,
Тонет Хупта снова от дождей.
И кукушка годы отмеряет,
Вглядываясь пристально в людей.
