Версия для слабовидящихЕлена НАУМОВА
Литературоведы и критики, собратья по перу – а о творчестве Елены Наумовой в разное время писали Лев Анненский, Павел Басинский, Алексей Варламов, Елена Галицких и Юнна Мориц – давно обратили внимание на приверженность Елены Наумовой теме взросления души, трепетной, как листва на ветру жизни, на весу времени. И теме возрастания человека, сберегающего вверенную ему душу над обыденным и земным. Отсюда и поэтический взгляд, присущий стихам и прозе члена Союза писателей России, лауреата муниципальной премии имени Л. В. Дьяконова, премии Правительства Кировской области имени А. С. Грина, автора лирических сборников «Сквозь листву» и «Жетончики», повествовательных книг «Серая кошка на белом облаке», «Не будите спящего Орфея» и «От земли до небес». Отсюда метафорический ряд и образный строй её произведений, неподдельный интерес к судьбам лирических героев и героинь, исполненных духовных сил и осознанием своего места на земле, наделённых чувством времени и пониманием правды бытия.
Бабушкин сынок
Петя родился в застойные времена, нынче их даже кое-кто называет счастливыми. Петина мама Татьяна Зыкова работала штукатуром-маляром на строительстве жилого дома в небольшом городке, где, по словам бабушки, «зарабатывала квартиру». Отец мальчика, затерявшийся на многочисленных стройках огромной страны, вряд ли подозревал о существовании сына. Сама же бабушка Александра Ивановна, выйдя на пенсию, упрямо нянчила ненаглядного внука, не отдавая его ни в ясли, ни в сад. Жили они в коммуналке в небольшой комнатке. Вторую занимал мужчина средних лет. Впрочем, «занимал» громко сказано, так как пропадал целыми месяцами то в командировках, то у очередной возлюбленной, потому что был человеком холостым и свободным во всех отношениях. И в этом для Александры Ивановны было большое преимущество – на кухне она чувствовала себя полноправной хозяйкой. Когда Петька немного подрос, он тут же крутился возле своей бабули. Везде они были неразлучны, везде вместе: в магазинах, в аптеке, просто на прогулке… Но сколько ни старалась Александра Ивановна, сколько ни кормила, ни выгуливала по часам своего внука, рос он худеньким и тщедушным, что очень её огорчало.
Мать Петю почти не видела: уходила на работу рано, возвращалась поздно. Минут двадцать отмокала в ванной, ужинала, а после засыпала богатырским сном. Женщина она была грубоватая, но не злая. Сына не обижала, но и ласки он от неё не видел. Возможно, поэтому прикипел мальчик всем своим детским сердцем к Александре Ивановне. А уж та в нём души не чаяла. «Бабушкин сынок», – кивали на неразлучную парочку соседи.
Мальчишки, Петины ровесники, годам к шести вовсю гоняли на велосипедах, на роликах, зимой затевали снежные баталии… Петя только исподлобья поглядывал на своих бойких одногодок.
– Что? – тревожилась бабушка. – Тоже охота? Иди поиграй.
– Н-не, – мотал головой внук.
Он понимал, что вся эта весёлая гильдия лет с трёх скорешилась в детском садике, и он для них всегда будет чужаком, а значит, объектом для насмешек, а то и чего покруче.
– Ничего, вот пойдёшь в школу, и появятся у тебя друзья, – однажды с воодушевлением сказала бабушка.
– Эти, что ли? – сердито кивал на лихую ватагу Петька.
– Ну почему же именно эти… – бабушка не договорила, так как в её сутулую спину ощутимо врезался плотный снежок. Петя замер. Ребята (целились-то они именно в него) тоже притихли.
Александра Ивановна медленно опустила сумки на землю, сгребла натруженными, с набухшими венами руками большущий ком снега, выпрямилась и на глазах у растерявшихся архаровцев начала лепить снежный снаряд.
– Огонь! – крикнула она и двинулась на «вражескую батарею».
Пацаны бросились врассыпную, но шустрая старушка успела ухватить за ворот самого прыткого. Именно того, отметил Петя, что пульнул в бабушку. Парень сопел, пыхтел, отбивался, но Александра Ивановна крепко держала его за ворот куртки.
– Я больше не буду, – наконец заканючил он, не на шутку испугавшись.
– А я буду! – хулигански выкрикнула бабушка и как можно глубже засунула снежный комок задире за шиворот.
– А-а! – завизжал поверженный противник, извиваясь и махая руками, как крыльями ветряной мельницы…
– Ну, бабуля, ты даёшь! – восторженно выдохнул Петька, когда Александра Ивановна, переведя дыхание, вернулась к внуку.
– А как же! – подмигнула бабушка. – Я ведь солдат Великой Отечественной, а не кто-нибудь.
Петя, конечно, видел фотографию, которая висела над бабушкиной кроватью. Не раз он разглядывал молодую девушку в военной форме и в пилотке. Рядом с девушкой, чуть наклонив голову на бок, смотрел в объектив лихой офицер, Петькин дед – Пётр Петрович. Не раз он слышал бабушкины рассказы о том, как она прямо из-под пуль вытащила на себе деда, спасла его. Но Петьке почему-то не очень верилось, что эта девчонка с фотографии – его бабушка. Его бабушка это та, которая всё время стряпает на кухне всякую вкуснятину, штопает ему, Петьке, носки, читает на ночь сказки… Но сейчас, сию минуту, когда его бабушка победила коварного противника, Петька поверил всему, о чём она рассказывала, когда он сладко засыпал, прижимаясь к ней своим худеньким тельцем.
Когда Пете исполнилось семь лет, мать категорически заявила:
– Всё, Пётр! Будешь спать отдельно. Ты уже взрослый. Покупаю тебе кровать.
Петька и сам понимал, что спать с бабушкой становится тесновато, но у кого-то он видел двухъярусную кровать.
– Какую ещё двухъярусную? – раскричалась Татьяна.
– Да обыкновенную, – вступилась за внука Александра Ивановна. – Моя же кровать крепкая, деревянная. Вот над ней и смастерим Петеньке спальню.
– Вот и мастери, – огрызнулась Татьяна.
– Таня! – повысила голос бабушка. – Ты же на стройке работаешь. Чего тебе стоит попросить кого-нибудь всё это сконструировать.
– Ах, чего стоит! – прищурилась Татьяна.
Петя, затаив дыхание, следил за перепалкой – кто победит.
– Я отдам пенсию, – поджав губы, сказала бабушка, – да и место для письменного стола сэкономим.
Татьяне всё же стало стыдно. Она буркнула:
– Ладно уж…
И вопрос был решён. Через несколько дней к ним в комнату вошёл краснолицый здоровяк и начал затаскивать доски.
– Тэ-экс, – вместо приветствия крякнул он, сдвинув кепку на затылок, – значит, будем делать второй ярус, – он подошёл к бабушкиной кровати.
– Здравствуйте, – поднялась Александра Ивановна.
– Зрс-сте, – просвистел сквозь зубы мужчина и мельком глянул на мальчика.
– Для тебя, стало быть, второй этаж?
– Для меня, – еле слышно шепнул Петька.
– Тогда помогай.
Петя больше мешал: то не тот гвоздь подаст, то доску уронит…
– Н-нда, – криво усмехнулся пришелец-умелец. – Звать-то тебя как?
– Петька, – чувствуя за собой вину, вздохнул мальчик.
– А я Сухопрудов. Держи краба, – он протянул нерадивому напарнику свою клешню и так сжал Петину ладонь, что у того из глаз брызнули слёзы.
– Ты что, идол, – всполошилась бабушка.
– Ничё-ничё, крепче будет, – снова криво усмехнулся Сухопрудов.
Лихо вогнав последний гвоздь, он вопросительно глянул на Александру Ивановну.
Та, слегка растерявшись (так как почти всю пенсию истратила на тёмно-синий костюмчик для внука, ведь «в первый раз – в первый класс»), нерешительно подошла к своему комоду, порылась в ящичках и достала свой тощий кошелёк.
– Сухопрудов! – воскликнула вдруг появившаяся в дверях Татьяна. – Уже готово?! – она оценивающе посмотрела на Петькин ярус.
Сухопрудов как-то неуверенно крякнул, мол, вот, нечистая, не вовремя принесла…
Александра Ивановна сконфуженно пересчитывала жалкие рубли.
– Ты что?! – мгновенно уяснив ситуацию, нахмурила брови Петина мать. – Я же с тобой рассчиталась.
– Так я это… просто обмыть, как полагается.
– Обмоем-обмоем, – успокоила его Татьяна. – Ты давай, пока что отправляйся в свою общагу. Приведи себя в божеский вид. А там двинем в какую-нибудь кафешку.
Сухопрудов снова криво усмехнулся, но спорить не стал. Собрав свой инструмент и на прощание глянув не без укора на Александру Ивановну, удалился.
– Ну вот, бабушкин сынок, – попыталась загладить неловкость Татьяна, – кровать тебе готова, – обратилась она к Петьке. – Скоро у меня аванс, купим тебе письменный стол.
Затем она убежала полоскаться под душем, выбрала лучший костюм, подвела глаза и губы и, наконец, махнув на прощанье сумочкой, исчезла:
– Не скучайте…
Внук с бабкой переглянулись. Александра Ивановна как-то неуверенно улыбнулась Петьке (вот, мол, ты же мечтал, чтобы в доме появился мужчина). Мальчик отвёл глаза (не такой же...). Но потом они начали уговаривать себя, что не такой уж и плохой этот Сухопрудов. Главное, кровать добротную сделал.
– Да и не замуж же она за него собирается, в конце концов, – отчего-то вдруг рассердилась бабушка.
Теперь Петя спал наверху. Он то и дело свешивал голову вниз, поглазеть на бабулю, завёрнутую в своё лоскутное одеяло. Чувствовалось, что и ей как-то неуютно без Петьки.
Татьяна всё чаще после работы уходила гулять с Сухопрудовым, а иногда и оставалась на ночь у него в общежитии, где он жил хоть и в крохотной комнатёнке, но зато один.
– Что бы с нами посидеть, чайку попить, – ворчала на дочь Александра Ивановна.
– Посидим, мама… Ещё насидимся. Вот получу трёхкомнатную квартиру – всем места хватит.
Приближался очередной Новый год – любимый Петин праздник.
– Ну вот, – радовалась бабушка, – нынче уж точно все вместе соберёмся.
– Ёлку нарядим! – подхватывал Петя.
– Конечно! Как же без ёлки.
Они долго ходили по центральному универмагу – выбирали игрушки, гирлянды, конфетти, хлопушки разные. Даже едва не рассорились из-за того, что должно украшать верхушку ёлки. Бабушка настаивала на традиционной звезде, а Пете понравилась большая красная сосулька. В конце концов купили и то и другое. Радостные возвращались домой.
– Вот что, – встретила их на пороге Татьяна, пряча глаза, – ты, мать, давно уж не была у наших сельских родственников. Так вот, съезди с Петькой, навести их.
– У каких родственников? – вскинула в недоумении свои родниковые глаза Александра Ивановна.
– Ну, сестра там у тебя, Катерина…
– Ирина её зовут. И она мне седьмая вода на киселе. Откуда я знаю, жива она, аль нет.
– Вот съезди да узнай, – отрезала Татьяна. – Мы с Сухопрудовым решили по-человечески посидеть. А то всё ютимся на его девяти метрах.
– Мам, – нерешительно подал голос Петя, – а мы с бабушкой разве не люди? Разве мы вам помешаем? Да и чем больше народу на Новый год, тем веселее. Вот мы и игрушек на ёлку купили…
– Какую ёлку? – поморщилась Татьяна. – Вон три веточки стоят в вазе, и хватит. А что от вашей ёлки? Одна маета. Постоит, потом осыпаться будет…
Мать говорила не очень убедительно, и Петя, который уже учился в третьем классе, вдруг понял, что это не её слова…
Александра Ивановна поджала губы.
– Хорошо. Мы уедем, – она сказала именно «уедем», а не «поедем». Отчего у Пети больно сжалось сердце.
А морозец стоял знатный. Петька то и дело кутал свой нос в шерстяной, связанный бабушкой шарфик. Сначала они ехали на электричке часа полтора, потом долго ждали автобус. Потом едва протиснулись в переполненное шумное нутро. Бабушка всю дорогу молчала. От этого Пете хотелось плакать. Он едва сдерживался, облизывал пересохшие губы и хватался за бабушкин рукав, когда автобус особенно яростно трясло на ухабах.
Наконец весёлые пассажиры вывалились на мороз и поспешили в тёплые уютные дома, где их по всей очевидности ждали. Бабушка металась от одного к другому, спрашивая, где здесь улица Лесная. Оказалось – неблизко. И когда окоченевшие и уставшие они наконец постучались в крайний дом, где с улицы были слышны переборы гармошки, им открыла румяная женщина, которая вначале и не поняла, что это за гости.
Махнув рукой, женщина пригласила продрогших горемык в избу и тут же, кажется, забыла про них. У Пети закружилась голова. Вокруг огромной ёлки все пели, плясали, водили хоровод… Непрошенные гости стояли, не зная, куда приткнуться. Наконец с печки сползла древняя старуха и, держась за поясницу, проковыляла к Александре Ивановне.
– Саня, никак ты?
– Я, Иринушка, я, – сквозь слёзы закивала бабушка.
– А я всё гляжу: ты это аль не ты, – причитала глуховатая старуха. – А это внучок твой?
Александра Ивановна не в силах говорить опять только кивнула.
– Так раздевайтесь, садитесь к столу, – охала, держась за спину, старуха.
– Иринушка, вот гостинцы. Дочь моя Татьяна прислала, прошептала бабушка и начала вытаскивать из сумки на стол конфеты, яблоки, апельсины, колбасу, всё, что смогла купить на свою нехитрую пенсию…
Петя с горечью за бабушку увидел, что всё это на столе уже есть, и удивить чем-то здешний народ, основательно подготовленный к празднику, нечем…
Они стояли посреди незнакомого хмельного люда и не знали куда деться, пока к ним не подскочила та самая молодайка, которая впустила их в избу. Она оказалась внучатой племянницей старухи, которая, не в силах держаться на ногах, потихоньку скрылась у себя на печке. Молодая женщина нашла вновь прибывшим гостям место, и бабушка с внуком наконец присели на край скамьи. Да и все уже заспешили наполнить бокалы – стрелки приближались к двенадцати.
Под бой курантов Александра Ивановна немножко пригубила красного вина, а Петя выпил минералки и осторожно взял со стола тёплый пирожок. Да так и просидел с этим пирожком весь вечер. Он вдруг почувствовал, что отчего-то совсем не хочет есть. Он смотрел, как радуются люди, как мигает разноцветными огоньками ёлка, как лихой усатый дядька, который плясал, посадив на свои богатырские плечи сына лет четырёх-пяти, всё приговаривал:
– Эх, Василий, расти большой!
Мальчик, уцепившись за большие надёжные руки, то и дело взвизгивал от радости, и все понимали, как они любят друг друга – отец и сын.
Когда все угомонились, Александра Ивановна с внуком прикорнули на широкой лавке возле печки. Утром тихонько, чтоб не разбудить никого, они, выпив по чашке холодного чая, отправились в обратный путь.
В школе Петя так и не обзавёлся друзьями. Учился он хорошо, но учительница, обеспокоенная отсутствием у мальчика друзей на протяжении нескольких лет учёбы, не раз вызывала Татьяну в школу.
– Необщительный он у вас, замкнутый какой-то…
– Так чего ж тут плохого, – удивлялась Татьяна. – Учится-то он на четыре и пять. Дома всё больше с бабушкой…
– Вот-вот, – перебивала учительница, – пятый класс, а всё с бабушкой.
– И что?! – вскидывалась Петина мать. – Лучше было бы, чтоб он по подворотням шлялся да пиво пил…
– Нет, конечно, – соглашалась учительница, – Но ведь он мальчик, будущий мужчина, воин. Как-то бы поактивнее ему надо. Я слышала, у него отчим, что же он на него никак не повлияет.
– Придёт время, повлияет, – ставила точку Татьяна.
Но время шло, а отношения у Сухопрудова с пасынком всё не складывались.
Да просто не было никаких отношений. Сухопрудов смотрел на Петьку как на пустое место. В лучшем случае посмеётся – чего, мол, не растёшь, Геракл в засушенном виде…
И вдруг неожиданно появилась у Петьки ещё одна живая душа, кроме бабушки. В шестом классе пришла к ним девочка Даша, которую посадили рядом с одиноким и застенчивым Петей. Даша была воспитанной девочкой и относилась к Пете по-доброму. Из школы они частенько уходили вместе. И в классе их начали дразнить женихом и невестой. Иногда они не сразу расходились по домам, а шли гулять по городу. Больше говорила Даша. Она рассказывала о своих родителях-врачах, о том, что она тоже мечтает после школы поступить в медакадемию, о том, как весело у них проходят домашние праздники… Иногда девочка спрашивала Петю о его семье, о том, где работают его родители.
– На стройке, – сухо отвечал Петя и снова надолго замолкал.
И всё-таки душа его понемногу наполнялась светом и едва проклюнувшейся радостью. Он даже начал рисовать.
Первым его рисунком был семейный портрет, где он изобразил бабушку с дедом, маму с отцом (которого он никогда не видел, и поэтому мужчина очень смахивал на того усатого дядьку, который таскал на плечах своего сына Ваську). Дальше он нарисовал себя и Дашу. А внизу с замиранием сердца пририсовал двух маленьких ребятишек: мальчика и девочку. Нарисовал… и тут же испугался. Долго он никому не показывал этот рисунок. Но однажды не выдержал.
– Вот, бабушка, посмотри, что у меня получилось.
Он долго ждал, облизывая пересохшие от волнения губы, пока Александра Ивановна искала очки, затем, удобнее устроившись за письменным столом, внимательно разглядывала первый рисунок внука.
– Это семья у тебя получилась, – отчего-то грустно наконец произнесла она.
– Тебе нравится? – осторожно спросил Петя.
– Да, нравится.
После этого бабушка стала покупать внуку всё необходимое, чтобы он продолжал свои художественные опыты.
Теперь всё свободное время Петя рисовал.
Но вот наконец-то произошло долгожданное событие – Татьяне выделили трёхкомнатную квартиру.
– Ура! – закричал Петя и бросился целовать бабушку.
– Слава богу, – перекрестилась Александра Ивановна, – дождались.
Вскоре появилась Татьяна с Сухопрудовым, который приказал грузчикам забрать Татьянины вещи, Петин стол…
– А бабушкину кровать, комод… – подсказывал Петя, радостно крутившийся под ногами грузчиков.
– Бабушка пока здесь поживёт, – сказал Сухопрудов.
– Как? Одна? – у Пети невольно выступили слёзы.
Сухопрудов презрительно скривился: эх ты, бабушкин сынок.
– Почему одна? Ты её будешь навещать. И мать тоже.
– Как это навещать? – мальчик переводил растерянный взгляд с отчима на мать.
– Ну вот что – не выдержала Татьяна, – мам, мы там ремонт затеяли, так что ты пока здесь… А потом всё устроится, и мы тебя заберём, – не очень уверенно закончила она.
«Не заберут», – понял Петя.
Александра Ивановна молчала. Она только что-то шептала сухими губами, а что, понять было невозможно.
– Тогда и я здесь останусь, – тихо сказал Петя, – пока ремонт…
– Лады, – хмыкнул Сухопрудов, – твою комнатуху никто не займёт. Не переживай.
– А я и не переживаю – впервые повысил голос Петя.
– Ишь ты, щенок бесхвостый, – прищурился Сухопрудов.
– Уезжайте, – неожиданно громко сказала Александра Ивановна.
В новую квартиру Петя приезжал крайне редко, и только тогда, когда Сухопрудова не было дома. Он слонялся по своей маленькой пустой комнатушке и через какое-то время уже начинал тосковать по бабушке.
С годами Александра Ивановна сильно сдала. Сейчас уже не она, а внук, девятиклассник Петя хозяйничал на кухне, бегал по магазинам, по аптекам… Татьяна появлялась тихо и редко. Робко отдавала сыну часть своих денег, молча сидела возле больной матери и так же незаметно уходила. Иногда Петя выводил бабушку на прогулку. Ступала она осторожно, словно боялась раздавить какое-нибудь невидимое живое существо под ногами.
Однажды осенью, когда внук с бабушкой возвращались с очередной прогулки, в спину старой женщины врезался… не снежок, как когда-то, а острый крупный булыжник. Александра Ивановна ойкнула и начала заваливаться на Петю.
– Бабуля, бабуля, – Петя едва дотащил бабушку до лавочки, стоящей возле подъезда. Затем огляделся и увидел того самого задиру, а теперь здорового парня, который когда-то получил за шиворот своей куртки порцию снега. Тот даже не попытался скрыться. «Победитель» стоял и нагло улыбался. Петька неожиданно для себя рванулся к налётчику, который был на голову выше его, сбил с ног и начал возить мордой по слякотной грязи. Он возил его до тех пор, пока их не расцепили прохожие.
Тяжело дыша, Петя помог добраться Александре Ивановне до дверей квартиры. Посадив бабушку на диван и быстро сдёрнув с себя грязную верхнюю одежду, он увидел, что бабушка не может сидеть и валится на бок. Раздевая её, он нечаянно задел место под лопаткой. И тут Александра Ивановна вскрикнула так громко, что Петя испугался. Осторожно сняв кофточку, он увидел на спине багровое пятно.
Скорая прикатила на удивление быстро. Петя едва успел уложить бабушку на большой диван, оставленный матерью, подложил больной под голову подушку и прикрыл лоскутным одеялом.
– Что случилось? – с шумом вошёл моложавый мужчина в белом халате и с фонендоскопом на шее. За ним тихо, как тень, просочилась молоденькая медсестра.
– Вот, бабушка упала…
Пётр осторожно начал приподнимать стонущую старушку, чтобы показать красное пятно на спине.
– Побыстрей, – торопил полный жизни и энергии врач.
– Вот, – наконец показал Петя багровое пятно.
– Упала, говоришь? – подозрительно посмотрел на Петю врач. – На кол что ли упала? А может, ты ей кулаком помог упасть?
Тут Александра Ивановна, превозмогая боль, попыталась подняться и, заплакав, начала грозить врачу своим худеньким кулачком.
– Вон отсюда! Вон отсюда! – повторяла она слабым голосом.
Врач переглянулся с медсестрой, закрыл свой чемоданчик и поставил диагноз:
– Да ну их к лешему.
Бабушке становилось всё хуже. Лечащая врач прописала какие-то мази и таблетки, которые совсем не помогали. Через неделю Александра Ивановна скончалась.
На кладбище Сухопрудов и его сотоварищи вели себя как на приятном пикнике.
Сделав всё необходимое: вырыв могилу, опустив гроб, забросав его землёй, воткнув железный крест, – они, наконец-то облегчённо вздохнули и, чокаясь большими кружками, громко заговорили о чём-то своём…
Петя с матерью сиротливо стояли в стороне. Сын заметил, что мать за последнее время тоже сильно сдала. Стала так же сутулиться, как бабушка, и тоже что-то всё шептала посиневшими губами.
Бабушкину комнату Сухопрудов решил сдать – не пропадать же добру.
Петру пришлось переехать на другой конец города в материну трёхкомнатную квартиру.
С Дашей теперь он общался всё реже и реже. Она уже давно не сидела с ним за одной партой. Да и интересы у них были разные. Петя же как стоял предпоследним на физкультуре, так и остался… А как увидел однажды он свою Дарью с высоким симпатичным парнем из медакадемии, так и понял, что не судьба ему с ней. Так эти ребята подходили друг другу: оба высокие, стройные, уверенные в себе…
Вскоре заболела мать. Петя носился к ней в больницу почти каждый день. Он понимал, что это последняя зацепочка. Последняя. Любимая, кровная – мама. А Татьяна таяла на глазах. И всё-таки, едва шевеля губами, спрашивала про Сухопрудова:
– Ну как он?
– Нормально, – сквозь зубы цедил Петя. – Ты давай, кушай фрукты…
– Сам-то ешь. Посмотри, какой худой, – и мать прозрачной рукой вытаскивала из-под больничной подушки деньги.
Вернувшись как-то из больницы, Петя застал отчима с женщиной. Та вначале стушевалась, потом быстро взяла себя в руки:
– Маргарита, – кокетливо представилась она.
– Угу, – кивнул побагровевший Пётр.
Домой теперь он старался приходить как можно позднее, чтобы не видеть и не слышать взрывов хохота, весёлых разговоров и оглушительной музыки.
Мать умерла как раз в тот день, когда Пётр сдал последний экзамен на аттестат зрелости.
И снова весёлая гоп-компания стояла на кладбище, ожидая жратвы и выпивки.
Когда Пётр явился в военкомат, женщина, принимающая документы, недовольно окинув его серым взглядом, спросила:
– За отсрочкой?
– Нет, – твёрдо ответил Пётр. – Хочу служить.
– Ишь ты! – воскликнул отрываясь от бумаг майор, сидящий напротив. – А что умеешь?
– Рисую немного.
– Ну хорошо, – о чём-то тихо посовещавшись, они выписали Петру повестку.
– Служи, – улыбнувшись, пожал Петру руку майор.
Дома Пётр лихорадочно начал разбирать свои рисунки. Прежде чем сложить их в большой кремовый конверт, он долго смотрел на самый первый, на тот, который понравился бабушке. Вот так он хотел бы жить: с бабушкой, с дедушкой, с папой и мамой, с любимой Дашей и с двумя детьми… Рисунок был детским и даже смешным, потому что все на нём улыбались, но что-то трогательно-щемящее проступало сквозь этот смех.
Пётр заклеил конверт с рисунками и направился к медакадемии, куда подавала документы Дарья. Больше всего он боялся встретить её с тем высоким стильным парнем. Но на этот раз ему повезло. Даша летела навстречу такая весёлая, невесомая, красивая и счастливая, что Пётр замер.
– Ой! Петька! Как хорошо, что я тебя встретила.
Петя, чтобы казаться повыше, незаметно встал на бордюрчик, как бы между прочим прохаживаясь туда-сюда.
– А я сдала документы. Представляешь?! У меня здесь знакомый учится на первом курсе, говорит, что я обязательно поступлю.
Она бросилась ему на шею и поцеловала в щёку.
– Конечно, поступишь, – улыбнулся Пётр, сглотнув комок в горле, который не давал ему дышать.
– А ты-то как, бабушкин сынок?
– Всё в порядке, – почти по-военному ответил Петя. – Вот. Возьми, – он протянул Даше конверт.
– Что это?
– Да почеркушки всякие, детские зарисовки… Пусть у тебя пока, а я в армию.
Петя говорил быстро, сбивчиво, отрывисто, боясь остановиться и замолчать совсем.
– Ну ладно, мне пора! Удачи тебе! – и увидев какой-то троллейбус, который и шёл-то совсем в другую сторону от его дома, Пётр побежал что есть силы и успел запрыгнуть в последнюю дверь.
Троллейбус быстро скрылся за поворотом.
