Главная > Выпуск №6 > Ещё стихи. Евгений ЖУЙКОВ

Ещё стихи. Евгений ЖУЙКОВ

Евгений ЖуйковЕвгений Леонидович Жуйков родился в деревне Власовцы Кирово-Чепецкого района.

Окончил исторический факультет Кировского пединститута, работал слесарем на химкомбинате, учителем русского языка и литературы в Безбожниковской школе Мурашинского района, в кирово-чепецком СГПТУ № 6, корреспондентом и заместителем главного редактора газеты «Кировец». Член Союза писателей России, лауреат премии имени О. М. Любовикова Евгений Жуйков руководил литературным клубом «Поиск», печатался в журнале «Смена», коллективных сборниках и альманахах, выпустил поэтические книги «Голос», «Угор», «Из века – в век», «Родниковое молоко», «Численник души», книги стихов и прозы «Отчина», «Озноб полыни».

Фотоальбом На этом фотоснимке школьном последний я в ряду парней. Не вышел ростом, но прикольно – стою, робеючи, за ней. Она сидит, на фартук строгий упали два сплетенья кос… В то лето я дорос до многих, а некоторых перерос. Но так она и не узнала, кто ей стихи в записках слал средь шума выпускного бала, кто с нею и не станцевал… Где вы сегодня, с фотоснимка девчоночки и пацаны? Вот нет уже Володьки, Нинки, как нет и нашей той страны.

«Всегда готов!» – под плеск пурпура мы ей клялись, да вот потом не помогла макулатура и собранный металлолом стране, что часть шестая суши, и часть морей, и неба часть. Не только строй, но наши души вновь перекраивала власть… Не без тоски листаю снимки, где пионер – всему пример. Хотя давно прошли поминки по той стране – СССР. Всё переможем, пересилим, пока стоим, стоим на том, что и была, и есть Россия, и школьный есть фотоальбом.

От сохи «Да на миру и смерть красна» – мне всё понятней поговорка, когда ночами не до сна, когда распахнутая створка с шарниров рвётся в даль и в ширь, а следом и душа – из тесной квартирки, душной для души, из этой тяжести телесной. И кажется – летит она, изведав боль и меру страха, во тьму времён, где и луна всё та же, та – от Мономаха. И то же поле – от сохи, от топота копыт, от крови, что пролита за русский быт, за вечный звон родных часовен.

Не злите Перуна Июль на исходе. Он, словно прощаясь, насупился – капли по окнам бегут… С утра уже телик тревожно вещает, что снова Донбасс под обстрелом. А тут раскатится гром где-то рядом, за Вяткой, но это гроза, а не козни врага. Ведь это Россия, и с ней всё в порядке – по волжским и ленским её берегам. Но снова Донетчина под обстрелом – издревле славянская наша земля. И не Перун ли молнии-стрелы вонзает в просёлок, вонзает и в шлях. Ему ли не знать, как она собиралась – от княжества к княжеству – Древняя Русь, чтобы за Вятку шагнуть до Урала и до Камчатки… Авось соберусь пройти, пролететь тем путём к океану, где там до Аляски рукою подать, до русской когда-то. И где со сметаной блины ещё любят – лососю под стать.

В канун праздника Туман и солнце. Солнце еле-еле с утра пробилось через молоко. Седьмое марта. Вновь конец недели. Весна идёт, да где-то далеко. Ещё в морозном кружеве деревья – вот красота! Да где-то на уме давно без перемен моя деревня, хотя живём в эпоху перемен. Деревни нет. Но перемен хватает, лишь на часок залезь-ка в Интернет. И потому соцсети не листаю, а ныне не читаю и газет. Со мной друзья – на полках том за томом, со мной опять мои черновики. Две комнатки да кухонька – я дома, мне душу греют не половики. Откуда я, совсем не краснокнижен, но ведая же что-то, ё-моё, не из окна и не с экрана вижу страну мою – её житьё-бытьё. Я вместе с ней и радуюсь, и маюсь – с огромною такой, да вся в душе. И если что-то в ней не понимаю, то без неё и не пойму уже. Она и даль – налево и направо, хоть до столиц лети, хоть до границ. Она и на тот берег переправа, и воробей, слетевший на карниз…

Записка Разбирал бумаги, рвал без риска, прежде было некогда – дела. Вдруг попалась давняя записка: «Буду скоро. В магазин ушла». Для чего она-то сохранилась? Для того ли, чтобы вот сейчас ты из дня минувшего явилась – юная, без всяческих прикрас. С инеем на шарфике, морозец, скрип шагов по снегу – за тобой. Вроде бы мгновенье жизни в прозе, но ведь жизни не было иной. Потому-то каждый день столь дорог, пять всего-то слов, а в горле ком. Положу записку в тот же ворох, положу обратно, на потом.

Земляника с рынка Мало нынче ягод – иссушила засуха июльская опушки. Но на рынке каждый день старушки за прилавком, словно старожилы перелесков и лугов окрестных – вновь с малиною и земляникой. Потемнели лица, словно лики, и сравнения вполне уместны. Потемнели в их хожденьях долгих по земле, такой родной с рожденья. Дай им Бог силёнок и терпенья, чтобы и ни леший, и ни волки им не повстречались. Хоть бывало, всякое на их веку случалось. Вот и вся-то плата за усталость – туесочек земляники алой. Не пройду, не пожалею денег, да и денежки-то не велики. Принесу тебе я земляники, и устроим снова день рожденья. Пусть как в детстве, духом с луговины сквознячок гуляет в нашей двушке. И на рынке летним днём старушки земляникой пахнут и малиной.

Когда люблю Любви все возрасты… Я знаю и знаю это по себе. Когда тебя я обнимаю, то не играю, не играю, не в этих играх поседев. Я не заигрывал и с жизнью, и даже не играл, когда шёл со страною к коммунизму, потом к тому, к другому «изму». И вот пришёл, да вот куда? Ответа нет и в Интернете, да и не нужен мне ответ, когда одна на белом свете есть жизнь моя, и нет билета, обратного билета нет. Но есть земля, откуда родом я – к счастью или на беду. И есть народ, я с тем народом и по распутьям, и по бродам в любую непогодь иду. И женщина – нет, не святая, но на неё порой молюсь. Любви все возрасты… Я знаю. И потому-то не играю, когда люблю, когда люблю.