Главная > Выпуск №6 > Проза. Борис БОРИСОВ

Проза. Борис БОРИСОВ

Борис БорисовВятка – песенный и поэтический край. Даже многие прозаики начинали здесь писать со стихов. Некоторые из них работали на особинку, в их произведениях не только судьбы и сюжеты нашей жизни. Но в них люди особых профессий или, вернее сказать, особых пристрастий. Это, конечно же, Александр Грин со своим выдуманным миром, это Борис Порфирьев, писавший о спортсменах, это геолог Олег Куваев, повествующий о людях севера. И вот Борис Борисов.

Начинающий инженер-конструктор, он пришёл в 1970-х годах в литературный клуб «Молодость» со стихами о любви, горных вершинах и людях особой страсти – альпинистах. Работал на заводе, ходил в горы, печатался в коллективных сборниках. В 1993-м у него вышла небольшая книжка прозы «Горы полны тайн», привлёкшая внимание читателей и получившая областную премию имени А. С. Грина. Года были сложные, в том числе и для любителей гор. На местах стали возникать клубы скалолазания. И Борис Анатольевич стал успешным педагогом по этому виду спорта. Из его учеников и учениц выросли известные мастера. Города и предприятия росли вверх. И он освоил смежную профессию – промышленный альпинизм. Душа тянулась и к другим вершинам, он стал «православным» альпинистом, одним из тех, кто помогал возрождать храмы, восстанавливал колокольни, купола и кресты. И в часы уединения продолжал писать. Сейчас на его столе роман, конечно же, о горах и альпинистах, о том, как подняться к вершине и привести за собой людей. «Парня в горы тяни, рискни. Не бросай одного его». Эта формула не для тех, кто ездит по турпутёвке. Это о мужестве. Ведь на вершину Эльбруса канатную дорогу не протянуть.

В зоне сухих осадков

Глава из романа

Тропа причудливо петляла по зелёному склону горы Чегет вдоль трассы канатной дороги. Отряд новичков упорно продвигался вверх. Андрюха шёл замыкающим в хвосте отряда и видел, как тяжело идёт его второе отделение. В личном составе минус один здоровый мужик. Тимочкин отчислен – привет от зайчика! Итого три парня и три девушки. А примусов столько же – два. Количество палаток и верёвок не изменилось. Продукты и бензин на целых пять дней. Тяжёлые рюкзаки выжимают пот из второго отделения. А рядом с тропой, всего-то в двадцати метрах правее, уносятся в голубую ветреную высь двойные кресла канатной дороги. В креслах чисто выбритые молодые люди в светлых рубашках и тёмных очках. Рядом с ними ухоженные девушки в ярких курортных платьях.

– Андрей Михайлович, мы так и будем идти вдоль канатки?

– Да, до верхней станции, до кафе «Ай». Там свернём налево.

– Тогда какой смысл?.. Почему нельзя на канатке?

«Интересно, чей это голос? – подумал Андрюха. – Какая разница, кто сказал… Сие есть коллективный голос второго отделения».

Пауза затянулась. Надо что-то отвечать.

– В восемьсот пятьдесят седьмом году до нашей эры, – медленно начал Андрюха, – великий визирь Абу Ибн Фаттах решил покорить большую снежную вершину. Желание правителя – закон для слуг его. Шестьдесят носильщиков, меняясь, поочерёдно от восхода до того момента, когда солнце достигло зенита, несли вверх балдахин великого визиря, который, развалившись на подушках, надменно взирал на всё более открывающийся блистающий мир снежных гигантов. И вот нога великого правителя ступила на высшую точку вершины, что произошло впервые в человеческой истории. Впоследствии великий визирь оставил об этом событии письменное сообщение. Вопрос: был ли Абу Ибн Фаттах восходителем? Или всё-таки альпинистами, пусть и поневоле, были его носильщики?

Андрюха перепутал и год восхождения, и имя великого правителя. Даже вершина там была не столь большой и снежной. Он помнил хорошо, что такой факт в истории имел место, а дальше – импровизация.

Отряд шёл в обычном режиме: пятьдесят минут движения – пять минут отдыха. Дольше семи минут отдыхать не полезно – наступает расслабление. Потом снова движение и отдых. Близилась остановка, и Андрюха решил подбодрить отделение:

– Орлы! Не вижу радости на лицах! Сейчас съедим бутерброды и груз за спиной малость полегчает. Смотрите, вон третье отделение шпарит хоть бы что! Как будто у них рюкзаки ватой набиты.

После перекуса жизнь веселее.

– Вообще, альпинизм – штука полезная в практической жизни, – сказал Андрюха. – Вот была история: жили три друга…

– А, это мы знаем, – сказал Коля Елькин, он исполнял теперь обязанности старосты. – Двое были умные, а третий – альпинист. Это мы знаем.

– Нет, то про старика, старуху и их трёх сыновей. А тут три друга. Один байдарочник, другой спелеолог, а третий – альпинист. За зиму соскучились каждый по своему делу и в середине марта пошли в многодневный лыжный поход по северным лесам. На третий день зашли в глухомань; места гиблые, волки голодные. Окружила их стая волков – привет от зайчика! Сосна на опушке разлапистая, но хорошие сучки лишь на высоте, начиная с пяти мет­ров. Альпинист по мизерным сухим остаткам сучков всё-таки долез до развилки. А байдарочник со спелеологом забраться не смогли. И всё, ку-ку… Съели их волки.

Заметив проблемы во втором отделении, Мама-командирша поставила его в голову отряда сразу за собой и уменьшила темп.

– А вот ещё история была, – Анд­рюха решил, что его балагурство облегчает участь отделения. – В одном городе жили влюблённые. Девушка – скалолазка, а её избранник жутко боялся высоты. Бывает такое. Молодой человек пришёл к скалолазке в гости, и тут в соседней квартире случился пожар – на тесной лестничной клетке едкий дым до самого низа, пройти невозможно. Девушка открыла окно, сбросила альпинистскую верёвку. Другой конец привязала к батарее отопления. Говорит: «Спускайся, а я следом». А он: «Я же джентльмен. Только после Вас, сударыня!» А у самого подколенки трясутся… Скалолазка думает: «Ладно, только время тянем. Задохнёмся». Прощёлкнула карабин в заряженную восьмёрку и разом проскочила всю вертикаль девятиэтажки в два прыжка – только в районе четвёртого этажа пяткой от стены оттолкнулась… А парень так и не смог преодолеть себя. И всё – задохнулся. Привет от зайчика…

«Красиво врёт, – подумал идущий следом Арсений Васильевич. Старый инструктор иронически усмехнулся: – Не одному мне байки травить. Опять же, смена подрастает!»

– Андрей Михайлович, всё у Вас как-то трагично очень, – заметил Коля Елькин.

– При этом логично! Радуйтесь, пока живы! Наши новичковые дела – так, прогулки по тропам. Серьёзный альпинизм начинается со второго разряда.

«О смерти думать полезно», – вспомнил Андрюха. Опять стало нехорошо на душе. Перед глазами поплыла стена Ерыдага. И камнепад. И Санька Бахтин ещё живой…

Отряд, набирая высоту, вышел в высокогорную зону. Надвинулись, нависли холодные стены Донгузоруна и Накры; огромные чёрные каменные стены, пересечённые снежными полосами кулуаров и белыми, причудливыми линиями трещин. Новички присмирели, впервые они видели громады гор так близко, так осязаемо. Сплошная облачность медленно заволакивала горы. Наконец, вышли на каменистое плато. Здесь будет ночёвка.

Подступали сумерки. Глеб Гребенцов, инструктор третьего отделения, критически оглядел стоянку отряда: «Площадки для палаток плохие, и искать новые уже поздно. Вроде бы обширная каменистая плоскость, однако ночёвки на ‘‘барханах’’ морены Кашка-Таша куда удобнее». После вкусного и обильного ужина новички третьего отделения, обустраивая стоянку, шевелились медленно, и Глеб едва удержался, чтобы не вмешаться в «процесс». «Сами, только сами, иначе вся учёба прахом пойдёт. Вон Андрюхины ‘‘орлы’’ уже поставили обе палатки, тщательно укрыв их полиэтиленом от дождя, и даже успели соорудить из камней ‘‘стол’’ и ‘‘стулья’’».

Глеб взглянул на часы – пора идти к Железной Маме на совещание инструкторов. А его новички всё ещё возились с первой палаткой. Подступала темнота, накрапывал дождь. Сквозь разрывы облаков хмуро чернела громадина Донгузоруна. Низ ущелья и плавный изгиб горы Чегет, там, где на большом расстоянии смутно угадывалось микроскопическое кафе «Ай», затянула сплошная тёмная мгла.

 

Глеб проснулся с ощущением тревоги под монотонный шум дождя, барабанившего по тенту палатки. Рядом стояли палатки его отделения, и оттуда доносились какие-то неясные звуки. На этом выходе они решили ночевать отдельной инструкторской компанией: Арсений Васильевич, Андрюха и Глеб. Палатка принадлежала Андрюхе. Эта предельно лёгкая, компактная самошивная палатка, сделанная специально для стенных восхождений, без тента весила всего семьсот граммов: в три раза меньше, чем штатная «памирка».

Глеб взглянул на часы – до подъёма тридцать семь минут. Он осторожно согнулся и сел, стараясь не задеть крышу палатки.

– До витру? – поинтересовался Арсений. Он не спал. А Андрюха сладко посапывал рядом. – Так говорит наш друг Ильченко.

– Не совсем…

– Тогда лежи. Мама же сказала, что по дождю выход позднее.

Да, вчера было объявлено, что из-за погоды выход может задержаться на час, а то и полтора. Вылезать из палатки совсем не хотелось. В такую погоду хорошо уютно дремать в замкнутом объёме под неторопливые звуки дождя.

– Надо… – Глеб расстегнул молнию пухоножки, этого очень лёгкого подобия спального мешка. Куртку-пуховку он тоже не взял – решил обойтись пуховой жилеткой.

Накинув плащ, Глеб выбрался из палатки в пасмурную дождевую слякоть. Сырая, чёрно-серая мгла обступала со всех сторон. Стоянка отряда новичков находилась в нижнем слое эшелона облачности и являла собой печальное зрелище. Грязно-серая вата облаков, бесшумно проносясь над самыми коньками палаток, иногда открывая то темноту ущелья, то угрюмые стены Донгузоруна и Накры.

Один взгляд на перекошенную «памирку» участников и ясно: случилось нечто ужасное. Глеб откинул полу входа. Его новички безмолвно сидели на своих защитных касках, пол палатки был покрыт тонким слоем воды. Через большую прореху в крыше методично сеял дождь. Глеб кинулся к соседней палатке: у девчонок ситуация радикально противоположная: всё сухо, всё хорошо. Он с удивлением услышал свой равнодушный голос:

– Отделение, подъём! Выход через двадцать минут.

Шурик промок сильнее всех, он и выбрался из палатки первым. Ошалело, сквозь очки, огляделся вокруг:

– О, здесь гораздо лучше!

Глеб отдал ему свою пуховую жилетку. Тот пытался протестовать, но Петя ткнул его локтем в бок: «Молчи!» Свитер Глеба достался технологу, Виктору Ивановичу, а запасные шерстяные носки – Игорю. Носки надо бы Лёхе, однако размер…

– Глеб Андреевич, у Вас совсем не осталось тёплых вещей, – сказала Марина.

 Петя направил на неё уничтожающий взгляд: «Молчи, женщина!»

– Самая тёплая вещь – это рюкзак, – сказал Глеб. – Уже через восемнадцать минут вы впряжётесь в рюкзаки, и вам сразу станет хорошо-хорошо…

Он подошёл к очагу, сложенному из камней. Слава Богу, Виктор Иванович с вечера хорошо упаковал примуса от дождя и принёс воду для чая. Глеб быстро запустил в работу «реактивный», более опасный примус – он скорее вскипятит воду. Оболочка из титановой фольги надёжно защищала примус и котёл от холода.

Через пятнадцать минут готовность к движению. Не расслабляйтесь. Рюкзаки должны быть окончательно собраны! – Глеб двинулся в направлении, как раз открывшейся стены Донгузоруна, туда, где на краю обширной каменистой плоскости ночёвок маячил жёлтый, лимонного цвета, итальянский плащ Железной Мамы.

Шурик и в пуховой жилетке не мог согреться.

– В палатке самая тёплая вещь – это женщина, – сказал он, стуча зубами. – Грелка во весь рост!

– Ага… – саркастически усмехнулся Лёха, выкручивая обильную воду из шерстяного носка и снова надевая его на босую бледную ступню сорок четвёртого размера. – Особенно, когда полночи сидишь на каске, а под ногами текут ручейки…

Выбирая дорогу по мокрым каменным плитам, Глеб думал о случившемся: «Первое: он вернулся вчера с совещания инструкторов поздно, и не проверил ситуацию. Конечно, в темноте это непросто… Второе: водоотливные канавки ребята едва наметили, а площадка такова, что они нужны, и притом очень глубокие. Третье: прореху в палатке новички зашили кое-как, и ночью она разошлась шире прежнего. Четвёртое: промокли и простыли капитально, но если у кого-то поднимется температура, то не раньше, чем через пару часов. И помнит ли кто-нибудь, чтобы отделение новичков отправляли с маршрута вниз? Вряд ли. Наверное, мы первыми будем…»

Сейчас ему предстоял трудный разговор с Ларисой Николаевной, и неподвижная фигура в жёлтом плаще маячила уже совсем близко. Плащ большой, до самых пяток, а в свёрнутом состоянии умещается на ладони. «Да, умеют буржуи… А вот делать ракеты итальянцам слабо».

Мама выслушала новость с ледяным спокойствием. Между тем среди аварийного третьего отделения и её дочь, Ленка…

– Что делать думаешь?

– Уходить в зону сухих осадков, – ответил Глеб.

– Уходить немедленно – это точно! Или вверх, или вниз…

– Спасибо, Лариса Николаевна!

Глеб вернулся к своему отделению. Чай заварен – уже хорошо. Раздали по паре печенюшек.

– Самая тёплая вещь – это сверхгорячий чай, – сказал Лёха, осваивая вторую кружку.

Рюкзаки собраны. Остался лишь горячий примус и эта пресловутая палатка – мокрая и грязная. Глеб показал Лёхе тропу, полого идущую вверх по каменистому склону, и приказал начать движение.

– А с этим как? – Шурик пихнул ботинком мокрый тюк палатки.

– Мои проблемы, – ответил Глеб.

Сорок минут хода, и ночёвки отряда остались далеко внизу. Ветер хлестал в лицо жёсткой белой крупой – долгожданные сухие осадки! После крутого взлёта тропа повернула направо под защиту скал. Глеб скинул рюкзак.

– Ну что, пингвины, погрелись? Отдых пять минут.

Ветер свистел в верхушках скал, но здесь, на каменистой площадке, подбелённой свежей снежной крупой было тихо и даже уютно. Проверили пульс: самый частый, как это ни странно, у Пети, самый небольшой – у Виктора Ивановича. У девчонок, у школьниц, в норме – это главное.

Раздали бутерброды. По кругу пошла фляжка с тёплым ещё чаем. Глеб обвёл новичков медленным взглядом: «Ничего, справляются…»

– Ребята, как ноги? – спросил он. – Мокро?

Отделение молчало.

– Терпимо, – отозвался, наконец, Игорь. – Бывают дела похуже...

Он внимательно посмотрел на Алексея. Петя и Лёха как-то странно переглянулись.

– Да, бывают… – быстро согласился Петя и отвёл взгляд.

Подтянули шнурки ботинок, отрегулировали лямки рюкзаков. Сквозь негустую пургу Глеб видел едва заметную тропу, переходящую в снежный склон средней крутизны. Дальнейший путь ясен. Стало холодно спине: под ветровкой, его старой надёжной ветровкой, только тельняшка. Пора снова «греться». Глеб подошел к девчонкам, проверил вес рюкзаков. По его ощущениям, рюкзаки должны быть малость тяжелее. «Ладно, лёгкий рюкзак лучше тяжёлого…» Он внимательно прислушивался к своим внутренним ощущениям и чувствовал тревогу. Да, промокли, но ещё в отделении происходит что-то странное. Или показалось? В любом случае сейчас главное – выйти на перевал.

Состояние снега хорошее, отчётливо виден след, оставленный вчерашними группами. Глеб шёл впереди, привычно забивая носки ботинок в склон. Он заметил, что Шурик ломает ступени.

– Не халтурить, – крикнул Глеб. – Каждый формирует, каждый улучшает след. Игорь, встань в хвост: мы должны оставить отряду хорошую дорогу.

Уже больше часа отделение в непрерывном движении. Надо бы отдохнуть, но останавливаться посреди склона бессмысленно. Глеб оглянулся – идут нормально. Только у Виктора Ивановича дистанция мет­ра на полтора больше. Значит, надо медленно, очень медленно, незаметно снизить темп.

Снег прекратился. Стало намного светлее, и окружающая белая мгла как будто окрасилась розовым… В разрывах облаков временами проглядывали скально-ледовые стены совсем близкой Накры. Ветер прекратился. Стало намного теплее – лучи пока ещё невидимого солнца сушили одежду.

Солнце нагрянуло внезапно, и так же внезапно через десять минут открылся перевал. Вот он: перевал Безымяный! Дошли! Можно очухаться, оглядеться. Через десять минут с удовольствием скинули рюкзаки на каменистую гряду, выступающую из снега.

Горы глядели на людей светло, призрачно и наивно. Предельная прозрачность воздуха, чёткость и простота чистой линии горного хребта… Детская наивность гор.

– Глеб Андреевич, это что за вершина?

– Красавица Накра, маршрут справа по гребню четыре «Б». А Эльбрус видите?

– Где?

– Значительно левее, два белых конуса.

– Я думал, он больше…

– Так ведь расстояние! – пояснил Глеб. – Далеко до него. Эльбрус – высшая точка Кавказа да и всей Европы тоже. Высота Северо-Восточной вершины пять тысяч шестьсот сорок два метра, Юго-Западной – пять шестьсот двадцать один. Вы должны помнить эти цифры. Вот даже разбудят вас ночью, и должны чётко ответить…

– А вон и наши! – сказал Лёха.

Далеко внизу, чёрным извилистым пунктиром по белому снежному склону чётко обозначилась колонна отряда новичков. Не люди, а всего лишь чёрные точки…

– Глотать пыль – удел отстающих, – задиристо прокомментировал Шурик.

Расположились на камнях у самой кромки перевала. Стоял полный штиль. Солнце пекло изрядно, но не так жгуче, как на леднике. Глеб приказал достать, снять всё мокрое и расстелить по камням. Потом раздал таблетки аспирина; парням ещё и двойную дозу.

– Глеб Андреевич, ацетилсалициловая кислота разрушает стенки пищевода, – сказал Шурик. – Можно язву заработать.

– Значит, будем лечить язву, – сказал Глеб. – Но сначала разберёмся с простудой.

– А при чем здесь кислота, – возразил Лёха. – У нас же аспирин.

– Темнота! – возмутился химик-исследователь. – Какая дремучая темнота! Аспирин – это и есть ацетилсалициловая кислота.

Глеб расстелил свой пенопленовый коврик на каменной плите, лёг, закутался в плащ. Вокруг него автоматически расположилось отделение. До подхода отряда часа полтора – можно отдохнуть.

– Глеб Андреевич, расскажите какой-нибудь случай, – попросила Катя. – Вот во втором отделении инструктор всякие истории рассказывает...

– Вам ещё и сказку на ночь? Обойдёмся…

 

* * *

– Подъём, разгильдяи! – скомандовал Глеб. Вокруг движение и голоса – отряд новичков заполнял стоянку.

– Успеем, они же только пришли, – Лёха блаженно потянулся: так хорошо лежать, подставив спину лучам солнца.

– Вы что, хотите отрабатывать снег в «лягушатнике»? – в плане отряда занятия по снежной технике, и Глеб заранее присмотрел крутой участок склона, где могли тренироваться лишь два отделения. Мама для безопасности занятий наверняка разведёт отделения подальше, и кому-то придётся «барахтаться» на пологом склоне.

Отделение нехотя зашевелилось. Лишь Шурик посапывал на боку, уютно поджав ноги, приткнувшись головой к большому камню. Выждав минуту, Петя грубо ткнул его в бок:

– Подъём! Высота Западного Эльбруса, быстро!?

– А… Что… – Шурик ошалело глядел из-под сбившихся набок очков. Глаза дикие… – Пять тысяч шестьсот сорок два метра.

Подошёл Глеб.

– Шурик, ты просто уникум!

Мама собрала инструкторов на короткое совещание.

– Если занятия проходят скучно, то это ноль профессионализма, – сказала она. – А снег он изначально нудный.

– Но правильная постановка стопы… Надо же отработать технику, – возразил Арсений Васильевич. – А это всё нудное количество, пока дойдёшь до качества. Как ни крути…

– Найти баланс – в том и состоит талант инструктора, – ответила Мама. – Начало занятий по готовности.

Глеб стоял у основания короткого учебного склона и наблюдал, как отделение отрабатывает движение «зигзагом». Тремя минутами раньше новички стояли на его месте, а он показывал технику передвижения по снежному рельефу.

– Шурик, не заваливай стопу, – крикнул он. – Алексей, не спеши, должна быть чёткая фиксация ноги при каждом шаге.

Отделение выполнило два подъёма и спустилось на площадку для короткого отдыха.

– Глеб Андреевич, а вертикальный снег бывает?

– Конечно. Бывает даже с отрицательным уклоном. Смотрите, вот они – снежные флаги Накры. Снежные карнизы. Там, ближе к вершине…

– И можно пройти?

«Ну, Шурик. Ну, экстремист!» – подумал Глеб.

– Конечно, нет, – сказал он. – Попытка движения ведёт к аварии. Снежный обвал гарантирован. А вот по вертикальному снегу спускаться однажды пришлось. Это был Катын, Безенгийская стена. Пятитысячник, между прочим… Тогда, в тумане, мы не смогли пробиться к вершине. Не дошли каких-то метров семьдесят, наверное. Уже и путь спуска потеряли, так что в наступающих сумерках это был единственный вариант: вниз по верёвке: по вертикальному снегу около тридцати метров. Молодые были, глупые были… Потом шли вниз по склону, бросая вперёд кольца верёвки и ориентируясь по ней – видимость нулевая, можно и в трещину угодить. Палатку свою, как ни странно, нашли быстро. Нам тогда, при спуске, повезло лишь потому, что снег в горах очень разнообразен, даже загадочен – от пылеобразного и пухового до твёрдого многолетнего фирна. У нас снег был влажный, но плотный…

Петя хотел что-то спросить, но Глеб опередил:

– Ладно, ребята. Давайте ещё подъём, а потом повеселимся бегом на пятках вниз.

Самозадержание отрабатывали сначала на коротком участке с плавным пологим безопасным выкатом; потом поднялись выше, на самый крутяк. Глеб снова показывал проскальзывание, разгон, переворачивание лицом к склону и действие клювом ледоруба с прижатыми к груди руками. Он сильно разогнался и резко затормозил, пробороздив ледорубом метра два.

– Классно! Надо попробовать, – сказал Лёха.

Но тяжёлый староста отделения никак не мог набрать скорость. А вот Шурик, одетый в брюки из скользкой, блестящей «болоньи» разгонялся бешено. «Эх, вывели на снег нас кувыркаться; у тебя сегодня выходной, – вспомнил Глеб слова самодельной альпинистской песни. – Встретились – ты лезешь целоваться. Я ж не в силах шевельнуть рукой…»

– Хорошо Лёхе, – сказал Виктор Иванович. – Такая «железяка»… Самозадержание обеспечено.

– Это пока снег мягкий и склон не слишком крутой. В иных условиях понёсет о-го-го! Скорость пропорциональна массе и квадрату ускорения. Формула, в общем-то, та же, что и при свободном падении. А дальше по известной схеме: голова, попа, ноги и песня «Сулико» на итальянском языке…

– Пожалуй, – согласился технолог. – Как я сразу не понял – это же очевидно.

Самозадержания много не бывает. Где-то к третьей попытке новички поняли, что от них требуется, и вошли в раж. Только бы не вымокнуть… Солнце печёт изрядно, и снег уже подкис, стал влажным.

– Руки! Руки на коротке! – командовал Глеб. – Нельзя отпускать ледоруб на длину рук.

Увидев подходящую Ларису Николаевну, Глеб поспешил ей навстречу.

– Что-то у вас весело очень, – хмуро заметила Железная Мама.

– Пытаемся найти баланс… Сейчас снова будем «топтать снег».

– Самозадержание не жестковато? Новички всё-таки…

«Да, этот Шурик! – подумал Глеб, – Работает на грани фола».

– Справляются. И выкат безопасный. Якубович в своих лекциях не рекомендует самозадержание на снегу вниз головой, так мы и не делаем…

Глеб чувствовал, что аргументов маловато. Сказать, что приходилось видеть третьеразрядников, которые беспомощны на снегу? Попалось ему однажды такое отделение. Выяснилось, что вместо отработки «боевых» навыков, им просто показывали… И ещё Глебу показалось странным, что за всё время Лариса Николаевна ни разу не спросила о дочери, о Лене.

– В общем, пытаемся найти баланс.

– Ну, ну… – Железная Мама уже повернулась, чтобы идти к следующему отделению. – Продолжайте поиски. Только ищите осторожно, Глеб Андреевич!

При отработке движения в связках новички изрядно вспотели и крепко промочили верёвки. Глеб снова устроил короткий отдых. Он следил за другими отделениями и видел, что закончит занятия раньше: «Ну, так и начали раньше…»

– А теперь, на десерт, самое вкусное, – сказал он. – Теперь «глиссер».

– Это как? Глиссер без воды? – удивился Виктор Иванович.

– Движение на ботинках как на горных лыжах вниз. Только брызги от рантов летят! Оттого и «глиссер».

Катя и Лена «поехали» сразу. Виктор Иванович долго падал на пятую точку, но потом уловил закономерность. Освоились и остальные. К третьей попытке, очень прилично стал ездить Шурик, а в пружинистой посадке Игоря угадывалась осторожность и надёжность. Рядом занималось отделение Андрюхи, и они тоже начали гонять «глиссером». Крутизна склона позволяла.

Занятия закончились. Отряд вернулся на каменистую кромку перевала и готовился к спуску в сторону Грузии. Глеб заметил, что на его отделение нашло некоторое оцепенение – медленно возились с мокрыми верёвками. А другие уже готовы к движению.

– Не надо маркировать, – Глеб решил вмешаться в «процесс». – Суйте их в рюкзаки прямо так. Спустимся до «зелёнки» – высушим.

Отряд нестройно двинулся вниз по пологому снежнику. Сразу повеяло настоящим теплом. Путь напоминал разбитую лыжню – снег тяжёлый и мокрый. Но коньковым ходом идти можно. Снег скоро кончился – под ногами сухая каменистая тропа. На большом удалении, по горизонту, тянулась бесконечная цепь Главного Кавказского Хребта, в которой характерной ступенькой выделялась трапециевидная вершина Далара. Далар, в переводе с грузинского, – трон богини Дали. Ближе, внизу, изумрудно зеленели холмистые склоны Грузии.

Сбросили по перепаду метров двести, и слева, между скальной стеной и тропой отыскался уютный «зелёный карман». Остановились для длительного отдыха и обеда. Вот теперь Глеб ощутил конкретно, что в отделении творится что-то неладное. Долго спорили, что варить на обед. И почему-то украдкой плачет Лена. Выяснилось, что большую часть продуктов оставили в лагере под кроватями, и сегодняшний обед – последняя полноценная еда. Да, из того набора, что Тахирыч выдаёт на складе, на выход берётся не всё. Это нормально. Дело в пропорции. Всё решалось в треугольнике Марина – Лёха – Петя. Остальные мало что знали. Петя сообщил, что в туризме практикуются «голодные», походы для похудения, и это воодушевило Марину, решившую стать совсем стройной. Но основная мотивация – не тащить тяжёлые рюкзаки. Хуже всего то, что оставили в лагере консервы: тушёнку и рыбу. Сегодняшним мокрым утром Шурик заныкал под плоский камень две буханки хлеба, превратившиеся при ночном «потопе» в грязный пластилин. Эта же судьба постигла прорванные пакеты с сахарным песком и вермишелью, что и завершило разгром продуктовых запасов отделения. Лишь Виктор Иванович наотрез отказался уменьшить количество бензина, но готовить на примусах теперь было нечего. Разве что чай…

– Вот и прекрасно, – сказал Глеб. – Я тоже собирался похудеть!

– Вам-то зачем? – подавленно проговорила Марина.

Глеб прошёлся по отделениям. Кто-то подарил манку, кто-то макароны. А Арсений Васильевич выдал резервный кошель с сухарями. Но всё по минимуму. У самих не густо – в высокогорную зону идут на пять дней не для того, чтобы объедаться. Теперь завтраки третьему отделению худо-бедно обеспечены. На ужин – чай с сухарями. А обед? Обед не заслужили…

Хорошо, когда есть возможность снять с себя всю «амуницию», тяжёлые мокрые от снега ботинки и, оставшись в лёгком одеянии, нежиться на травке. Но через час предстоял выход на маршрут. И Мама назначила разбор перед выходом. Персонально для третьего отделения. Конечно, она уже знала о новом ЧП в отряде. «Разбор требует официальной обстановки, – вспомнил Глеб цитату из лекции Жирнова – начальника школы инструкторов. – Да уж, куда официальнее…» Понятно: на ночёвке можно сильно промокнуть, но в практике Глеба такого не случалось. А прокол с продуктами – вообще дикость. И оба события разом…

Ребята собирали рюкзаки, а Мама наблюдала издали, сидя на камушке. Её ледяное спокойствие действовало, как гипноз. Медленные сборы для третьего отделения не новость. Глеб посмотрел на часы: «Не успеваем». Верёвки, разбросанные на траве, уже подсохли. Глеб неторопливо смаркировал сначала одну верёвку, потом вторую…

И вот собранные рюкзаки стоят на линейке готовности – разбор начался. Новички мямлили что-то про красоту гор и героическое преодоление трудностей, но тщательно обходили и утреннее «замокание» и катастрофический прокол с продуктами. Действительно, если командир отряда в своём вступительном слове не сказала про это, то зачем нарываться?

– Мне всё нравится, – сказала Лена и грустно потупила взор. Она-то уж точно знала, что Мама вне себя от ярости. Её мама.

После участников должен говорить инструктор. Глеб начал с того, что отделение в целом ровное и по физическим данным, и по технической подготовке. В освоении приёмов, в страховке выделяется Игорь. В лазании, вообще в технике передвижения первенствуют школьницы Катя и Лена, а в физической подготовке всё-таки Алексей.

Глеб чувствовал, что говорит не то, но продолжал про положительный психологический климат в отделении и про чувство товарищества…

– Вот тут инструктор сказал, какие вы все хорошие… – Железная Мама сделала паузу, обвела требовательным взглядом участников. – А организованность где? Я долго наблюдала за тем, как вы готовитесь к маршруту. Смотрю, инструктор верёвки за вас маркирует! Это что такое? И где руководящая роль старосты? Уже через год некоторые из вас, возможно, выполнят нормы третьего спортивного разряда по альпинизму. А со второго разряда уже начинаются восхождения без инструктора; то есть самостоятельная подготовка к выходу и самостоятельное движение по сложным маршрутам. Имейте в виду, Глеб Андреевич: если вы в характеристике Алексея напишите, что он успешно справился с обязанностями старосты отделения, то я такую характеристику не подпишу! И не только Алексею, всем надо задуматься…

Отдохнувший отряд новичков, спустившись по тропе метров на двести, резко повернул налево, обходя скальный отрог. И начал набирать высоту. Тропа по скальным обнажениям вела на перевал Басса. Арсений Васильевич опять шёл замыкающим. Он видел весь отряд, причудливым зигзагом медленно поднимающийся вверх. Впереди, сразу за Мамой, шёл Молчаливый стажёр со своим отделением. Потом отделение Греты. В середине – Андрюха и Глеб со своими подопечными.

Кто-то из ребят заметил в нескольких метрах правее тропы искорёженное железо и обрывки провода.

– Арсений Васильевич, что это?

– Ну, так тут же бои были. Очень жестокие, кровопролитные. Для немцев перевал Басса – кратчайший путь в Закавказье. Про дивизию «Эдельвейс» слышали? Вот тут и «геройствовали» эти горные стрелки из Саксонии. Отборные вояки. У них даже горные лыжи были…

– А посмотреть можно? – старосте отделения Вите Кочкину не терпелось пощупать военное железо.

– Хорошо, ребята, остановимся. Но только на пару минут.

Странно было видеть проржавевший металл, пролежавший здесь почти пятьдесят лет. Остатки катушек для телефонного провода, разбитый вдрызг переносной телефонный коммутатор – видимо, у немцев здесь был пункт управления и связи. Одна из катушек оказалась почти целой – у неё даже вращался барабан для намотки провода. Витя потянул катушку на себя – не тут то было! Она оказалась намертво прикованной к скальному монолиту. Альпинистский шлямбурный крюк выдерживает три тонны, и у Вити Кочкина не было шансов. Кто-то хорошо постарался, не пожалел времени и снаряжения для сохранения этого музея под открытым небом…

Путь на перевал просматривался хорошо. Тропа круто лепилась к скальной стене. Новички поинтересовались, придётся ли использовать верёвку?

– Нет, – сказал Арсений Васильевич. – Если только Лариса Николаевна по ходу движения не устроит проверку навыков в связках… Здесь у немцев ишаки проходили, гружёные патронами и минами; а вы что не пройдёте? Немцы и лёгкие горные пушки умудрялись на ишаках перевозить. Кстати, кажется, где-то здесь и наш Тахирыч отличался. Медаль заработал. Или это было западнее, ближе к Ушбе…

– Это тот хромой кладовщик?

– Он самый.

 Через час с небольшим отряд достиг перевала. Перевал Басса – высота три тысячи пятьдесят семь метров над уровнем моря, резкое понижение в цепи хребта под названием Штавлер. Снег на перевале отсутствовал – всё-таки середина лета. К тому же это южная часть того гигантского образования, имя которого Главный Кавказский Хребет – сокращённо ГКХ. И да, конечно, это уже Грузия.

Железная Мама решила сразу достичь снежного купола вершины Басса, а уже потом расположиться на отдых. Пошли налегке, без рюкзаков. Вершина эта имеет законную категорию 1«б», но популярностью не пользуется. По той же причине, что и расположенные в ущелье Ирик-Чат (в обиходе просто Ирики) вершины Кезген-Баши и Советский Воин. Да, из Ириков классный вид на Эльбрус – его северо-восточная вершина эффектно нависает над ущельем. Но новичковые вершины там слабоваты. Время от времени, очередному командиру отряда приходила идея «сбегать в Ирики». Но потом, как правило, надолго возвращались к проверенным «боевым» вершинам Курмычи и Гумачи. Железная Мама отстаивала мнение, что восхождение новичков на первую зачётную вершину должно быть отдельным и обязательно после дня отдыха. Поэтому она запланировала после перевального похода передислоцироваться в верховья ущелья Адыл-Су и сделать восхождение на Гумачи. А сегодняшняя Басса – это так… В конце концов, в удостоверении на значок «Альпинист СССР» у новичков (пардон, тогда уже у значкистов!) будут значится вмес­то одной две зачётные вершины… И хорошо, когда для «галочки» восхождение уже есть. Мало ли что…

На высшую точку снежного купола вышли за двадцать минут. Ласковые белые облака расположились частично почти под ногами, частично выше. Группировались они не столь плотно, но конкретно мешали обозревать горную панораму. А потому без задержки пошли вниз.

Рядом с узкой горловиной перевала располагалась обширная площадка, слегка наклонённая в сторону предстоящего спуска. В отделениях, расположившихся компактными кучками, то здесь, то там раздавали карманное питание: изюм, печенье, орехи. В третьем отделении раздавать было нечего. Нахлебавшись тёпленького чая без сахара, ребята пошли бродить по площадке.

За каменистой грядой обнаружился лёгкий дот, по сути, просторный окоп с передней стенкой из тщательно подогнанных тяжёлых камней, выложенных в два слоя. Стоя над этим укреплением Глеб соображал: «Направление стрельбы на перевал. До него метров семьдесят, может восемьдесят. Здесь стоял пулемёт; значит, кинжальный огонь практически в упор. А гранату с перевала не добросить… Всё продумано». Каменистая гряда закрывала видимость для противника; и в ней был чётко виден искусственный прогал, разобранный специально для обеспечения сектора стрельбы из дота. Пройдя немного вверх по гряде, Глеб обнаружил ещё одну огневую точку. Различить её было трудно, даже вблизи. Слева от перевала и сзади укрепление было защищено невысокой скальной стенкой, сильно разрушенной. Поднявшись несколько метров по сыпухе, оказываешься на наблюдательном пункте: перевал и все подходы к нему просматриваются превосходно! Глеб обвёл взглядом позиции. Видимо, огневая точка была и там, где начинается снежный купол. С другой стороны перевального понижения шёл скальный гребень, и там, возможно, держали оборону альпинисты, препятствуя обхвату с фланга. И по всей линии, скорее всего, лежала в обороне цепь бойцов: каждый за своим камнем… Сначала Глебу была не понятна роль хорошо замаскированной второй огневой точки, направленной в тыл своей обороны. Потом понял: это хитро устроенный второй эшелон. Если противник прорвётся к доту, то получает огонь в спину. На случай, если группа егерей просочиться через гребень где-то в отдалении и глубоким охватом зайдёт сзади, тоже хорошо: тыл прикрыт!

Тем временем, Лёха тщательно изучал дот. Он даже лёг на дно. И, о, удача! В щели между камнями обнаружилась гильза от пистолета ТТ. Но, чтобы извлечь её, потребовались тонкие пальчики Лены.

– А если покопать! – воодушевление Лёхи сияло, как у старателя-золотодобытчика.

– Не надо ничего трогать, – сказал Глеб. – Здесь, конечно, людей мало бывает, но смотрите, как всё сохраняется…

«А, видимо, здесь рукопашная была, если до пистолетов дошло…» Глеб знал, что сначала перевал заняла группа разведки немецких егерей и первый раз наши сбросили немцев легко: взвод альпинистов незаметно подобрался по скальному гребню Штавлера. Второй раз перевал отбивали трудно и с потерями. Но уже легендарная эпопея – это длительная защита перевала. Она продолжалась до декабря сорок второго. Немцы вцепились в Бассу и наступали большими силами. Запланированное почти год назад продвижение на Баку буксовало, и Гитлер был недоволен. По другим перевалам и ущельям в центральной части Кавказского хребта провести свой сорок девятый горно-пехотный корпус генерал Рудольф Конрад вряд ли мог из-за узостей и протяжённых глухих лесов.

Отряд уже вытягивался на спуск, и Глебу предстояло идти замыкающим. Он оглянулся на перевал – между камней блеснула фольга от шоколадки. Он вернулся, спрятал блестящую бумажку в карман. Посмотрел, нет ли где ещё… «Интересно, сорок семь лет назад на Бассе каменные доты были в точности такие же, как сейчас. Эти камни шлифовала снежной крупой пурга, текла талая вода, и они всё те же… На равнине за прошедшие десятилетия окопы размывало дождями, затягивало травой, засыпало листьями. Их не узнать… А этим хоть бы что!»

Сбросили метров триста по высоте и неожиданно обоняние, обострённое в стерильности высокогорья, резко ощутило запах буйной свежей зелени. Ущелье Накра, речка Накра, струящаяся по камням. Вода в ней изумрудно-зелёная и, кажется, прозрачнее воздуха. Это заметно даже в наступающих сумерках. Продолжая спуск, отряд добрался до уютной и просторной травянистой площадки, ограниченной с одной стороны речкой, с другой – некрутым склоном. Это ночёвки.

 

* * *

День выдался тёплый, солнечный, ласковый. Таким и должен быть день отдыха в горах. Отряд праздновал безделье. Тут и там на мягкой траве лежали походные коврики, а на них – люди в горизонтальном положении. Некоторые даже пытались загорать.

– В Грузии хорошо, – сказал Шурик, тщательно доскребая остатки манной каши.

– Только всё время мёрзнет задница, – Марина недовольно отвернулась.

– Надо потерпеть, – сказал Глеб. – На склад уже завезли пуховые купальники. На весь дамский состав всех трёх отрядов.

 – Правда? – поинтересовался Виктор Иванович.

– Конечно, шутка… – Глеб видел, что попытка развеселить отделение не удалась.

– А если всё время идти вниз то, что там?

– Кодорское ущелье. Оно выводит к Чёрному морю. Это далеко, километров двести, наверное. Но с гребня в хорошую погоду можно увидеть море.

– Уберите эти холодные горы, на тёплое море смотреть мешают! Хочу к морю! – Марина была явно не в духе.

Глеб перевёл взгляд на школьниц. Те сидели рядышком притихшие. На шутку Глеба о пуховых купальниках никак не реагировали. К несчастьям отделения мог добавиться психический срыв кого-нибудь из участников – беда не приходит одна…

– Генерал Конрад тоже хотел к морю. В сорок втором году. Он очень сильно хотел к морю, потому что тогда наша обороняющаяся группировка оказалась бы зажатой между Кодорским хребтом и морем, а впереди и сзади – немцы. Фактически, это окружение. Он сильно хотел к морю, однако перевал Басса…

– Там, кажется, были и другие направления, – Петя отмеривал слова солидно, неторопливо.

– Конечно. Они даже перевалили через Главный Кавказский Хребет большими силами, где-то западнее, и быстро продвигались на юг. Однако последовал классический удар во фланг из бокового ущелья, и наступление горных егерей сдулось. Немцы не ожидали, что советские альпинисты перетащат через крутой высокий гребень столько пулемётов и миномётов. А ещё приведут с собой целую роту красноармейцев… А вот взятие Бассы обещало им другой расклад. Пройдя вон туда километров семь, – Глеб показал рукой вниз по ущелью, где в причудливых поворотах зеленели склоны Сванетии, – они смогли бы заблокировать перевал Донгузорун, а по нему тоже шла эвакуация наших из Баксанского ущелья. К тому же это был план более глубокого охвата, и в случае успеха они прорывались в глубокий тыл нашей пятнадцатой армии.

– Так это когда было… – Марина зевнула. – Прямо сейчас к морю хочу! Вот прямо пешком бы и пошла…

– Зачем пешком, – Глеб чувствовал, что надо поддерживать эту болтовню, – там с полпути раньше автобус ходил, кажется, один раз в день... Но, не советую. В низовьях ущелья сейчас по обе стороны реки хмурые, усатые дядьки с кинжалами: на одном берегу абхазы, на другом – грузины. Что-то там у них происходит, и когда при оружии, они шибко несговорчивые…

– И очень любят русских женщин, свои им надоели, – злодейски подметил Шурик.

– Не бойся, Марина, одну мы тебя не отпустим… Шурик, что у тебя с пятками?

Выяснилось, что у всех парней неслабые мозоли – закономерный результат движения в мокром вибраме. У Лёхи на правой пятке мозоль прорвалась – кожа отсутствует.

Глеб попросил Лену сходить к Генриетте Константиновне за пластырем. Подружки пошли вдвоём.

Надо было провести обеззараживание мозолей, и Глеб достал пузырёк со спиртом. Ребят заинтересовала его аптечка. Глеб сказал, что комплект несерьёзный: кардиамин с кофеином в ампулах, из противошоковых – омнопон; два одноразовых шприца, самый маленький бинт (бесполезный при серьёзных делах). И ещё патрон ракеты ружейного калибра, две таблетки сухого спирта и охотничьи спички с большими каплевидными головками, герметично упакованные в полиэтилен. Аптечка несерьёзная, зато умещается в кармане ветровки.

– А спички зачем? – спросил Виктор Иванович.

– На случай провала в ледовую трещину. Ещё и средство сигнализации – горит долго; на ветру и даже в воде.

– А вам приходилось?

– Летал пару раз.

– Расскажите!

– Как-нибудь потом…

Вернулись школьницы с никелированными медицинскими ножницами и большой катушкой лейкопластыря. Процесс обработки мозолей требует неторопливой внимательности, и Глеб возложил эту задачу на себя. Наконец, пятки и пальцы были надёжно заклеены в два слоя – обрели вторую кожу, и в таком виде им предстояло существовать несколько дней. Проверено: сам пластырь не отпадёт, а если отрывать – адская боль… Нехитрая процедура заклеивания, кажется, совсем погасила психологические сбои в отделении.

– Марина, кажется, Андрей Михайлович готовит сегодня большой концерт, – сказал Глеб.

– Да, ну его, этот концерт вместе с Андреем Михайловичем, – Марина отвернулась.

Петю не оставляли мысли о возможностях горнопехотного корпуса генерала Конрада.

– И всё-таки, Глеб Андреевич, они же могли ударить на Бассу всей дивизией «Эдельвейс» и тогда…

– Ну как же всей? Как же могли? – Глебу нравилась упёртость этого парня. – Оставить позиции на склонах Эльбруса? Уйти с Марухского перевала? С перевалов Чипер-Азау и Безымяный? Позиции «Эдельвейса» по фронту тянулись на восемьдесят километров. Понимаешь, Петя, были бы точные военные карты да ещё опыт штабной работы… Ни того, ни другого у нас с тобой нет. Хотя я сейчас вспоминаю, что фельдмаршал Кейтель осенью сорок второго требовал ускорить темпы марша. Он говорил: «Подумайте, как собрать вместе весь горный корпус»…

Умиротворённое отделение привольно расположилось на траве. Глеб тоже прилёг. Перед глазами плыла изумрудная зелень ущелья.

 

Солнце уже далеко перевалило зенит. Его безжалостные лучи настигали везде, и народ спасался в палатках, максимально раскрыв их входные полы. И хотя крыши палаток нагрелись сильно, было вполне уютно – в горах никогда не бывает душно. Только теперь третье отделение постигло истинную цену продуктов, оставленных в лагере под кроватями. В горах калории «выгорают» быстро. Хотя, пока альпинист в движении, есть не хочется. Но в день отдыха наступает расслабление, и вот тут начинается жор. После сухарика и большого количества горячего чая есть хочется ещё сильнее.

Ещё утром Андрюха спросил Глеба, зачем он морит голодом своих новичков? Можно же четырём отделениям сброситься по-нормальному и накормить пятое. «Дело принципа», – ответил Глеб. Но сейчас его мучила одна «заноза». Да, Марина замечена у очагов других отделений – эта не пропадёт. Такая она, Кошелева Марина, девушка двадцати шести лет, диспетчер отдела снабжения… Да, парням поголодать полезно: крепче усвоят урок. Но школьницы… Глеб ломал голову над тем, как незаметно накормить их? Или, наоборот, показательно… И где достать то, чем накормить? Про себя переживать нечего: его дело – показывать пример.

Невдалеке новички привязчиво просили Арсения Васильевича рассказать ещё про войну в горах.

– Вам всё стрельбу подавай, – ворчал старый инструктор. – А вот, в сентябре сорок второго, шестеро наших альпинистов полторы тысячи гражданских через перевал Бечо перевели – это как? Через крутую обледенелую Куриную Грудку малых детей на руках перетаскивали… Двести детей! А Валя Хатаева через перевал в рюкзаке молибденовый концентрат носила. Молибден – стратегический компонент. Это качественная броня, это пушечные стволы… Семнадцать ходок сделала. На восемнадцатой ушла в ледовую трещину. Навсегда…

– Глеб Андреевич, когда вы нам расскажете какую-нибудь историю? – спросила Катя.

– Спите. Сон заменяет еду…

Жара потихоньку спадала. Участники всё смелее вылезали из палаток. Глеб всё думал, как накормить девчонок. К счастью, от Железной Мамы не ускользнули тонкости ситуации в третьем отделении. Лариса Николаевна нагрянула внезапно:

– Катя, Лена, за мной! Быстро!

Через четыре минуты на другом конце поляны, рядом с командирской палаткой, подружки поглощали макароны с тушёнкой пополам со слезами. Они ещё пытались протестовать.

– Отстраню от зачётного восхождения, – сурово пообещала Мама.

А когда дело дошло до какао со сгущёнкой и печеньем, слёзы уже высохли. Что слёзы женщины? Вода.

 

На склонах легли глубокие тени. Стало холодновато, и многие накинули на себя пуховки. Ранний вечер в горах… Мама объявила о переходе на другие ночёвки, и это вызвало скрытое глухое возмущение в отряде, потому что неожиданно… А для Железной Мамы какая внезапность? Всё по плану. Завтра – Донгузорун: последний перевал похода. И завтра же надо перебазироваться в далёкое ущелье Адыл-Су; выйти к вечеру на Зелёную Гостиницу. Там стартовый плацдарм для восхождения на Гумачи; там день отдыха перед горой. Из этого следовало, что перевал Донгузорун надо проскочить как можно раньше. Сейчас предстояло пройти два или три часа вниз по ущелью и встать на ночёвки под перевалом.

– Да ладно… – увещевал недовольных Арсений Васильевич. – Ну, знали бы вы с утра о переходе, так и день отдыха насмарку… А сейчас, по холодку, легко проскочим.

Рядом голодное третье отделение в молчаливом протесте медленно сворачивало бивак.

– Ничего, потренируемся, – говорил Глеб. – Нам полезно… Надеюсь, на следующей стоянке водоотвод­ные канавки будут вдвое глубже, чем надо…

Игорь улыбался. Он всегда молчит и улыбается. Когда взгромоздили на себя рюкзаки, наступило умиротворение. Так лошадь бузит и артачится, пока запрягают. А как только потянула воз, всё становится на свои места.

Рюкзак удобно лежал на спине, и Глеб шёл, ощущая свежую сухость тельняшки. Тропа то крупными ступенями уходила вниз, то полого поднималась вдоль склона. День прошёл без эксцессов, и ладно.

 

* * *

И снова тихое ясное утро. На южном склоне перевала Донгузорун снег отсутствовал полностью. Понятно – лето перевалило за половину. Отряд новичков оторвался от пологих травяных склонов; каменистая тропа забирала круто вверх. Оглядываясь, Глеб видел, что отделение идёт легко, стабильно. Да и чего тормозить? В рюкзаках ни крошки, только одежда и снаряжение. А к мозолям притерпелись.

Мама, верная своему дидактическому принципу: «обучение во время движения» – приглядела по пути хорошую осыпь. Короткая остановка, теоретическая вводная командира отряда. Мама напомнила основные правила: «На осыпи – плотное движение колонны. Мягкая, но плотная постановка стопы. Сохранение равновесия. Ровный темп движения». Осыпь попалась средняя, местами мелкая и довольно протяжённая. Новички, не имея опыта, проскальзывали, оступались. В итоге получили ценные навыки. Вскоре отряд снова вышел на тропу, поднимающуюся на перевал ровным крутым зигзагом.

Солнце уже хорошо припекало в спину. Оглянувшись, Глеб увидел изменившуюся панораму – цепь горных отрогов. И трава, пробивающаяся между камнями, превратилась из изумрудно-зелёной в грязно-светло-рыжую. Значит, перевал близко, но его не видно из-за выпуклости склона.

Белый, снежный прогал перевала возник в разрыве скального гребня как-то сразу. Слева гребень круто поднимался чёрными скалами; справа уходил полого. Глеб вспомнил о своём обещании показать новичкам Эльбрус во всей красе. Именно с этого направления, с северо-востока, гора выглядит наиболее эффектно. До неё близко, а высота перевала даёт нужный ракурс. Но сейчас он сомневался: будет ли толк? Впервые он шёл на перевал Донгузорун десять лет назад, с другой, северной стороны в резиновых тапочках на босу ногу и спортивных брюках (парадные джинсы лежали в рюкзаке). Тогда они, своим дружным новичковым отделением, после смены в лагере, шли через перевал к морю, не имея снаряжения. Тогда-то он и увидел этот фантастический Эльбрус, эти два светящихся розовых конуса, занимающих половину неба; необычайное световое поле, поле притяжения этого двуглавого гиганта… В другой раз путь, как и сейчас, пролегал с юга; и погода ясная – ни облачка. Только ровный, напористый ветер с юго-запада. Хорошо просматривались соседние хребты, и через серьёзную оптику на склоне Чегета можно было разглядеть кафе «Ай». Но Эльбрус отсутствовал. Незримая белёсая пелена закрыла его.

 Сейчас полное безветрие, но мало ли… Иногда Глебу казалось, что тот фантастический Эльбрус ему просто приснился. Он искал снимки горы с перевала Донгузорун, даже расспрашивал знакомых альпинистов, но ясности не добавилось…

Железная Мама первой вышла на перемычку. Сняла рюкзак, а затем и ветровку. Жарко! Тонкий облегающий свитер подчёркивал фигуру. За эти дни она помолодела, посветлела лицом, и талия стала как у студентки… Мама-командир – самая красивая женщина отряда. Она вытянула параллельно вверх руки, прогнулась назад, распрямляя спину. Потом распустила волосы и снова аккуратно собрала их в хвостик на затылке. Она смотрела на отделения, размеренно подходящие к перемычке. Отряд работает нормально, без сбоев. А вон и дочь идёт, в красной «анарашке» и коричневых бриджах. «Ничего, справляется Ленка…» У Мамы хорошее настроение. От маршрута остался лишь длинный снежный спуск по северному склону перевала. Дальше – тропа. Там, далеко внизу, уже через четыре часа их будет ждать лагерный автобус. Он доставит отряд новичков в ущелье Адыл-Су. Продукты на два дня заказаны по рации и, скорее всего, уже погружены в автобус.

Глеб видел Маму в этот момент и подумал, что встречается же такая редкая красота женщин физически крепких, характером сильных. Вот и в Ленке, в этой четырнадцатилетней школьнице, пока ещё хрупкой, уже угадывается такое же обаяние. Прямо влюбиться можно!

Преодолевая последние каменные ступени к перемычке, Глеб боялся поднять взгляд; но сколько ни тяни… «Порядок! Гора на месте!» Он сразу отвёл своих новичков в сторону, давая проход отделениям Греты и Молчаливого Стажёра. Ещё новички не пришли в себя, ещё Игорь помогал девушкам снимать рюкзаки…

– Ребята, вот он – Эльбрус!

Всё так же, как и девять лет назад нависали два светящихся розовых конуса (эффект падающей колокольни), доминируя в прозрачной утренней синеве неба. Но на этот раз низкие утренние лучи с востока и несколько сбоку придали Эльбрусу объём, рельефность, оттеняя скально-травянистую глубину Баксанского ущелья; и Глебу показалось, что световое поле этого гиганта стало ещё сильнее.

Ошалевшие от увиденного, новички схватились за фотоаппараты. Достал и Глеб свой верный, компактный ЛОМО-135. Покосился на уже прицеленный ФЭД Виктора Ивановича:

– Диафрагму ставь больше: шестнадцать, а то и двадцать два.

– Но освещённость почти сзади, – возразил технолог.

– Ну, здесь, вот оно так… Проверено.

Потом снимались всем третьим отделением на фоне Эльбруса, щёлкали снова и снова, передавая фотоаппараты друг другу.

Между тем отряд пристраивался на отдых. Глеб обвёл долгим, изучающим взглядом площадку, остановил его на Ларисе Николаевне. Заговорщически улыбаясь, он жестами созвал разбредающееся третье отделение, собрал его в тесный кружок:

– Глотать пыль – удел отстающих, не так ли, Шурик?

– Именно так!

– И в химии тоже?

– О, в химии ещё как!

– Зря расслабились, – Глеб кивнул в направлении новичков, уютно устроившихся на больших камнях. Кто-то из них даже прилёг. – Сейчас Лариса Николаевна даст команду на спуск…

От Глеба не ускользнул очень быстрый взгляд Лены в сторону командира отряда, то есть её мамы, и лёгкая улыбка, подтверждающая предположение Глеба о спуске.

«Умна девчонка», – подумал он.

– Кто хочет глотать снежную пыль?

– Нет таких! – гордо провозгласил Лёха. В этот момент он чувствовал себя полноценным старостой отделения.

– Тогда готовность – полторы минуты. Всем достать солнцезащитные очки.

Мама прохаживалась среди отряда. Ей было жаль разомлевших новичков:

– Ребята, большой отдых будет внизу, а сейчас потихоньку готовимся к спуску, – и через минуту уже другим, командным голосом. – Итак, на спуск! В порядке готовности отделений. Глиссер разрешаю. Сбор отряда у основания снежного склона.

Было около десяти часов утра, и наст, промороженный за ночь, держал великолепно. Недавний дождь, заливший отряд новичков на ночёвках под Безымяным, обратился здесь тонким слоем свежего снега. Отличная скользящая подложка! Для глиссера лучше не бывает.

Заняв позицию в стороне на возвышении, Железная Мама внимательно наблюдала, как отряд вытягивается на спуске. Третье отделение плотной группой уходило в отрыв. «Вот стервец, опять впереди! – с долей восхищения подумала Мама о Глебе. – Но он ещё просчитал наперед действия командира отряда, а это уже наглость…»

Набирая скорость, видя практически весь длинный снежный семисотметровый путь спуска, Глеб старался рулить правее, подальше от следов пробитой в снегу тропы подъёма. Там и крутизна была больше. Через сотню метров он притормозил, собирая отделение:

– Ребята, регулируйте скорость, найдите свой темп. Если будет разносить, сильнее грузите ледоруб. Можно и на пятой точке, но с контролем скорости. А вот барахтаться – последнее дело. Пока у нас всё получается, – Глеб поднял голову и несколько секунд впитывал в себя фантастический светящийся Эльбрус.

И снова третье отделение уходило в отрыв.

В июле восемьдесят третьего года в Сванетии, в районе альплагеря Зесхо были классные замороженные глиссерные спуски. И значкистами руководил Леонид Александрович, немногословный опытный инструктор. Он-то и пристрастил Глеба к «глиссеру», и не только его. Мнения среди инструкторов об этом способе передвижения разные: «Так, забава. Тогда уж пересаживаться на горные лыжи…» Другие вспоминали случай, когда страстный «глиссерщик» спас жизнь товарища с острой формой пневмонии, в считанные минуты, сбросив больному почти полукилометровую высоту. Он привязал один конец пятиметрового репшнура к спальному мешку с пострадавшим (а спальник новейший, из скользкой, водонепроницаемой ткани «лаке»), а другой прищёлкнул к поясу. Товарищ в спальнике скользил впереди, и даже создавал немалую тягу, что обеспечивало связке устойчивость на весьма непростом спуске.

Увеличивая скорость, Глеб видел, что прямо за ним, не отставая, держатся подружки-школьницы. Следом, на грани фола, некоторое время мчался Шурик, но потом сбился, отстал. Выпуклость склона повысила его крутизну в нижней части; снег стал более влажным и летел от рантов ботинок пополам с водяными брызгами, образуя характерные «усы», какие бывают у глиссирующего судна. Предел скорости, свист ветра в ушах, но девчонки легко держатся «на хвосте».

Уже потом, стоя на пологом снежном выкате, Глеб видел, как далеко они оторвались от отряда. Он искал взглядом на склоне знакомые фигурки своих новичков. Порядок! Едут все. Последний, с некоторым отрывом, Виктор Иванович; и его уже обгоняют передовые порядки первого и второго отделений. Но, Марина… Она же обставила парней!

Глеб посмотрел на школьниц:

– Девчонки, вы где так гонять научились?

Подружки переглянулись.

– В весенние каникулы с мамой были в Домбае, – сказала Лена.

– Там здорово, – подтвердила Катя. – Катались на горных лыжах.

Отряд новичков расположился на отдых в стороне от тропы на уютном плоском пятачке, где между камней местами скромно проглядывала зелёная травка.

– Не смотри на меня так, Лёха, я невкусный, – сказал Шурик. – Вон Петя, он и больше, и толще… А Марина ещё лучше. Вкуснее. О, Марина!

– Ты – самый голодающий из всех голодающих, – Петя тоже не выдержал. – Попей водички, легче будет.

– В следующий раз я возьму личную банку тушёнки, – мечтательно произнёс Лёха. – И буду нести её в рюкзаке два дня, три дня… Зато потом съем!

– А следующего раза не будет, – сказал Петя. – Точнее, он будет совсем не таким…

– Мудрая мысль, – согласился Глеб.

Бессмысленно обшаривая карманы, Лёха наткнулся на патрон, найденный на перевале Басса. Достал его и стал внимательно рассматривать.

– Зря взял. Украл у мёртвых, – сказал Игорь.

– Не понимаешь, – Лёха гордо посмотрел вокруг. – Это мой горный трофей!

– А я бы не смог так вот, в качестве добычи, – добавил Виктор Иванович. – Особенно после того, что сказал Игорь.

– В том-то и дело, что все люди разные, – заметил Петя. – Один не смог, другой смог…

«А ты, Петя, циник», – подумал Глеб.

Пока были в работе, пока шли на перевал, потом спускались «глиссером», мыслей о еде не было. Но стоило только расслабиться, и вот пожалуйста… Глеб подумал, что на площади Чегета, у нижней станции канатки, отряд окажется часа через три, и там можно накормить отделение, если бы нашлись деньги. Впрочем, вкусные хытчины продаются и гораздо ближе – в высокогорном кафе «Ай». Но какой идиот, уходя в высокогорную зону, будет запасаться деньгами? Живя в альплагере, вообще забываешь про деньги.

А Шурик взвешивал на ладони свой тяжеленный складной нож, в котором и ложка, и вилка, и полный набор инструментов.

– Две пачки печенья, – сказал он. – Нет, три пачки печенья…

– Смотря, какие пачки, – отозвался Игорь. – В офицерском сухом пайке пачка печенья совсем маленькая. И ещё там есть крохотная банка сгущёнки.

– Не трави душу, – взмолился Лёха.

– Альпинист, в отличие от парашютиста, должен экономить граммы, – сказал Глеб. – Шурик, мы с тобой об этом толковали ещё на Бука Баши, на первом выходе. Слушаться старших надо.

– Но у альпиниста должен быть нож!

– Конечно. Более того, он должен находиться с левой стороны в районе плеча, – Глеб расстегнул одну из «молний» своей бывалой, побитой ветровки, и из карманчика выкатился на тонком шнурке очень лёгкий складной ножик.

– Чтобы отрезать верёвку и, падая в пропасть, спасти товарища!

– Ну, какие страсти… Верёвку режут только в кино. Хотя, если бы у австрийского альпиниста Прусика было чем разрезать им же изобретённый схватывающий узел, то он мог спастись. Но получилось иначе, и он стал жертвой собственного изобретения. Говорят, его не могли снять целый год, и этот известный альпинист так и висел над ущельем в своей яркой оранжевой ветровке, пугая многочисленных туристов. Впрочем, в реальности, возможно, всё было иначе. Это легенда.

Глеб убрал ножик обратно и, не вполне понимая зачем, снял с себя ветровку и стал методично обследовать карман за карманом. «Ага, вот она, немного влажная…» То, что надо, обнаружилось в маленьком внутреннем кармане, вшитом со стороны подкладки.

Сначала Железная Мама не могла понять, зачем ей показывают двадцатипятирублевую купюру, и почему у инструктора Гребенцова такая дурацкая улыбка. Глеб повторял лишь одно слово: «Кафе ‘‘Ай’’». Потом Маму осенило:

– Ладно, беги, беги… Корми своих птенцов.

На сообщение Глеба о том, что он временно покидает отделение, и что надо соблюдать дисциплину, голодный Лёха пробурчал: «Куда мы денемся с тропы, двигаясь в середине отряда?»

Тропа уходила вниз по скалистым барханам, резко меняя направление, проходя то мимо скальных стенок, то рядом с неглубокими сбросами. Глеб вразвалочку дошёл до поворота, а когда отряд скрылся за перегибом, включил скорость. Спуск бегом – один из элементов движения в горах.

Отмахав метров четыреста, Глеб притормозил, чтобы оглядеться. Отряд уже медленно вытягивался на спуск.

Пройдя ещё около километра, Глеб замаскировал рюкзак рядом с тропой, там, где она, срезая угол, поворачивала на зелёный склон Чегета. Вскоре, за поворотом склона возникла круглая стеклянная «шайба» кафе «Ай».

Канатка недавно опять встала, пропустив лишь половину группы гляциологов, и сейчас они коротали время, сидя у каменной стенки рядом с компактно сложенными тюками и ящиками экспедиции.

В кафе пусто и тихо. Лишь через стекла-витрины пятиметровой высоты, в безветренной прозрачности воздуха наивно глядит контрастная, бело-коричневая стена Донгузоруна. И персонал, кажется, отсутствует. Но запахи! Какие запахи! Трудно было выбирать из всего обилия кавказской гастрономии. В конце концов, Глеб взял на все двадцать пять рублей поровну хытчины с мясом, чебуреки и хытчины с сыром. Его заказу были рады – остановка канатки начисто ломала план реализации.

Пройдя по тропе метров восемьдесят, Глеб остановился: тяжёлый горячий пакет грозил разорваться. Он снял с себя ветровку, завязал ношу крест-накрест: сначала полы ветровки, потом её рукава. Затем просунул штычок ледоруба в узел, перекинул через плечо и сразу стал похож на странника-пошохонца. Миновав мес­то, где был замаскирован рюкзак, он увидел извилистую «гусеницу» отряда, выползающую из-за поворота.

Отряд новичков ушёл вниз, а третье отделение осталось сидеть среди камней; и долго слышалось методичное, сосредоточенное чавканье…

– Стоп, – сказал, наконец, Глеб. – Лёха, тебе дурно не будет? Хытчины никуда не денутся. Продолжим внизу.

На площадь Чегета спустились раньше намеченного срока. Пройдя три перевала, по ходу совершив восхождение на вершину Басса, отряд новичков вернулся в исходную точку, замкнув своеобразное кольцо.