Чтобы помнили. Анатолий ГРЕБНЕВ

* * * Жёлтый блеск молодого жнивья Посреди августовского поля. Русь, Россия, Отрада моя, Небывалая песня и доля! Только ветер твой мерил простор, Где сливается с небом дорога. И в груди не проходит восторг, Не стихает любовь и тревога. Это, видно, осталось в крови От славянских задебренных былей – Чтоб мы помнили земли свои, Берегли, устрояли, любили. Чтоб на самой последней меже, Перед взглядом родного простора, Совестливой сыновней душе Не услышать глухого укора.

* * * Поют полозья беспечально. И, с детства в памяти жива, меня баюкает, качает, как будто зыбка, кошева. В лесу серебряная навись. На славу зимник проторён. Опять я с тракта добираюсь домой с Игнатом-почтарём. «Как, говоришь, у нас дела-то? Да как везде, ядрёна вошь: и жись пошла потароватей, а в город валит молодёжь. Да ты к нам в отпуск аль навовсе? В деревню тянет? То-то брат! И что, скажи, их черти носят – все по чужбине норовят…» Потом, дыхнув морозным паром, добавит, запахнув тулуп: «Тянуть до смерти будет, парень, – чай, у тебя здесь резан пуп…» А я усну под эти речи, усну, как в зыбке, до села, где мать блины на столик мечет, где пышет жаром из чела.

* * * И под каким я ни пребуду небом – мне б только знать, тревогу утоля, что не скудеет песнями и хлебом отеческая милая земля. Мне б только знать, мне б только сердцем вызнать, что об ушедших больше слёз не льют, что ставятся там солнечные избы, и соловьи с наличников поют. Что после стольких бед в родном раздолье настала золотая благодать… А свет в окне родительского дома мне отовсюду и всегда видать.

* * * А в том, что уход мой исчислен, Природа бессмертно права – И небо, и солнце, и листья, Озёрная синь и трава, Которая в это мгновенье У ног моих, передо мной, Не ведая слова «забвенье», Вскипает волна за волной! Я здесь вырастал на просторе, И в горе, и в счастье врастал. Влюблялся до сладкого стона, И вроде бы жить не устал. Но вместо могильного камня – Молю, если грянет мой миг, Дай Бог заплутать навсегда мне, Как в детстве, в лугах заливных! Я лягу, луга обнимая, Я стану цветущей травой… Но если б окликнула мама, Я обнял бы маму: живой.

Созвучие В. Астафьеву, Е. Колобову Снова звучат здесь, Мои исцеляя кручины, Грусть Альбиони и «Аве Мария» Каччини. Снова Свиридов, Затронув струной сокровенной, Душу проносит По безднам славянской Вселенной. Снова трещит, оживая, белёная печка, И золотым лепестком На божнице колеблется свечка. Господи, слава Тебе! Наконец-то, я дома, Мне не страшны Никакие судьбы переломы. И заявлю я, товарищ, тебе напрямую: Зимушку эту я всё-таки перезимую. Вон посмотри: ожиданием летнего рая Окна узорит мороз И горит серебром, не сгорая. Слышишь, звучат отголоски Мелодий небесных, Там, в небесах, или здесь, на земле, Неизвестных?

* * * «Любовь к отеческим гробам». А. С. Пушкин Разберись тут паломник, попробуй, (Даже если Вергилий водил) В мёртвом царстве великих надгробий, В тесноте заповедных могил. В лабиринтах столичных погостов Сам попробуй сперва не пропасть – Даже ищущим сердцем Непросто К животворной святыне Припасть!.. Не случайному голосу внемля, Упреждая судьбы произвол, Хорошо, что могильную землю, Рядом с матушкой Пушкин обрёл…

* * * Душа не ведает остуды К тому, чем издавна жива: Из-под сознанья, из-под спуда Всплывают матери слова. Слетают с детского крылечка – И снова, будто наяву, Я слышу бабушки наречье, Её былинную молву. Века седые с тихим гулом – Бессонной памяти приют – До Святогора и Микулы Так осязаемо встают! Былую боль приносит Слово, Как по натянутой струне. И снова жизнь живая, снова Вся до озноба внятна мне!

* * * И снова Родина светла На переломе невеликом. Уже малина отошла, Уже поспела ежевика. Ещё не выкошена рожь, Но вдруг душа прослышит Осень В неясном шуме сникших сплошь Тяжёлых, впрозолоть, колосьев. Ещё чиста за речкой даль, И журавли не откричали. Ещё покамест не печаль, А лишь предчувствие печали.