Поэзия. Светлана СЫРНЕВА

На север С. У. Стеною отвесной, лавиной прямой здесь рушится ливень из пропасти мутной. Скорее на север! Скорее домой – в какой-то машине – случайной, попутной. Пускай без дороги, пускай в никуда – к стеклу запотелому локтем прижаться и видеть, как в лужах вскипает вода, как злые воронки в канавах кружатся. Вперёд! Из-под чёрного полога туч, где грозно встаёт за заставой застава, где бурный поток, оборвавшийся с круч, тебя конвоирует слева и справа – пробиться, прорваться, уйти, убежать! Я знаю: дорогу нащупают шины, и пусть не сумеет меня удержать упругая сеть Среднерусской равнины. И времени маятник молча повис, качнуться не смея к пределу иному. Мы мчались на север! Мы рушились вниз, но вверх поднимались по шару земному. И там, где кончается ливня межа, открылись тебе просветлённые дали. И в тихих озёрах лежала Тужа, и редкие капли с берёз упадали. А дальше – в симметрии рельсов и шпал, в вечернем тумане, в закате пугливом железный Котельнич упрямо вставал и медленно плыл над высоким обрывом. И ночь восставала. Но где-нибудь там расчищено место гнездовью родному. По улицам вдоль, по созвездьям реклам в последнем рывке доберёмся до дому. Мой друг! Мы вернулись на север – туда, где сходятся линии жизни в пространстве, где тихо Полярная светит звезда в своём неподвижном, немом постоянстве.

Ночной костёр Горел костёр, пылал, не уставал, лизал огонь смолистое полено. Он то сжимался, то опять взмывал, как сердце затаившейся Вселенной. И выступали вдруг из темноты стоящие безмолвно друг за другом и стрельчатые травы, и цветы, таинственным сомкнувшиеся кругом. Они смотрели молча и в упор – родня, пришедшая по зову брата. И был кузнечиков бессонный хор за их стеной заботливо упрятан. А где-то дальше притаился лес – дремучий лес – берёзовый, сосновый. Он тоже высился – и всё окрест за ярусом вздымало ярус новый. Ночной костёр! Природы зыбкий сон! Она молчит, она не отвечает. Созвездий и галактик пантеон её постройки лёгкие венчает. Один в ночи пульсирует костёр, как смертное дитя живой природы. Но мир огромный широко простёр недвижные, незыблемые своды. И мы с тобою у костра во мгле – всего лишь лёгкие, сквозные тени, как отпечаток древний на скале давным-давно исчезнувших растений; как древние обломки черепков в пластах земли тяжёлых, монолитных, как спрятанные в залежах веков подобия орудий первобытных.

Мотыльки И опять стемнеет. И, как встарь, осветивший листья и кусты, загорится матовый фонарь – одинокий сторож темноты. И притянут силой неземной к средоточью мира своего, мотыльков ночных безумный рой закружится около него. О, нерасторжима эта связь! Спотыкаясь и в стекло биясь, к фонарю стремятся мотыльки, словно жизнь иная прервалась. А внизу – гитары перебор, парочки влюблённые стоят. Но не слышит их крылатый хор, страстью или ужасом объят. Жители неведомых планет, существа, не знающие нас, бейтесь, бейтесь в одинокий свет, будто в первый и последний раз! Но рассвет, полнеба окропив, тёмную разгонит синеву. Крылышки усталые слепив, мотыльки осыплются в траву. Маленькие ангелы ночей, падшие изгнанники небес, спите под покровами лучей в отрешённой гордости своей!

Гостинец Л. К. И пока шумел карнавал, перешедший в полночь пустую, в этом городе снег упал на холодную грязь густую. Словно нищенства устыдясь, скрыть пытался его повсюду. В этом городе я родилась и уехала я отсюда. Но заснеженных крыш и плит робкий мне поднесён гостинец, и серебряный свет разлит до утра по углам гостиниц. По домам деревянным спят, дремлют жители и народы, что пришли и уйдут назад, не нарушив закон природы. И застыли, висят в снегу полукружья ветвей и арок. Я родня вам, но не могу равноценный сделать подарок. Ни полслова не проронив, мы расстанемся завтра утром. Удаляясь, мелькнёт залив, просквозив вдали перламутром. Но и скрывшись за окоём, ты нечаянно миру явлен: каждый куст на пути моём в белоснежный наряд оправлен.

Река Ведь река – это тоже ручей у истоков своих, у начала. Золотым водопадом лучей её раннее утро встречало. И была она просто ничья, и лениво струила теченье, по соседству другого ручья беспрестанное слушая пенье. Это был несравненный ручей – и соперник её, и учитель, он катился быстрей и звончей, и повсюду он был победитель. В душных дебрях – то дерева ствол, то колода, то пень, то коряга. Вот ручей повернул и ушёл – устремился по склону оврага. Будет, будет ему благодать и недолгий простор для полёта – бочажины лесные питать, упираться в глухие болота, и не знать на коротком веку под ступенчатым сводом природы, что река превратилась в реку и широко раскинула воды. Ей – и баржи нести на спине, и вращать паровые турбины, вдаль пройтись по великой стране, открывать города и глубины, выходить из своих берегов, видеть счастье народов и горе, быть преградой живой для врагов и в открытое вылиться море. Ничего не решала борьба, так уж небо, должно быть, решило. Так уж, видно, сложилась судьба, так на звёздах начертано было. Не смущай же ты душу ничью: неуместны восторг или жалость. У холодного сна на краю больше выбора им не осталось. Только детство, где нету вины и ни имени нет, ни названья, где великий покой тишины и великое счастье незнанья.

Последний дом Памяти Николая Сластникова Есть на горе за рекой, на косогоре крутом дом одинокий, пустой, старый, заброшенный дом. Гибли деревни вокруг – кто-то его сохранил, кто-то отшельником жил, сколько отпущено сил. Что же наследник нейдёт прадеда, деда, отца? Выбиты створки ворот, выпали доски крыльца. Старче, воспрянь в синеве, врытый по пояс в траве, не позволяй никому к сердцу пройти твоему! По вечерам издали, глядя лицом на закат, ты восстаёшь из земли, пламенем окна горят. Сторож заросших полей, витязь родной стороны! Купы твоих тополей высятся в небе, вольны. Там у тебя соловей. Там у тебя, старина, белых цветущих ветвей в мае вскипает волна. Там, поваливши плетень, там одичавшие, там вишня, калина, сирень тянутся вниз к омутам. Сгинешь когда-то и ты – тления не избежать. Старых смородин кусты будут то место держать. Может, и надобно так – прошлое сбросить навек. Опустошённый маяк, косо сечёт тебя снег. И в непроглядную тьму мёрзлые ветки впились… Я не скажу, почему мы до сих пор не сдались.