Версия для слабовидящихПоэзия. Анатолий ГРЕБНЕВ
«За создание произведений, близких по духу и тональности философской лирике Николая Заболоцкого», – значится в дипломе лауреата Всероссийской литературной премии имени Николая Заболоцкого за 2008 год Анатолия Гребнева. Вятский по рождению и духу, он давно уже живёт и работает в Перми, врачуя словом поэтическим израненные души, исповедуя любовь и веру, укрепляя в человеке человечное. Свойственный его поэзии тонкий лиризм позволяет говорить о сложных моментах бытия возвышенно и просто, развивая при этом и традиционные для русской словесности философичность, духовную сосредоточенность. Душой стремясь на горний свет, во всём от природы зависим, Анатолий Григорьевич, если пристальней в детство вглядеться, весь во власти родственных примет. В родном Чистополье, вятском селе, в разное время к разным районам приписанном, он любим и узнаваем, его стихи всякий вспомнит, наизусть прочтёт при встрече:
На приволье, в чистом поле,
Будто крыльями взмахнешь:
Тут тебе четыре воли –
Выбирай, какую хошь!
– прочтёт и прибавит: «Вот стихи, а, всё понятно, всё на русском языке».
Так проливается в души людские сокровенного слова сиянье, наполняя сердца любовью, что сильнее и жизни, и смерти.
Заболоцкий Буйной зеленью мир оболокся, Вятским зябликам удержу нет. Здесь когда-то бродил Заболоцкий – Просто мальчик, безвестный поэт. Здесь, у жизни ещё на пороге, Чуя вечную душу её, В превращеньях бессмертной природы Он поверил в бессмертье своё. И сейчас в его строках нетленных, В коих сердце поэта и труд, Люди, звери и звёзды Вселенной Мыслят, гибнут, страдают, живут. Ни потери, ни поздняя слава В новой жизни уже ни к чему. В листьях, птицах, туманах и травах Хорошо и негорько ему. Пеньем зяблика, столбиком света Из тумана в родимом краю Вдруг аукнется голос поэта, Слыша душу живую мою.
* * * А в лесу, в золотой полумгле, Палых листьев полно на земле. Облетают, летят – шелестят, Будто что-то шепнуть мне хотят. Голос времени, слышимый мне, Неумолчно шумит в вышине. Это август уставший не зря Ищет-свищет врата сентября. И впервые Так ясно Теперь Ты поймёшь неизбежность потерь, По листу, По тропе в пустоту – Этой жизни печаль и тщету. А молитвы святее слова На лету еле слышит листва. Тем отрадней душе Заглянуть В мироздания сладкую жуть.
* * * Ты ликуешь, удивляешься – Излечили от тоски Изумрудные появышки, Первой зелени ростки! И над всей землёй весеннею Он плывёт со всех сторон, Звон Христова Воскресения, Колокольный перезвон. И в бессмертие поверится! Вся земля и впрямь жива, Аж на кладбище шевелится Надмогильная трава… Я бродил сегодня лесом, Там звенел зелёный вал В лад со мной «Христос воскресе!» Хор пернатый распевал.
Задевая за листья и звёзды Вал. Кузнецову Плач ли птахи какой-нибудь малой, Звёзды ль шепчут, звенит ли роса, Или чудятся мне из тумана Всех ушедших от нас голоса И душа, что не может таиться Той же малою птахой во мгле, Норовит к голосам тем пробиться: Мыслью – в небо, А чувством – к земле. Но, высоты связав и глубины, Жизнь и смерть – В неразрывную связь, Листья густо летят на могилы, Золотисто над ними светясь. И вдыхаю я горькую роздымь, И, обняв целый мир на ходу, Задевая за листья и звёзды, Между жизнью и смертью бреду.
* * * Да нет, душою старше мы не стали, Но вздохнёшь о той поре тайком, Когда с тобой без крыльев мы летали И бегали по небу босиком. Теперь как будто всё наперевёртку И видится, и чувствуется вновь, А первая из речки краснопёрка Нам памятна, как первая любовь. И всю-то жизнь, а почему – не знаем, Счастливыми и в самый чёрный миг Мы снова в детство душу окунаем – В живой и чудотворный наш родник.
Под берёзой Василию Белову На душе ни печали, ни боли, Я за облаком белым слежу. Посредине бескрайнего поля Под берёзою навзничь лежу. Хорошо под берёзовой сенью В полевой вековой тишине. В этом шелесте – звоне весеннем Я усну, и почудится мне, Что душа в небеса улетела, Что прекрасно ей там и светло. А внизу позабытое тело На сажень уже в землю вошло. Но я слышу, как весел и шумен, Ветер рвёт молодую листву. Неужели ещё я не умер? Неужели ещё я живу?
* * * В апрельской роще пахнет октябрём. В ней так светло, безлиственно, свободно. И под моим промокшим сапогом Октябрь шуршит печалью прошлогодней. Но как поёт восторженный скворец Не о конце – о солнечном начале! И только я да голый этот лес Не отличаем радость от печали.
* * * Я полем шёл по бездорожью, Пустынной волею влеком. То вдаль глядел, То осторожно Я наклонялся над цветком. Садилось солнышко направо, А месяц Слева поднялся. И в дорогой осенней справе Светились тихие леса. Я всё, как есть, хотел запомнить До наступленья темноты: И этот лес, И это поле, И эти поздние цветы. И этот миг невыразимый Молчанья красного дерев, Когда и шумные осины Не шолохнутся, замерев. Когда ещё хватает света И в золотистой полумгле Ещё пылает лист На ветках, А не чернеет на земле. Ещё теплом из чащи тянет И мир как будто чуда ждёт. Но завтра солнце слева встанет, А месяц справа пропадёт!
* * * На заре, завлекая подругу, Бравый дятел, что малость продрог, Вдруг рассыплет, будя всю округу, Деревянную гулкую дробь. Он волнуется в страстном задоре. Помолчит – и опять дробанёт! И ему откликается хором Весь окрестный пернатый народ. Подголосками в звон соловьиный – Зяблик, пеночка, даже удод, – Нарастая хрустальной лавиной, По весенней округе пойдёт! И душа улыбается снова, И опять обретает размах, И готова откликнуться словом На бессмертное пение птах!
* * * И волны, и листья, и ветер – У осени есть благодать: Видать во все стороны света! Но друга нигде не видать. Плывут сквозь вчерашние были Небесные птицы, трубя. Что где-то ещё не забыли И, может быть, любят тебя.
