Версия для слабовидящихАлександр ДЁМЫШЕВ
Без оружия на Украину
Глава вторая.
Чуден Буг при тихой погоде
Груз сдали — и скорее в гостиницу (по-украински — готель). Мудрить не стали, у таксиста спросили, какой отель здесь у них самый центровой, самый лучший, наикращий (последний эпитет принадлежал Мыколаичу). Ну таксист и привёз нас (скорее всего туда, куда ему было выгоднее) в готель «Континент».
Помпезное трëхэтажное здание всем видом своим обещало предоставить усталым путникам максимально комфортный отдых. Вот только рекламный плакат, висевший слева от входа, вносил дисгармонию в респектабельный облик отеля. Плакат заронил в меня некоторые сомнения. Изображены были на той рекламе в обнимку солидный зрелый мужчина и юная девушка, а вокруг них облако розовых сердечек и надпись из двух непонятных мне слов на английском. В остальном же было всë — высший класс. Ступени, колонны, двери — всё очень солидно. И мы — в шортах, мятых футболках, с рюкзаками за спинами, с потрёпанными клетчатыми баулами в руках и с «лёгкой» небритостью на лицах — входим в белоснежный сияющий холл.
Неподалёку от стойки регистрации кучковались возрастные мужики иноземного вида. В свежих сорочках, отутюженных брюках и лакированных туфлях, выглядели они, словно только из фирменного бутика. Тут же в ряд выстроились их большие кожаные чемоданы. Лопотали господа не по-нашенски (и не по-украински). Не иначе, как зарубежная делегация на какой-то симпозиум в Николаев пожаловала. От делегатов тех во все стороны расползался приторный аромат дорогого парфюма. Я очень надеялся, что импортные одеколоны перешибут наши отечественные запахи пота, мазута и креозота. Девушка-администратор — загорелая красавица-брюнетка с горящим взором — искренне улыбалась дорогим иноземным гостям, кивала им вежливо и учтиво.
И тут она увидала дешёвых гостей — нас. Блеск её карих глаз сразу потух, а улыбка хоть и осталась висеть на губах, но стала какой-то неискренней, чисто профессиональной. Оно и понятно, видок наш восторга вызвать не мог. Что называется «встретила по одëжке». Наверное, девушка приготовилась к нудной беседе с нами. Ну что-то типа: «А сколько стоит трёхместный номер? А не найдётся ли у вас что-нибудь подешевле? Не, это дорого, досвидос!» Губки её поджались заранее: готель «Континент» — не ночлежка для малоимущих.
Однако же, хоть контраст между нами и интуристами был велик, но иногда внешний вид обманчив, денежки-то у нас водились. И денег мы не жалели, ибо проживание в гостинице, как и суточные, оплачивалось нам по повышенному заграничному тарифу. Поэтому — каждому отдельный номер со всеми удобствами (требовалось уже чуточку отдохнуть друг от друга), да чтобы «всё включено» (питание в ресторане, прачечная, парикмахерская и т. д. — всё в счёт за номер, который оплатит нам наша контора). Девушка за стойкой ресепшена сразу повеселела. Мне показалось даже, что рада она нам теперь даже больше, чем всяческим иностранцам. Всё-таки мы свои люди, хоть и тоже в какой-то мере из-за границы.
Отмылись, побрились и, наскоро перекусив, отправились на ж/д вокзал — билеты в обратный путь требовалось купить. С интересом разглядывали из окон такси (расходы на которое мы также включили в счёт проживания) украинский город: зелёные улицы, дома, люди — всё почти как у нас. Даже вывески большей частью на русском: продукты, столовая, аптека.
— А почему вывесок на украинской мове так мало? — спросил я у таксиста.
— Ну а зачем это нам? — ответил он на вопрос вопросом. И уточнил: — Так-то у нас русскоязычный город.
Мы с Серым переглянулись, заулыбались. Серый прогоготал:
— Значит, зря я старался, словарь составлял. Так и не понадобится, Мыколаич, нам твоя мова. Всё тут у них по-нашенски!
— Ну нэ понадобывся, пуст як и будэ, — буркнул в ответ «коринный кыевлянин».
Я заметил через зеркало заднего вида, как от мовы нашего киевлянина брови шофёра поднялись удивлённо домиком. От нечего делать мне захотелось ещё «подывыть» местного водилу, и я, узрев в окне проплывавшую мимо очередную вывеску, спросил Мыколаича:
— А як же на мове будэ столовая?
— Столовая... — Мыколаич крепко задумался, губы его плотно сжались, он почесал переносицу и, наконец, выдал:
— Столовая на мове будэ... харчивня!
Мы с Серым переглянулись весело, хотели уже посмеяться над дуже иностранным словом, но таксист нам не дал.
— Не правильно, — неожиданно веско сказал водитель. — Какая ещё харчевня? Так-то столовая по-украински будет едальня.
Едальня! Тоже словечко то ещё, даже смешнее харчивни. Но мы с Серым не засмеялись, а в четыре глаза уставились на Мыколаича. Тот, явно чувствуя себя не в своей тарелке, усиленно разглядывал городские пейзажи.
— Ах, ты ж обманщик! — первым сказал Серёга.
— Так, значит, Мыколаич, ты слова украинские те, которых не знаешь, сам на ходу выдумывал? А мы их учили, учили, — добавил я и глянул в зеркало заднего вида. Глаза таксиста в нём отражались весёлые.
Билеты на поезд в Россию взяли на послезавтрашний поздний вечер (решили, что двое суток отдыха в первоклассном отеле мы вполне себе заслужили). Вообще-то с билетами вышло не слишком гладко. Купейных мест, на которые рассчитывали, вовсе в продаже не было. А плацкартные полки — да чтобы все рядышком — нашлись лишь на проходящий поезд «Одесса — Москва». Места нам достались с
А готель «Континент» нас действительно впечатлил. Особенно после теплушки! Такие вагоны, как наш, не зря скотовозами прозывают. А в «скотских» условиях, напомню, мы провели две с половиной недели. После теплушечных «удобств» даже обычный унитаз становится выдающимся благом цивилизации, душ — гениальным изобретением, а про белоснежные накрахмаленные простыни я вообще молчу. Но не смогу умолчать про местную кухню.
Раз уж мы оказались на Украине, естественно, предпочтение отдавали борщу с пампушками, грибным дерунам со шкварками, вареникам с вишней. Запивали мы всё это объедение вкуснейшим фруктовым узваром. Чего только стоили названия блюд в местной «едальне», каждое из которых мы в те дни перепробовали! Полядвиця и вуджанина, крижавки и меживо, мачанка и драгали, мацик, гурка, сальцесон и много, много чего ещё. Яства эти, созданные руками шеф-повара украинского ресторана, да ещё и поданные в оригинальных глиняных горшках и тарелках официантками в национальных украинских костюмах, воспринимались особенно вкусными. Помятуя о том, что «всё включено», еды мы заказывали очень много. Халява, сэр! — и этим всё сказано. После теплушечного меню, состоявшего в основном из трёх блюд на выбор — картошки с тушёнкой, рожков с тушёнкой либо гречи с тушёнкой, — наш караул отрывался на славу.
* * *
Вернувшись с вокзала, мы сели «малость перекусить» на открытой террасе, выходящей с торца готеля на тихую пешеходную улочку. Было ещё не поздно, ярко светило солнышко. Мы заняли столик в центре террасы. Народу в заведении было полно, однако мы поначалу внимания на посетителей не обратили. Но тут с разных сторон понеслась иностранная речь, причём шпрехали все кругом исключительно по-немецки: Fantastisch, praktisch! Ja, ja. Das Wetter ist heute sehr gut! Да что за нашествие тевтонов такое? Мы поприглядывались, и картина нарисовалась безрадостная. За всеми столиками вокруг нас происходило примерно одно и то же. Лощёные возрастные бюргеры оживлённо о чём-то болтали с молоденькими девочками-украинками. И те, и другие были увлечены так, что внимания на нас абсолютно не обращали. Непрерывно о чём-то трёкая, перемещались от столика к столику, записывали что-то в блокноты и гаджеты, присаживались, пили кофе и сок, отходили в сторонку перекурить. И снова перетасовывались будто в колоде карты: дамы, валеты, тузы...
— Что происходит? Что за симпозиум тут у вас? — с нервным смешком спросили мы официантку.
— А, так то женихи до девчат наших прибыли. Очередная партия. На этот раз дойчи вот прикатили, — официантка пожала плечами. — Турфирмочка местная почти каждую неделю в нашем отеле тусовку устраивает. «Ярмарка невест» называется. Такой вот «симпозиум». Три дня только прошло, как америкосы слиняли. Гляньте вон.
И она махнула рукой в сторону улицы. Там во всю ширину от столба к столбу тянулась растяжка Bride Fair разноцветными буквами, а по бокам вновь эти розовые сердечки.
Мы пооглядывались ещё, на этот раз исподлобья. Обидно и унизительно наблюдать, как потомки немецких оккупантов деловито выбирают себе для утех наших девок. А девки наши — внучки да правнучки партизан и бойцов Красной армии — охотно себя «на торги» выставляют.
— Куда только местные хлопцы смотрят? — зло процедил Серёга.
— Что, десантура, слабо гансам репу начистить? — поддел Серого Мыколаич.
— Ещё не вечер, — ответил наш вэдэвэшник и пырнул зло столовым ножиком толстую котлету по-кыивськи.
И понял я, что Серёга не шутит. И решил, что литраж намечаемых поздним вечером посиделок следует ограничить до минимума, иначе несдобровать будет вначале немцам, после и нам. Литровича за глаза — по пузырю им на рыло — и точка! Себя-то я не считал, потому как давно уже пребывал в завязке. Знать бы, чем дело кончится, может, продлил бы сухой закон и для парней до самого возвращения в Киров. Но сильны мы бываем лишь задним умом. А в тот момент повода лишать личный состав заслуженной радости вроде бы не имелось. Всю дорогу, все семнадцать дней парни честно тянули лямку. С момента получения и до сдачи груза спиртного даже не нюхали. Вроде как заслужили. Да и не хотелось мне слышать за спиной недовольное бурчание, не хотелось прослыть слишком правильным, типа «сам не пьёт и другим не даёт».
Сидя на свежем воздухе, мы подкрепились изрядно. Даже немецкие «оккупанты» не смогли аппетит испортить, ибо каждый из нас помнил два волшебных слова — всё включено! А поскольку вечер только лишь начинался, решили мы после сытного ужина жирок растрясти — прогульнуться по Николаеву. Пешая экскурсия! Благо находился готель «Континент» в самом центре.
Двоякое впечатление произвёл город. Кирпичные высотки перемежались тут с многочисленным частным сектором. Низкие домики-мазанки по окна вросли в асфальт. И прямо над ними — жилые многоэтажки и новые, как с иголочки, торговые центры. Тут и там пестрели расклеенные по стенам однотипные объявления.
— Обе-реж-но, свы-ня-чый грып! — прочёл по слогам Серёга.
— Свиной грипп свирепствует, — зачем-то перевёл Мыколаич.
— Дожили, что даже летом от всякой заразы покоя нет, — проворчал я.
Николаев напоминал наш родной Киров середины девяностых: мозолили глаз разномастные — кто во что горазд — коммерческие ларьки. Тупые и нелепые рекламные вывески пестрели повсюду.
Приметив вывеску «Сувениры — дешевле, чем в Одессе», зашли в маленький магазин. Была у нас в ту пору мания — в каждом городе, где бывали, купить сувенирный магнитик. У меня уже весь холодильник увешан такими был сверху донизу, но я не останавливался, жена в то время как раз раскручивала меня на приобретение большого морозильника, так что новый простор для коллекционирования намечался. Думал я: вот доживу до пенсии, сяду на кухне чаи гонять, гляну на холодильник, на морозильник, тут и вспомнятся мне все поездки. Или, к примеру, гости придут, увидят две-три сотни магнитиков, спросят — ты что, во всех городах этих был? Во всех, отвечу, да тут ещё многие не вошли. Тогда гости будут качать в удивлении головами и восхищаться, восхищаться.
Вот по этим причинам к выбору сувенирных магнитиков я подходил ответственно. Приглядывал самые необычные, чтобы не были все они на одно лицо, потому магнитик «глобус Украины» мне сразу понравился. Ещё я пытался подобрать сувенир с изображением города. На прилавке их было много, но всё не то.
— Есть тут у вас магнитик, чтобы название города было по-украински написано? — спросил я у пожилой продавщицы.
— Как это? — удивилась она.
— Ну... Мыколаив, что ли...
— Нет у нас тут такого, у нас город русскоязычный, — отрезала продавщица.
Пришлось брать что дают. Без экзотики. Николаев.
Мы прошлись по скверу имени
— Во-о-он в той стороне находится судостроительный завод, на котором раньше авианосцы строили. Теперь один «Адмирал Кузнецов» остался и тот толком не ходит, а... плавае як гивно. Ещё дальше Днепровский лиман и выход в Чёрное море. Смотреть тут особо нечего. Давайте-ка лучше завтра в Одессу сгоняем, тут на автобусе пара часов. Привоз покажу вам, на пляже в Аркадии искупаемся. Когда ещё «жемчужину у моря» посмотрите?
Предложение прокатиться в Одессу нам пришлось по душе.
В этот день, невольно присматриваясь к Мыколаичу, я утвердился во мнении: с головой у него всё в порядке. Ну да, лëтчик наш — фантазëр ещё тот! Контакт с гуманоидами, понимаешь ли, выдумал... Но рассказ про НЛО — лишь плод буйного воображения Мыколаича помноженное на природную тягу его к артистизму.
Уже начинало смеркаться, и мы повернули обратно. Шли себе, никого не трогали, в готель поспешали, чтобы под дождь не попасть, как вдруг из переулка выскочила растрёпанная и какая-то ошарашенная женщина средних лет. Она бросилась к нам.
— Хлопчики, помогите!
— Что с вами?
— Беда у меня!
— Да что случилось?
Женщина чуть перевела дух и объяснила, что нужно помочь ей затащить холодильник, доставленный из ремонта, на пятый этаж. Лифта в хрущёвке, понятно, не было. Ну, мы помогли, затащили. Что для нас холодильник? Так, небольшая разминка. Мне и самому морозильник по возвращении покупать; правда, у нас в доме лифт... Женщина стала благодарить, гривны достала, но мы отказались. Разговорились.
— Так вы из России значит? Москвичи? На глинозёмный завод прибыли?
— Не, мы из Кирова, вятские-хватские. И не на глино... как там... Короче, специально проехали две тыщи кэмэ, чтобы вам помочь.
— Ха-ха-ха, ну спасибо, спасибо. А я и не подумала, что вы иностранцы, ха-ха-ха.
— Так и вы без акцента по-нашему говорите, в России вас тоже за иностранку не примут. Сами так научились по-русски шпарить или на курсы языковые долго ходили?
— Да в детстве как-то само собой получилось; правда, два репетитора всегда рядом были — мама и папа.
Так мы шутили над тем — кто кому теперь иностранец, про язык и про мову. А потом, отсмеявшись, женщина завздыхала:
— Теперь вот навязывают на работе украинский учить. Против-то я ничего не имею, только никак не пойму — к чему он? Все у нас говорят по-русски.
Мы вновь с превосходством смотрели на Мыколаича, тот лишь развёл руками. В благодарность женщина нам вручила литровую банку консервированных абрикосов. Отказаться мы не смогли, взяли, чтобы уважить.
* * *
— Ну что, попробуем абрикосы в качестве закусона? — осведомился Серый.
— Давай. Не переть же их в Киров! — одобрил Мыколаич, расставляя стопки. Культурно провести посиделки мы собрались в его номере. Апартаменты Мыколаича ничем не отличались от наших. Все три номера — как близнецы: обстановка в серых и бежевых тонах. Главное — стол был достаточно велик, чтобы три мужика могли скоротать за ним время. За окном потихоньку темнало, а наш вечер переставал быть томным.
Я извлекал из пакетов продукты, купленные в супермаркете «Велика кишеня». Серый строгал колбасы и сыр. Сало он резал тонкими дольками, буханку делил на большие куски. Красиво ножом орудовал — спец, настоящий десантник! Первый из двух пузырей с яркой надписью «Горилка украинська медова з перцем» блеснул в руке Мыколаича. Лётчик действовал решительно и умело. Перевернув бутылку, шлёпнул зачем-то её «по попке». Тут же лёгким движением крутанул пробку и с меткостью, отточенной между полётами за годы службы на полигонах, наполнил два стопаря. Жидкость янтарного цвета легла ровнёхонько. Точно по пятьдесят. В третий стопарь — по моему заказу — он плеснул «негазовану минеральну воду».
Тут обратил я внимание на одну причуду Мыколаича, которую ранее пропускал мимо глаз. Каждый раз, приступая к трапезе, он три раза дул на тарелку. Раньше в теплушке или в столовой казалось мне, что он остужает таким образом пищу. Но горячего в этот раз у нас на столе не было, и Мыколаич трижды дунул на бутерброд. Примета, что ли, у него такая?
Не успели мы осушить по первой, так сказать «за доехали», как Серёга, словно бы продолжая начатый разговор, спросил Мыколаича:
— Вот ответь нам тогда, раз хвастался, мол, всё знаешь. Почему говорят: «Киев — мать городов русских»? Я понимаю, Одесса — мама, но Киев-то — он. Правильнее было б отцом называть!
Вопрос вроде невинный, но чувствовалась в нём лёгкая провокация, вызов к очередной словесной баталии. Мыколаич сначала слегка опешил:
— Я вроде не утверждал никогда, что всё знаю.
— Вслух может и не произносил, но точно так полагаешь. И всем своим видом всегда нам показываешь.
— Да? Тебе, Серуня, опять мерещится. Ну а вопрос твой несложный. Ответ на него я действительно знаю. Если ты в школе учился, то должен бы тоже знать, что выражение это взято из старинной летописи.
— Допустим. И что?
— А то! Древнее греческое слово «метрополия», которое, по сути, обозначает «главный город», «столицу», перевёл летописец на русский язык буквально — «мать городов». Вот так и оказался Киев матерью. После пошло гулять выражение из древней летописи по всем умным книгам, последующие авторы его подхватили, стало оно крылатым.
Я с интересом слушал. Честно сказать, не задумывался никогда, почему это Киев — мать. По начитанности Мыколаич определённо превосходил меня, не говоря уже про Серëгу. Но молодëжь не сдаëтся, пробует брать нахрапом.
— Э, да ладно, кончай умничать, — Серый плеснул по стопкам, вышло не слишком-то виртуозно и это будто его разозлило. — Киев-Куев, мать-перемать, ну раз стало оно крылатым, давай хоть за крылья тогда бухнëм, вэвээс!
Мыколаичу тост не понравился. Он чокался с Серым, скрипя зубами.
Что тут сказать? Не понравился тост и мне, точнее, слова, которыми смысл его был озвучен. Слишком быстро напряжение возрастало. Опорожнив стопки, оба они замолчали. Молчание напрягало, чувствовалось — это затишье пред чем-то грозным. Я пробовал сменить тему:
— Мыколаич, скажи, ты же лëтчик, поэтому знаешь наверняка. «Редкая птица способна долететь до средины Днепра» — это кто написал?
Но Мыколаич не отвечал, вперился тяжеленным взглядом в Серёгу. Я предпринял вторую попытку, обратившись на этот раз к Серому:
— Про птицу-то говорю... Кто писатель? Некрасов, что ли?
Тот, не отведя взора от Мыколаича, нехотя процедил:
— Может и Красов, а может не Красов.
Дуэль взглядов, устроенная напарниками, внушала мне некоторые опасения. Как бы отвлечь балбесов?
— Или всё-таки Салтыков-Щедрин? — продолжал я свои потуги.
— Ну, тут уж одно из двух, — проскрипел Мыколаич, мрачно разглядывая Серëгину челюсть, — либо Салтыков, либо Щедрин, третьего не дано.
В этот момент стало ясно — эти двое мне такой «вечерок на хуторе близ Диканьки» устроить могут, что маловато не покажется. «Страшную месть» готов был осуществить каждый из них. И тут за окном так всполохнуло, что на секунду яркий свет с улицы осветил наш гостиничный номер ярче зажжённых ламп. Вскоре послышался раскатистый грохот, а за ним громкий шелест дождя. Гроза! Погода за бортом добавила ситуации антуража, но настроения мне совсем не добавила. Под гром и молнии Серый снова наполнил рюмки и вдруг, неожиданно улыбнувшись, кивнул на окошко.
— Да уж, чуден Днепр при тихой погоде!
— Когда плавно мчит полные воды свои, — подтвердил Мыколаич. — И ни прогремит, ни зашелохнет.
Я облегчённо выдохнул и поднял свой стопарь с минералкой:
— Хоть до Днепра тут не очень близко, однако же, выпьем за Николая Васильевича.
Две пары глаз непонимающе уставились на меня.
— За Гоголя говорю, ёлы-палы. Вам в падлу, что ли?
— Третий тост пьют не чокаясь, — с пафосом произнёс майор ВВС.
— За тех, кого с нами нет, — добавил ефрейтор ВДВ.
Ну, Гоголя тоже нет с нами, но озвучивать эту мысль я не стал. Правда же, вылетело из головы — третий тост, не чокаясь, стоя. Выпили, помолчали, и после этого атмосфера в номере совсем разрядилась. А когда в первой из двух бутылок оставалось горилки на донышке, Серый с Мыколаичем общались уже как ни в чём не бывало. Они вспоминали службу — каждый свою. Их разговорчивость подогревал алкоголь. Минералкой же вряд ли чего подогреешь, поэтому я, как всегда в таких случаях, чувствовал себя малость в чужой тарелке.
— Ефрейтор Виноградов! — глаза Мыколаича озорно сверкнули.
— Я! — весело отозвался Серый.
— Вы не в курсе, чего это рядовой стройбата пытался в дороге нами командовать?
— Не в курсе, товарищ майор! Надо бы выписать ему две пары нарядов вне очереди!
— А вы, парни, оказывается два сапога пара, причём два кирзовых сапога! — я улыбался их плоским шуткам. Кивал им, ну типа давай, давай. Развеселились. Хреновы юмористы. Ладно, пусть лучше так, чем конфликты устраивать в командировке. Мы тут хоть без оружия, но всё же «как бы в другой стране», по выражению нашего начальника Бесарчука.
— Смейтесь, смейтесь, — я подбодрил парней. — Всё у меня записано. Будут вам завтра наряды, будет и очередь к травматологу.
После таких моих слов они, видимо, испужавшись, быстро ретировались из номера. На самом деле Мыколаич, бросивший накануне поездки курить, не вытерпел — сдался пагубному пристрастию под воздействием алкоголя. Он пошёл здоровью вредить на улицу, а Серого утянул с собой за компашку. Одному было мне хорошо. Я прислушивался к затихающим звукам дождя, к удаляющимся громовым раскатам и предвкушал намечаемую на завтра поездку в Одессу. Собирались мы туда на весь день, лишь бы погодка не подвела.
Парни вернулись не в меру весёлые. Вернулись гораздо раньше, чем мне хотелось.
— Ну, Александр, давай теперь тост говори, — Мыколаич потёр в нетерпении руки.
— Ты, Саша, за кого там хотел? — лыбился Серый. — За Гоголя, за Горького...
— За кое-кого! Вы чего, блин, такие весёлые?
Недолго поусмехавшись, напарники рассказали о том, что Серёга времени даром зря не терял. Пока я торчал «в нумерах», а Мыколаич травился на крыльце никотином, Серый умудрился склеить ту самую девушку, администратора на рецепции, которая нас заселяла.
— У неё как раз смена сейчас заканчивается, — Серый разлил по стопкам остатки горилки из первой бутылки, взглянул на часы, — через десять минут смугляночка освободится. Давайте-ка дёрнем по-быстрому на посошок, и я пойду её провожать. Она мне сказала, что рядом живёт, так что...
Энтузиазма Серёги я не разделял. Мало ли в какую историю с пьяных глаз может вляпаться этот оболтус. Мы же в чужом государстве, хоть и «как бы», поэтому не до историй! Серый же, радостно замахнув горилки, проглотил абрикос из банки, поразглаживал перед зеркалом рыжую шевелюру и ушёл, напихав полный рот жвачки. Ну что его, силой, что ли, держать? Взрослый уже, сам за себя отвечать обязан. Но и меня, как старшего наряда, ежели что-то плохое стрясётся, по голове гладить не станут. А плохое с Серёгой случиться могло, и, глянув на Мыколаича, понял я — думает он точно так же.
Как мог отпустить я Серёгу, пьяного, к почти незнакомой особе, в чужой стране? Вот так и мог! Честно признаюсь, я не был идеальным начальником караула. Человеческий фактор. Нервы мои тоже имели свой запас прочности, бесконечно растягивать их я не умел...
* * *
Завтракали мы с Мыколаичем на террасе. Солнышко отражалось в подсыхающих с ночи лужах, оно словно пыталось яркими бликами взбодрить нас — невыспавшихся гостей города. Горячие круассаны и кава з вершкамы, ну то есть кофе со сливками — еда не самая украинская, но по утряни вполне покатит. Мыколаич выкурил сигарету. Стоило вчера ему с пьяных глаз дать слабинку, как пагубная привычка вернулась с удвоенной силой. Он успокаивал сам себя: «Как возвернусь из поездки — снова брошу». Ну-ну, знаем мы это дело, проходили. Я и сам в своё время сумел завязать с табаком только с третьей попытки, да и то мне было легче — ведь я перед этим уже со спиртным покончил.
Долго стучались к Серому в номер. Думали — то ли ещё из гостей не вернулся, то ли случилось чего с донжуаном нашим. Но к моему облегчению, Серый дверь, наконец, отворил. Видок у него был, мягко сказать, далеко не парадный. Ехидные вопросики Мыколаича о том, «как прошла ночь любви?» пропускал Серый мимо ушей. Видно было — хреновато прошла. Он молча собрался и, вытащив из холодильника жестяную баночку, засосал вместо завтрака пыво.
Часа через три мы из автобуса вышли в Одессе. Погода стояла солнечная, но не жаркая — самое то. Мыколаич ещё при советской власти, будучи молоденьким лейтенантом, летал пару раз по армейским делам во всесоюзную столицу юмора, поэтому право построения экскурсионных маршрутов передали ему. И он, вспомнив, наверно, совдеповскую привычку, первым делом потащил нас на знаменитый одесский рынок — Привоз. Обещал небывалый ассортимент всего, что только возможно и смешные цены. Эх, только зря потратили драгоценное время! Может, в былые времена оно так и было, как живописал наш экскурсовод. Мы же увидели самый обычный рынок. Ну да, он довольно большой с крытыми павильонами, но кого этим сейчас удивишь? А товары, цены — всё как везде. Я приобрëл по случаю зонтик китайский, Серый купил китайские тапочки. Короче — ерунда! Мыколаич упорно искал чего-то в подарок для дочерей. Но потолкавшись часок меж прилавков, мы с Серым твëрдо решили — довольно с нас и чуть ли не силой вытащили Мыколаича с Привоза.
У выхода с рынка, словно нас поджидая, стояло такси. Малиновая «Лада» десятой модели украинской сборки. О том, что машина «зроблена в Украини» говорил хромированный шильдик «Богдан» на багажнике.
— Шеф, на Аркадию, к пляжу!
И поехали мы открывать купальный сезон. В машине пахло пылью и пережаренными семками. Таксист — жирный небритый дядька — считал, очевидно, что как коренной одессит он обязан развлечь пассажиров юмором в местном неповторимом стиле. Узнав откуда мы прибыли, голосом под Жванецкого он вещал:
— Ой, що же вы говорите, я вас умоляю! Я знаю Киров, да!
Приятно было это услышать, но тут таксист выдал первый перл:
— Да, знаю. Это же тот самый город, где рабочие не встают к станку, пока не примут на грудь стакан водки!
Мы недоуменно переглянулись. Плоская шутка, да и явно не экспромт. На Comedy Club не тянет и даже на «КВН». А таксист (видимо, с прицелом на чаевые) всё косил под одесского джентельмена, ему бы ещё белый шарфик на шею. Весь путь он нас потчевал явно заученными остротами. Вещал про погоду да про дороги и сумел-таки к концу поездки выжать из наших губ пару улыбок, а из карманов наших парочку лишних гривен.
И вот — Аркадия, курортный район Одессы. Через парк пешеходной дорогой спустились мы к пляжу. Отличное место! Вы уж поверьте, в пляжах я знаю толк. Белоснежные шезлонги, шатры и бунгало стройными рядами вдоль живописного берега. Отдыхающих было полно на пляже, но не в воде. Когда заходили в море, Мыколаич с Серёгой поёживались, я же с ходу нырнул.
— Отличная водичка, парни!
— Ты, Александр, что ли, морж? — стуча зубами, спросил Мыколаич.
— В том-то и дело, что морж, — ответил за именя Серёга. — Он же зимой в проруби окунается.
Всё-таки мы от души накупались. Настроение поднялось. И всё было б совсем замечательно, если бы не... То ли вода в Чёрном море была чересчур солёная, то ли солнышко начало припекать сверх меры... В общем, что на моих спутников так подействовало — я не знаю, но нескончаемая перепалка между Серым и Мыколаичем, которая прошлым вечером вроде уже затихала, после купания начала разгораться с новой силой. Сегодняшние споры были у них в основном на армейскую тему.
Весь оставшийся день мы гуляли по живописным местам Одессы. Я старался отвлечься от словесной войны моих спутников, разглядывая достопримечательности. Французский бульвар полнился историческими строениями. Доходный дом Рабиновича, Мавританская арка, особняк Рено...
Когда добрались до центральных улиц, вспомнилась мне недавно прочитанная книга о Великой Отечественной войне. В книге той был эпизод — люфтваффе бомбят Одессу. Перед моими глазами вдруг встала картина: люди, спасаясь от бомб, бегут по одесским улицам. Над их головами с воем проносится Фокке-Вульф. Грохот взрыва, дым, огонь и вопль раненой женщины. Неужели так было? Прямо тут, прямо на этих улицах! Я вглядывался в лица улыбающихся одесситов и думал — хорошо, братцы, жить во времена мирные. Гуляем мы по цветущим улочкам и кажется нам, что по-другому и быть не может, что мир был и будет всегда...
Однако в нашем небольшом коллективчике до мира было ещё далеко. Негромкая, но весьма едкая ругань Серого с Мыколаичем действовала на нервы. Эти двое, словно взявшись за ручки железной пилы, целый день — вжик-вжик, вжик-вжик — пилили мою черепушку. Признаюсь, я далеко не Махатма Ганди, поэтому в какой-то момент не сдержал эмоций:
— Парни, как же вы задолбали оба! От споров ваших крыша уже съезжает. Вернёмся в Киров — ругайтесь там, сколько влезет. Дайте командировку спокойно закончить!
Коллеги мои поначалу опешили, примолкли даже. Но ненадолго.
— Опять рядовой в разговор старших по званию лезет, — пробурчал Мыколаич себе под нос, но так чтоб и остальные услышали. Сказал вроде в шутливом тоне, но все эти шутки меня достали. Пришлось ответить.
— Ты в авиации у себя был майором, но это в прошлом. Сейчас ты младший инспектор, а я твой начкар, — ответил я тоже, как бы шутя, но твёрдо.
— Правильно, — тут же поддакнул Серый. — Слушай, авиация, что начальник тебе говорит. Ты, Саша, в Группе сопровождения с какого года?
— С декабря
— Ого, то-то же! Почти уже двадцать лет. А я в
— Вот ты и слушайся старших, салага, — Мыколаич смерил презрительным взглядом Серёгу. — Ты по возрасту мне в сынки годишься.
— И чё теперь?
— А то теперь. Вот женишься, заведёшь детей, дом построишь, посадишь дерево, тогда и дадим тебе право голоса. А пока молчи в тряпочку!
Но Серый так просто не сдался. Начал что-то вещать про оборзевших старпëров. А Мыколаич ему в ответ про охамевших салабонов...
Выход был только один — заткнуть уши, чтобы всё это не слышать. Но не станешь же гулять по чужому городу с заткнутыми ушами. Приходилось терпеть. Я дал себе зарок — больше никогда, ни в каком виде, ни при каких обстоятельствах не соглашаться ехать в командировку с этими двумя брюзгами. По отдельности были они вроде люди как люди, но вместе — просто гремучая смесь!
Так под звуки их взаимных упрёков и оскорблений, мы подошли к Куликову Полю — площади в центре Одессы. Название интересное, но, как оказалось, к Куликовской битве отношения не имеющее. Когда-то давным-давно здесь и в самом деле были поля, принадлежащие помещику Куликовскому. Теперь же над площадью высился Дом Профсоюзов — помпезное сооружение советской эпохи. Высокие окна, величественные колонны. Чем занимались тут профсоюзные чиновники, какие такие важные задачи решали, и сколько их могло поместиться на пяти этажах монументального здания — для меня загадка. Впрочем, думаю, если пару чиновников (даже не обязательно «М» и «Ж») разместить в любом здании, то каким бы большим оно не было, все его кабинеты вскоре заполнятся. Чиновники — такой вид, плодятся геометрически. Возможно, даже почкованием.
Миновав Малую и Большую Арнаутские улицы, добрели до Оперного театра. Оттуда — к памятнику основателям Одессы. Екатерина II стояла на пьедестале, высокая и мощная, словно Екатерина Гамова занявшаяся вместо волейбола метанием ядра. Четверо бронзовых мужиков-основателей, что пристроились вокруг пьедестала, казались просто пигмеями по сравнению с императрицей всея Руси. Старинными одеяниями мужики походили на четырёх мушкетёров, а бронзовыми серо-зелёными лицами на гуманоидов из НЛО.
Пофоткавшись, мы спустились Потёмкинской лестницей к морвокзалу. Понаблюдали, как мимо Воронцовского маяка уходит в море многоэтажный круизный лайнер с западными туристами. Они уплывали к далёким чужим берегам. Наступал тёплый южный вечер. Пора было и нам уезжать. Прямо сейчас уезжать из Одессы, а назавтра из Николаева, с Украины.
* * *
В готель «Континент» мы вернулись поздно. Устали за этот день, у напарников даже для ругани сил не осталось. Я и подумал, что, наскоро перекусив, мы разбредёмся по кубрикам спать. Но у Мыколаича в номере с прошлого вечера томилась непочатая бутылка горилки, и два моих компаньона решили, что просто обязаны её уничтожить. Опасений у меня не возникло. Всего-то одна бутылка. Я помнил, как вчера, приняв за воротник, Серый и Мыколаич на время забыли о ссорах. Значит, выпивка их сближает.
Пожевав бутербродов с чаем, собирался уже на выход, но парни завыкомыривались. В стопках у них плескалась горилка, наполнив и мой стопарь минералкой, они уговаривали посидеть за компанию.
Я поднял посудинку.
— За что пьём? — спросил Серый.
— Да. Скажи уже тост, командир, — ухмыльнулся Мыколаич. — Ведь ты вчера вечером что-то уже начинал...
— Ладно, — я на секунду задумался, вспомнил, как Одессу бомбили фрицы, ну и сказал первое, что пришло на язык, — давайте тогда, парни, что ли, за мир. Ну, чтоб войны никогда больше не было. И... короче... за дружбу России и Украины.
Выпили. Тут Мыколаича понесло.
— А дружбы-то всё меньше и меньше. Если такими темпами дальше пойдёт, не далеко до вражды и до драки.
Слова его нам показались блажью. На Украине мы чувствовали себя как дома.
— В смысле до драки? — полез снова в спор Серёга. — Типа до войны, что ли?
— Ну, до войны-то — это уж слишком, не думаю, что такое возможно. Но крупный конфликт вполне вероятен. Я имею в виду вооружённый конфликт. — Мыколаич отошёл к окну и попытался рассмотреть что-то в сумерках, но кроме собственного отражения ничего не увидел. Зато услышал редкий стук капель о подоконник. — Дождик опять накрапывает. Вы, ребятки, молоды ещё. Да и не бывали на Украине до этого. А я жил здесь и вижу, как было раньше и что теперь. Местный народ отдаляется от России, то есть его искусственно отдаляют. И мне, приехавшему на ридну Украину после многих лет отсутствия, заметно это особенно чётко.
— Зоркий ты наш! Чингачгук! — Серый снова плеснул горилки — Выпей лучше, Зелёный Змей! Давай за нашу Победу!
Мыколаич вернулся к столу, и они дёрнули за Победу.
— Это всё тонкие штуки, ребята, — умяв абрикосину, вещал Мыколаич. — На первый взгляд кажется — всё как раньше, всё без проблем. Но я почитал местную прессу, телебаченье посмотрел и понял — украинцам потихоньку внушают, что во всех неприятностях их виновата одна Россия.
— И что же? — встрепенулся Серёга. — Даже если пытается нас стравить дядя Сэм или кто там ещё... Фиг чё у них получится! Что нам делить-то? Мыколаич, мы же братья.
— О! Между братьями, Серуня, тоже бывают конфликты. Про Каина с Авелем историю слышал?
А вот тут уж и я не смолчал:
— Зачем далеко так копать? Каин, Авель... Я вижу наглядный пример вражды перед собственными глазами! Ежедневно. С утра до вечера. Уже третью неделю кряду.
Парни примолкли, переглянулись. Серый поджал недовольно губы. Мыколаич, слопав ещё абрикосик, продолжил тему:
— Ну а делить, говоришь, что? Это всегда найдётся. Есть в отношениях наших братских стран мины замедленного действия. Это и территориальные темы, и языковой вопрос, и заморочки по газу. Да мало ли?! В курсе ведь про разборки пограничные на Тузле? Вот! А это лишь первая ласточка, ребятки. Крымчане-то не забыли, как Хрущёв, не спросив, их хохлам подарил. Так что всё ещё впереди.
— Да ну тебя! Пей лучше, — Серый снова плеснул по стопкам. — Сами же хохлы теперь Януковича президентом себе избрали, а это не Ющенко и даже не Кучма. Янукович к России ближе.
— Да-да. Конечно. То-то бандеровцев здесь в открытую восхваляют.
— Хрен на них, Мыколаич. Ежели заварушка начнётся, хохляцкую армию мы в два счёта уделаем!
— Ой ли?! Шустёр ты, Серуня! Но хохлы, между прочим, не хужей москалей драться могут. И вообще оба вы зря всю дорогу посмеиваетесь над украинцами, смотрите на них типа так, свысока. Типа, вы тут такие... Великороссы приехали в Малороссию. Знаете ли, вообще-то, что термин «Малороссия» означает? Это то, чем Россия была изначально, она же не сразу стала большой. Малороссия — это и есть самый центр древнего государства, Киевской Руси. А всё остальное приросло уже позже, и получилась большая страна, в старину говорили — великая, то бишь Великороссия. Так что Малороссия — самая древняя часть страны, можно сказать, её сердцевина.
— Круто загнул, умно! — усмехнулся Серёга. — А я университетов не кончал, поэтому проще скажу: украинами в старину называли окраины, у края они, вот и всё.
Мыколаич вскипел моментально. Не на шутку разгоношившись, он готов был чуть ли не с кулаками ринуться на Серëгу. Я решил, что пора бы его чуточку остудить:
— Спокойствие, только спокойствие! Мыколаич, не принимай ты всё близко так к сердцу. Если я и посмеивался над братьями-славянами, то по-доброму. Я и над собой — вятским лаптем — так же могу посмеяться.
— Саша, постой! — на этот раз возмутился Серёга. — Ты чего перед ним оправдываешься, будто украинцы все сплошь такие ласковые и пушистые? Не хохлы ли теперь свысока на нас сами смотрят? Возомнили себя охрененными эвропэйцами, мы для них типа кацапы немытые, варвары. А сами только и могут, что наш газ из трубы тырить.
— Опомнись, Серуня, ну кому нужен вонючий твой газ! — возразил Мыколаич.
Я попробовал свести словесную баталию к шутке:
— А газ-то твой, Серый, и вправду вонюч.
— Ага, особенно когда он гречки с тушëнкой нажрëтся, — уточнил Мыколаич.
И увидав, что чувства юмора он ещё не утратил, я спросил:
— А сам-то ты, Мыколаич, кто будешь? Москаль али хохол?
— Великоросс ты или малоросс? — добавил Серый.
Мыколаич выдохнул и ответил вполне спокойно:
— Я такой же, как вы, придурки.
На этом тема дружбы братских народов была исчерпана, и парни мои вернулись к дискуссии о родах войск. Крылья или парашюты. Фуражка с синим околышем или голубой берет. Авиация или десант.
Как же мне надоело слушать их бесконечный спор! Я поднялся из-за стола полный решимости покинуть недружную компашку. Несмотря на мои опасения, с уговорами остаться ещё посидеть ко мне приставать не стали. Наверное, малость поддав, Серый и Мыколаич почувствовали себя на одной волне. И этот спор, и словесная дуэль нужны были им обоим. Я же теперь стал пятым колесом в их телеге.
Под долетавшие с улицы громовые раскаты я вошёл в полумрак своего номера. Включать электричество не хотелось. Время от времени пейзаж за окном озарялся вспышками молний, было красиво, опять начиналась гроза. Дождь уже вовсю барабанил по подоконнику. Спать ложился со спокойной душой. А зря, ночка выдалась ещё та!
Вырубился я довольно быстро. Однако посреди ночи меня разбудил настойчивый стук. Дверь номера содрогалась. Стрелки настенных часов показывали начало третьего. Выругавшись, отыскал я свои тапки резиновые и пошёл открывать. За дверью обнаружился Мыколаич. Губы его были расквашены, а он всё прикладывал к ним гостиничное полотенце. Некогда белоснежная ткань перепачкалась кровью. Глаза Мыколаича заволокло туманом. Даже стоя на одном месте, он пошатывался, как от ветра. Таким окосевшим он предстал предо мною впервые. Выругавшись ещё раз, я впустил его в номер.
— У вас же на донышке оставалось, когда я спать уходил.
— А м-мы это... курить пошли. Ка-а-ароч... мы ещё литру взяли.
Плюхнувшись в кресло, Мыколаич уставился в пол. Он долго икал и как будто забыл, где находится и зачем пришёл.
— Так что стряслось? — спросил я его, хотя и так всё мне было понятно. — С губами твоими что?
Он осмотрел меня с головы до ног долгим и мутным взглядом. Потом что-то припомнил, нахмурился, замычал:
— Серуня... К-козёл!.. Понимаешь?.. Я, грит, пойду налаживать дружбу России с Украиной. И пошёл, гнида, яйца к к-костелянше подкатывать. Ну, ты же помнишь её, ту девчушку. Я его не пускал. Вот нахрена он всё это затеял?.. Гад!.. Девчоночка та на мою младшую дочку похожа. А... А-а-а... Алекс-сандр-р! Я как представил, ч-что этот подонок её лапает грязными своими ручищами... Т-ты-ы прикинь!..
Тут Мыколаич даже прослезился. Наверное, снова вообразил, как вэдэвэ покушается на его дочурку. Пьяные слёзы смахнул он всё тем же полотенцем, от чего нос и щëки его перепачкались кровью. Мыколаич прищурился, кулаки сжались. Вид он имел зловещий.
— Ка-а-ароч... я ему с левой влепил. Он скопытился. И... И-и-и...
— И?
— И!
— Дальше-то договаривай! Он, ёлы-палы, скопытился. И?
— И... надо мне было добить паразита. Ногой бы в лобешник! А я, мудозвон старый, щенка этого пожалел. В итоге во.
Мыколаич опустил от лица полотенце и выпятил на обзор разбитые губы. Но что мне их было смотреть? Обезьяньи губищи — зрелище так себе, не из приятных. Лёд надо было раньше прикладывать. Кровь уж остановилась, поэтому с пластырем можно повременить. Наказав строго-настрого Мыколаичу оставаться на месте, я погасил свет. Очень надеялся, что он прямо в кресле уснёт. Сам же отправился на поиски пьяной десантуры.
В холле гостиничном — тишина. За стойкой регистрации — пусто. Я даже, запрыгнув, перегнулся через неё, чтобы проверить, будто там мог кто-то прятаться. Но и с той стороны под стойкой на полу никого не было.
Странное дело! В таком крупном отеле круглосуточно должен кто-то дежурить. Шаги мои отдавались эхом. Чуть не на цыпочках я подобрался к стеклянным дверям. Заперты, на улицу не попадёшь. Попахивает нарушением служебных инструкций, а что если вдруг пожар? Или у постояльца срочное дело возникло? Впрочем, мне-то сейчас на улице делать было нечего, там дождь вовсю барабанил по лужам, чернеющим на асфальтовых тротуарах. Я смотрел сквозь стекло и думал, может, всё это мне лишь снится? Чёрные лужи исчезнут, нужно только сконцентрироваться и открыть глаза. Но «сон» не желал прекращаться.
Так где же этот буян? Неужели смог уломать украиночку? И ладно, если она «сдалась» добровольно. По обоюдному согласию чудите вы как хотите. Но лишь бы по пьяной лавочке Серый палку не перегнул. С этим делом таких дров наломать можно, что замучаешься их потом разгребать.
Парадной лестницей я поднялся до самого верха. Двери на чердак и на крышу заперты. Обойдя все коридоры на третьем, спустился к нам на второй этаж. Везде было тихо и ни души. Даже храпа нигде не услышал, хоть останавливался и навострял уши у каждой двери. Похоже, все иностранные секстуристы спали в своих люльках, словно младенцы, убаюканные дождём и гарными украинскими дивчинами. Я постучал в номер Серого, затем на всякий случай и к Мыколаичу, но и тут, и там никто не ответил. Хорошо хоть, что двери их номеров заперты, а то мало ли... там же ценные вещи и документы оболтусов.
В общем, я возвратился несолоно похлебавши. Мыколаич сопел в полумраке на кресле. Осторожненько притворив дверь, я тихо-тихо покрался к кровати. А что ещё оставалось делать? Только надеяться, что утро окажется лучше вечера. Рассчитывал, что удастся немного поспать, но...
