Ещё стихи. Евгений ИЗМЕСТЬЕВ

Медведи Завалило Россию снегами, как бинтами, спелёнута степь, и, похожая на оригами, спит сугробов великая цепь. А в лесных буреломах могучих, в стороне от проезжих дорог спят медведи в берлогах дремучих, и не счесть этих тайных берлог. Лопнет кожа в подушечках лапных, чтобы новую кожу принять, и залижет медведь косолапый эту боль, эту рану опять. А весной, когда снежная вата будет таять и землю будить, выйдут новые в свет медвежата, чтоб по этому свету бродить; то желать отдалённого следа, то к земной устремляться оси, жить свободно и вовсе не ведать, что медведь – это символ Руси.

Старик Старик все дни проводит лёжа, старик дряхлеет с каждым днём. С утра свой долгий век итожа, он с ним до вечера вдвоём ведёт неслышную беседу, времён разматывая нить. Никто не помешает деду частями память хоронить. Ему приносят щи и кашу, он в чай макает сухари. Ему смертельный час не страшен. Уже не страшен. Года три. Семь ежесуточных таблеток ему сиделка подаёт. Он ждёт, когда наступит лето. (А больше ничего не ждёт.) Ведь летом будет день рожденья, клубника, солнце и сирень... И, может быть, частица зрения к нему вернётся в этот день. Он вновь увидит внуков, дочек и вспомнит жизнь свою с нуля. И это всё, чего он хочет. И это всё. Finita la...

Среднерусское На город лёг тяжёлый снежный крест, шлифованными искрами горя. А мальчуган мороженое ест, и дела нет ему до января. Идёт по парку, а вокруг метель и ветер направления норд-вест, и до весны далёких семь недель. А мальчуган мороженое ест. Не алеут он и не эскимос, не юкагир, не чукча, не якут. На Севере совсем другой мороз, хотя сегодня он суров и тут. Зима испишет снежный свой словарь. Ну а пока, румяней снегиря, идёт с пломбиром мальчик сквозь январь. И дела нет ему до января

Сусеки Подтаявший сугроб в еловой хвое, и ветер, словно волк голодный, воет. Ну, полно, ветер, хватит глотку драть! Текут за днями дни, и слава Богу, и кровь течёт по жилам понемногу. Зима прошла. Не время умирать. Оскалившись, заплакали сосульки, и слёзы их, тяжёлые, как пульки, прошили наст, запутались в снегу. Ну что, старуха, поживём без стужи! Давай сварганим нынче классный ужин, который будет жаль отдать врагу. Наш дом стареет возле древних ёлок. И нам немало лет. Наш век недолог. Мы с каждым новым утром мудреней... И потому мы не умрём от скуки, ведь скоро к нам должны приехать внуки. Дай Бог, приедут хоть на пару дней. А может, и сынка увидеть сможем. От нас он далеко сейчас, но всё же... вдруг сядет в самолёт или в вагон? За это надо пригубить бурбона или хотя бы тяпнуть самогона. Бурбон, по сути, – тот же самогон. Разгоним кровь по венам и по жилам. Пришла очередная к старожилам красивая и свежая весна. Всё больше солнца, скоро брызнут реки. Ступай, старуха, поскреби сусеки. А я достану рюмки для вина.

Новый день Я спускаюсь к январю с новогоднего причала, новый день благодарю за блестящее начало. Дарят свежие снега мне алмазную искристость, бирюзу и жемчуга, словно графу Монте-Кристо. Окунаюсь в благодать тех, небесных, высших стадий, что пером не передать ни в блокноте, ни в тетради. Золотого солнца блик на хрустящей корке снега. Свежий день, как мир, велик, в нём спокойствие и нега. Вдалеке от важных дел в красоту свой взгляд нацелю. ...А ещё вчера хотел в Монте-Карло на неделю. Но мечту мою рассвет охладил ледовым лаком. ...Хорошо, что визы нет. ...Да и денег... кот наплакал.

Соловьи Весь вечер пели соловьи. И ночью пели. Утром пели. Дарили радостно свои сверхвосхитительные трели. Они закончить свой сезон не торопились почему-то и понимали: есть резон творить в любое время суток. И замер мир от их услуг, стал первозданным и былинным, стал соловьиным лес и луг, и небо было соловьиным. И ни кукушки, ни дрозды в тот хор свой голос не вливали, осознавая: их труды украсят музыку едва ли. А соловьи из пышных крон, объединившись в хор могучий, звучали вновь со всех сторон, не уставая от созвучий. И пели, как в последний раз, в невзрачных опереньях бурно с восторгом оперы для нас бесплатно и беспартитурно.

Лесное Не устаю бродить по лесу, меняющему свой окрас, и тайную его завесу приподнимать в который раз. Приподниму – и солнца блики легко падут издалека на капли спелой костяники, на крепкий бок боровика. Приподниму – и птица сбросит перо контрастное в траву... И сердце шёпотом попросит запомнить мир, где я живу: мир, где есть небо с облаками, родник, что ангелом храним, и придорожный вечный камень с крутыми тайнами за ним.

Поцелуи Поцелуй (слащё мёда и рома) – наш привычный с тобой атрибут. Выхожу, улыбаясь, из дома: знаю – здесь меня любят и ждут. На дворе – то ли дождь, то ли вьюга, ветер мечется, словно шальной. Целый день проведём друг без друга, если день этот – не выходной. Но как только уставший, на убыль день отправится, солнце клоня, – на пороге пресладкие губы по традиции встретят меня.

Всё равно лето Тот летний жар, тот дивный зной был как в пустыне, смывали мы речной волной его. А ныне... сезон продрогших комаров и скользких слизней. То дождь, то град, то семь ветров в моей отчизне. Слепящий диск навстречу нам в расцветке лисьей плыл по замедленным волнам небесных высей. А нынче... тучи, как кисель, сплошной стеною, как занавес, как карусель преградой зною. Ах, лето! Бадминтон и мяч, весло и лодка. И каждый полдень был горяч, как сковородка, где щучка жарилась с лучком, шипя на сале. ...И махаоны под сачком в траве плясали, и земляники спелый дух манил на взгорья, и пели зяблик и петух, друг другу вторя. ...Привычный дождь, туман седой... Как говорится, не спорь с небесною водой! Она – царица. И я, владычицей влеком, прогнав эстетство, иду по лужам босиком в большое детство.