Кировская ордена Почёта государственная универсальная областная научная библиотека им. А. И. Герцена
Встреча с поэтом Андреем Родионовым
Ведущий вечера встречи режиссёр Кировского государственного театра юного зрителя "Театра на Спасской» Борис Павлович.
Павлович: Благодарю библиотеку имени Герцена за то, что она предоставила свои площади и обратила внимание на…Мы, я надеюсь, на продолжительную серию встреч с разными литературными и окололитературными персонажами. Так, сегодня у нас в гостях поэт Андрей Родионов. Я думаю, что постараюсь познакомить в течение этой встречи, поговорим о разных, надеюсь интересным вас увлечь, я думаю, что у вас возникнут какие-то вопросы: вы можете их задать и начинайте формулировать
Родионов: Здравствуйте… Здравствуйте! Не знаю, как с микрофоном или без.
Читатели: Без.
Родионов: Без?
Читатели: Да. Без.
Здравствуйте, товарищи. Мы и господа. Мы с Борисом думали как, о чём поговорить сегодня на вечере и выбрали такую тему «Стихи и театр». Я написал стихи к 3-м спектаклям, которые идут в Москве. И, наверное, вот эта некоторая театральность, может быть, моего лирического высказывания, которую вы заметите, а может быть, её и нет никакой. Может быть, мы об этом… это и обсудим. Поскольку я, главным образом, прославился внутри Садового кольца тем, что писал такие городские баллады с крепкими словами, со всем этим делом. Я решил вот эти городские стихи исполнить завтра в галерее «Прогресс» вместе с железной бочкой, вот как-то там, наверное, это будет уместнее. А сегодня мы будем читать, я буду читать стихи, скорее, о любви, а уж о любви они или нет, это, конечно, судить вам.
Между ни … Между …Нет… (слышится смешок из зала)
Между ними прилавок:
Котлеты, лапша.
Быстро движется очередь,
Касса звенит.
Он тарелку борща не донёс до стола,
Потому что рука от волнения дрожит.
А она всё стоит, приоткрыв алый рот,
Сжав холодной рукой черпака рукоять…
Все куда-то спешат, только очередь ждёт,
Потому что любовь поважнее, чем жрать.
Аплодисменты
«Девушка». Следующее стихотворение из спектакля «Сквоты». Это спектакль о московских художниках конца 80-х годов.
Девушка, та, что верила
и чужими словами увлечена.
Ещё в предплечье нежными венами
Меня обнимает моя страна,
Но полоснуло лезвие острое
по самой пульсирующей строке.
И вот уже поэт 90-х просто человек,
что-то орущий в кафе.
Словно откинув со лба-а волосы,
Девочка тебе тихо и просто говорит,
Полуотвернувшись, вполголоса:
«Пожалуйста, не юродствуй».
И засмотревшись на типа
из криминального чтива 94-ого года,
Она уже зажигалкой ЗИПА щёлкает,
Что это? усталость или мода?
Она говорит: « Я должна забыться,
мне хочется, чтобы стало тихо».
А столица лежит, как засохшая пицца
В полиэтиленовом пакете бомжихи.
Она говорит: «Мне больно! Больно!»
С лица, вспотевшего от дождя летнего,
Уносит в переулочек первопрестольной
Лёгкий пух одуванчика бледного.
Вот такое стихотворение. Следующее… (аплодисменты) Нет. Следующее про…немножечко прочитаю про…
Нет, этот город мне не был родным.
Но над ним еле видимый лунный свет…
Я пошёл гулять в те дни весны,
Где любви моей больше нет.
По дороге, при свете глухом,
Я встретил согбенного бородача
в синей шубе, выцветшей серебром,
В шубе Деда Мороза с чужого плеча.
Торговля поскольку запрещена алкоголем крепким,
В тоске мы к железной дороге спустились;
Щедра была к нам продавщица в одиноком ларьке;
На насыпи железнодорожной мы,
Чтоб глядеть на поезда
При тусклом и мёртвом свете луны,
остановились тогда.
Он сказал: «В Новый год мы пили втроём».
Он один ушёл за порцией второй,
На обратном пути он выпил её,
и бессильно вдруг сел в сугроб.
Зазвенел серебряной бородой шубой,
Чей узор из серебряных звёзд.
Я замёрз в снегу под курантов бой –
Я теперь Дед Мороз!
С тех пор, как шубу свою одев,
Жизнью живу такой,
Чтобы я исполнял желания детей
С ночи той до скончания веков.
Из горлышка приняв ледяную струю,
Закричал я, внезапно ослепнув от слёз:
«Так верни тогда мне любовь мою,
Если вправду ты дед Мороз».
Тёплый ветер на насыпь вдруг налетел,
И горька судьба алкогольных грёз…
Только грустно качал головою Зевс,
А потом и исчез Дед Мороз.
В те весёлые весенние дни
Был в небе торчащий серп:
От серой луны, ползущей луны
Оставался слизистый след.
Нет, этот город мне не был родным.
Но над ним еле видимый лунный свет,
Я пошёл гулять дальше в те дни весны,
Где любви моей больше нет.
Аплодисменты
Теперь, когда не-ежно-ость над городом так ощутима,
Когда доброта еле слышно вам в ухо поёт.
Теперь, когда взрыв этой нежности, как Хиросима,
Мой город доверчиво впитывает её.
Как нежен асфальт, как салфетка,
Как трогает сердце нежнейший
Панельный, пастельный, холодненький дом.
Чуть-чуть он теплее, чем дом предыдущий;
Тот серый, а этот чуть розовый.
Нежность за каждым окном
Чуть в стоптанных туфлях приходит
Прекрасная нежность.
И мягко, почти не касаясь твоей головы,
Погладит тебя и себя газировкою снежной.
Мы нежной такой и доброй не знали Москвы.
Вот тихо меж нами летают добрейшие птицы:
Как мёртвые мягкие руки, нам машут они;
Всё-всё нам прощают, и высшая нежность столицы
Нам ласково светит неярким этим огнём.
И вдруг это слово - «дегенераты!»
Услышишь его и подумаешь: «Нежность…».
Кто? кто? Какие-то гады нам в городе этом не рады.
Да как можно нас не любить!? И простите, за что-о-о!!!
Наверное, тот автомат, что считает поездки,
вновь видит на карточке мятой, наверное, мне рад;
Тот тихий мужчина, чьи пальцы блестят от нарезки,
чей мутен от выпитой водки затравленный взгляд.
О! Вся эта злоба от водки, от выпитой водки;
От водки и пьяных и жадных до денег девиц!!!
О, это шипение нежности в этих нечётких
Во тьме силуэтов отрубленных рук или птиц…
Мы нежности этой ночной и московской солдаты;
Мы дышим восторженно дымом и мятным огнём:
Ещё иногда называют нас «дегенераты»…
Печальный прохожий – мы с нежностью помним о нём.
Аплодисменты
Я предлагаю… Что ты скажешь, Борис? Мы продолжаем читать или нет?.. Или у вас какие-то?..
Ответ читателя: Продолжаем читать
Родионов: Продолжаем читать. Я тогда позволю себе прочитать, может быть, два стихотворения. Я буду из разных своих книжек читать стихи, два стихотворения о город Норильск. В городе Норильск я пробыл всего неделю, как раз тогда, когда появляется солнце, это 14 мая, и он настолько потряс меня этот город, что я написал несколько стихотворений о городе Норильск. Вашему вниманию я их сейчас предложу.
Побеждает закон, скачет зайчик.
Стоят в тундре большие цеха заводов;
Катятся к ним провода.
Вот сарайчик среди талой воды,
Ветер дует на воду.
При виде этого, с отвалившейся стеной,
глядящегося на таявшую лужу щук,
Каплями по куртке погода весной
ласкает любить меня глупостей.
Глупостей хищник,
Раненый кожаным крылом,
Глядится в сердце девочки тайное.
Её сердце – зеркало, неподвижный водоём
Всё увеличивающийся от весеннего таяния.
Гнусный сарай, с отвалившейся стеной;
среди комбинатов и труб рёв и визг.
Этот ковчег плохо строил Ной,
Этот ковчег для тебя Норильск!
Этот демон – печальное зло.
Некрашеный,
возможно не струганный –
уже не определить.
Кто ранил кожаное крыло,
но серый взгляд у хищника:
испуганный взгляд серых испуганных глаз.
Он всё ещё готов к действию,
Но бесполезно течёт, как газ,
Как электричество к сердцу девочки.
«Это возмездие», - написал бы Блок.
«Дух-изгнанник», – написал бы Лермонтов.
Но трубы, провода, газ, электрический ток,
Комбинаты, заводы, развалюхи – не соперники!
Полярного лета ему тревожен приход.
Его полярный для индустриальной
местности, местности
«А у вас тут на районе ещё продают терпенкот?», -
Шепчет чудовище девочке с нежностью.
Ему приятнее новых красот.
Но почему девочки нуждаются в хищниках?
Никто не объяснит, никто не поймёт.
Тут что-то субъективное, личное, личное…
Ей нужен Пушкин, но Пушкина тут нет.
Пушкина с его в воздух выстрелом
всё ещё можно замёрзнуть, если упасть в снег
Всё ещё можно влюбиться бессмысленно, бессмысленно.
Вот такое стихотворение. Ну, я помню…(аплодисменты) Из каких-то других стихов сложились песенки. Я прочитаю вот такое стихотворение из спектакля, который поставил как раз Борис Павлович. Стихотворение это «Монолог красильщика тканей» (есть такая профессия). В больших театрах академических есть красильщик, который по эскизам художников на 300 костюмов красит разные километры тканей; иногда два метра, иногда километры, как придётся.
Красил недавно ткань на костюмы к одной пьесе.
У красильщиков, как и у всех алкоголиков,
существует определённое уважение к профессии.
Тем неприятней встречать дальтоников.
Покрасил крепдешин на платье Гертруды,
Использовал бирюзу, прямой бутылочный
Жёлтый. Добился глубокого изумруда.
В рецензии написали:
«Гертруда была в ядовито-зелёном чём-то!»
Может быть, автор рецензии не уловил цвета суть,
потому что, ещё будучи учеником 8-го класса, на газу на кухне кипятил ртуть!
Что стало причиной того, что он ослеп на оба глаза!
И дружно зрители актёрам хлопали, и моего труда касалась слава хоть немного.
Но ртути кипящие пузырьки лопались
в невидящих глазах театрального критика слепого.
Может быть, полюбив мучительно в 20 лет
умную красивую еврейку, редкую, как панда,
Автор рецензии от любви ослеп, став в театральной критике тем, чем в музыке Стивен Ванда.
Как говорит один неглупый товарищ:
«Быдлу главное знать, что ему за это ничего не будет».
И слепой театральный критик, как пьяный в караоке-баре, вещает посреди агонии
Московского строительного ГУМа:
«В чём-то ядовито-зелёном была Гертруда».
Нет, это испачканные краской, в чём-то ядовито зелёном, были красильщика руки.
А Гертруда в своём изумрудном прекрасна!
А, может быть, всё выше сказанное –
Откровение раба, сделавшего что-то прекрасное,
Путём собственной вздрочки;
Которого по спине, где нечто вроде горба,
обожгли мимоходом кнутом
ядовитой гильотической строчки.
А ему лишь ядовитый кашель курильщика:
Об этой проблеме писал Плутарх –
Другой неглупый парень.
Не являются предметом для подражания красильщики, хотя все мы любим красиво покрашенные ткани.
А вот не все, а вот некоторые не-е-е!
Некоторые дальтоники не различают красиво покрашенного цвета;
Таким вдвойне и даже втройне неприятен труд мастеров красильного цеха.
(аплодисменты)
Павлович: Я думаю, как раз с этого стихотворения можно сделать маленький интеллектуальный перерыв. И как раз обозначить какие-то обстоятельства, которые тебя с театром сближают. Да, может быть? Вот расскажи, как ты начал внедряться в театр и зачем.
Родионов: Но я уже давно полагал, поскольку я работал 17 лет в театре, что стихи гораздо удобнее читать в театре, потому что в театр пришли люди, заплатили деньги, сели, заполнили ряды и уже как бы уйти сложно. Сама театральная атмосфера располагает к тому, что сама как бы вот эта социальная привычка сидеть и молчать в зале зрительном, что тебе удобно, тебе в кайф, какие-то вот свои вещи рассказывать. Другое дело, что, если ты рассказываешь плохо, билеты не купят в следующий раз. Но и это меня всегда интересовало живо. И мой товарищ, я договорился с театром «Практика» достаточно давно, наверно в 2003-2004 году, наверно, первый раз я там выступал. Я сразу со своим товарищем… мы какие-то мастерили забавные декорации про бои с инопланетянами, что-то вот такое.
Павлович: Но, тем не менее, ты же в театр попал не как чтец.
Родионов: Потом оказалось, что моя персона интересна ещё и как… Дело в том, что я занимался 17 лет довольно редкой профессией: я красил ткани. И поскольку театр Станиславского, музыкальный, где я работал, он находился в самом центре и ко мне в эту красилку, в подвал, стекалось очень много всякого сброда. И всегда было весело там, в этой красилке. То моя судьба заинтересовала режиссёра Бориса Павловича. Он создал вещь по моим рассказам. И сам же её поставил.
Павлович: Только что сам не сыграл.
Родионов: Борис, конечно, совершил подвиг, потому что он познакомился со мной в тот момент, когда у меня начинался запой. Он три дня, значит, меня терпел, мой пьяный бред, который я ему нёс. Потом он сказал: «Ладно, через неделю он же у тебя закончится». Я говорю: «Ну да, наверно, закончится». «Вот тогда я и приеду». Он приехал через неделю, к сожалению, запой не закончился. (смех в зале) Он продолжал в общем уже мужественно…
Павлович: …Нет, надо внести поправку, то, что были обстоятельства целиком и полностью Андрея оправдывающие. Потому что в первый раз я приехал 1 мая, а второй раз - 9.
Читатель: А вы-то, о чём думали, когда к нему приехали в это время?
Павлович: Дело всё в том, что в этот момент мы, как всегда, выпускали спектакль, поэтому у меня было 2 выходных: 1 мая и 9. …А как так вышло, что красилка оказалась местом стечения людей? Всё-таки это место достаточно герметичное. Кроме всего прочего, охраняемое. Ну и многие же, вообще, не в курсе, что есть такое место, где красят ткани. Как люди узнавали туда дорогу?
Родионов: Ну, нет, я просто человек… на определённом этапе подъёма… я очень общительный, и так оказалось, ну а, куда зайти ещё в центре в 90-е годы: клубов особых не было. Был магазин рядом «Лакомка», где продавали водку… и всё (смех в зале). Да нет, я, конечно, шучу; приходили довольно известные люди ко мне в гости, часто оставались там ночевать. И шло общение живое с какими-то хорошими умными людьми… там… я не знаю… с Славой Курицыным, Сашей Вознесенским как-то, мы общались с ещё разными товарищами.
Павлович: Ты скучаешь по тому времени?
Родионов: (пауза) Не знаю, не знаю. Не могу сказать. Это другое чувство какое-то. Тем более здание Станиславского уже снесли. Построили новодел на его месте. Так что ни осталось ничего, больше…ничего уже не будет…
Павлович: Ну что? Дальше читать.
Родионов: Я… так… я начну с таких вещей. Я поскольку (как я уже повторил: свою скандальную известность… я буду за свою скандальную известность отвечать завтра), а сегодня мы больше стихи те, которые… которые я, например, могу почитать здесь Следующее стихотворение называется «Город без наркотиков».
Клон матери без отца –
Девочка в дальнем районе.
Сразу понятно, что это овца,
Что на лбу у неё надпись «Долли».
А где же тот, кого любишь ты?
И называла котиком, дыша неровно.
Его лечат усиленно от наркоты
Товарищи Бандикин и Шарова
Она вздохнула и грусть во взгляде
гобницы нежной сквозила..
Ещё чуть-чуть – расплачется неизбежно..
Что же? Что же это такое?
Зачем мне нужен город без наркотиков?
Если к тому ж этот город
Ещё и без любимого котика.
И я оглянулся злобно на город тающего снега:
откуда члены мёртвых хищных
животных торчат, как детали лего.
Бараков бревенчатых красота поблёкла
Немного со временем.
Даже таксисты не ездят сюда,
Бредут, спотыкаясь олени.
В бараке, в трясине, сверху серый сугроб,
малины сухие веточки:
в городе без иллюзий и снов плачет нежно девочка.
(аплодисменты)
Но видите стихи, те стихи, что без мата, они у меня все про любовь.
(смех)
«Песенка про кино». Это тоже стихотворение из спектакля «Сквоты», не вошедшее, правда, туда.
Среди чёрных силуэтов родоминовые просветы.
О, расскажи мне историю их связи.
Это цвет не закатов и не рассветов –
Это крови матовый цвет.
Цветок недалеко от разбитой вазы.
Жили в одном из на бульварном кольце
Переулков женщина и мужчина.
Любовники нежные.
Можно сказать, маленькая коммунка
двоих в разрез моде относившихся
к жизни по-адски тепло, по-прежнему.
Когда они выходили из ограбленного магазина
И заходили за угол в свой подъезд…
Опять горячая вода отключена
и в 16-й квартире блюёт Полина.
Он говорил ей: «Поверь мне, всё
творчество кончится в 90-х годах».
Они грабили объекты, близкие географически,
вопреки законам криминального мира,
и поэтому их долго не могли вычислить!
Менты не видели, как за ними с 4-го этажа наблюдает 16-ая квартира.
Кровью политые родоминовой обильно
битые стёкла недоограбленной сберкассы:
Стать хотел её герой героем художественного фильма – так заканчиваются все сценарии сценаристов-пидерасов.
На старом кинотеатре, в центре столицы,
афиша-не афиша: его фоторобот.
Это их разыскивает милиция, как будто всё-таки сняли фильм с ним, главным героем.
Убийцы обычно те, кто считает что их обделили. Соседка-алкоголичка всю ночь
разговаривает с супругом;
Он погиб здесь, во время пожара
(его убили пламени языки и алкоголизм),
Но она разговаривает не с трупом…
На свои серые, с красными шнурками,
кеды она глядит и плотнее становится воздух.
Отчего в их квартире алкоголики, все соседи,
Может знают они, что творчество кончилось в 90-х.
(Аплодисменты)
Такое вот стихотворение.
Была здесь яма, и убивали.
Здесь находили красные льдинки.
Сквозь сигаретного фильтра в вату
наркотик втягивали в инсулинки.
Теперь здесь тоже сквер, только новый,
И куст посадили, где убивали;
Удобрения положили в ноги;
Руки проволокой связали
«Скажи-ка мне куст, я же не ботаник,
какого ты вида пола и веры?»
Ты уже здесь.
Это, значит, это уже не тайна
для обитателя старого сквера.
Может боярышник глупый,
Может китаец, дрогнешь под желтоватым снегом.
Ветер закажет с тобою танец:
Оливер Твист – заступиться некому.
Может, ты русский тихий кусточек,
Отсюда твой тихий ласковый шёпот,
Один одинёшенек тихий сыночек
Колючих проволок, чугунных решёток.
Страшно куст: ведь опять пересадят,
Перерубят корешок в нежном месте…
Сквера растение скверный садик –
Разрывается сердце от ваших песен
Аплодисменты
Так. Ну что ж, сейчас, я тогда вам… у меня есть стихотворение, может быть, так сейчас… Просто хочется вас чем-то развеселить (смех), а чем, я не могу …понять. Ну вот. Сейчас, сейчас.
А впрочем, я его помню наизусть. Сначала вот это.
«Вика-чмо и Вика-с…а!» -
На стене суровый клич.
Краской красною насупил
Лба широкого кирпич.
Для чего худые толки,
Кто сегодня с ней вдвоём.
В эти страшные проулки
На райончик, на район.
Эх, какая права боль!
Это правда, это Вика написала своей
кровью голубой.
(аплодисменты)
Она была не такая, как все
ещё в подгузниках!
Никто не видел, чтоб чего-то испугалась.
Если взрослые обс…лись от ужаса
в обществе бывших узников,
Она вообще ничего, ничего не боялась.
А когда подросла, решила узнать,
что такое испуг,
чтоб по-настоящему в штаны наложила бы!
«Отец, подскажи мне, подскажи! Как старший друг».
В нашем маленьком сибирском городочке
есть один парень: он попал под трамвай.
Безногий барыга знает точки,
где ты обосрёшься от страха.
«Травал» - его такое имя…
Он не чурка, он циник и
в некотором роде сноб.
Травал. Мне купи у него дочурка.
И видят, шестеро зомби вносят в комнату гроб.
Из гроба встаёт здоровенный калека!
Лоскуты кожи к рукам пришиты ниткой.
Ни дать, ни взять картина художника Дейнеки:
Первый русский летун Никитка,
да первый русский летун Никитка!
А я дезоморфинчик, последний русский летун.
Но девочка ему в ответ: «Да на тебя, инвалида,
говна тратить жалко! Гнилой пердун!
Лучше пафоса всякого деза
Подсказал бы дорогу до чёрного крыльца!»
Настоящий ужас не эта деза
Да собери трамвайчика для отца.
Да видно зря она страха ищет так –
за это и наказана! И ужас её лют:
влюбилась, втюрилась в дезоморфинчика!
Вросла любовь до глубины сибирских руд!
О, русские изобретатели, изо всех изобретений
это самое пошлое.
В вашей музыке телесного низа:
тут и страх, тут и ужас моей милой;
И всей этой истории отвратительный конец.
Безногий одною ногою в могиле.
Хорошо подсказал ей мудрый отец.
Но, чтобы мне в комментариях не написали: «Подонок, в беспросветных историях
почернел твой ум!»
У них растёт совершенно нормальный,
Крепкий, здоровый ребёнок –
Никитка, Никитка - будущий летун!
(аплодисменты)
Павлович: Ещё одна интеллектуальная пауза.
Родионов: Ну, наверное, столько стихов вы не выдержите. Наверное, хватит
Павлович: Ну, давай, тогда садись, отдыхай. Может
Читатель: Вы совершенно замечательный поэт, встреча с вами… вы где-то, как и я из 90-х. Откуда вы, из какого района Москвы вы родом?
Родионов: Я из Мытищ, я родился в Москве до семи лет жил в Москве, до 20 лет в Мытищах, потом опять в Москве.
Читатель: Стихотворение «Город без наркотиков» мне очень напомнило Северное Тушино.
Родионов: В Тушино я как раз живу, у меня там живут родственники, я до сих пор туда приезжаю.
Павлович: Есть ли вопросы у аудитории?
Родионов: Просто я знаю по себе, что сразу читать много стихов… не в этом дело… просто дольше 40 минут никто не выдерживает
Павлович: Вопрос есть.
Читатель: Вы базируетесь на определённых законах стихописания или как-то сами?
Родионов: Нет, ну, конечно, я занимался стихосложением довольно долго, прежде чем у меня стало что-то получаться. Да, т.е. я не просто так ставлю слова. Но это, наверное, не должно никого… Должен же интересовать конечный результат. Довольно трудно, в общем-то , это делать.
Павлович: А у кого ты учился слагать стихи?
Родионов: Я очень много читал в детстве и юности. Потом лет на десять перестал читать, стал что-то слушать; скорее, что на улице говорят. Потом опять возобновил чтение. Читаю до сих пор.
Вопрос читателя: Скажите. Можете ли обозначить любимого поэта?
Родионов: Нет. Это… Их очень много. Это весь остаток вечера могу перечислять…я так не могу. Я могу сказать, что…
Читатель: ...Как вы относитесь к Пушкину?
Родионов: Очень хорошо. (смех в зале). Я люблю Пушкина.
Павлович: А Герцена?
Родионов: Герцена? Нет.
Читатели: Маяковского? А Мандельштама?
Родионов: Да-да и Мандельштама. (смех в зале)
Павлович: Можно ли сказать, что ты любишь всех поэтов. Или есть поэты, которые вызывают твоё раздражение?
Родионов: Живые поэты вызывают моё раздражение. Я кстати хочу сказать вот о чём. Есть такая организация. «Культурный альянс». Возможно, если они сподобятся поддержать моё начинание. Я хотел бы провести в Кирове «СЛЭМ», т.е. это по три минуты даётся молодому поэту на выступление. Если нам удастся собрать при поддержке товарищей кировских человек 10-12. И мы найдём место: какой-то уютный кабачок, куда достаточно много может влезть народу. То мы вот такое проведём мероприятие. Там голосуют зрители карточками. От 1-го до 5-ти баллов за мастерство исполнения, за драйв, и за содержание. Две оценки, как в фигурном катании. По три минуты выступают. И в конце денежный приз. Это не литературный конкурс, скорее окололитературный конкурс. Все мы будем сидеть в кафе. Может быть, где немножечко выпьем там вина, пива. То эмоции, как правило, становятся более искренними. Это такое действие, возможно, дней через 10 я опять приеду из Перми в Киров. Мне кажется, можно такое сделать.
Читатель: 17, 18 здесь, в Герценке, будет вечер молодых поэтов.
Родионов: Хорошо. Спасибо. (зачитывает вопрос с записки)
Андрей, о чём бы вы никогда не смогли написать стихи? Я ненавижу , когда… Как бы это сказать помягче, когда обижают детей. Я не просто не могу…, я не могу об этом писать.
Читатель: Можно вопрос о выборе профессии. Вы сказали , что работали красильщиком, закончили московский полиграфический, т.е. видимо что-то с этим тоже…не только красками, цветами.
Родионов: Меня интересовала… я пошёл… работа в цирке, чтобы ко мне могли мои друзья приходить. В театре Станиславского огромный декорационный цех. Мне просто повезло, что оттуда уволились мастера. Я был просто интеллигент в маминой кофте. Я только что закончил институт. Жили мы крайне небогато. И вот вдруг меня впихнули в самый центр, что называется, художественной жизни Москвы, где краски, интеллигентные алкоголики… – Всё вместе меня закрутило в какой-то момент. Потом я, конечно, выбрался оттуда. Не знаю. Сподобился.
Читатель: К счастью.
Родионов: Ну. Да. В какой-то момент я понял, что я могу и делать что-то, ну, т.е. красить. Хотя изначальное желание моё было найти в центре базу…
Павлович: А сейчас ты наоборот из центра вылетел и оказался в Перми.
Родионов: То же есть комнатка, где мы вместе с моей любимой девушкой сидим занимаемся пиаром различных проектов. Вот так из красильщиков я вдруг стал пиарщиком: из книговеда красильщиком, из красильщика пиарщиком.
Павлович: А по физической работе ты не скучаешь?
Родионов: Не-е. ну. Я не знаю Не-е. По работе я вообще не скучаю. (смех в зале) По нагрузкам физическим , может быть, да.
Павлович: Что тебя в театре привлекает? А что тебя в театре бесит, как в искусстве?
Родионов: Вам это интересно? Для меня совершенно неприемлемо то, что сейчас происходит в больших академических театрах. Эти антрепризы и какие-то попсовые постановки для владельцев ларьков и так далее. Они мне не симпатичны совсем. А вот (возвращаюсь) музыкальные какие-то оперы и балеты. Или спектакли на нормальном языке, уличном, в театре «Док» или «Практика»… Очень много театров провинциальных мне удавалось посмотреть. В силу того, что я участвовал в разных театральных фестивалях. Нравятся небольшие театры, они сейчас самые передовые
Читатель: Вы прочитали монолог красильщика. Скажите, у вас какая-то определённая ненависть к критику или это обобщённо.
Родионов: Нет, это не обобщённо, я прямо прочитал в газете, которая перешла сейчас в формат интернет-издания; я прямо прочитал про свою работу: «В ядовито-зелёном Гертруда была».
Читатель: Когда вы поняли, что вы – поэт? Когда начали писать стихи?
Родионов: Очень легко. Мне ответить на этот вопрос очень легко. Я закончил школу. Поступил в институт. Что-то я там кропал под классиков. В конце этого сумрачного пути я вдруг что-то написал. Я не помню… что-то такое.
По небу летают на длинных вениках
худые манекенщицы в розовых трениках.
(Смех в зале)
Да, потом это стало припевом, я… ещё параллельно у нас была группа... Я понял, что можно…
Читатель: Как вы относитесь к Лимонову. Вы с Лимоновым выступаете, где-то в Москве…?
Родионов: Я не знаю. Я с большой симпатией отношусь и к самому Лимонову – настоящий мужик – и много у меня есть знакомых. Но в отличие от них новая революция и новая кровь меня совершенно не прельщает, в отличие от них Как к поэту и писателю прекрасно отношусь к Лимонову.
(аплодисменты)
Читатель: Андрей, телевизор смотрите?
Родионов: Да. С большим удовольствием. Я уже говорил, сегодня меня спрашивала тётенька-журналист. Это просто наслаждение. Я наслаждаюсь бездной, этой чёрной бездной. Они впаривают… это… Гадайте это слово. Какие-от юмористические передачи с совершенно запредельным юмором
Читатель: У вас есть стихи о политике? Вы, вообще, интересуетесь политической жизнью страны?
Родионов: Нет, меня, конечно, как всякого нормального человека. Меня интересует… Но это не вызывает у меня каких-то чувств. Я вижу ясно. Выбор простой: или прольётся кровь, или постепенно станет всё более цивилизованно. Только на таком уровне.
Читатель: Вы ходите на выборы?
Родионов: Я ходил последний раз как раз мы с Катей были…, когда выбирали президента последний раз. Я специально взял открепительный талон. До этого я лет 10 не голосовал. Пошёл проголосовал за Зюганова.
Читатель: Если вы не ходите на выборы, то вы не имеете морального права и возмущаться.
Родионов: Но так я ж не возмущаюсь. (смех в зале)
Читатель: Вам кто-нибудь об этом говорил?
Родионов: Да об этом постоянно по телевизору говорят. Знаете, этот разговор, он не имеет конца, как про белого бычка.
Павлович: О чём вы разговариваете с близкими людьми? Вот кстати.
Родионов: Немножко сплетничаем, немножко шутим, немножко о книжках и фильмах, как и все люди.
Павлович: Есть люди, которые не могут обсуждать своё творчество в близком кругу, а есть люди,которые не перестают обсуждать свои стихи в близком кругу. Ты читаешь свои стихи вслух?
Читатель: А прочитайте «Дельфинарий».
Родионов: Хотелось бы что-то помягче.
Читатель: А можно маленький вопрос. Вы говорите, что вам очень важно услышать реакцию. Что-то меняется, если вы услышите критику на ваши стихи? Какова ваша реакция на критику? Лучше ли становятся стихи?
Родионов: Все живые люди. Иногда и истерики случаются. Но в основном речь она пластична. Иногда стоит только добавить мазок. Где-то происходит усиление. Что-то замазывается, новое понимание смысла. Лучше после критики. Лучше становятся после критики. Я опять повторю, критика только очень близкого человека
Читатель: А вы зверей любите. Есть у вас стихи про зверюшек?
Павлович: Вот «Дельфинарий».
Родионов: Давайте прочитаем «Дельфинарий». Он писался для исполнения вместе с группой как текст.
Однажды на море, стоя около дельфинария
И находясь в плохом настроении
Я вдруг услышал из репродуктора: «А сейчас прозвучит ария»,
И следом отвратительный рев вместо пения.
Не сразу я понял, что это была
Из дельфинария прямая трансляция.
Мое настроение упало ниже нуля,
Но после этих мерзких звуков
Я вдруг услышал овации.
Дельфиньи старанья были сполна вознаграждены
Заполненным до отказа зрительным залом:
Люди, приехавшие со всех концов страны
Считали хорошим то, что я считал калом.
Мне захотелось курить, хотя на отдыхе я не курю.
Я решил, что с меня довольно арий.
Пройдя метров двести, я сел на скамью у какого-то здания,
Но это оказался еще один дельфинарий.
И когда из открытых дверей донеслось:
«А сейчас вы услышите пение котика»,
Я сорвался со скамьи, как будто сел на гвоздь.
Еще немного, и мне опять захочется наркотиков.
К сожалению, я не мог уходить,
Поскольку у меня здесь была стрелка забита.
Что заставляет этих животных так выть?!
Что заставляет так выть паразитов?!
А может, они глумятся над тем,
Что люди прикалываются к их мотивам?
Они, дельфины, в натуре совсем чего стесняться:
Чего стесняться, если ты – рыба!
Но больше всего меня умиляло то,
С каким восторгом их пение встречала публика.
Наверное, чувствуешь себя как Кусто,
Слушая звуки моря, не выходя из кубрика.
В тот вечер я сильно напился с горя,
И все равно долго не мог забыться сном:
Мне казалось, я слышу чье-то пение из моря,
Но это пение мне уже не казалось таким говном.
(Аплодисменты)
Павлович: Во-первых, я приглашаю всех на вечер клубный в галерее «Прогресс». Вход платный. 200 руб.
Андрей приготовил вам книжки для продажи, а библиотека самопальные открытки в качестве сувенира, вот можно на открытку автограф.
Поделитесь нашей новостью с друзьями