Версия для слабовидящих
|
Зелёная лампа
Литературный дискуссионный клуб
|
||||||||||
|
Роберт Грейвз
Я, КЛАВДИЙ * БОЖЕСТВЕННЫЙ КЛАВДИЙ И ЕГО ЖЕНА МЕССАЛИНА
Речь идет о дилогии британского писателя Роберта Грейвза (1895 — 1985) о римском императоре по имени Тиберий Клавдий Друз Нерон Германик, известном под именем Клавдия I. Удивительно ощущение современности — и не только той, когда роман впервые вышел в свет (1934 — 1-я книга, в 1935 — 2-я), а моей, нынешней. И смех, и грех — это современно до неприличия! Грейвз, много внимания уделявший античности, глубоко проработал всю литературу того времени, но на ее основе написал художественное произведение. И это, как сказал бы Леонид Юзефович — «псевдоистория» — замечательный жанр и возможность очень плодотворной работы как для писателя, так и для читателя. Два последовательных романа охватывают время правления Августа, Тиберия, Калигулы и самого Клавдия — период между I в. до н.э. и I в. н.э.
Последнее предложение я, улыбаясь, продолжу так: «Автор решил соединить оба пути и каким-то непостижимым образом не порвался». Мой личный статус книги: «Хочу поделиться с друзьями, близкими по духу».
ЦИТАТЫ: *** И к власти придет лохматый второй, Лохматый третий к власти придет, Четвертый лохматый к власти придет, Лохматый пятый к власти придет, Шестой лохматый к власти придет, Августу, должно быть, было ясно, что первый из «лохматых», то есть Цезарь (ведь слово «цезарь» означает «волосатый»), — его двоюродный дядя Юлий, усыновивший его. Юлий был лыс и прославился своим блудом — равно с женщинами и с мужчинами; его боевой конь, как гласит молва, был чудовищем с человеческими ступнями вместо копыт. Юлий вышел живым из многих боев и погиб наконец в сенате от руки Брута. А Брут, хотя и считался сыном другого человека, был внебрачным сыном Юлия. «И ты, дитя?» — сказал Юлий, когда тот бросился на него с кинжалом. [...] Во втором из цезарей Август наверняка узнал себя. И действительно, глядя под конец жизни на великолепные храмы и общественные здания, воздвигнутые на месте прежних по его указу, и думая о том, как он всю жизнь старался укрепить и прославить Рим. Август похвалялся, что получил Рим глиняным, а оставляет его в мраморе. Но тех вещих строк, что касались его смерти, он, по-видимому, или не понял, или не поверил им, однако совесть не позволила ему уничтожить стихотворение. Кто были третий, четвертый и пятый «лохматые», станет ясно из моей истории, и я действительно буду недоумком, если, считая, что до сих пор прорицание во всех подробностях отвечает истине, не узнаю шестого «лохматого» и не порадуюсь за Рим, что шестому не наследует седьмой. ***
Германику было несвойственно плохо думать о людях, если ему не представляли неопровержимых доказательств того, что тот или иной человек действительно плох, напротив, он был склонен приписывать всем самые благородные мотивы их поступков. Эта его крайняя простота обычно служила ему не во вред, а на пользу. Большинству людей, с которыми он сталкивался, льстило его высокое мнение об их моральных устоях, и они старались не уронить себя в его глазах. ***
Люди не убивают тех, над кем смеются. Они бывают жестоки по отношению к своим жертвам, они пугают и грабят их, но не убивают. ***
Использовать величие закона, чтобы мстить за мелочные появления личной злобы, значит публично признаваться в слабости, трусости и низости духа. ***
Мы должны сознаться, что были трусами, что жили, как рабы, что мы слышали о невыносимых бедствиях, поражавших наших соседей, но до тех пор, пока это не касалось нас самих, мы не размыкали уст. ***
Он вечно похвалялся своими предками, как все глупые люди, которые сами не совершили ничего, чем можно было бы хвалиться. ***
Большинство людей — я сужу по своему опыту — ни добрые, ни злые, ни праведники, ни негодяи. Немножко того, немножко другого, а в основном — никакие, обыкновенные посредственности. Но некоторые немногие люди обладают одной характерной особенностью в самом крайнем ее проявлении и во всех случаях жизни остаются себе верны; именно эти люди оставляют самый сильный след в истории. Я делю их на четыре группы. В первую входят негодяи с каменным сердцем; ярким примером таких людей был Макрон, командующий гвардией при Тиберии и Калигуле. Затем идут праведники с таким же каменным сердцем, выдающимся примером которых был Катон Цензор, «бука» моего детства. К третьей группе относятся праведники с золотым сердцем, такие, как Афинодор и мой бедный покойный брат Германик. А к последней и самой малочисленной группе — негодяи с золотым сердцем, и среди них трудно представить более идеальный образец, чем Ирод Агриппа. Именно они, эти негодяи с золотым сердцем, эти анти-Катоны, оказываются самыми верными друзьями в тяжелую минуту. Вы ничего от них не ждете. У них, по их собственным словам, нет никаких принципов, их заботит лишь собственное благо. Но обратитесь к ним, когда попадете в беду, и скажите: «Сделай для меня то-то и то-то, ради всего святого», и они обязательно окажут вам эту услугу, но вовсе не «по дружбе», а потому, скажут они, что это совпадает с их бесчестными планами, и не пожелают и слушать благодарностей. Эти анти-Катоны — игроки и моты, но это лучше, чем быть скрягой. Они водят компанию с пьянчугами, убийцами, темными дельцами и сводниками, однако сами редко бывают навеселе, а если они замешаны в убийстве, можете не сомневаться, что об убитом мало кто пожалеет; они выманивают обманом деньги у богатых обманщиков, а не у простодушных бедняков и не принуждают женщин к сожительству помимо их воли. ***
...репутация человека похожа, как говаривала моя мать, на фаянсовую тарелку: «Тарелка разбивается, репутация страдает от судебного приговора; тарелку чинят, она становится “как новенькая”; репутацию исправляет официальное прощение. Починенная тарелка и исправленная репутация лучше, чем разбитая тарелка или испорченная репутация, но тарелка, которую никогда не разбивали, и репутация, которая никогда не страдает, куда лучше». ***
Если его пытались подавить образованностью, Август говорил: «Возможно, редька не знает по-гречески, но я-то знаю». ***
«В этой колбасе слишком много мяса, — сказал он, — и недостаточно специй и чеснока». Он имел в виду, что в книге было слишком много сведений и недостаточно легкого чтения. ***
Тиберий не разрешал устраивать карательные экспедиции в широких масштабах. Он писал: «Если вам докучают шершни, сожгите их гнездо, но, если это только москиты, не обращайте на них внимания». ***
Вы все знаете старинное патрицианское изречение: «Aquila non captat muscas» — «Орел не охотится на мух», что значит: он не преследует пустяковые цели и не пытается во что бы то ни стало отомстить какому-нибудь ничтожеству, которое вызывает его на это. Но разрешите привести еще несколько строк, прибавленных к этому изречению моим благородным братом Германиком Цезарем: «Capfat non muscas aquila: at quaeque advolat ultro Faucibus augustis, musca proterva perit». «Орел не охотится на мух, но, если какая-нибудь наглая муха сама влетит с жужжанием в его августейший клюв, тут ей и конец».
Татьяна Александрова, член клуба «Зелёная лампа» * Книга есть в отделе абонемента Герценки. Отзывы к новости
|
|||||||||||
|
Назад | На главную
|
|||||||||||
Люблю читать длинные списки «must read», хотя, конечно, не без фиги в кармане — они больше говорят об авторах списка, чем о том, что нам, действительно, следует читать. 
Как пишет сам Роберт Грейвз: «В число античных авторов, к помощи которых я прибег при создании “Божественного Клавдия”, входят Тацит, Кассий Дион, Светоний, Плиний, Варрон, Валерий Максим, Орозий, Фронтин, Страбон, Цезарь, Колумелла, Плутарх, Иосиф Флавий, Диодор Сицилийский, Фотий, Ксифилин, Зонара, Сенека, Петроний, Ювенал, Филон, Цельс, авторы “Деяний апостолов”, апокрифические евангелия Никодима и Святого Иакова и дошедшие до наших дней письма и речи самого Клавдия. В книге почти нет событий, не подкрепленных историческими источниками того или иного рода. Есть два различных способа писать историю: один — чтобы побуждать людей к добродетели, другой — чтобы склонять их к истине».
