ТРЕТИЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ
(М. : Текст, 2013)

САГА О САГО, ИЛИ ИЗ-ПОД ПОЧВЫ ДО ВЕРХУШЕК ДЕРЕВЬЕВ
(аудиокнига)

Майлз на Гапалинь (Фланн О’Брайен)

ПОЮЩИЕ ЛАЗАРЯ, ИЛИ НА РЕДКОСТЬ БЕДНЫЕ ЛЮДИ.
СКВЕРНЫЙ РАССКАЗ О ДУРНЫХ ВРЕМЕНАХ
(СПб.: Симпозиум, 2003)

Внимательно слушая в соцсетях подкасты, посвященные литературе — всегда держу наготове блокнот. Среди упоминаемых там авторов и произведений — немало заслуживающих внимания, увы, прошедших мимо меня. Интересным открытием для меня стал автор, живший и творивший в первой половине ХХ века — Флэнн О’Брайен (настоящее имя Брайан О’Нуаллан), писавший и на английском, и на ирландском (гэльском языке). Писатель разделял свои публикации по языку: ирландскоязычные печатались под псевдонимом Майлз на Гапалинь.

Я познакомилась с тремя произведениями О’Брайена и оценила его яркое и пряное своеобразие. Магистральное направление творчества этого писателя, младшего современника Джеймса Джойса — который, кстати, очень любил его и хвалил — это сатира. Кроме того, книги Флэнна О’Брайена удостаивались восторженных похвал Грэма Грина, Уильяма Сарояна, Энтони Берджесса, Джона Апдайка и Сэмюэла Беккета.

Сатира — жанр или скоропортящийся, или совершенно бессмертный, все зависит от глубины. Многие из тех, кто иронизировал над сиюминутном, давно забыты, но в России Салтыков-Щедрин, Аверченко, Зощенко — не устарели, и вряд ли устареет Жванецкий. Флэнн О’Брайен не перестал быть актуальным ни для Ирландии, ни для мирового читателя.

Именно в этом жанровом амплуа автор был принят и признан, но этим далеко не исчерпывался. Однако бремя читательского (и издательского) восприятия — тяжело, как шапка Мономаха. А О’Брайен хотел играть и на другом поле. Его сюрреалистический абсурдистский роман «Третий полицейский» (переведенный на русский язык трижды, я читала версию перевода Михаила Вассермана) был отвергнут всеми издательствами и опубликован уже после его смерти в 1966 году. Мое мнение — если О’Брайен, в основном, это ирландский Салтыков-Щедрин, то здесь — это ирландский Кафка.

Лично меня больше всего тронул и больше всего понравился ирландскоязычный роман, в котором Флэнн О’Брайен выступает под псевдонимом Майлз на Гапалинь: «Поющие Лазаря, или На редкость бедные люди. Скверный рассказ о дурных временах». Своеобразный, грубоватый ирландский юмор сочетается в нем с искренней болью за свой многострадальный народ.

В переводе на английский роман вышел с большими купюрами — ряд моментов «оскорблял чувства» британцев не враждебностью, а именно своей грубостью на грани фола. Мое мнение — сострадание и боль вполне могут сочетаться с насмешкой и даже отвращением — сын Ирландии имел на это полное право. Это — образец истинного патриотизма — сострадание к «униженным и оскорбленным» и горькая насмешка над тем, во что превратилась их жизнь. Это не только Салтыков-Щедрин, но и Некрасов.

Параллели убийственны. Юмор и сатира в описании жизни обитателей Корка Дорха слитны — ржешь и плачешь одновременно. О герое, от лица которого ведется повествование, говорится так: «Отрадно то, что автор, Бонапарт О’Кунаса, жив и по сей день, благополучно сидит в тюрьме и избавлен от невзгод жизни».

Особо рекомендую книгу всем, кому «нравится Ирландия», кто участвует в дурашливых мероприятиях на день Святого Патрика и «играет в ирландцев». Возможно, им станет немножко стыдно... Но это — благое чувство, настоящие ирландцы готовы к самоосмеянию — так возьмитесь за гуж, почувствуйте его высокий градус!

ЦИТАТЫ:

«Поющие Лазаря, или На редкость бедные люди. Скверный рассказ о дурных временах»:

Отец мой меня совершенно не ожидал, поскольку был он человеком простым и честным и не слишком ясно понимал обстоятельства жизни.

Молодежь уезжает в Антарктиду в надежде на перемену погоды и избавление от холодов и ненастья, свойственных их родным местам.

...не бывает коровы, которая бы не доилась, не бывает собаки вовсе беспородной и нет таких денег, которые не стоило бы украсть.

Я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь мог быть спокоен, отправившись в море и не имея при этом под собою лодки.

Плавание и гребля намного приятнее, — сказал я, — когда ты на берегу.

— Как ты полагаешь, почтенный старец, — спросил я, — наступит ли когда-нибудь просвет в жизни ирландцев или же будут вечно тяготеть над нами лишения, голод, ливень по ночам и невзгоды? — Будет все то, что ты назвал, — сказал он, — и еще ливень днем.

Я жил бедно, был полумертв от голода и невзгод, но мне не удалось вспомнить ни одной приятной и полезной вещи, которая была бы мне нужна. Вот уж поистине, думалось мне, в страшных заботах и умственных корчах живут богатые люди!

Напиток застал меня врасплох, и я попал впросак. Просак был на редкость глубокий и мрачный и становился все глубже, а расплох делался с каждой минутой все ужасней и густо сыпался в тот самый просак, в котором я сидел.

Мы не тюлени и не призраки, и по этой причине полагают, что мы люди; но это всего лишь одна из точек зрения.

Я приобрел благодаря двоим своим спутникам немало сведений о Росанн и о том, как плохи были там у людей дела, ибо все они бродили босиком и без средств к существованию. Часть их всегда жила в нищете, часть была на гулянке в Шотландии.

Было время, когда у меня было две коровы, конь‑тяжеловоз и скаковая лошадь, овцы, свиньи и другая мелкая скотинка. Домишко был тесный, и, честное слово, когда все мы укладывались спать, это был сумасшедший дом. Бабушка спала с коровами, а я спал один, вместе с конем; звали его Чарли, и это был спокойный и почтенный конь. Частенько овцы устраивали кутерьму, и нам редко удавалось сомкнуть глаза среди того меканья и блеянья, которое они поднимали. Однажды ночью мою бабушку пришибли и поранили, и неизвестно было, овцы ли, коровы ли тут виноваты, или она сама первая начала потасовку. Но на другую ночь к нам постучался благородный господин, школьный инспектор, который заблудился в тумане на болоте и забрел случайно в глубину долины. Он, должно быть, искал место, где отдохнуть и провести ночь, но когда он разглядел то, что можно было увидеть в слабом свете очага, он издал нечленораздельный звук изумления и застыл на пороге. Наконец он сказал: — Не позор ли это, — сказал он, — валяться здесь в соседстве с дикими скотами, всем вместе вповалку в одной постели? До чего же постыдны, пагубны и противны природе ваши ночные порядки! — Правда твоя, — сказал я в ответ благородному господину, — но, видит Бог, мы ничего не в силах поделать с тем затруднительным положением, в котором ты нас видишь. Погода стоит суровая, и надо защитить от бури каждую тварь, — все равно, две у нее ноги или четыре. — Да неужто трудно вам построить небольшой загон снаружи, со стороны пастбища, — сказал благородный господин, — да расположить его подальше от дома? — И впрямь нетрудно, — отвечал я. То, что он сказал, повергло меня в величайшее изумление, поскольку самому мне было не выдумать не только ничего подобного, но и вообще никакой уловки, которая избавила бы нас от этой напасти — вечной давки в задней части дома. На другое утро мы собрали соседей и объяснили им очень подробно, какой совет дал нам благородный господин. Совет этот все одобрили, и не прошло и недели, как поблизости от дома у нас уже был построен прекрасный загон. Но увы, — человек предполагает, а Господь располагает. После того, как я сам, моя бабушка и двое моих братьев провели две ночи в загоне, мы так промокли, продрогли и промерзли, что удивительно еще, как все мы не отдали Богу душу, и у нас не оставалось другого выхода, как снова вернуться в дом и там вновь удобно и уютно расположиться среди скотины. Там мы с тех пор и оставались, — подобно любому другому бедному ирландцу в наших краях.

***
«Третий полицейский»:

То, что вы рассказываете, несомненно, порождено великой мудростью, ибо ни единого слова я не понимаю.

Правила мудрости: Всего существует пять правил. Всегда задавать вопросы, которые требуется задать, но никогда не отвечать на вопросы. Оборачивать все, что услышано, себе на пользу. Всегда носить с собой ремонтный набор. Как можно чаще поворачивать налево. Никогда не задействовать передний тормоз первым. [...] Если следовать им, — наставительно сказал сержант, — спасешь душу и никогда не упадешь с велосипеда на скользкой дороге.

В России, — сказал сержант, — из старых фортепианных клавиш изготавливают вставные зубы для пожилых коров, но это дикая страна, цивилизация там в зачатке, нет дорог, и можно в конец разориться на шинах.

Тело, внутри которого находится еще одно тело, тысяча таких тел друг в друге, как кожицы лука, уходящие к некому невообразимому концу? И не звено ли я сам в огромной цепи неощутимых существ, а знакомый мне мир — не внутренность ли это существа, чьим внутренним голосом являюсь я сам? Кто или что является сердцевиной и какое чудище в каком мире есть окончательный, ни в ком не содержащийся колосс? Бог? Ничто? Идут ли ко мне эти дикие мысли Снизу, или же они только что впервые забродили во мне для передачи Наверх?

А как вы узнаёте, что у человека много велосипедности в жилах? — Если в нем больше пятидесяти процентов, вы безошибочно это определите по походке. Он ходит всегда бойко, в жизни никогда не присядет, нет, он прислонится к стене, выставляя локоть, и так простоит всю ночь на кухне, вместо того чтоб лечь в постель. Если он чересчур замедлит шаг или вдруг посреди дороги остановится, то он упадет, он рухнет, и, чтобы поднять его и привести в движенье, придется прибегнуть к третьей силе.

Нам всем хорошо было вместе — как ни странно, потому что каждый жил сам по себе.

Да и пешком ходить слишком далеко, слишком быстро и слишком часто тоже небезопасно. В результате постоянных ударов ваших ног о дорогу некоторая часть дороги проникает в ваш организм.

Если когда-нибудь ты попадешь в беду, только кликни меня, и я спасу тебя от этой бабы.

Татьяна Александрова, член клуба «Зелёная лампа»
4 октября 2018 г.

Книга есть в Герценке:

2125467 оф 2127398 аб

О`Брайен, Флэнн. Третий полицейский : роман / пер. с англ. Елены Суриц. — М. : Текст, 2013. — 252 с.