Гуси

Скоро осени – каюк,
Господи Иисусе!
Угорелые на юг
Пролетают гуси.

В голубом березняке
Жёлтая дорога,
На гусином сквозняке
Постою немного.

А потом как разбегусь
И впрягусь в их стаю...
Только я – домашний гусь,
По земле летаю.

Из Пушкина

Целый день поповна учит,
От всего удалена…
«Мчатся тучи, вьются тучи:
невидимкою луна…»

Подготовить нужно к школе
Очень длинный стих один:
«Еду, еду в чистом поле;
Колокольчик дин-дин-дин…»

Солнце село. Дело к ночи,
Засыпает всё село.
«Вьюга мне слипает очи;
Все дороги замело…»

Бедной девочке завидно
Даже горьким чьим-то снам.
«В поле бес нас водит, видно.
Да кружит по сторонам».

В блюдце воду кот лакает,
Всюду мышья беготня.
«Вон – теперь в овраг толкает
Одичалого коня…».

Кот залез опять в подполье,
И мышиный шум умолк.
«Кони стали…»Что там в поле?» –
«Кто их знает? Пень иль волк?».

Вот к столу крадётся крыса,
Грызть от свечки парафин.
«Вижу: духи собралися
Средь белеющих равнин».

Ну, их! Всё одни соблазны!
Кто-то роется в ведре…
«Закружились бесы разны,
Будто листья в ноябре…»

Что их так влечёт к помоям?
Что нашли они на дне?
«Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне…»
И опять поповна учит,
Страха божьего полна:
«Мчатся тучи, вьются тучи,
невидимкою луна…»

Ослёнок

И малых силёнок, и серенькой масти,
Тащился ослёнок на Вольные Страсти –
И Господа вёз.

Въезжал он в ворота священного града,
И масса народа была ему рада
До слёз.

Он шел вдоль дороги, и малые детки
Бросали под ноги цветущие ветки,
«Осанна» крича.

От веток подвялых вовсю пахло мёдом.
Ослёнок жевал их тайком мимоходом,
Иисуса влача.

Впервые в Творении после паденья
Сыновье смирение шло от сиденья
Того.

Дыханьем боков раздвигая пространства
Грядущих веков, он забыл про упрямство
Давно.

Впервые от века, робея немного,
Он вёз Человека и Господа Бога
На жёстком седле.

И сердце ослово, вылазя из тела,
Как мысль богослова, сияла, блестела,
Звучало во мгле.

Халдеи

Неподвижно, холодея,
Как горшки на сельском тыне,
На верблюдах три халдея
Пробирались по пустыне.

Утомлённые ездою,
Меж опавшими горбами,
Поспешали за Звездою
Древней мудрости рабами.

По гранитному забою,
Растянувшись караваном,
Во вьюках везли с собою
Злато, с смирной и ливаном.

Впереди синело неба
Опрокинутое блюдо.
И пески, как мера хлеба,
Замедляли шаг верблюда.

Вот уж скоро будет месяц,
Как покинули обитель.
И следил за ними месяц –
С вострой саблею грабитель.

Очарованные гости
Пробирались через скалы.
В кровь заезженные кости
С рёвом чуяли шакалы.

У заброшенной пещеры
Вдруг следы Звезды угасли.
Мудрецы узрели в щели
Голубеющие ясли.

И склонилась, в прах вминая
Гордый ум, в пещерке тесной
Мудрость грешная земная
Перед мудростью небесной.

Сова

В ночи очами шастая,
Как полная луна,
Глазастая, ушастая,
Сидит на пне она.

Сидит и ловит шорохи
В длиннеющих ночах;
И тихо ходят всполохи
В зияющих очах.

Утыканная перьями,
Стоящими торчком,
Рябыми и тетерьями, –
Лишь нос висит крючком.

Полуторааршинная,
Пропахшая смолой,
Витает смерть мышиная
Над сонною землёй.

И даже волки серые
В глухую тьму лесов
Бегут, покуда целые,
Услышав голос сов.

Белые одежды

Голый лес стоит и ждёт,
Растопырив вежды:
В тёмном небе кто-то шьёт
Белые одежды.

Тот наряд, что лыком шит,
Вниз сошёл кругами:
И желтеет, и шуршит
Грустно под ногами.

Всюду ветр один свистит
И морщинит воды.
И охватывает стыд
Голую природу.

День и ночь деревья ждут,
Полные надежды.
Чу! С небес на них идут
Белые одежды.

Лист

Угорелый ветра свист
Дьявольской породы,
Оборвал осины лист,
Бедный лист природы.

И пустился он кружить
По родному краю:
Мол, хочу теперь пожить,
Там, где сам желаю.

Выбрал место поверней,
Где светло и сухо,
Но не смог пусть корней,
Не хватало духа.

Та и кружит до сих пор,
Ищет корня силу...
Но давно срубил топор
Мать его – осину.

Снег

На траву и на тропу,
И на листьев кучи
Ангел белую крупу
Сыплет из-за тучи.

Веет розовым крылом,
Сыплет, как попало...
Даже в старый бурелом
Та крупа попала.

От неё река и луг
Сразу стали краше...
А под вечер всё вокруг
Вымазалось в каше.

Мы из дома в лес пойдём
И прихватим ложку,
Проведём из леса в дом
Манную дорожку.

Пусть зимой ушастый зверь
Задней лапой ловкой
Постучится в нашу дверь,
Угостим морковкой.

Станет жизнь его теплей
От морковки нашей...
Снег лежит среди полей
Белой, манной кашей.

* * *

В огороде старый хрен
Слаще новой редьки...
Дома всё без перемен,
Перемены редки.

Те же мыши, тот же кот,
Соль на хлебной корке...
Лишь не тот один Федот
В русской поговорке.

Те же сестры, тот же брат,
Стены в тихой саже,
Я всему тому же рад,
Мама будто та же.

Только от волос слегка
Посветлей, чем было...
Видно, снова без платка
Потолок белила.

Собака

У мусорного бака,
Как старая мочалка,
Лежит весь день собака,
Бездомная овчарка.

На землю веет с неба
Зима муку сквозь сито...
Найдёт кусочек хлеба –
И тем собака сыта.

И каждый вечер лунный
Ей то и дело снится:
Хозяин — воин юный,
Советская граница.

Глядит она сквозь слёзы
В заснеженные дали –
Текут на землю звёзды
Со звоном, как медали.

Отец

Уже в подполье ранний улей
Гудит натянуто, как трос...
Чем тень отцовская сутулей,
Тем под рукой прямее трость.

Сидит, спиной углы горбатя,
Куда-то весь в себя ушёл...
Я подбегу: «Чего ты, батя?»
«Так, – говорит, – считаю пчёл».

А в низких сумерках под полом
Гудит, как трос пчелиный зык,
Луна огромным валидолом
Закату лезет под язык.

И мама молоко коровье
По кринкам, точно белый свет,
Насветит: «Пейте на здоровье!»
А у отца здоровья нет.

Сидит всю ночь, углы горбатя,
Лесному филину сродни...
Спрошу сквозь сон: «О чем ты, батя?»
«Так, – говорит, – считаю дни.»

А поутру седьмого мая
Во мне, как в лампочке стряслось:
Тень от отца в углу прямая,
А мама сгорбилась, как трость.

* * *

Я умру глубокой осенью
Под сапожный скрип телег,
И меня накроет простынью
Мой последний первый снег.

За кладбищенской оградою,
В домовине по плечу,
Никого я не обрадую,
Никого не огорчу.

Буду смирно да спокойненько
Под крестом еловым тлеть
И соседнего покойника,
Как умершего, жалеть.

А покуда злее пущего
Дует ветер из щелей,
Ты, меня, с тобой живущего,
Как живого, пожалей.

1985