«Война кончится – приеду домой…»
(Из фронтовых писем отца)

Б.В. Садырин

Светлой памяти родителей моих –
Василия Александровича Садырина и
Веры Афанасьевны Вяткиной

Вишкиль – Чебаркуль. – Дорога на фронт

Очень много лет живут со мной фронтовые письма отца. Некоторым из них уже более 63-х лет, другим – немного меньше. Вот они, пожелтевшие, выцветшие солдатские треугольнички, реже – открытки. Суровые военные годы наложили и на них свою тревожную тень. На одной из открыток рисунок: окровавленный штык с паучьей свастикой направлен на малыша, испуганно прильнувшего к материнской груди. В глазах обречённых крик: «Воин Красной Армии, спаси!»

Эти письма – память об отце Василии Александровиче Садырине, который писал в Котельнич: «Война кончится – приеду домой…» Война кончилась, а домой он так и не вернулся.

Но лучше всё по порядку.

Наша семья до войны жила в Котельниче. Родители работали: отец – в льнотресте техником-строителем, а мама – зоотехником в райзо (районный зоотехнический отдел). В сентябре 1941 г. отца призвали в армию и отправили в Вишкильские военные лагеря, а оттуда – в г. Чебаркуль Челябинской области.

1 октября, пишет отец, прибыли в Чебаркуль. Доехали благополучно. Через несколько дней, 5 октября, он сообщает маме, что две открытки и посылку получил. И ещё: «Вместе со мной А.Ф. Кубасов (был тоже вВишкиле. – Б.С.). Ты, Вера, встречайся с его матерью. В случае, если не будет от меня долго писем по каким-либо причинам, ты можешь узнать от них. И ещё есть здесь котельничский Корякин, квартира которого по ул. Шмидта, от дома колхозника через один дом. С ним мы договорились сообщать друг о друге…»

Все последующие письма отца из Чебаркуля полны вопросов о том, как мы живём и как я учусь, как управляется мама с хозяйством: выкопали ли картошку, заготовили ли дров? Рассказывает о своей жизни: «Живём мы в лесу, ночуем в землянках, занимаемся целыми днями без выходных… Примерно 10 октября будем принимать присягу… В артиллерию со мной из знакомых попал только Кубасов… В случае выезда из этих лагерей сообщу открыткой. Выезд, конечно, теперь может быть только на фронт. Другого пути нет. Живи, Вера, не расстраивайся, уделяй больше внимания ребятам. Напиши о братьях, где кто находится. Как живёт мама (Мария Алексеевна Садырина, моя бабушка. –  Б.С.) в деревне? Наверное, вся изохалась. Пусть не беспокоится, эта трудность пала не только нам одним на долю, а всем, кто мало мене годен…»

В письмах 15, 23, 28 октября полушутливая фраза «Вера, как живёшь, поди, соскучилась и поругаться у тебя теперь не с кем». Соседствует со словами заботы о воспитании («Контролируй Бориса каждый шаг, не позволяй водиться с плохими ребятами»), о маминой работе, об ожидании посылки («С питанием очень плохо, форменным образом голодаю… Купить из продуктов здесь совершенно нечего. Живём в лесу. Иногда колхозники случайно завозят картошку, 1012 руб. маленькое ведёрко, нарасхват, купить не удаётся. Отлучиться никуда нельзя. Каждая минута времени на учёте»).

Спрашивал маму, когда и на каком фронте ранили брата Михаила: «Скоро же Михаил попал под пулю, из Котельнича почти в одно время выехали. Где Сергей, Виктор и слышно ли что от Павла? (все – братья отца. – Б.С.). Я живу по-прежнему голодно… Вера, если нас на фронт повезут через Котельнич и, возможно, я не смогу дать телеграмму, всё же узнавай, когда проходят эшелоны с востока…»

2005 № 8.jpg

Родители мои – В.А. Вяткина и В.А. Садырин. Котельнич. 6 мая 1932 г.

16 ноября. Открытка: «Вера, еду через Котельнич. Выйди на станции к эшелону, принеси мне что-нибудь поесть и попить. Не знаю, вперёд открытка придёт или мы вперёд проедем. Телеграмму не принимают. Извести Кубасовых».

Я не знаю, откуда мама узнала об эшелоне, так как открытка, судя по штампу, пришла в Котельнич только 3 декабря… Двое суток, не уходя со станции, мать встречала и провожала поезда. И только к концу третьих, вечером 19 ноября прибыл тот долгожданный эшелон. Я пишу это с маминых слов. Она бежала за тихо идущим поездом. Бежала, хотя и слышала позади себя, как кто-то очень знакомым, родным голосом кричал, звал её. Оглянулась, он, её Васютка, в шинели. Он тоже бежал к ней, улыбался.

– Ну, вот едем бить немца… Прощай…

Словно и не было совсем тех пяти минут, когда вдруг раздалась команда: «По вагонам!» Слёзы, прощальные слова, крики. И солдаты, прыгающие на ходу в вагоны. И среди них был он, её муж, что-то тоже кричал и улыбался. А мать, сколько было сил, снова бежала за составом и видела его лицо ещё долго-долго.

Потом отец писал маме откуда-то из-под Вологды, из других мест.

13 декабря. «Вера, я сейчас нахожусь в пути. Пока жив и здоров. Опасности… не видим, но приближаемся к ней… Как чувствуют себя ребята?» Сообщает адрес: Действующая Красная Армия. Полевая почтовая станция № 1444, 933 артполк, 4-я батарея.

933-й артполк входил в состав 377-й стрелковой дивизии, которая формировалась в г. Чебаркуле в трудное для страны время. Враг рвался к Москве, блокировал Ленинград с суши. Дивизия состояла из уроженцев Челябинской, Свердловской, Кировской областей и Башкирской АССР. Формирование дивизии началось по приказу НКО СССР от 11 сентября 1941 г. Командиром её был назначен майор К.А. Цаликов, а 933-го артполка – майор М.Е. Зингер. К 17 декабря дивизия сосредоточилась в исходном положении для наступления на Волховском фронте. Все эти сведения взяты мною из книги А.З. Боровинских «Валгинская Краснознамённая: (Воен.-ист. очерк боевого пути 377-й стрелковой Валгинской Краснознам. дивизии)».– М.: Воениздат, 1987, хранящейся в библиотеке им. А.И. Герцена.

К сожалению, в этой статье я не могу рассказать о каждом из 105 фронтовых писем Василия Александровича Садырина. И даже отдельные письма по этой же причине даются мною в очень сокращённом виде. Поэтому из 120 с лишним страниц рукописи, подготовленной мною к сдаче в ГАСПИ КО (вполне возможно, что объём её в дальнейшем увеличится), я беру самое существенное. Делаю те извлечения из писем, которые, на мой взгляд, дадут будущему читателю представление о моём отце – человеке, солдате, о восприятии им сурового времени Великой Отечественной войны. Войны, на которой ему довелось быть 815 дней и ночей и сражаться за Родину, за нас с вами.

1942 год
Киришское направление. – Любанская операция. – Волховский плацдарм

8 января. «Вера, как живёшь? Наверное, меня не считаешь живым. Я пока жив и здоров, но от недоедания слабнут силы. В настоящий момент освобождаем от немца ж.д. путь Ленинград-Москва, отбиваем станцию Кириши. Немец, отступая, уничтожает всё, сжигает деревни подчистую, так что продукты приходится завозить из глубины страны. Насчёт курева – вот уже неделю ничего не курил. Скука замучила. Вера, если принимают посылки, пошли мне сухариков, курева хотя гнилого какого-нибудь. Напиши мне адрес Павла (брата отца. – Б.С.). Может, скоро попадём в Ленинград, придётся забежать, а я и адреса не знаю. Позаботься заготовить продуктов на следующую зиму. Надеяться на государственное снабжение не приходится потому, что война возьмёт многое у страны.

Вера, дали бы мне сейчас хлеба досыта, то я не могу представить, сколько бы я его съел. Наверняка, буханки на раз не хватило бы. А ты сама знаешь, мало я дома ел хлеба. Ну, пока всё, привет Борису, Тамаре (моя сестра. – Б.С.).

10 февраля. «…На днях наехали на мину, получил лёгкое ранение в левое плечо. Всё прошло, зажило. Освобождался на шесть дней… Хочется очень повидаться с семьёй, но не знаю, когда придётся. Как живёт мать?..»

26 февраля. «…Живём в лесу, в землянках. Ежедневно глушим немца, покоя ему не даём ни днём, ни ночью. Не выдерживая нашего натиска, немец отступает. Нахожусь… около ст. Чудово. Вера, ты пишешь, что я должен вернуться домой невредим после окончания войны. Таких же убеждений и я, хотя опасность для жизни на каждом шагу… Насчет посылки… не беспокойся. Положение с питанием немного улучшилось…»

8 марта. «Вера, поздравляю тебя с международным женским праздником... желаю успехов в твоей работе. Пишу тебе открытку под звуки орудийных выстрелов и разрывы вражеских мин…»

3 апреля. «…Нахожусь в лесу, живём в землянках, хорошо укреплённых… Выбиваем немца со станции (цензурой целая строка зачёркнута, удалось разобрать только название станции Чудово.– Б.С. ). …Вера, я тебе перевёл денег 350 руб. Получишь – извести».

Продолжает письмо обращение ко мне. Советует писать красиво: «А то у тебя получается письмо, как у дедки Чертёнского» (отец мамы, мой дед Афанасий Иванович Вяткин, жил в дер. Чертёнки Верхошижемского района.– Б.С.).

29 апреля. «…Вера, когда я выехал из леса в поле (ездил на станцию), то у меня такое желание было поработать в поле, что ещё никогда такого не было. С удовольствием бы попахал, посеял бы и после работы сытно поел бы окрошки. Но этой возможности я сейчас лишён».

5 мая. «…С 29 апреля по 4 мая я выполнял боевое задание, так что приходилось работать день и ночь. Праздновать не пришлось…» (В эти дни и позднее 377-я стрелковая дивизия вела бесконечные бои, чтобы помочь 2-й Ударной армии выйти из окружения.

12 мая. «…Вера, я писал тебе насчёт посылки, которую ты должна адресовать не лично мне, а на батарею… Требуй от почты настойчиво, чтобы приняли посылку. Вера, если я получу от тебя посылку на фронт, то для меня это будет самый лучший момент в моей жизни. И день, в который я получу посылку, – самым лучшим в моей жизни».

Можно думать, что в то время отец-солдат сильно голодал. Открытым текстом писать об этом, возможно, побаивался. Вот и давал понять жене о своём голодном существовании такими лирическими фразами. В следующих открытках от 29 мая и 4 июня он даже обижается на маму за то, что до сих пор не получил посылку, «в которой, конечно, у меня большая нужда. Мы в середине мая получили… подарки, и на мою долю достались 7 печенин и сухарик, за что большое спасибо…»

6 июня. «Вера, с сегодняшнего дня меня из взвода тяги перевели во взвод разведки. Теперь я нахожусь на передовой, т.е. вблизи противника… Сегодня дежурю у оптических приборов. Наблюдаю за действиями противника. Работа эта мне нравится. Много интереснее, занимательнее, чем была во взводе тяги. Только, конечно, подвергаешься более обстрелу из пулемётов, но это ничего. Я уже к этому привык, пули пролетают мимо…»

И вновь тема посылки: голод продолжается. Развивается она в письме и от 8 июня, такая болезненная и затянувшаяся: «Вера, насчёт посылки мне ты особенно не расстраивайся. Что сделаешь: сейчас транспорт занят другими перевозками, более нужными для фронта, чем наши посылки…»

Сообщает удивительное: «В 1942 году мы должны покончить с немецкими оккупантами. Это видно из первомайского приказа т. Сталина и хода войны. Немец слабеет, он далеко стал не такой, какой был в первое время войны…

…Сегодня опять дежурю… Сижу за укрытием, пуля не возьмёт. При обстреле снарядами убираюсь в блиндаж. Сегодня обстреливал нас снарядами противник, но в цель не попадает, кладёт вблизи… Мы ответным огнём заставили замолчать батарею противника…»

22 июня. «Вера… ровно исполнился один год, как по радио объявили о вероломном нападении Германии на Советский Союз. Вспомни, как прошлый год с утра в этот день мы всей семьёй трудились вместе, сажали картофель, пока не зная ещё ничего о войне и не предполагая о ней. С удовольствием бы я сейчас так поработал… Ты спрашиваешь, как мы воюем и как гоним немца. Об этом вам ежедневно сообщает по радио Совинформбюро. Но должен сказать, что как вступили в бой, пока не отступаем ни на один шаг назад. Пока продвигаемся всё вперёд».

2 июля. Снова звучит «посылочная» тема. И ещё: «Павлу писал 5 июня открытку, которая вернулась обратно с надписью, что такой-то герой погиб. Вот из нас 6-ти вояк одного уже не стало…» (брат отца, Садырин Павел Александрович, 1909 г. р., жил и работал в Ленинграде на заводе им. Жданова. На фронт ушёл добровольцем. В его «похоронке» написано, что в бою проявил героизм и мужество. Был ранен 17.12.41 г. (второй раз). Умер 5.05.42 г. в госпитале. Похоронен на кладбище г. Тюмени. – Б.С.).

…Завтра исполнится 10 месяцев, как я в армии…» (отец был призван 3 сентября 1941 г. – Б.С.).

2005 № 8.jpg

Боец Василий Садырин. Северный фронт. 2 июля 1942 г.

28 июля. «Вера, я тебе вчера перевёл сто руб. Купи что-нибудь ребятам – от меня подарок… Напиши, где учится Шурка, в горном институте или в военной школе…» (младший брат отца, Александр Александрович Садырин, 1920 г. р. В январе 1942 г. был переведён из Свердловского горного института в Военно-воздушную инженерную академию им. Жуковского. Она временно базировалась в г. Свердловске).

3 августа. «…Как быстро прошли 11 месяцев. Как будто бы было это вчера, несмотря на многоперенесённые трудности… Сегодня второй день вёдро. Не знаю, как будет дальше, а то всё лето дожди и дожди. Надоело чёрт знает как, ежедневно мокрый ходишь. На днях ходил в баню… оказалась очень хорошая. Помылся хорошо и выжарил всех насекомых. Пока не чувствую, не заводятся…»

7 августа. «Вера, получил от тебя два письма… Спешу ответить на оба сразу. Здоровье как будто ничего… Частенько стала болеть голова… Дежурить надо 12 часов. После чего 24 часа отдыхаю… приходится выполнять текущую работёнку по благоустройству… Наши земляные жилища затопляет водой и… её [необходимо] очень часто отчерпывать.

Стоим мы… в обороне… На днях сделали внезапное наступление на оборону немца, основательно его потрепали, заняли один важный для нас населённый пункт и несколько немецких дзотов… Немцы бежали… в панике, побросав своё имущество. Порядочно взяли в плен солдат и офицеров, которые не поспели убежать.

…Три ночи немец пытался идти в наступление, чтобы вернуть потерянное. Огня… было с обеих сторон много. Но нами он был отбит. Нашей артиллерии он боится больше всего, артиллерия Красной Армии – гроза для немцев».

Отец пишет, что очень боится зимы, так как в прошлую зиму пришлось много трудностей перетерпеть, особенно от морозов. И замечает: «Но ничего, как-нибудь перенесём. Не мыкавши горя – не видать добра, как говорит пословица. Только уничтожить скорей гитлеризм… Я не знаю, что этот кровожадный зверь Гитлер думает. Вот-вот не сегодня-завтра откроется второй фронт, тогда на какой сук он сядет. Остаётся ему одно залезть в петлю, или же его сам народ разберёт по жилочке…»

И снова о своём желании получить посылку.

15 августа. «Вера… 14 августа получил от тебя сразу 3 письма… Посылку буду ждать… Недели две питался очень хорошо. Вблизи… остановились две кухни. И… я в свободное время… кое-что им делал: вёдра, черпачки и прочий кухонный инвентарь. Инструменты для этого... топор и худенький молоток. Вознаграждение… мне – супом, кашей и хлебом».

18 августа. «Вера и Евдокия, посылку от вас получил. Большое спасибо!»

1 сентября. «Освобождаем железную дорогу, соединяющую Ленинград с Москвой. Стоим пока у самой дороги. Но дорога пока ещё у немца. Скоро будет наша…»

И снова, как и в открытке от 8 сентября, ожидание посылки…

9 сентября. «Михаил Иванович (М.И. Ковязин, муж сестры отца Антонины.– Б.С.) если не погиб, то, вероятно… попал в плен. Это хуже смерти, всё равно замучают».

4 октября. Новый адрес: 1444. ППС. Часть 161.

11 октября. «Вера… то, что я писал в предыдущих письмах, т.е. выражал неудовольствие, придётся взять обратно… (он уже говорит о будущей посылке не как о необходимости, а как лакомстве. Б.С.) …Живу я сейчас в отношении питания почти хорошо… Нам завозят свежие овощи…»

26 октября. Из горсовета на запрос о дровах для нашей семьи не получил, как он пишет, «ни ответа, ни привета. Председателю горсовета пули в кабинет не летят… он не считает нужным разговаривать с теми, кто защищает его мирный труд. Вера, узнай, получили ли они моё заявление… что сделали – и напиши мне».

27 октября. В письме сестре Евдокии он просит её передать маме в деревню (д. Садырины Захаровского сельсовета. – Б.С.), «чтобы жила она поэкономнее. Неизвестно, как впереди придётся жить…»

Рассказывает о том, что «на днях он (немец – Б.С.) обнаружил наше место наблюдения и обстрелял артиллерийским огнём. Потерь мы не имеем, за исключением одного раненого. А мой противогаз, винтовку и плащ-палатку изорвало на мелкие кусочки. Сами мы были в укрытии. Но на второй день мы ему ответили. Заметили около сотни немцев и сделали артиллерийский огневой налёт. После чего у них слышен был стон и рёв раненых…»

2 ноября. «Вера, посылку получил я 1.XI. В посылке всё оказалось сохранно… Получил от тебя и Бориса письма… меня начинает беспокоить вопрос вашего питания. В настоящее время ты не старайся распыляться на разные предметы… а главное, уделяй внимание на питание семьи. Борис учится всё же ничего, за это он молодец…»

13 ноября. Отец сообщает приятную новость: «Одет, Вера, я тепло. Получил новые валенки, полушубок. Так что и зима не страшна. Борис, спасибо за бумагу, но больше, Борис, пока бумаги не посылай. У меня… есть. Когда не будет, я напишу. Борис, учись лучше, слушайся маму и Дусю. Мы прогоним немцев с нашей земли, и я тогда приеду домой…»

16 ноября. «…Сейчас я переведён в другую часть. Адрес мой несколько изменился: полевая почта 1444. Часть 72…»

22 ноября. «…Борис состоит ли пионером? Если не состоит, то ты его заставь записаться, и пусть он выполняет пионерскую работу. Это для него будет полезно… Вера, живу я сейчас, можно сказать, хорошо. Меня перевели на другую работу, которая менее связана с ходьбой. А для моих больных ног это очень важно… Теперь мне мало приходится быть на улице…»

9 декабря. «…Хорошо, что вы обеспечены дровами и питанием. Это – главное, а всё остальное постепенно приобретётся. Вера, я много… думаю о доме, о семье… Настроение у меня сегодня очень плохое. Так всё надоело, так хочется повидаться с семьёй (далее три слова зачеркнуты военной цензурой. – Б.С.). Вера, посылки мне не надо… Живу пока ничего, что дальше будет – не знаю».

29 декабря. Открытка. Мы получили её в январе 1943 г. На открытке рисунок художника В. Корецкого «Воин Красной Армии, спаси!» Текст: «Вера, поздравляю тебя с Новым годом. Хотя и поздно, но ничего. Надеюсь, что в этом году мы встретимся, и вся семья будет вместе… Пиши, как живёте, как чувствуют себя…Борис и Тамара зимой? У вас, вероятно, стоят холода. Здесь погода … почти всё время на ноле градусов…»

1943 год

«1 января. 2 часа ночи. …Сижу у телефона, дежурю. Делать нечего. И чтобы меньше клонило на сон, зажёг лучину и решил тебе черкнуть письмишко. Поздравляю всех с Новым наступившим 1943 годом и желаю успехов в вашей работе, Борису – в учёбе. …Я работаю сейчас в связи, т.е. по той специальности, которую я приобрёл в кадровой… Живу… много лучше… С питанием также дело обстоит хорошо…»

В следующих пяти январских письмах отец предполагает, что «…трудности впереди ещё должны быть. Победа так  не даётся, её нужно завоёвывать…»; «…Борис мне написал из деревни (я проводил там каникулы. Б.С.) много новостей, а, главное, написал, кто погиб из знакомых»; отец советует на дверях в дровяник сменить замок немедленно (кое-что начало теряться, в частности – табак – Б.С.).

В письме от 29 января радостная весть: «Сейчас я сижу у телефона, и мне передали, что сталинградская окружённая немецкая группировка полностью ликвидирована. И наши войска заняли город и станцию Касторная. В общем, немецким разбойникам приходит конец. В связи с наступлением наших войск на ряде участков и на нашем фронте немецкая оборона значительно ослабла».

В этом же письме он сообщает, что его перевели в нестроевые (по хронической болезни), но по ряду обстоятельств он «…снова на старом месте, т.е. в связи».

10 февраля. «Вера, письмо твоё от 28 января я получил 9 февраля. Вера, ты мне писала прошлый год о том, что если бы можно, то пошла бы на фронт вместе со мной защищать нашу родину. А теперь ты пишешь о скором свидании со мной. Конечно, обнадёживать на скорое свидание себя не следует. Когда начинаешь ждать чего-нибудь хорошего, всегда время идёт дольше…

Каждый день нам… новые… вести приходят об успехах наших войск… Вчера, т.е. 9 февраля наши войска заняли г. Курск. …Вера, я чуть тебе не забыл написать, что сегодня, т.е. 10 февраля 1943 года мне исполнилось 39 лет… Конечно, отметить этот день у меня есть гр[аммов] двести…»

17 февраля. На обратной стороне треугольничка мама написала: «Получено 27.II.43 г.». Впервые за все военные месяцы он обращается к маме с нежным словом «милая»: «Милая Вера, получил от тебя письма от 2 и 3 февраля, на которые спешу ответить. Из письма видно, что ты вся изнервничалась… Причины всего этого – наша разлука. Вера, я прошу тебя… все неприятности переносить спокойно, не расстраиваться… Живу пока хорошо. Стоим в активной обороне…» И впервые обращается нежно: «Крепко целую, твой муж В. Садырин». Нужно сказать, что почти все последние письма 1943–1944 гг. идут к маме с неизменным «крепко целую».

В четырёх мартовских письмах отец советует маме по вопросу обуви для меня и сестры моей Тамары обращаться в военкомат: «Из газет видно, что кое-кому стукнули за бездумное отношение к семьям фронтовиков. Теперь, я думаю, не будет так, как я писал прошлый год заявление в горсовет насчёт дров, на которое я по сие время не получил ответа». Посылку не просит: «Я в ней сейчас необходимости не чувствую». Сообщает далее о том, что «надели погоны, т.е. новые знаки различия», что «адрес с 1 апреля изменится. Пиши так: «Полевая почта 57842 У и мне».

9 апреля. «…Я всё думал, что Сенников М.А. ещё в Котельниче работает, а он, оказывается, взят и даже погиб. И ты мне ничего не написала… мало пишешь о знакомых. Мало наш Михаил побыл дома. Да и не время сейчас сидеть дома. Люди… нестроевые нужны не менее… Где сейчас находятся Сергей, Виктор и Шурка?.. Я живу пока хорошо. Нахожусь недалеко от реки, название которой начинается с той буквы, с которой начинается наша река (Вятка.–   Б.С.). И кончается той же буквой (Волхов.  Б.С.). Живём в лесу…»

28 апреля. Отвечает на мамины вопросы: «…Нахожусь я на фронте (с 21 декабря 1941 г. – Б.С.). Из удобного места за противником можно наблюдать простым глазом. Поэтому, суди сама, какое может быть расстояние…»

11 мая. Продолжение ответов: «…Жизнь и работа… разнообразная, т.е. не у всех одинаковая. Я лично живу вот уже 2 месяца километрах в двух от своего подразделения с группой бойцов. Тебя интересует вопрос, чем мы питаемся? …Получаем сухим пайком и приготовляем сами. Получаем мясо или заменяется иногда колбасой, консервами и рыбой. Получаем жиры – шпиг или комбижир по 35 гр в день. Затем крупу, муку, вермишель, сухие овощи и разные пряности – всё это в концентрированном виде. Утром варим завтрак, крепкий суп, в обед – суп и каша и днём – чай с сахаром. …Питаемся хорошо, вряд ли вы так питаетесь. Работаем в разрезе Приказа т. Сталина № 195. Замеченного немца уничтожаем, а также …его технику и огневые точки. Поднимаем в воздух укрепления вместе с фрицами. Вот так протекает наша фронтовая жизнь. …Что сейчас делается на полях – хочется посмотреть.

Вера, 29.IV. встретил здесь одного товарища. Разговорились, он оказался мой сосед из д. Шековатовщина Захаровского с/с. Посидели мы с ним… с часик вечерком, поговорили… После этого он пошёл на выполнение боевой задачи и ночью погиб. Так наше соседское знакомство на этом и закончилось. Отца его зовут Филиппом. …Победа всё же с каждым днём куётся… Надеюсь, что не задлится тот день, когда… придёт крах гитлеровским разбойникам, и мы снова приступим к мирной уютной жизни…»

26 мая. «…Живу… хорошо. Только плохо тем, что всё время в лесу, сейчас комары не дают покоя… Мы с товарищем шли по настилу и смеялись, что вот сейчас бы попасть на тротуары и гладкий пол, то получилось бы то же, как Суворов вышел к Павлу. Помнишь этот момент из картины Суворов”?..»

4 июня. «…Нахожусь в связи. С питанием дело обстоит хорошо. Приходится удивляться: чем дольше воюем, тем больше материально и вооружением наша армия снабжается… Баней обеспечены, хоть каждый день мойся, воды достаточно. Дров сколько угодно и каких надо – лесник не заругает и протокол не напишет».

25 июня. «Вера, я тебе ни разу не писал, какие мне трудности пришлось перенести в 1941 г. и в начале 1942 г., т.е. в тот период, когда мне пришлось участвовать в разгроме немецких войск под Тихвином. Теперь вздумаешь, то удивляешься, как остался жив и невредим до сего времени. Смерть или ранение тогда можно [было] ожидать каждую минуту. Но я почему-то не верил в это, верил в жизнь, верил в победу. Жив-здоров буду, вернусь, то вспомянуть о фронте будет много что можно. Всё это прошло, враг был сломлен. Теперь, конечно, и особенно в настоящее время очень резко чувствуется слабость противника на нашем фронте…»

4 июля. Отец горюет, что никак не может дождаться от нас писем: «Вера, писать надо почаще. От Бориса тоже ничего нет… уже недели две не получаю ни от кого. А без писем воевать скучно…»

5 июля. «Вера, наконец-то получил от тебя письмо… У него (Виктора.– Б.С.) ранение, мне кажется, не особенно из тяжёлых. У нас такие случаи были, …люди скоро возвращались в строй. Правда, зубов, которые вышибло, не будет, а всё остальное скоро зарастёт. Михаил к строевой службе не годен. Основательно… его поранило… Вера, вы настолько загружены работой, что отдохнуть вам совершенно некогда… Избирай время для отдыха… Ты меня не успокаивай тем, что ты живёшь хорошо. На 400 рублей с семьёй в 3 человека в данный момент я сомневаюсь, чтобы можно прожить хорошо… Сейчас пока затишье на нашем фронте. В свободное время смотрим кино, концерты… несу общественную работу, провожу беседы с бойцами, редактирую боевой листок, т.к. являюсь отв. редактором…»

12 июля. «Вера, письмо твоё получил (от 3.VII)… У меня в местонахождении произошло небольшое изменение. С декабря 1941 года по сие время я был в боях и активной обороне… от противника находился от 50 метров до 1,5–2-х километров. А сейчас я нахожусь примерно в 10–11 километрах. Так что треск пулемётов слышу очень глухо и только в тихую погоду… Долго ли тут придётся пробыть, неизвестно.

Живу теперь на высоком месте, на берегу одной реки, о которой я тебе писал раньше (Волхов.  Б.С.). Сегодня косим осоку, чтобы укрыть своё жилище. Место красивое, по сравнению с тем, где я находился раньше. И признаков нефронтовой жизни больше. Есть строения в бывших деревнях, уцелевшие от боёв. Правда, хотя не совсем целые, но всё же похоже когда-то был дом. И главное… движение по шоссейным дорогам, напоминающее мирную обстановку…»

В письме чувствуется какая-то неопределённость. Ожидание встречи переносится уже на весну 1944 г. Возможны задержки с ответами на письма… Но на войне всё бывает, о многом не напишешь. О чём он уже и сообщает в своём письме.

18 июля. «Вера, я писал тебе, что отодвинулся немного в тыл. Но там пришлось мало пожить, снова нахожусь около переднего края нашей обороны. В тылу… первое время нравилось, а потом скоро стала надоедать скука. На переднем крае нам веселее, и время идёт быстрей…»

26 июля. «…Живу я пока хорошо. Усиленно готовимся к решающим боям… Я сейчас с удовольствием бы побыл хотя бы в самой захудалой деревушке (лес надоел отцу.  Б.С.), где есть гражданское население. Здесь встречаешь деревни, но… только признаки остались… При отступлении немец сжигал до основания всё… Где была деревня, там теперь растут такие сорняки, что зайдёт в них человек самого большого роста – и не найдёшь его. А [от] каменных построек… остались груды развалин…»

Из последующих писем нам стало известно, что он в августе 1943 г. находился в 25 км севернее г. Новгорода. Их 377-я стрелковая дивизия в составе 59-й армии Волховского фронта стояла здесь перед наступлением. Оно началось позднее, 14 января 1944 г. – Б.С.].

1 сентября. «…Имею повышение по работе… основная работа будет связана с хозяйственными вопросами…»

5 сентября. «Вера, сегодня… денёк выдался вроде свободный. Только вот в 2 часа пойду на партийное собрание… 3 сентября исполнилось ровно 2 года, как меня взяли в армию. Никак не думал, что столько долго придётся воевать… Надо сказать, основательно надоело жить в разлуке с семьёй… Живу я… неплохо. Что будет дальше, неизвестно. Но думаю, больше не будет 1941 г. и начала 42 г., о которых страшно вспоминать».

19 сентября. «Здравствуй, Борис! Борис, письмо твоё получил, прочитал я его два раза, но сразу ответить не мог. Вот сегодня… вечером, с небольшим огоньком я тебе пишу… Борис, помнишь, когда я пошёл из дома и говорил тебе, что я пошёл бить фашистов, ты ещё  был небольшой. Времени… прошло два года. Почти два года я бью фашистов. Ты за это время… вырос, проучился без меня две зимы, многое узнал в школе… Борис, я тебе посылаю песнюМоя любимая. Ты её выучи и научи Тамару…»

В это время отец был старшиной подразделения: «Работы… хватает сейчас. Но впереди её будет ещё больше».

Из многих писем этого времени видно, что жизнь солдатская стала веселее, питание – лучше. Отец часто посылал нам денежные переводы.

24 октября. «…Сейчас я курил и долго сидел, смотрел на лес. Когда-то тут был хороший, красивый берёзовый лес. А остались… одни сломыши в рост человека и выше. Вершины все посшибало осколками снарядов и пулями. Если же осталась… вершина целой, то дерево всё равно засыхает от ран. А что сделано с городами и сёлами, где прошёл фронт! Кто в этом виноват? Немцы! И можем ли мы им это простить? Мы отомстим… за всё. Инициатива сейчас в наших руках, у нас всего достаточно…»

5 декабря. «Вера, скоро доживём до 44 года. Я предполагал в 43 г. закончить войну, но… не придётся. Всё же безобразно долго война затянулась. Надоело основательно, и скука берёт по родным местам и по вас всех… Прошу не беспокоиться, если я задержусь со следующим письмом…»

Времени свободного у него, сообщает отец, становится всё меньше и меньше. Наступление не за горами.

28 декабря. «…Скоро у меня начнутся золотые денёчки, а какие – ты сама должна догадаться. Письмо это пишу почти на ходу. Закончу, а адрес писать придётся в другом месте…»

1944 год

В том году пришло нам с фронта всего семь писем.

24 января. «Вера, письмо твоё получил в самый разгар боя… Живу я пока хорошо. Немца гоним без оглядки. Но погода… стоит нехорошая, почти каждый день идёт дождь, что, конечно, затрудняет нашу работу. Вера, если есть возможность приобрести Борису сапоги, то постепенно справляйте… Я помогу. Как живут Тамара с бабушкой. Учить Тамару, я тоже думаю, будем собирать вместе…»

28 января. «Борис, твоё письмо я получил, за которое большое спасибо. Молодец, отвечаешь на мои письма самостоятельно. Я живу пока хорошо и бью немца тоже неплохо. На твоё письмо отвечаю во время боя…» (Эта часть письма написана карандашом, окончание – чернилами, видимо, после боя.– Б.С.).

7 февраля. «…Спать приходится очень мало. Тарасова (котельничанин.   Б.С.) видел несколько раз, вместе двигались на запад… Ты пиши, Вера, хотя немного, но пиши. Скучно в боях не получать писем…»

14 февраля. «Вера, письмо твоё получил. Я нахожусь сейчас далеко западнее того города, о котором писал тебе раньше (Новгород.– Б.С.). Дела идут хорошо. Немцев бьём в хвост и в гриву. Которому попадаем в гриву, тот остаётся навечно на русской земле. А которому – в хвост, тот ещё пока бежит. В общем, огня много… Трудно вам и представить, что у нас тут творится… Так дело пойдёт, то всю немецкую нечисть скоро сгоним с нашей земли. Пиши, Вера, почаще».

19 февраля. «Вера, получил я от тебя письмо и Борисовых два письма. Хотел написать из г. Луги, но не пришлось… Ты, наверно, уже меня потеряла, но я пока жив и здоров… Дела боевые идут замечательно. Под нашим натиском враг бежит без оглядки… Немцы, отступая, сжигают все деревни подчистую. Жители выходят из лесов, старики, женщины с маленькими детишками – и обогреться негде. Но ничего они не жалеют, довольны тем, что избавились от немецкой неволи и остались живы. А как радостно они встречают нас, со слезами обнимают, целуют наших бойцов… Из этого делай вывод, как жилось им при хозяевах-немцах. Получил от Шурки письмо. Ну, будьте здоровы. Возможно, скоро встретимся. А недалёк тот день, когда мы должны встретиться. Крепко целую. В. Садырин».

10 марта. Последнее письмо моего отца-солдата. Оно краткое. Привожу его полностью: «Вера, я не помню, когда тебе писал. А также не помню, когда и от тебя получал последнее письмо. Но времени прошло порядочно. Я, конечно, за неимением времени тебе не писал. Но не думаю, что и ты не писала. А писем всё же я не получаю. Вероятно, что-то почта колбасит. Я пока жив и здоров. Нахожусь в данный момент в одной из пограничных республик, которая недалеко от того города, где жил брат Павел (Эстонская ССР; г. Ленинград. – Б.С.). Живу пока хорошо. Но драться с противником приходится крепко. На этом заканчиваю. Пиши, Вера, как живут Тамара с бабушкой, Борис как учится? Крепко целую. В. Садырин».

Послесловие

На тыльной стороне солдатского письма-треугольника круглый штамп полевой почты, в центре которого дата: 13.03.44. Письмо было отправлено нам в Котельнич в день гибели отца. А мы всё ждали и ждали весточек с фронта, но напрасно. И лишь в мае мама сходила в райвоенкомат и получила извещение от 18 мая 1944 г. за № С-1/3 о том, что её муж, сержант Садырин Василий Александрович, уроженец Кировской области, Котельничского района дер. Садырины, находясь на фронте, пропал без вести 13 марта 1944 г. на западном берегу реки Нарва, Эстонская ССР. И что настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии (Приказ НКО СССР № 7). Подписал этот страшный для нас документ котельничский райвоенком, майор, интендант 3 ранга Ястребов…

Позднее мама передала мне на хранение все сбережённые ею письма отца. А я многие годы искал его сослуживцев, вёл переписку с однополчанами, читал книги о боевом пути 377-й стрелковой дивизии. Писал свои воспоминания о жизни в годы войны. Память об отце и его боевых товарищах, о маме и всех родных будет жить в моей рукописи, которая, возможно, когда-нибудь увидит свет. И вполне вероятно, что мои земляки – сыновья и дочери котельничан, бойцов 377-й стрелковой дивизии, оставшихся лежать в земле у Тихвина, Киришей, Чудово, у р. Нарва, откликнутся на призыв мой встретиться…

Откроем мы с ними пятый том «Книги Памяти» (Киров, 1994) и вспомним наших отцов, воевавших в 1247, 1249, 1251 стрелковых полках 377 стрелковой дивизии и её 933-м артполку. Вспомним и низко поклонимся памяти не вернувшихся домой: В.А. Ануфриева, В.С. Баранова, М.С. Баранова (933 а/п), Е.В. Безденежных, И.М. Березина, П.А. Бородина, В.С. Вагина, И.А. Вавилова, М.С. Валова, П.Ф. Валова, С.Н. Вершинина, Ф.Т. Вершинина, Н.Е. Воронцова, И.А. Глухих, М.Д. Гончарова, А.А. Грехнёва, В.Н. Друженкова, М.П. Зайцева, А.Д. Земцова, Н.Г. Казаковцева, И.П. Калинина, Д.И. Кислицына, Д.Д. Князева, В.Т. Кокорина (933 а/п), В.Е. Коромыслова (455 мсб), А.А. Косолапова, Ф.П. Кропотова, Г.Т. Манина, М.М. Марьина, И.А. Муравьёва, В.Н. Никулина, И.С. Норкина, М.Е. Перлинюса, Ф.Г. Попова, В.А. Садырина (933 а/п), А.А. Селезнёва, В.С. Сивкова, И.В. Скурихина, Г.Х. Сысуева, Д.В. Тарасова (933 а/п), П.Н. Тарасова, Д.С. Хаустова, М.Ф. Чикишева, Е.А. Шатова, Г.К. Шешукова, Г.Л. Ярополова.