Версия для слабовидящихДеревенский библиотекарь Вера Яковлевна Эфрон
Л.Б. Ручникова
Удивительным свойством обладают старые газетные публикации: они не отдаляют, а приближают и делают более понятными события минувших лет. Наверное, потому, что смотрим мы на них сквозь призму знаний последующих десятилетий.
Собирать материал о работе библиотек в годы Великой Отечественной войны достаточно сложно. Почти не сохранилось личных воспоминаний работников библиотек о том периоде. Люди, вернувшиеся к мирной жизни, старались не вспоминать о тяготах военного лихолетья. Да и первые мирные годы не были легкими. В местной периодической печати военных лет заметок о библиотеках немного, чаще всего это статистические сведения о мероприятиях военно-оборонной тематики.
Тем важнее для нас было обнаружить в данном контексте материал об удивительной, талантливой женщине, волею судьбы оказавшейся в далекой вятской глубинке.
Уржумская районная газета «Кировская искра» в номере за 19 мая 1944 г. писала: «Шиншерь. Хорошо поставлена агитаторская работа в колхозах “Богатырь” и “Зеленая нива”. Агитатором в колхозе “Богатырь” работает инвалид Отечественной войны А.В. Поляков, а в сельхозартели “Зеленая нива” – эвакуированная В.Я. Эфрон. Оба они пользуются заслуженным уважением и авторитетом. В результате хорошо поставленной агитационной работы эти колхозы являются передовыми».
45 лет спустя были опубликованы воспоминания С.А. Сырневой – «Она жила в Шиншери»1, где мы вновь встречаем имя Веры Яковлевны Эфрон. Софью Александровну Сырневу, как и десятки других ленинградцев, в войну приютила и обогрела уржумская земля. Текст её воспоминаний приводится полностью:
«В конце апреля 1942 года я приехала в деревню Шиншерь из блокадного Ленинграда. Со мной были тяжелобольная мать и тринадцатилетний брат. Вывезли нас через Ладожское озеро по «дороге жизни». Отец и два брата умерли в Ленинграде от голода. В Шиншери нашлась для меня работа: назначили учительницей начальной школы вместо учительницы-комсомолки, ушедшей на фронт. Было мне тогда девятнадцать лет.
Здесь-то и свела меня судьба с Верой Яковлевной Эфрон. Не знаю, действительно ли эта замечательная женщина доводилась сестрой Сергею Яковлевичу Эфрону, мужу Марины Цветаевой. Очень может быть! Она не раз говорила о своих братьях и сестрах, рассказывала о круге родных и знакомых как о круге людей, близких к литературе и искусству. В её воспоминаниях фигурировали заграничные поездки: в Париж, в Италию. Возможно, В.Я. Эфрон и называла какие-то имена, но они не удержались у меня в памяти. Время было такое, у каждого свое горе. Однако с полной определенностью могу сказать: Вера Яковлевна Эфрон была исключительно яркой, недюжинной личностью, человеком большой культуры, воплощением лучших человеческих качеств.
Как сейчас помню серенький день в конце зимы (кажется, это был 43-й год). Я иду из школы, навстречу мне – председатель сельсовета:
– Тут старуху привезли, с высшим образованием. Жить будет у нас в деревне. Передашь ей библиотеку.
Дело в том, что по совместительству я ещё заведовала библиотекой и очень тяготилась этим. В полуподвальной библиотеке всегда было холодно, к тому же у нас, учителей, в те годы обязанностей хватало с избытком. Я обрадовалась, что избавлюсь теперь от библиотечной работы. Вот при таких обстоятельствах произошло моё знакомство с Верой Яковлевной. Тогда я, конечно, не думала, что нас свяжет крепкая дружба, уж слишком велика была у нас разница в возрасте. В.Я. Эфрон было лет 56–57. Высокая, немного сутулая, с очень приятным лицом, живыми глазами, собранными на затылке в узел волосами. Волосы тёмные, волнистые, с проседью.
Имущества у неё не было почти никакого. Впрочем, отсутствие вещей нисколько не удручало её. Зимой она ходила в тёмно-сером пальто с искусственным воротником. Валенки огромные, на них – резиновые чуни. Кажется, для весны и осени у неё был этот же наряд. Летом я чаще всего видела её в длинных широких юбках и светлых кофточках, собранных на поясе в резинку. Откуда она приехала в Шиншерь, как попала в эти края, какова её профессия? У меня осталось впечатление, что Вера Яковлевна – из Москвы, театральный режиссёр. Не знаю, насколько это верно. Может быть, мне запомнились всего лишь собственные догадки. Эфрон очень мало говорила о себе. Сказала лишь, что муж её сослан без права переписки, и где он – она не знает. Сын Константин на фронте, но писем от него давно нет. Возможно, и сама Вера Яковлевна была высланной к нам. Не случайно несколько раз в Шиншерь наведывался следователь НКВД, вызывал меня в сельсовет и расспрашивал о Вере Яковлевне, явно выведывая компрометирующие её факты. Я разговаривала с ним, вероятно, резко. Он кривился…
Сейчас, когда прошло уже несколько десятков лет, я думаю: откуда брались у неё силы? Что заставляло её так самоотверженно работать, отдавая людям всю себя? Должно быть, богатство её душевного мира, любовь к искусству, стремление помочь людям во всём, в чём можно.
Взяв заведование красным уголком, Вера Яковлевна с присущей ей увлечённостью принялась за работу. Она выдавала книги из небогатой деревенской библиотеки, рассказывала о положении на фронте, устраивала громкие читки (а читала она мастерски). В.Я. Эфрон организовала в Шиншери драматический кружок, став его добровольным режиссёром. От нас, членов драмкружка, она требовала такой же самоотдачи. Сама же Вера Яковлевна была предана сцене почти фанатично! Вспоминается случай отчасти анекдотический. Ставили мы водевиль “Беда от нежного сердца”. В драмкружке – одни женщины (годы-то военные), поэтому и мужские роли приходилось тоже играть нам. Мы с Верой Яковлевной перевоплощались в мужчин: она – в пожилых, я – в молодых. В “Беде от нежного сердца” я играла влюбчивого кавалера, а Вера Яковлевна – моего старого папашу. Начало такое: влюблённый сын вбегает к отцу и бросается ему на шею. Выскакиваю на сцену. “Папаша” – во всей красе, с угрожающими баками и усами из овечьей шерсти. Овечья шерсть воняет, кажется мне, на весь зал. “Бедная Вера Яковлевна!” – думаю я, оказавшись в непосредственной близости к бакенбардам. Неуместный, но непреодолимый смех вдруг нападает на меня, и я, вопреки сценарию, продолжаю висеть и висеть на шее у “папаши”, не в силах вымолвить ни слова. “Ну что же вы! – возмущённо шепчет мне Вера Яковлевна. – Ну, играйте же, наконец!”
Ради искусства Эфрон готова была вытерпеть любые трудности. Однажды – то ли весной, то ли осенью, словом, во время непролазной грязи на дорогах – Вера Яковлевна собралась в соседнюю деревню с кукольным спектаклем. Кроме драмкружка, она организовала ещё и кукольный театр: сама сшила кукол, одна играла все роли.
Надо сказать, что походы по деревням – с концертами, спектаклями или громкими читками – были для неё обычным делом. Но тут случай был особый: дорога-то – ни проехать, ни пройти! Вера Яковлевна пригласила меня с собой. Я отказалась, в тайне надеясь на то, что Вера Яковлевна никуда не потащится одна в непогодь со всем кукольным скарбом. А она всё-таки пошла! Мне было потом очень стыдно за свой отказ…
Сколько выдумки вкладывала она в подготовку каждого концерта в клубе! Эфрон руководила художественной самодеятельностью не только взрослых, но и школьников. И учителей, и детей она учила выразительно читать стихи. Для меня эти уроки незабываемы.
Летом Вера Яковлевна ходила по полям с книгами и газетами: читала, объясняла, рассказывала. На сенокосе людей собирается много. В обеденный перерыв, аккуратно к самому его началу, приходит Вера Яковлевна. А ребятишки уже ждут её, выбегают на дорогу и возвращаются с криками: “Вера Яковлевна идёт!” Пообедав, все садятся в кружок и располагаются поудобнее. Вера Яковлевна читает. Интересно было наблюдать за лицами слушателей – вот волшебная сила искусства! Никто не нарушал чтения. В зависимости от того, печальная или весёлая была книга, люди то смеялись, то вытирали слезы…
Для меня как-то незаметно стало потребностью каждый день приходить к Вере Яковлевне домой. Эфрон была чудесной рассказчицей! Я услышала немало историй из её богатой событиями жизни. С присущим ей юмором Вера Яковлевна поведала о своих поездках за границу. «В Италию я приехала одна, – вспоминает Эфрон. – И, представьте себе: ни слова по-итальянски не знаю! Хотя нет, впрочем: меня научили подзывать извозчика. И это всё!»
Говорила она и о встречах с писателями, поэтами, артистами. Мне запомнилось, что Вера Яковлевна дружила с Алексеем Толстым и его семьёй. Жизнерадостная, обаятельная, В.Я. Эфрон располагала к себе людей. Она умела преодолеть своё личное горе, не подавала виду, что ей тяжело. Думаю, что многие ей за это были благодарны.
Было половодье, самый разлив. Овраги бушевали, всюду талая вода… Получаю от Веры Яковлевны записку: “Софья Александровна, приходите срочно, я больна”. Я встревожилась. Надо идти! Дорога – вброд через овраг. Спешно отыскала на чердаке чьи-то старые громадные башмаки, кое-как обулась и пошла. Шлёпаю по воде, волнуюсь: что с Верой Яковлевной? А она, живая и здоровая, встречает меня на пороге:
– С первым апреля Вас!
И добавила:
– Очень уж хотелось увидеть Вас. Соскучилась.
Только раз я увидела слёзы на глазах у Веры Яковлевны, но это были слёзы радости. Пришло письмо от сына из госпиталя. Он писал, что ранен легко, скоро поправится. Нет, это не было лёгкое ранение: лечение в госпитале затянулось. Мать всё поняла, но письма стали приходить часто, и она была бесконечно рада.
Но ей не суждено было дождаться сына. В конце апреля 1945 г., не дожив до Победы несколько дней, Вера Яковлевна Эфрон умерла от тяжелейшего воспаления лёгких. Похороны были первого мая, в самую распутицу. Весна выдалась запоздалая. В телегу впрягли пару быков. Они и увезли Веру Яковлевну на Лопьяльское кладбище. Толпа проводила её до околицы, дальше идти было нельзя: мы были в лаптях, а вода до колен.
Через несколько лет, в начале 50-х годов, когда я работала уже в другой школе, мне сказали, что приезжали сёстры Веры Яковлевны вместе с её сыном Константином, искали на Лопьяльском кладбище её могилу и не нашли…»
Могилу В.Я. Эфрон отыскали жители с. Лопьял. Уржумский краевед В.Б. Карпов2 встречался со старожилом города Г.П. Ивановым (ныне покойным). Оказывается, тот лежал в госпитале г. Кургана вместе с сыном Веры Яковлевны. Со слов Г.П. Иванова, Вера Яковлевна Эфрон была эвакуирована в г. Уржум и преподавала иностранный язык в школе им. В.И. Ленина. А затем её перевели в деревню Шиншерь Шевнинского сельсовета Уржумского района…
Возьмите и перелистайте любую из книг о жизненном и творческом пути одного из крупнейших поэтов двадцатого века – Марины Цветаевой и вы, наверняка, встретите там имя В.Я. Эфрон3. Она входила в самое близкое окружение М. Цветаевой – семейное. И мы сейчас, как в мозаичной картине, можем сложить эпизоды её яркой и трагической жизни.
…Это золотые дни юности, когда, подружившись с популярным тогда поэтом Максимилианом Волошиным, она вместе с сестрой Лилей и братом Серёжей проводила летние месяцы в Крыму, в Коктебеле, где под гостеприимным кровом дачи Волошиных собирались музыканты, художники, поэты – своеобразное творческое братство. Там брат Серёжа познакомился с юной поэтессой Мариной Цветаевой, а сама Верочка познакомилась с другом Сергея – Мишей Фельдштейном, ставшим впоследствии её мужем. Он был юрист по образованию и очень милый человек.
…Это учёба в театральной школе, участие в спектаклях студии «Экцентрион» – спутнике Московского Камерного театра.
…Это встречи талантливой молодежи (Антокольский, Завадский, С. Голлидэй) в доме № 8 на Малой Молчановке, где она жила с сестрой Лилей (Елизаветой), ставшей известным режиссером и театральным педагогом. Когда у Марины Цветаевой рождались новые стихи, она обычно приходила их читать к ним первым…
…Это работа в Ленинской библиотеке – главной библиотеке страны, перед самой Великой Отечественной войной, перед своей ссылкой-эвакуацией в Уржумский район.
Знала ли Вера Яковлевна Эфрон, доходили ли до неё вести о том, что брат её – Сергей Яковлевич, арестованный и потерявший разум после пыток на Лубянке, расстрелян 16 октября 1941 г. Что 31 августа 1941 г. в Елабуге повесилась Марина Цветаева?
Скорее всего, нет.
Примечания
1. Сырнева С.А. Она жила в Шиншери // Киров. искра. – Уржум, 1989. 15 июля (№ 85). С. 3.
2. Карпов В.Б. Эвакуированная // Киров. искра. – Уржум, 1997. 19 авг. (№ 96). С. 3.
3. Напр., Саакянц А. Марина Цветаева. Жизнь и творчество. – М., 1999.
