Версия для слабовидящихК вопросу о датировке Великорецкого крестного хода
Даниэль Кларк Уо (Waugh) – профессор университета Вашингтон (г. Сиэттл, США), специалист по русской средневековой истории и культуре. Книги и статьи этого автора хорошо известны в России. Одна из его монографий посвящена вымышленным посланиям казаков на имя турецкого султана (The Great Turkes Defiance. Columbus, Ohio, 1978). Следующей значительной работой учёного стала книга «Славянские рукописи Ф.А. Толстого» (Л., 1980) об одной из самых представительных в России коллекций славяно-русских рукописных книг. На археографической базе, составленной им, была основана нашумевшая в своё время книга Э. Кинана о переписке Ивана Грозного и князя Курбского.
Даниэль К. Уо на презентации своей книги в библиотеке им. А.И. Герцена. 2003 г.
Впервые Даниэль Уо посетил г. Киров в октябре 1996 г. в связи с проведением международной научной конференции «Религия и церковь в культурно-историческом развитии Русского Севера». Его выступление было посвящено Анатолиевскому сборнику – неизвестному памятнику письменности первой половины XVIII в., составленному в Хлынове (Вятке), следы которого историк так счастливо отыскал в Ташкенте.
Интерес к вятской истории вновь привёл его сюда летом 2003 г. Был замечательный повод приехать в Вятку – в издательстве «Дмитрий Буланин» вышла его монография «История одной книги: Вятка и «не-современность» в русской культуре Петровского времени» (СПб., 2003.—395 с.: ил.) по проблемам книжной культуры Вятки XVII–XVIII вв. 3 июля 2003 г. на презентации научного труда в областной библиотеке им. А.И. Герцена он преподнёс ей свой дар – двадцать книг. Автограф учёного на одном экземпляре гласит: «Библиотеке с благодарностью за возможность использовать вашу знаменитую коллекцию краеведческих материалов». В этот раз историк не только занимался в библиотеке им. А.И. Герцена и ГАКО, но и посетил археологические раскопки под Лальском, что вела доктор исторических наук И. Ю. Трушкова (спустя несколько месяцев мы получили от него в подарок номер журнала со статьёй и фотоснимками об этой экспедиции).
Специально для нашего альманаха Даниэль Уо написал статью, которую мы публикуем в рубрике «Наш гость» и надеемся, что вятская история по-прежнему будет волновать учёного.
К вопросу о датировке Великорецкого крестного хода
Д.К. Уо
Великорецкий ход является неотъемлемой частью религиозной жизни Вятки1. Считается, что икона св. Николая Великорецкого была обнаружена на реке Великой в 1383 г. Вскоре после этого, когда икона перенесена в Хлынов, был установлен ежегодный в конце весны (по старому стилю – с 21-го по 28-е мая) крестный ход с иконой из Хлынова в с. Великорецкое и обратно в Хлынов. Несмотря на стремление советской власти искоренить Великорецкий ход, «открылась другая форма почитания – паломничество, которое не прерывалось даже в самые трудные годы гонения»2. Традиция, установившаяся на Вятской земле, была возобновлена по окончании советского периода. Возможно, что религиозное значение Великорецкой иконы и крестного хода является объяснением тому, почему, за редким исключением, практически никто не занимался пересмотром датировки существенных моментов истории почитания иконы. Мне кажется, однако, что такой пересмотр необходим именно потому, что история иконы и крестного хода затрагивает важные моменты православной жизни Вятки. На самом деле, как мне кажется, нет твёрдых данных для утверждения считающихся общепринятыми ранних дат этой истории. Хотя мои наблюдения являются только гипотезами, хотелось бы надеяться, чтобы они откроют серьёзное обсуждение поставленных мною вопросов.
Начнем с обзора источников. История Великорецкой иконы изложена в «Повестях», изданных или пересказанных в разное время и обычно цитируемых по изданию А.С. Верещагина начала XX в.3 Хотя история пребывания иконы в Москве в середине XVI в. описана в Никоновской летописи, то есть в источнике того же столетия, история обнаружения иконы и первых чудес, приписываемых ей, по всей вероятности, была написана только к середине XVII в. Очень важно, что в первоначальном рассказе о пребывании иконы в Москве указано на то, что инициатива поездки в Москву принадлежала вятчанам. В Никоновской летописи мы читаем: «Приходили священники с Вятки и лутчие люди земские государю о том бити челом и воспоминати, что на Вятке образ Николы чюдотворца Великорецкаго велие чюдеса творит да от многа лет неподелыван, и горела многажды церковь, а образ невредимо пребысть, чтобы государь велел обновить. И государь велел священником с Вяткы со образом в судех быти»4. В этой цитате ничто не указывает на то, что царь и митрополит сами проявили инициативу в поездке с иконой в Москву, что они знали о её чудотворной славе и заранее намеревались оставить копию иконы в строившейся церкви Покрова на Рву5. На пути с Вятки, как сообщает летопись, иконой были сотворены многие чудеса, и уже по приезде в Москву, ей был оказан великий почёт.
По существу, рассказ в Синодальной рукописи середины XVII в. о перенесении иконы в Москву не отличается от рассказа в Никоновской летописи. Текст Синодальной рукописи был опубликован Верещагиным. В тексте содержится история обнаружения иконы и первых чудес, приписываемых ей. Там же есть и «приложение» текста о 202 чудесах, начиная с 1557 и заканчивая 1647-ым годом. История иконы начинается «во дни великих князей». Автор повести пишет: «А в кои лета пренесена бысть во град Хлынов святая сия икона, писания не обретохом но токмо в лето 7029 (1521), при великом князе Василье Ивановиче и при митрополите Варлааме Московском, в та времяна и обложена чюдотворная сия икона». Далее рассказывается о том, что после пожара в церкви Прокопия Устюжского в Хлынове, где икона хранилась, не осталось никаких письменных источников о её ранней истории. («А в кия лета проявися, писания не обретохом»). Хлыновцы сообщили о пожаре и спасении иконы царю, и в ответ он послал на Вятку грамоту: «...а велено тот чюдотворный образ... взять к нему государю к Москве». О том, что рассказ в Синодальной рукописи мог быть составлен в Хлынове, говорит тот факт, что в нём упоминается вятский наместник В.И. Сукин. Подобный рассказ о пребывании иконы в Москве, содержащий подробности о постройке церкви Покрова и помещении туда копии иконы, существует в отдельной редакции (рукопись Румянцевского музея), также опубликованной Верещагиным. В этой рукописи подчеркивается влияние чудес, творимых иконой, на иноверцев («но и невернии мнозии многа и различна исцеления получиша, овии же и крестишася»).
Верещагин опубликовал и другую, более длинную редакцию истории иконы, находящуюся в двух рукописях Вятского кафедрального собора и включающую в себя ещё 20 чудес6. Судя по его данным, одна из рукописей датируется не позже первого десятилетия XVIII в. По его мнению, новая редакция повести об иконе была предпринята по инициативе архиепископа Ионы. Кафедральная редакция повести намного длиннее Синодальной. В ней есть риторические украшения, которые, по мнению Верещагина, указывают на вторичность этого текста по отношению к Синодальному тексту. Более важным является то, что только в Кафедральной редакции мы впервые встречаем точную дату обнаружения иконы – 1383 г. Верещагин приводит веские соображения в пользу гипотезы, что дата была включена при Ионе под влиянием текста «Повести об иконе Тихвинской Богоматери», согласно которой Тихвинская икона появилась в том же 1383 г. Кроме того, в Кафедральной редакции намного подробнее описано установление культа в самом Хлынове, а также то, как после пожара местные власти послали в Москву за разрешением построить новую церковь в честь иконы св. Николая. Только после этого и вследствие распространения славы иконы по Вятской земле «о таковых преславных и много различных чудесех, истекающих от цельбоноснаго и чудотворнаго его образа, возвещено бысть писанием в слухи самодержавнейшему благочестивому государю, царю... Он же благочестивы великий государь, слыша таковая преславная чудеса... возрадовася радостию превеликою, желая усердно, во еже бы ему государю той чудотворный образ видети и поклонитися».
Таким образом, по свидетельству самих текстов и согласно Верещагину, первые сохранившиеся письменные источники о появлении иконы и привозе её в Хлынов были написаны не раньше середины XVII в., то есть, через 270 лет после считающейся общепринятой даты появления иконы. Датировка 1383-м годом была вставлена в текст ещё полвека спустя и относится не к достоверным фактам об иконе, а к повести о другой иконе – Тихвинской. Наконец, только в редакции конца XVII в. подчеркивается инициатива царя по приглашению иконы в Москву, якобы вследствие её огромной славы на Вятке.
Это не значит, что и сама икона появилась только к середине XVI в. Возможно, что дата 7029 (1521) г. в Синодальной редакции повести была взята из надписи на окладе иконы. Если так, то эта дата является свидетельством о существовании иконы в первой трети XVI в. и, можно полагать, что икона была известна и до этого7. Но надо иметь в виду, что в повести ничего не говорится о том, кто именно заказал оклад и где сама икона находилась в тот момент. Нельзя утверждать, что икона уже была в Хлынове особенно потому, что самым ранним конкретным свидетельством об иконе является грамота 1546 г. Эта грамота – ответ Ивана IV на челобитие от шестаковцев, в котором они писали о том, что «ездят в Хлынов и к Николе чюдотворцу к Великорецкому молитися»8. Таким образом, по крайней мере, в 1546 г., в момент челобития шестаковцев, как заметил Верещагин, иконы в Хлынове, видимо, ещё не было9.
Что мы знаем из источников о начале крестного хода? В повести об иконе в Синодальной рукописи рассказывается о сопротивлении самой иконы при попытке хлыновцев перевезти её из Великорецкого в Хлынов. Наконец, церковные власти «обещашася ездити с чюдотворным образом по вся лета непременно». В рукописи даты нет. Только в Кафедральной редакции повести мы находим конкретную дату. В 1551 г., когда хлыновцы не сдержали обещания о крестном ходе, в наказание на них обрушились разные несчастья. Согласно этому рассказу, крестный ход, таким образом, появился где-то до 1551 г. Надо признать, всё-таки, что даже этот источник не поддерживает мнения протоиерея Стефана Кашменского о том, что «лет сто пятьдесят (до 1551 г. – Д. У.), не менее, каждогодно совершали крестный ход из Хлынова на Великую-реку с чудотворным Велкиорецким образом Святителя Николая»10.
Если в этих уже хорошо известных письменных источниках нет конкретных данных, доказывающих существование и иконы, и крестного хода до XVI в., возможно ли найти источники, которые пролили бы свет на раннюю историю иконы и хода? Мне кажется, это возможно.
Одна из многочисленных публикаций Вятского кафедрального собора об иконе представляет для нас особый интерес, поскольку её авторы ссылаются на архивные документы и на рукописи самого собора, которые содержат Кафедральную редакцию повести об иконе11. В архивных документах (не раньше XVIII в.) ничего нового нет. А вот в рукописях, содержащих повесть об иконе, оказывается, есть материал, на который стоит обратить внимание. В своём рассказе о крестных ходах с иконой авторы этой брошюры ссылаются на перечень чудес, приложенный к повести. Все эти чудеса (в основном, исцеления) датированы. В них есть указания и на то, где случились чудеса в присутствии иконы и ещё на то, откуда происходили исцелившиеся. На основании этих данных авторы брошюры сделали вывод, что «эти два крестные хода – Низовский и Слободской – учреждения давния, по началу своему, восходят к началу 17-го столетия или даже к последним годам 16 столетия»12. Что касается даты Великорецкого хода, то об этом умалчивается, хотя если просмотреть список чудес, как и с Низовским, и Слободским ходами, такие данные есть, и они указывают на начало Великорецкого хода в то же время, то есть «к началу 17-го столетия или даже к последним годам 16 столетия»13. В этом списке первое упоминание о чуде, случившемся на реке Великой или во время Великорецкого хода, датируется 25 мая 1595 г. Имеется ещё семь записей о чудесах между 1613 и 1667 гг. Великорецкие чудеса случились между 12 и 25 мая, то есть, близко к датам хода, соблюдающимся и в наши дни. Возникает вопрос, не могли ли составители списка чудес просто случайно опустить другие более ранние случаи? Или, может быть, всё равно не стоит доверять данным такого списка, поскольку он не является более надёжным источником, чем сама повесть в первой (Синодальной) редакции середины XVII в. или во второй (Кафедральной) редакции времени Ионы? Всё это, конечно, возможно. Но остается тот факт, что в списке чудес (их 34), начиная с 1557 и по 1568 г., нет ни одного, которое произошло бы вне Хлынова14. Позже первые чудеса, произошедшие вне Хлынова, были в Котельниче (1569 и 1571–1572 гг.) и в Слободском (1572 г.).
Во всех 95 чудесах до 25 мая 1595 г. ни разу не встречаются упоминания о ком-либо с реки Великой, хотя есть упоминания о жителях из Котельнича, Орлова, Слободского, Шестакова, Великой Перми, Верхокамья и других дальних мест.
Складывается впечатление, что после возвращения иконы из Москвы в 1556 г. (только тогда на следующий год начинает вестись список чудес), люди в первую очередь получали исцеление посредством молитвы перед иконой в Хлынове. Почти до конца XVI в. лишь пару раз икона находилась за пределами города, когда происходили эти исцеления. Поэтому, по данным списка чудес, можно сомневаться, что регулярные крестные ходы с иконой Николая Великорецкого существовали намного до конца XVI в.
В ответ на это можно, конечно, привести ряд соображений. Поскольку церковь Прокопия Устюжского сгорела, все письменные источники о чудесах и о ранней истории иконы, хранившиеся там, также погибли. Но откуда известно, что подобные источники существовали, и о том, что в них было написано? Аргументы ex silentio не являются особенно убедительными. Есть и другое возражение: почему следует верить данным списков чудес? Разве мы не знаем, что чудес вообще не бывает? И независимо от того, верим ли мы в чудеса или нет, разве не могли данные этих списков быть придуманными в XVII в.? Всё это, конечно, возможно, но в ответ можно ссылаться на конкретность информации в списке чудес: точные даты, имена людей и городов. То есть, похоже, что список чудес представляет собой как бы летопись чудес. Не имеет смысла говорить о правдоподобности чудес; для нас существенно то, что в них верили и их записывали. К тому же, если просто исключить список как таковой, то тогда было бы логично исключить и любую идею о существовании и содержании несуществующих документов до 1550-х гг. Наконец, почему бы и не поверить рассказам в повестях об иконе? Ведь традиция, отраженная в них, может быть достоверной, даже если она была впервые записана только в XVII в. Проблема, конечно, состоит в том, что данная традиция, даже если ей верить, не даёт никакого повода датировать крестный ход намного раньше первой половины XVI в. Дата 1383 г. просто не идет в счёт, так как она явно вставлена позже. И хотя, в отсутствие других данных, можно считать, что ход мог существовать до 1551 г., то кажется более вероятным, что эта дата также является изобретением конца XVII в. Хотя, можно предположить, что грамота 1546 г. говорит об исключительном случае отсутствия иконы в Хлынове, но, с другой стороны, нет никаких данных, доказывающих, что в нормальных обстоятельствах она и была там.
Допустим, что я прав и что регулярно установленных крестных ходов с иконой не существовало до конца XVI в., но почему они появились так поздно? В ответ позвольте спросить, что значит «поздно», и почему мы должны считать, что крестные ходы обязательно существуют в любом месте и в любое время просто потому, что существует чудотворная икона?
Я предлагаю следующую схему. Она является «реконструкцией» ранней истории Великорецкой иконы, но, как таковая, не является менее вероятной, чем её «общепринятая» история. Икона действительно появилась на реке Великой, возможно и не до XVI в. и, пока она была там, начала пользоваться славой на Вятской земле (по крайней мере, до самого Шестакова) приблизительно до 1550 г., до тех пор, пока она не была переведена в Хлынов. В то время Великорецкого хода ещё не существовало. Даже когда её привезли в Хлынов, икона не была настолько важной, чтобы строить в её честь новую церковь, хотя в то время церкви в городе были ещё деревянными, и это было бы не очень трудно сделать. Когда церковь Прокопия Устюжского сгорела и икона св. Николая в ней пострадала от пожара, икону послали для реставрации в Москву, где как раз в то время увеличился интерес к собиранию святынь из разных мест Московского государства15. В то время, в отличие от ситуации, имевшей место сто лет спустя, не особенно требовали доказательства чудотворности святынь. Поэтому нельзя настаивать на том, что, именно благодаря давней славе Великорецкой иконы, её столь почитали в Москве. Но после того как икону с почётом приняли в Москве, культ иконы по-настоящему развился в Хлынове после её возвращения туда. В её честь построили новую церковь в Хлынове (и церкви в некоторых других городах) и начали вести летопись чудес16.
Слава иконы распространилась довольно быстро и широко, и больные стали приезжать в Хлынов за исцелением. Может быть, в связи с пожеланиями жителей других важнейших городов в центре Вятской земли (в первую очередь Котельнича и Слободского) постепенно жители Хлынова начали иногда ходить с иконой и в другие места. Однако лишь через несколько десятилетий, к концу XVI в., желание видеть икону стало достаточно сильным, чтобы установить регулярные крестные ходы.
Хотя мы пока очень мало знаем о ранней истории крестных ходов на Вятке, однако, как известно, их было очень много17. Согласно общепринятому мнению, многие из них более позднего происхождения. Документация о них, кажется, является отрывочной, но, по-видимому, в источниках говорится о постепенном развитии ходов, о постепенном расширении маршрутов и т. д.18 Подобная картина во времена, для которых мы можем найти документальные первоисточники, не противоречит тому, что я предлагаю в связи с более ранней историей крестных ходов в Вятском крае. Они действительно стали существенной частью религиозной жизни православных на Вятке, но не обязательно верить, особенно при отсутствии исторической документации, что это случилось настолько рано, как обычно принято думать.
Похоже, что только в XVII в. на Вятке начали всерьёз интересоваться ранней историей Вятской земли, по крайней мере, настолько, чтобы писать о ней19. В этой истории почитание иконы Николая Великорецкого заняло особое место. Было важно установить древность культа, чтобы утвердить репутацию Хлынова в качестве «богоспасаемого» города (слово это повторяется в тексте повести и приложенных к ней чудес). Такое же отношение к ранней истории Вятки проявляется и в известной «Повести о стране Вятской», написание которой датируется временем не раньше самого конца XVII в., и одним источником которой является «Повесть о Великорецкой иконе» в Кафедральной редакции архиепископа Ионы. Таким образом, можно установить контекст сравнительно позднего «изобретения» прошлого Вятки, в котором видна закономерность моих аргументов по поводу возникновения легенд об иконе уже в то время, когда сами факты были забыты20. Возможно, что сами по себе эти факты были не так уж и важны, если целью вятских писателей этого времени было укрепление веры и местного самосознания.
Конечно, я еще не доказал все эти положения. Необходимо отыскать новые письменные источники и подготовить новые издания уже известных текстов. Но даже если никаких новых данных выявлено не будет, надо, как минимум, признать, что нет конкретных доказательств общепринятых ранних дат установления культа иконы Николая Великорецкого. Если критически проанализировать свидетельства источников, приходится допустить, что более поздняя датировка является наиболее вероятной. Если же опираться на веру в старину традиции и отвергать критический подход к источникам, то тогда только и можно верить, будто Великорецкий ход возник за сто пятьдесят лет до середины XVI в. Принять более позднюю датировку начала почитания иконы – не значит подвергнуть под сомнение её значение в качестве одной из наиболее важных святынь Вятской земли.
Примечания
1.См., напр.: Балыбердин А.Г. и др. Великорецкий крестный ход.— Киров, 2000.
2. Архипастырь земли Вятской.— Киров, 2003. С. 88.
3. В[ерещаги]н А.С. Повести о Великорецкой иконе святителя Николая. Памятники Вятской письменности XVII–XVIII века // Тр. ВУАК. 1905. Вып. 4, отд. 2. С. 28–102.
4. ПСРЛ.— М., 1965. Т. 13. С. 254. Рассказ этот находится в той части Никоновской летописи, которая называется «Летописец начала царства».
5. Подробнее об истории приёма иконы в Москве и решении построить придел в Покровском соборе для её копии см.: Баталов А.Л. О ранней истории Собора Покрова на Рву и обретении «лишнего» престола // Сакральная топография средневекового города.— М., 1998. С. 51–63; Известия Института христианской культуры средневековья. Т. 1; Баталов А.Л., Успенская Л.С. Собор Покрова на Рву (Храм Василия Блаженного).— М., 2002. С. 8–13.
6. Ср. и новую публикацию данной редакции (без чудес) из рукописи БАН, Вятское собр. № 66: Архимандрит Макарий (Веретенников). Всероссийский Митрополит Макарий – почитатель святителя Николая Мирликийскаго // Почитание святых на Руси: Материалы IV Рос. науч. конф., посвящ. памяти Святителя Макария (5–7 июня 1996 г.).— Можайск, 1996. Макариевские чтения. Т. IV, ч. 1. См. особенно С. 68–76.
7. Ср.: Эммаусский А.В. История Вятского края в XII – середине XIX века.— Киров, 1996. С. 85, где он предполагает, что культ иконы «возник на Вятке, вероятно, в конце XV века и получил особенно большое распространение благодаря двукратному «путешествию» этого образа в Москву и обратно» в 1555–1556 и в 1614–1615 годах. Мнение Эммаусского о сравнительно позднем возникновении культа и о воздействии почитания в Москве на местную практику, а не наоборот, является исключением.
8. Древние акты, относящиеся к истории Вятского края: Прил. к 2-му т. сб. «Столетие Вятской губернии».— Вятка, 1881. С. 21.
9. В[ерещаги]н А.С. Указ соч. С. 74.
10. О чудотворной Великорецкой иконе Святителя и Чудотворца Николая // ВЕВ. 1875. № 10. С. 315.
11. О Великорецкой чудотворной иконе Святителя Николая, архиепископа Мирликийскаго, находящейся в Кафедральном соборе в г. Вятке.— Вятка, 1909.
12. Там же. С. 18–19. Ср.: Крестные ходы в Вятской губернии // Календарь Вятской губернии на 1889 г.— Вятка, 1888. С. 18, где начало Низовского хода датируется 1555г.
13. Так как список чудес из Синодальной рукописи (которую я не имел возможности просмотреть) и из рукописей Вятского кафедрального собора, местонахождение которых сегодня неизвестно, полностью пока не опубликован, всё, что я знаю о чудесах, основано на двух источниках. В бумагах ВУАК есть сокращённое изложение всех чудес, написанное рукой А.С. Верещагина на основании рукописей Кафедрального собора (ГАКО. Ф. 170. Оп. 1. Ед. хр. 270. Л. 24–29 об.). К нему кто-то добавил карандашом дополнительные подробности, взятые, видимо, из Синодальной рукописи. В 1875–1876 гг., протоиерей Стефан Кашменский опубликовал подробное изложение чудес, приписываемых иконе, иногда цитируя источник дословно, а иногда суммируя его своими словами. См.: Кашменский С. О чудотворной Великорецкой иконе Святителя и Чудотворца Николая // ВЕВ. 1875. № 9. Отд. дух.-лит. С. 286–294; № 10. Отд. дух.-лит. С. 311–327; № 11. Отд. дух.-лит. С. 359–371; № 12. Отд. дух.-лит. С. 379–393; № 16. Отд. дух.-лит. С. 495–510; № 17. Отд. дух.-лит. С. 523–538; ВЕВ. 1876. № 9. Отд. дух.-лит. С. 256–262. Мне кажется, что, взятые вместе, эти два источника представляют почти полностью содержание рукописных оригиналов, хотя, конечно, очень важно проверить это заключение по рукописям и подготовить критически отредактированное издание текста.
14. Подробнее см.: Waugh Daniel С. Religion and Regional Identities: the Case of Viatka and the Miracle-Working Icon of St. Nicholas Velikoretskii // Forschungen zur osteuropaischen Geschichte.— 2004. Bd. 62 (в печати).
15. См.: Маханько М. Собирание в Москве древних икон и реликвий в XVI веке и его историко-культурное значение // Искусствознание. 1998. Вып. 1. С. 112–142.
16. Тогда же, видимо, начали писать и копии иконы. Существует копия, написанная в Сольвычегодске в 1558 г. См.: Белов С.П. Икона «Никола Великорецкий» 1558 г. из Сольвычегодска // Памятники культуры. Новые открытия: Письменность. Искусство. Археология. 1987.— М., 1988. С. 202–206; Белов С., Сальников А. Икону «Николы Великорецкого» прятали от татар в... Вологде. Об одной исторической легенде // ВЕВ. 2000. № 6. С. 4. (я благодарен А.Л. Мусихину за ссылку на эту статью). Я не убеждён аргументами Белова в пользу датировки 1556-м г. другой копии иконы в собрании Вологодского музея. Ср.: Белов С.П. Икона «Никола Великорецкий» середины XVI века из собрания Вологодского государственного историко-архитектурного и художественного музея-заповедника // Вологда: Ист.-краевед. альм.— Вологда, 1994. Вып. 1. С. 261–269. Ещё о другой копии иконы XVI в. и об её иконографии см.: Маханько М.А. Икона св. Николы Великорецкого в коллекции Амброзиано Венето и почитание чудотворного образа в XVI в. // Памятники культуры. Новые открытия: Письменность. Искусство. Археология. 1997.— М., 1998. С. 240–251.
17. Новая работа С.Н. Амосовой указывает на важность и интерес изучения вятских крестных ходов. См.: Амосова С. Н. Крестные ходы и праздники в городе Орлове и Орловском уезде // Герценка: Вят. зап.:[Науч.-попул. альм.].— Киров, 2003. Вып. 5. С. 42–48.
18. Сложная история Низовского хода с Великорецкой иконой доказывает правильность такого мнения. Между 1765 и 1830 гг., в разное время, к ходу добавили сначала Яранск и Уржум, а потом и Царёвосанчурск. Ср. списки мест по маршруту: ГАКО. Ф. 243. Оп. 1. Ед. хр. 2. Л. 1 об.–2 (в описи указана дата 1705 г., а на самом деле – к 1765 г.); Ф. 237. Оп. 1. Ед. хр. 8. Л. 2–2 об. Ф. 237. Оп. 133. Ед. хр. 686. Л. 8–8 об.
19. Подробно см.: Уо Д.К. История одной книги: Вятка и «не-современность» в русской культуре петровского времени.— СПб., 2003. См. особенно гл. 5, 6.
20. Об «изобретении» «исторических» традиций см.: The Invention of Tradition / Ed. Eric Hobsbawm, Terence Ranger.— Cambridge, etc., 1983.
