Происхождение точных дат славянской колонизации Вятки
в «Повести о стране Вятской»

А.Л. Мусихин

А.А. Спицын, анализируя «Повесть о стране Вятской» (ПСВ), отмечал одно обстоятельство, «которое ставит исследователя в весьма затруднительное положение – именно эти, столь определенные, хронологические даты: 1174 и 1181 гг.»1 Первая из них относится к выходу переселенцев из Новгорода и поселению на Каме, вторая – к их приходу на Вятку. Сам Спицын отказался объяснить «этот странный факт» и лишь высказал предположение, что «обе даты приведены в «Повести» или ее источнике на основании какой-нибудь догадки или случайности»2, а также отметил, что «с 1174 до 1374 г., когда имя Вятки встречается в летописи впервые, прошло ровно двести лет»3. Вслед за А.А. Спицыным аналогичное мнение высказал А.С. Верещагин: «Беспристрастный исследователь естественно с крайним недоумением и сомнением останавливается особенно на показании «Повести» о годе пришествия Руси на Вятку и первоначального поселения ее здесь – 1174»4. Он попытался найти причины появления этой даты и, развив мысль А.А. Спицына, пришел к выводу, что первоначально в ПСВ или её источнике стоял 1374 г., который был случайно или намеренно изменён в сторону удревнения на 200 лет5. Позднее с выводами Верещагина согласились многие исследователи, в частности, П.Н. Луппов, А.В. Эммаусский, В.В. Низов6. Правда, Эммаусский считал, что дата 1174 г. указана составителями ПСВ произвольно7.

А.В. Эммаусский отмечал, что ПСВ «в XVIII веке считалась непреложным источником и указывала 1181 год как дату основания Хлынова»8. Однако уже в XVIII в. появились некоторые противоречивые данные по этому вопросу. Так, П.Н. Луппов и А.В. Эммаусский обратили внимание на даты, указанные в сочинении Н.П. Рычкова9, в котором «события датируются им годом позже, чем в статье его отца (П.И. Рычкова – А.М.) (1175 и 1182 гг. вместо 1174 и 1181 гг.)»10. В «Топографическом описании Вятского наместничества» 1784 г.11  Эммаусский отметил ещё две даты – 1187 г. (приход новгородцев на Вятку) и 1199 г. (основание Хлынова)12. А.С. Верещагин считал, что в ПСВ годом прихода новгородцев на Вятку является 1174 г.13, и в связи с этим отмечал, что «в двух «старых» списках «Повести» Арцыбашев нашёл и другую дату о годе прихода русских на Вятку» – 1181 г., что, по мнению Верещагина, указывает «на неустойчивость дат в старых списках «Повести», на простановку их ad libitum, т. е. опять-таки на небрежное отношение к хронологической дате»14. Итог всем этим разночтениям подвели Л.Д. Макаров и В.В. Низов. Л.Д. Макаров отмечает «значительный их (дат. – А. М.) разброс в различных списках (1174 и 1181, 1175 и 1182, 1187 и 1199)»15, а В.В. Низов указывает, что «в разных списках вятской повести … приход новгородской дружины на Каму датируется 1174, 1181, 1187 и 1191 гг., а нападение на Болванский городок – 1181, 1182, 1187 и 1199 гг.»16 Однако на этом основании они приходят к противоположным выводам. Л.Д. Макаров считает, что «существование нескольких дат «Повести» указывает нам на начало русской колонизации Средней Вятки именно в конце XII или на рубеже XII и XIII вв.»17 А В.В. Низов вслед за А.С. Верещагиным отмечает, что «разнобой в датировке делает невозможным использование ее (ПСВ. – А. М.) в исторических построениях» и поэтому «отраженные в повести события (колонизация новгородцами Вятки) происходили не в конце XII в., а в конце XIV в.»18 Однако никто из исследователей не попытался по-настоящему выяснить причины такого разброса в датировке одних и тех же событий.

Попытаемся сначала разобраться, откуда появились разночтения, а затем рассмотрим две основные даты – 1174 и 1181 гг. Начнём с дат 1175 и 1182 гг., фигурирующих в сочинении Рычкова-сына. Строго говоря, данное расхождение было отмечено ещё в XIX в. В 1838 г. на него указал ученик Вятской семинарии Ф. Пинегин19, а в 1887 г. А.С. Верещагин выразил недоумение по поводу наличия даты 1175 г. в сочинении К.Ф. Калайдовича20, который использовал труд Н.П. Рычкова. Позднее П.Н. Луппов обвинил Н.П. Рычкова в том, что он «уклонился от выяснения того, почему в данном рукописном списке сказания» даты отличаются от дат в работе его отца21. Однако сам П.Н. Луппов также не предпринял в этом отношении никаких шагов22. А.В. Эммаусский ограничился предположением, что «по-видимому, эта дата (1182 г. – А. М.) имелась в том списке «Повести», которым он (Н.П. Рычков. – А. М.) пользовался»23. Рассматривая сообщение «Хронологической летописи города Устюга Великого» об основании новгородцами Хлынова, А.В. Эммаусский и В.В. Низов не смущаются датой этого события, отличной от сообщений общерусских летописей о походе на Вятку новгородских ушкуйников на один год – 1375 вместо 1374. Они объясняют это ошибкой составителя Устюжской летописи, неправильно переводящего даты с летосчисления от сотворения мира (далее – С. М.) на летосчисление от Рождества Христова (далее – Р. Х.)24. По мнению Низова, в Устюжской летописи первоначально даты соответствовали ультрамартовскому византийскому летосчислению, то есть между С. М. и Р. Х. по этому стилю прошло 5509, а не 5508 лет, и поэтому 6883 г. от С. М. этой летописи должен соответствовать 1374, а не 1375 г. от Р. Х.25. Ультрамартовский стиль существовал на Руси параллельно с мартовским на протяжении XII–XIV вв.26, поэтому вполне логично было бы предположить, что и в рассматриваемом случае существовал какой-то список ПСВ, где использовались даты по ультрамартовскому стилю, которые Н.П. Рычков перевёл на современный стиль как мартовские, то есть ультрамартовские 6683 и 6690 гг. от С. М. должны соответствовать 1174 и 1181 гг. от Р. Х., а не 1175 и 1182 гг. Можно было бы принять эту вполне правдоподобную версию, если бы не одно обстоятельство. Н.П. Рычков сообщил, что получил от жителей Хлынова одну летопись (список ПСВ. – А. М.)27. Однако при внимательном изучении его статьи «О древности города Хлынова и всей Вятской страны» этот предполагаемый список ПСВ оказывается совершенно несхожим с другими известными в настоящее время списками. В нём совместились отличительные признаки как списков ПСВ Толстовской группы28 (народная этимология Хлыновицы и Хлынова от крика птицы29, построение в Хлынове на торгу винокурни и земской избы (у Н.П. Рычкова – бани)30, так и списков ПСВ Миллеровской группы (переселение новгородцев на Вятку в княжение Ярослава Владимировича31). В настоящее время не известно ни одного списка ПСВ, схожего с предполагаемым списком Рычкова-сына32. И поэтому, несмотря на то, что Н.П. Рычков уверял, будто он «не переменил ничего из сей летописи»33 и написал «все то, что находится в Вятской летописи»34, логичнее предположить, что он соединил при написании своей статьи два различных списка ПСВ – один из Миллеровской, другой из Толстовской группы. В данной ситуации представляется полезным мнение Ф.Н. Милькова – исследователя жизни и деятельности П.И. Рычкова. Он пишет: «Можно предполагать, что Петр Иванович (Рычков. – А.М.) принимал участие в редактировании «Дневных записок» своего сына и, уж несомненно, просматривал их перед отправкой в Петербург»35. Хотя это мнение весьма спорно, оно наталкивает на мысль: а не использовал ли Н.П. Рычков при написании истории Вятки предшествующий труд своего отца36, вышедший из печати всего за три года до этого? И действительно, сравнение статьи Рычкова-сына со статьей Рычкова-отца, которая называется «Прибавление. О начале российских жилищ по реке Вятке»37, подтверждает это предположение. В качестве доказательства приведу два примера. Рычков-отец сообщал, что в ПСВ «с примеру многих Новогородских летописцев описывается … приход от Черного моря Скифских Князей Славена и Руса». «Я не вступаю здесь в рассматривание вероятности сего сказания, – писал он далее, – также и той повести, коя присовокуплена к тому о мирных грамотах данных сим Новогородцам от Александра великого за их храбрые дела. Буду одно то выписывать, что покажется мне вероятнее, и с намерением нашим сходнее»38. Рычков-сын отмечал: «[Я] выключил первую страницу, в которой описуют происхождение Славянского народа и величество Новогородских Славян, гордящихся неведомо какою грамотою, данною им от Александра великого. Сие я изключил для того, что повествование о начале праотцов наших, как во всех летописях, суть единакия и всем известныя; так больше еще для того, дабы не иметь случая погружаться в неизвестные времена»39. У Рычкова-отца после основания Хлынова говорится: «Соображая сие их (вятчан. – А. М.) начало с Казанскими обстоятельствами, видно, что они поселились здесь не только прежде построения города Казани; но прежде и Батыева нашествия, бывшего в лето 6745, [1237]»40. В основном тексте своего труда П.И. Рычков написал ещё более конкретно: «Сей Новогородцев поход, и заселение их в здешних местах было прежде нашествия батыева, кое было в лето от создания мира 6745, [а после Христа 1237] за 63 года (П.И. Рычков считал от начала похода, то есть от 6682 г. от С. М. – А. М.), от нынешнягож 1765 году, за 591 год»42. А Рычков-сын сообщал: «В самое то время, когда Новогородцы обселились в Вятской стране, власть татарская не только в Асии, но и в некоторых частях Европы становилась ужасом народом; а Батый, внук Чингис Ханов, в лето 6745 (спустя 55 лет от приходу Новогородцов на Вятку) завоевал Россию, Польшу, Венгрию и разрушил древнее царство Копанское»42. Рассматривая статью Рычкова-отца, можно сделать вывод, что он описал историю Вятки по списку ПСВ Миллеровской группы43. Поэтому становится понятно, откуда в рассказе Рычкова-сына появились характерные признаки Миллеровской группы ПСВ – из сочинения его отца44. В свою очередь становится очевидным, что сам Н.П. Рычков располагал списком ПСВ Толстовской группы. Но Рычков-отец вряд ли редактировал или хотя бы просматривал труд своего сына, по крайней мере, ту его часть, где излагается вятская история. Так, они по-разному трактовали сообщение ПСВ о беглых холопах. Рычков-отец считал, что вятчане сами «вымыслили на них (новгородцев. – А. М.) укоризну, и в досаду им стали о себе сказывать» эту «смешную баснь»45. А Рычков-сын полагал, что, наоборот, «жители Нова града приписали» вятчанам эту «сплетню»46. Но больше всего ошибок и путаницы Рычков-сын допустил в датах, что его отец, несомненно, должен был поправить, если бы действительно проверял труд своего сына. Не имея специального естественно-исторического образования47, Н.П. Рычков часто неверно переводил даты от С. М. на даты от Р. Х. и наоборот и даже совершал при этом элементарные арифметические ошибки. Начиная пересказ ПСВ, он написал, что новгородцы «в лето 6682 (1174 г. – А. М.) пришли обитати в сию страну»48. Однако далее Н.П. Рычков сообщил, что они ушли из Новгорода «во дни великого Князя Ярослава, сына Владимирова, в лето от рождества Христова 1175». На полях около этого сообщения сделана выноска: «В лето от сотворения мира 6681»49. Очевидно, здесь явная ошибка. Хотя существовал расчёт, при котором от С. М. до Р. Х. прошло 5506 лет, «но он в самой старой письменности встречается редко и при переводе дат вообще не применяется»50. При мартовском же стиле 1175 г. от Р. Х. должен соответствовать 6683 г. от С. М., а 6681 г. от С. М. должен соответствовать 1173 г. от Р. Х.51 Около рассказа о взятии Болванского городка сделана выноска: «в лето 6689 (1181 г. – А. М.)»52. Однако буквально на следующей странице Н.П. Рычков написал: «Взятье Чюдь Болванского города случилось в 1182 году после рождества Христова, Июля 24 дня; чему по сей год (то есть в 1770 г. – А.М.) 588 лет»53. Упоминая нашествие Батыя в 6745 г., он подсчитал, что это произошло через 55 лет после прихода новгородцев на Вятку54, то есть вел счет от 6690 г. от С. М. (1182 г.). Он и в некоторых летописных статьях подсчитывал, сколько лет прошло со времени поселения на Вятке: «в лето 6899, спустя 210 лет от приходу их на Вятку»55, то есть с 6689 г. от С. М. (1181 г.); далее Н.П. Рычков неверно подсчитал количество лет от 6899 г. до посылки войска с князем Семёном Ряполовским на Вятку – 63 года56, то есть в 6962 г., вместо 65 лет – в 6964 г., который указан во всех известных списках ПСВ57. Далее он сообщил, что «вольность их (вятчан. – А.М.) чрез три года (после похода Семена Ряполовского. – А.М.) разрушена»58, то есть в 6965 г. (во всех известных списках ПСВ указан 6967 г.59), но количество лет самовластия вятчан переписал из этой статьи – 27860. При подсчёте получается 6687 г. от С. М. (1179 г.). Поскольку в предыдущем подсчете Н.П. Рычков ошибся на два года, то реально здесь должен был получиться 6689 г. от С. М. (1181 г.). Ниже будут указаны ещё две ошибки Рычкова в датах. Такой подробный разбор статьи Н.П. Рычкова о поселении новгородцев на Вятке понадобился для того, чтобы показать, насколько осторожно следует использовать его сообщения, особенно касающиеся датировки описанных событий. В результате этого анализа выяснилось, что в рассказе Рычкова-сына для выхода переселенцев из Новгорода и их прихода на Вятку явно или неявно указано по три даты: соответственно 1173 (один раз), 1174 (один раз) или 1175 (один раз) г. и 1179 (один раз), 1181 (два раза) или 1182 (два раза) г., что с очевидностью свидетельствует о его невнимательности и неумелом переводе дат с одного летосчисления в другое. Поэтому, скорее всего, имевшийся в распоряжении Н.П. Рычкова список ПСВ содержал те же даты, что и все известные в настоящее время списки, то есть 1174 и 1181 гг., а указание 1175 и 1182 гг. следует считать лишь его ошибкой. Здесь интересно ещё отметить ошибку другого автора, использовавшего сочинение Н.П. Рычкова. М.Д. Чулков в своей книге, вероятно, хотел исправить ошибку Н.П. Рычкова, но сам также ошибся. По его версии новгородцы основали Хлыновскую республику «от Сотворения Мира в лето 6682, а от Рождества Христова в 1172 году»61.

Приступим к рассмотрению дат, отмеченных А.В. Эммаусским – 1187 и 1199 гг. Вообще, «Звание города (Вятки. – А.М.) и географическое оному описание», в котором фигурировали указанные даты, появилось несколько ранее составления «Топографического описания Вятского наместничества», в 1782 г., по запросу императорской Академии наук62. В нём, в частности, говорится: «Оной город (Вятка. – А. М.) начало свое имеет с 1199-го года. Основание ево положено жителями Великаго Нова города, которые в 1187-м году, отделившись от пределов своих, по приходе на реку Вятку, а по взятье городов Болванова, что ныне село Никулитское, и Кокшарова, что ныне Котелнич, … построили сей город»63. Считаю принципиально важной именно такую простановку знаков препинания, отсутствующих в оригинале, а не ту, которую приводит В.В. Низов64. В этом случае дата 1187 г. относится к приходу новгородцев на Вятку, а не к выходу их из Новгорода. Кроме того, вятский мещанин Я.И. Клобуков, заимствовавший в 1790 г. фрагмент данного «Описания», интерпретировал его следующим образом: «Онои городу начало бысть въ 1199 году. Основание его жителями великаго нова града въ 1183-го году»65. Таким образом, он приписал обе даты к одному событию. Примечательна ошибка, которую допустил Клобуков в дате 1187 г. («3» вместо «7») несмотря на то, что переписал данную фразу из названного «Описания», о чём он сам сообщил в заголовке: «Звание города Вятки и описание оному»66. Необходимо отметить, что этот фрагмент «Описания» Я.И. Клобуков поместил сразу же вслед за списком ПСВ Миллеровской группы, где указаны даты: 1174 и 1181 гг.67 А в первой трети XIX в. ещё один любитель вятской истории, возможно, сарапульский протоиерей П.А. Анисимов, приписал дату 1187 г. к другому событию, описанному в ПСВ, – захвату вторым отрядом новгородцев черемисского города Кокшарова68. Анализируя эту дату, А.В. Эммаусский высказал предположение, что составители «Описания» «имели в руках какой-то другой список «Повести», указывающий иные даты»69. Отсюда он заключил, что «это лишний раз свидетельствует о недостоверности хронологии «Повести о стране Вятской», если в разных ее списках указываются различные даты»70. Не ссылаясь на названное «Описание» или на А.В. Эммаусского, эту дату попытался обосновать Б.К. Видякин. Проанализировав летописное сообщение о походе новгородцев в 1187 г., он пришел к выводу, что после похода часть их достигла Камы, где жила в течение 7 лет, с 1187 по 1194 г., а в 1194 г. пришла на Вятку и в этом же году основала Хлынов71. Однако использованное Б.К. Видякиным летописное сообщение не даёт никаких оснований для подобных умозаключений72. В нём говорится буквально следующее: «В лето 6695. В то же лето изьбиени быша Печеръскыи и Югорьскыи даньници (въ Печере), а друзии за Волокомъ, и паде головъ о сте кметеи»73. Куда данники пошли после этого, в летописях ничего не сообщается. В ПСВ о походе новгородцев в Печеру и Югру не говорится, да и пошли они на Каму, а затем на Вятку вовсе не за данью. Правда в летописной статье за этот год после сообщения о походе в Печеру имеется следующее интересное сообщение: «Въ то же лето выгнаша новгородьци князя Мьстислава Давыдовиця, и послаша къ Всеволоду Володимирю по Ярослава по Володимириця; и въниде въ Новъгородъ, и седе на столе месяца ноября въ 20»74. А.В. Эммаусский считал, что именно этот князь Ярослав Владимирович упомянут в ПСВ75. Он был правнуком Владимира Мономаха и княжил в Новгороде в 1182–1184, 1187–1196 и 1197–1199 гг. Однако, в данном случае его вокняжение произошло уже после похода новгородцев в Печеру. Поэтому поход не мог состояться «во дни великаго князя Ярослава, сына Владимерова». Мне же причина появления даты 1187 г. в «Описании» видится в другом. В XVIII – начале XIX вв. цифры «1» и «7» часто писались похоже. Поэтому вполне возможно, составитель «Описания» просто ошибся и прочитал в своём источнике «1187 г.» вместо «1181 г.»76. При этом необходимо отметить, что в известных списках ПСВ все даты указаны от С. М.77 В таком случае, очевидно, составитель «Описания» пользовался или таким списком ПСВ XVIII в., в котором даты были указаны от Р. Х.78, или рукописным пересказом ПСВ, в котором даты уже были переведены на современный стиль79. Доказательством такой возможной ошибки может служить сочинение Н.П. Рычкова. Он дважды в датах вместо цифры «7» указал цифру «1». В летописной статье о взятии и разводе Вятки вместо 6997 г. Н.П. Рычков указал 6991 г.80, а в летописной статье о посылке устюжан, двинян, вычагжан и вятчан на Югорскую землю вместо 7007 г. он указал 7001 г.81 (выноска на полях). Таким образом, указание 1187 г. в «Описании» следует признать ошибкой его составителя в прочтении даты 1181 г.

Теперь относительно даты основания Хлынова – 1199 г. А.В. Эммаусский писал, что «составители «Описания» не указывают, из какого источника они заимствовали эту дату», но, как и для даты 1187 г., предполагал, что она взята из «какого-то другого списка “Повести”»82. В.В. Низов также считает, что при составлении «Описания» «использован неизвестный ныне список вятской повести»83. Л.Д. Макаров расширяет круг возможных источников и считает, что «Топографическое описание» «явно связано с одним из вариантов или списков, или даже источников «Повести»»84. Позднее А.В. Эммаусский изменил свою точку зрения. Он, по-моему, вполне справедливо рассудил, что поскольку в ПСВ дата основания Хлынова не указана, но произошло это событие вскоре после 1181 г., «поэтому не случайно в официальных вятских документах конца XVIII века годом основания Хлынова считался 1199 год»85. При этом, скорее всего, конкретная дата появилась не сразу, существовало некоторое промежуточное звено. Подтверждением сказанному может служить «Географическое методическое описание Российской империи» Х.А. Чеботарева, изданное в 1776 г. В нём сообщается следующее: «Жители сюда (на Вятку. – А.М.) переселились из великаго Новагорода, как по летописям явствует, в исходе XII века, т.е. около 1181 года, следовательно с лишком за 50 лет до нашествия Батыева»86. Последняя фраза приведенной цитаты позволяет предполагать, что Чеботарев использовал в своей работе «Дневные записки» Н.П. Рычкова, в которых указывается, что приход новгородцев на Вятку произошел за 55 лет до нашествия Батыя87. Это предположение подкрепляется длиннейшим названием «Географического методического описания», которое сообщает, что его материалы собраны «из лучших новейших и достоверных писателей». «Дневные записки» Н.П. Рычкова, опубликованные всего за 4 года до «Географического описания» Х.А. Чеботарева, в 1772 г., являлись одним из таких «новейших» сочинений. Поскольку в труде Н.П. Рычкова наблюдается путаница в датах (см. выше), Чеботарев вынужден был употребить «приблизительную» фразеологию: «около 1181 года», «с лишком за 50 лет». Поэтому ему показалось вернее указать дату «в исходе XII века». Возможно, именно из этой книги использовал некоторые сведения составитель «Звания города (Вятки. – А. М.) и географического оному описания». Так, в сборнике Х.А. Чеботарева говорится: «По просторечию сей город называется Вяткою по реке Вятке»88, а в «Описании» имеется почти идентичная фраза: «Город Хлынов Главнои учрежденнаго наместничества вятского в просторечии именуется по реке Вятке»89. Данная фраза в «Описании» явно заимствована из более раннего источника, поскольку с 1780 г. Хлынов не только в просторечии, но и официально был переименован в Вятку, поэтому в 1782 г. такая фраза уже являлась анахронизмом. Поскольку «исход XII века» как нельзя точнее соответствует последнему году этого века, то есть 1199 г., вятский составитель «Описания», вероятно, и решил указать «точную» дату основания Хлынова, главного города Вятской земли – 1199 г., ставшую в XIX в. весьма популярной в вятском обществе, особенно в церковной среде. После уже упоминавшегося литературно-исторического сборника Я.И. Клобукова эта дата фигурирует в сборнике материалов по истории Вятки, принадлежавшем протоиерею П.А. Анисимову90. Необходимо отметить, что он использовал даты 1187 и 1199 гг. наряду с датами 1174 и 1181 гг. Многие материалы этого сборника, в частности «Вятская история», в середине XIX в. стали популярны и переписывались, иногда в несколько измененном виде91. Там также присутствуют даты 1187 и 1199 гг. В 1869 г. протоиерей Вятского Воскресенского собора Г.А. Никитников, ранее наверняка использовавший материалы сборника Анисимова в своей «Иерархии Вятской епархии»92, в «Статистическом описании Воскресенского собора» хотя явно не указал дату 1199 г., но, описывая начальную историю русской Вятки, написал, что в 1181 г. новгородцы овладели «Чудским городищем Болвановкою, что ныне село Никулицкое, спустя 18 лет после того (то есть в 1199 г. – А. М.), решились основать и укрепить особый город» Хлынов93. А на следующий год в очерке «О крестных ходах Вятских» архимандрита Иосифа, очевидно, использовавшего книгу Г.А. Никитникова или даже поручившего последнему написать данный очерк, также указывалось, что «чрез 18 лет после сего (после завоевания Болванского. – А.М.) основан был в 1199 году город Хлынов»94. Заметим, что протоиерей Г.А. Никитников и архимандрит Иосиф за точку отсчета взяли 1181 г., а не 1187 г., как указано в «Географическом описании», что также может свидетельствовать об ошибке в дате 1187 г. Дата 1199 г. как год основания г. Хлынова сохраняет популярность даже и в настоящее время, о чем свидетельствует недавняя книга А.Г. Фокина95. Таким образом, в появлении столь популярной даты 1199 г., возможно, изначально «повинен» все тот же Н.П. Рычков, сочинение которого использовал Х.А. Чеботарев, а его труд, в свою очередь, использовал составитель «Описания» Вятки. Существует еще одна возможность появления этой даты в «Описании» Вятки. Основание Хлынова могло быть приурочено составителем «Описания» к последнему году княжения в Новгороде уже упоминавшегося князя Ярослава Владимировича. Однако в «Описании» имя этого князя отсутствует, поэтому вероятность данной версии ничтожно мала.

В результате проведенного анализа можно сделать вывод, что ни одна из дат 1175, 1182, 1187 и 1199 не присутствовала ни в одном из списков ПСВ, как предполагали многие исследователи, а появилась позднее в литературных сочинениях и административных документах в результате ошибок, недоразумений или предположений. Поэтому использование указанных дат для каких-либо выводов относительно содержания ПСВ или исторических построений неправомочно. В.В. Низов называет еще дату 1191 г., которую мне не удалось обнаружить ни в одном из известных источников. Однако, можно предположить, что она возникла также в результате ошибки из даты 1181 г.

Таким образом, остаются две даты: 1174 и 1181 гг., которые фигурируют во всех (!) известных в настоящее время списках ПСВ96 и работах историков, непосредственно использовавших списки ПСВ (исключая Н.П. Рычкова)97. Между этими датами А.С. Верещагин, ссылаясь на найденные Н.С. Арцыбашевым «старые списки “Повести”», также увидел противоречие98. Однако, сведения летописцев (но не списков ПСВ), приведенные Арцыбашевым, не противоречат содержанию ПСВ. Он привёл следующие сообщения: «В летописце Вятском старых дел: “в лето 6689е Июля в 24 день от Великого Новаграда жителие приидоша в страну земли Вятския и взяша рекомый град Болванов … яже ныне именуется Никулицыно”; в (Вятском) Николаевском списке: “лета 6689 (то есть 1181 г. – А. М.) Июля в 24 день Новогородцы приидоша жити на Вятку”»99. Все списки ПСВ кроме списка Синодальной библиотеки и его копий100, которые вообще не называют никакой даты, указывают эту же дату прихода новгородцев на Вятку – 24 июля 1181 г. они взяли чудской городок Болванский101. Возражение Верещагина вызвал, скорее всего, следующий вывод, сделанный Арцыбашевым: «Следственно нельзя отнюдь подумать, чтобы Новогородцы жили в Сарапуле праздно семь лет, то есть до взятия Болванскаго городка; и так все эти произшествия случились, вероятно, не в 6682, а в 6689 г.»102 Однако, Н.С. Арцыбашев сделал такой вывод, вероятно, основываясь не на этих летописцах, а на имевшемся у него списке старшей редакции «Сказания о вятчанех» (далее – СВ)103, в котором сообщается, что новгородцы в 6682 (1174) г. ушли воевать в Корсунь, а когда через семь лет, то есть в 6689 (1181) г., вернулись в Новгород, их жены с холопами, с которыми они сжились в отсутствие мужей, сбежали на Каму, где тогда же «поставиша подле град» и «в лето 6689-е июля в 24 день на память святых мученик Бориса и Глеба» завоевали Болванский городок104. Между СВ и ПСВ действительно имеется противоречие в датах: по СВ новгородцы оказались на Каме в 1181 г., а по ПСВ – в 1174 г. Это противоречие, на наш взгляд, вполне правдоподобно объяснил А.В. Эммаусский. Поскольку СВ послужило основой для второй части ПСВ105, но начало его «задевало самолюбие вятчан»106, он, «отвергая версию о беглых женах, должен был показать, где же находилась новгородская дружина 7 лет, и естественно, посчитал, что она с 1174 по 1181 год проживала в «малом градце» на Каме. Благодаря этому, время взятия городка Болвана – 24 июля 1181 года – совпало»107. Однако в «Анатолиевском сборнике» непосредственно перед СВ находится следующая летописная статья: «В лето 6682-е из Великаго Новаграда приидоша новгородцы на Вятку и в той Вятской земли насельницы быша, отяцкие грады взяша и инии грады поставиша»108, то есть приход на Вятку датируется 1174 г. Как предполагает Д.К. Уо, «составитель <…> летописного текста сделал запись на основании чтения СВ»109. СВ начинается так же, как любая летописная статья: «В лето 6682-е в Великом Новеграде бысть великий князь Ярослав сын Владимеров»110. Поэтому все СВ является как бы одной летописной статьей, внутри которой остальные даты оказываются подчиненными начальной дате. Действительно, дате 6689 г. предшествует соединительный союз «и», не позволяющий отделить ее от предыдущего текста: «И по сем поплыша тою рекою вниз из Чепцы в Вятку и по той реке Вятке вниз и над тою рекою Вяткою на горах стоит чюдской городок их языком зовом Болванской и в лето 6689-е июля в 24 день на память святых мученик»111 и так далее. Этим, очевидно, и объясняется, что составитель краткой летописной статьи о поселении на Вятке датировал ее 6682-м г.

Интересен вопрос о взаимосвязи дат 1174 и 1181 гг. Почти никто из исследователей такой связи не отметил. Лишь А.В. Эммаусский считал, что дата 1181 г. является достоверной, этим годом он датировал основание Никулицына переселенцами «из числа тех новгородцев, которые еще с XI века стали постепенно заселять северные просторы нашей страны»112. А вятские книжники, зная о походе ушкуйников в 1374 г., «произвольно приурочили его ко времени основания Никулицына, на 200 лет раньше»113. Таким образом, Эммаусский считал, что исходной является дата 1181 г., а дата 1174 г. зависит от неё. Разница между этими датами составляет 7 лет. «Указание на семилетнее пребывание ушкуйников в городке на Каме» «настораживает» Л.Д. Макарова114. Ещё не зная о существовании СВ115, он верно сравнивает этот временной промежуток с «7-летним отсутствием новгородцев в сказании о холопьей войне»116. А.В. Эммаусский, нашедший младшую редакцию СВ, именно заимствованием семилетнего срока из СВ, начальная часть которого является одним из вариантов «Сказания о холопьей войне» (СХВ)117, объяснил семилетнее пребывание новгородцев на Каме в ПСВ (см. выше). В самой ПСВ этот срок явно указывается при отрицании версии о беглых холопах. Следовательно, наличию дат 1174 и 1181 гг. ПСВ обязана своему источнику – СВ. Поэтому необходимо рассматривать эти даты в контексте СВ.

В обеих известных в настоящее время редакциях СВ датой начала похода новгородцев на Корсунь указан 6682 (1174) г.119 Поход продолжался семь лет, и «по окончании семи лет приидоша вестницы в Новъград, что идет все воинское во свояси»120. Тогда, то есть в 6689 (1181) г., жены с холопами убегают из Новгорода и достигают берегов Камы. По СВ половина их сразу же после построения на Каме «града» через Чепцу уходит на Вятку, где 24 июля 1181 г. завоевывает городок Болванский121. Ясно, что составитель СВ получил дату 1181 г. из 1174 г. путем прибавления семи лет, срока пребывания новгородцев на войне, и посчитал, что на Вятку беглые холопы пришли в том же году. Однако здесь составитель старшей редакции СВ противоречит сам себе. До захвата Болванского городка он сообщает, что новгородцы «приидоша вверх Чепцы реки и ту жиша немного лет» и только после этого «поплыша тою рекою вниз из Чепцы в Вятку»122, то есть захват Болванского не мог произойти в 1181 г., а лишь спустя «немного лет». Таким образом, Эммаусский ошибочно считал дату 1181 г. годом основания Никулицына. Понятно, что она выводится из даты 1174 г. путем простой арифметической операции и могла бы быть отнесена лишь к появлению новгородцев на Каме. Однако, здесь интересен сам срок семь лет. Ни один из известных военных походов Руси на Корсунь реально не продолжался более одного года. Так, во время своего знаменитого похода на Корсунь в 989 г. великий князь Владимир грозил корсунянам: «Аще ми ся не предасте, стоати имамъ за 3 летъ. Они же не послушаша, и стоа 6 месяць»123. Но нигде не говорится о семилетней осаде Корсуни. Л.Д. Макаров отмечает, что «цифра “7” несет особую смысловую нагрузку, зачастую легендарного характера»124. Действительно, число 7 у многих народов с далекой древности считалось магическим, мистическим числом, являющимся самодостаточным и всеобъемлющим125. Не случайно в народной традиции оно означает «не точный счет количества», а «много»126. Это свойство числа 7 отразилось и в русском фольклоре: «Семеро одного не ждут»; «Семь бед – один ответ»; «Семь верст киселя хлебать»; «Семь раз отмерь – один отрежь» и другие пословицы и поговорки127. Тот же смысл имеет число 7 в русских фамилиях: Семибратов, Семиглазов, Семидевкин, Семижонов, Семикозов и другие128. Отразилось в русском фольклоре и словосочетание «семь лет». Это пословицы: «Служил семь лет, выслужил семь реп»; «Семь лет мак не родил, а голода не было»; «Семь лет молчал, на восьмой вскричал»; «Семь лет не виделись, а сошлись – и говорить нечего»129; фамилии: Семилетников, Семилетов130. Таким образом, фраза «семь лет» означает не конкретный срок, а длительный отрезок времени вообще, то есть «долго». Этот же временной срок использован в некоторых других преданиях: в «забавном народном предании», сохранившемся в двух летописях XVII в., «семь лет осаждает княгиня (Ольга. – А.М.) Царьград, лишь на восьмой год греки запрашивают мира»131; в чешском «Сказании о девичьей войне», записанном в XII в. и позднее переработанном М. Бельским (изд. 1551 г.), которое В.И. Вышегородцев необоснованно сближает с новгородской версией СХВ132, «женской войне конец стал, а было того семь лет»133. Очевидно, именно такой смысл должна была иметь фраза «семь лет» и в СХВ134. Но здесь необходимо отметить, что некоторые элементы в позднем варианте СХВ были заимствованы из польской литературы, скорее всего, благодаря австрийскому посланнику в Россию С. Герберштейну135, а затем польскому автору М. Стрыйковскому136. Ещё Н.М. Карамзин отмечал схожесть рассказа в труде польского историка Я. Длугоша и в новгородском сказании в изложении С. Герберштейна137. Действительно, некоторые черты СХВ, в частности, временной промежуток семь лет, в польской литературе имеют давнюю традицию. Там речь идет о времени правления короля Болеслава II Смелого или Щедрого, который дважды завоевывал Киев. Во время его второго похода в Киев, который длился семь лет, жены польских воинов стали жить с рабами. Узнав об этом, многие воины срочно вернулись в Польшу, где с трудом смогли одолеть рабов. Большинство из них простили своих жен. Но вернувшийся король Болеслав жестоко наказал как самих воинов, покинувших своего короля в походе, так и их жён. Это событие датируется 1076–1077 гг. Впервые в известных польских источниках срок семь лет в данном рассказе появляется в составленых краковским каноником Винцентием из Кельц двух Житиях св. Станислава: так называемом Меньшем (Vita minor), составленном около 1242 г., и Большем (Vita major), составленном около 1260 г.138 Затем этот срок повторяется в известной «Великопольской хронике» (конец XIII–XIV вв.) и в «Истории Польши» Я. Длугоша139. Во всех этих произведениях использовалась хроника В. Кадлубка, доведенная до 1202 г., в которой, однако, этот временной промежуток не называется140. Но там впервые рассказ о польских рабах сравнивается с рассказом о скифских рабах античного автора Помпея Трога (I в. до н. э. – I в. н. э.) в изложении Марка Юниана Юстина (II–III в. н.э.), по которому скифы находились на войне 8 лет141. Позднее СХВ с рассказом Юстина сближали М. Стрыйковский, Н.К. Витсен, Н.М. Карамзин142. И не случайно. Сравнительно-текстологический анализ новгородского рассказа С. Герберштейна, особенно в его немецком переводе (Вена, 1557), и античного рассказа Юстина с очевидностью показывает, что Герберштейн при написании своих «Записок» использовал именно труд Юстина143. Можно предположить, что срок в восемь лет, названный Юстином и упомянутый В. Кадлубком, трансформировался в последующих польских сочинениях XIII–XIV вв. в «семь лет» в значении «долго». А.С. Мыльников отмечает, что «читателям XIV в. такой смысл числа “семь” был понятен». Однако уже от историков XVI–XVII вв. этот смысл «ускользнул»144. Действительно, С. Герберштейн выражение «семь лет» в своем рассказе о новгородских холопах воспринял буквально. Из сочинения Герберштейна так же восприняли «семь лет» М. Стрыйковский, А.И. Манкиев145 и автор СВ. В СВ это отразилось наиболее явно, так как составитель его дважды указал данный срок и взял его за основу при вычислении даты прихода новгородцев на Вятку. Поэтому очевидна несостоятельность попыток поиска некоторыми исследователями реальной исторической пары событий (война в Корсуни – восстание холопов), основываясь на семилетнем временном промежутке между ними146. Таким образом, дату 1181 г. в СВ и ПСВ нельзя считать точной, а лишь зависящей от даты 1174 г. и временного промежутка в 7 лет, имеющего, скорее всего, литературную основу. Если данное построение верно, написание СВ в том виде, как оно сохранилось в «Анатолиевском сборнике», можно отнести ко времени не ранее второй половины XVI в.147

Подводя итог, можно сказать, что в первоначальной редакции СВ или его источнике существовала только одна дата – 1174 г. Все остальные даты, связанные с СВ и второй частью ПСВ, являются или производными от нее, или ошибочными. Поскольку дата 1174 г. в СВ связана с походом новгородцев на Корсунь, а не с переселением на Каму и Вятку, то не может быть и речи о намеренной или случайной подмене ей даты 1374 г. общерусских летописей из сообщения о походе на Вятку новгородских ушкуйников148. Отмечу, кстати, что до сих пор не известно ни одного вятского письменного источника, в котором содержалось бы в каком-либо виде названное летописное известие, что доказывало бы знакомство с ним вятских книжников. Поэтому для определения историчности событий, описанных в СВ и ПСВ, важным представляется дальнейший поиск пути появления даты 1174 г. в СВ.

Примечания