Лирик уржумского пейзажа Николай Николаевич Карташев

В. Ю. Шеин

    Моя первая встреча с Николаем Карташевым произошла в 1979 году в мастерской районного Дома культуры. Я тогда ещё учился в средней школе № 3. Увлекаясь поделками из природного материала (в основном из сучков и корешков), оформляя школьные стенгазеты, мечтал поступить на учёбу в Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина – бывшую Академию художеств. Нет, не подумайте, что на живописный или факультет ваяния и зодчества, куда шли в основном после средних специальных учебных заведений. На факультете теории и истории искусства не нужно было сдавать творческих экзаменов, но поступающий просто обязан был знать основы построения композиции, технику исполнения рисунка, раскладку цвета и ещё многое другое, что связано с художественным творчеством. Поэтому я пришёл к художникам на уроки.
    Вместе с Надеждой Бабиной Николай Карташев учил меня всем тем премудростям, которые знал. Учил он и видеть. Видеть то, что не может заметить в природе обычный, не одарённый, не творческий человек. Например, переход красок неба из одной в другую. А ведь облака не стоят на месте, их гонит ветер. Они меняют форму, цвет. И всё это нужно быстро оценить, запомнить. Мы стояли на балконе запасного пожарного выхода на втором этаже Дома культуры. На востоке расстилались луга, за ними – лес, а в вышине сияла лазурь небес. Николай Николаевич долго и доходчиво вёл урок. Сначала мне все цвета природы казались обычными, простыми и даже заурядными. Но благодаря объяснениям художника стали проявляться полутона, которые я сначала не видел. Дальше – больше. Не стесняясь, я задавал вопросы, уточнял, просил о чём-то рассказать подробнее. И Карташев (есть в нём какая-то педагогическая жилка) доходчиво всё объяснял. Например, почему зелёный вблизи лес кажется издалека немного голубым, а иногда с лиловатой дымкой. Потому что в нижних слоях атмосферы воздух гуще, в нём содержатся влага, пыль, дым. Или облака в лучах солнца выглядят с оттенком жёлтого, розового цветов, а в тени они с голубыми, серыми и даже немного фиолетовыми оттенками. Да и глаз при длительном рассматривании устаёт, начинает выделять одни цвета, а другие, наоборот, сглаживать.

Николай Николаевич Карташев. 2004 г.

     Учил, как правильно заточить карандаш для работы. Он должен быть с острым, как копьё, грифелем. Наставлял, как держать его, как наносить на ватман штрихи, из которых в дальнейшем получался законченный рисунок. Обучал изображению света и тени, складок ткани, круглых и прямоугольных форм. Поставив очередную композицию из геометрических предметов и усадив меня за рисование, Николай Николаевич занимался своей работой. Но он не забывал регулярно подходить ко мне, подсказывать, твёрдой рукой устранять ошибки в моих набросках.
     Уроки продолжались всю зиму. И хотя я не поступил в институт (был слишком большой конкурс), благодаря стараниям Николая Карташева, я приобщился к прекрасному. Наша дружба продолжается и сейчас. Всей семьёй мы посещаем его выставки, обсуждаем новые работы. У нас уже становится традицией дарить его картины на дни рождения членам семьи, друзьям, знакомым. А там, глядишь, те и сами постепенно начнут собирать собственную коллекцию.
    1990 год. Тогда я, корреспондент районной газеты, брал своё первое интервью у Карташева. Непослушный ёжик светлых волос на голове, аккуратная бородка, добрый взгляд весёлых глаз, сильные руки, ладони которых запачканы краской. К такому образу художника мы, пожалуй, привыкли с детства. Таков и Николай Николаевич.
     ...На картине – город. Это Уржум. Старинные белокаменные здания, Троицкий собор, колокольня Митрофаниевской церкви утопают в зелени деревьев и кустарников. Вид города дан с Отрясовской горы. На переднем плане стебли ещё зелёной травы, а рядом – её сухие метёлки, белые головки одуванчиков. Чуть ниже – купы деревьев. В город, извиваясь вдоль реки Уржумки, ведёт дорога. По ней мы и «входим» в Уржум.
     Смотря на картину, вы не найдёте некоторых знакомых новых зданий, чёрных труб кочегарок, столбов линий электропередач. Да, этого нет. Автор изобразил как бы город-символ, город – исторический памятник, возносящийся Митрофаниевской колокольней к лёгким белым облакам.
     Это мечта художника. В картину она воплотилась только в 1990 году, причём не сразу, он работал над ней несколько месяцев. Гуашь, ДВП и мастерство – вот, кажется, и всё, что нужно. Но за этим стоит долгий упорный труд, поиски того изображения, что в конечном итоге стало произведением искусства.
     Н. Н. Карташев родился 20 апреля 1949 года. Детство и юность прошли в пригороде Уржума, деревне Петряево. Мать окончила наше медицинское училище и во время войны работала фельдшером в Суне, потом переехала в Уржум. Отец пришёл с войны, и его почти сразу назначили председателем Берсенского сельского Совета. Но он часто болел, наверное, сказывались его фронтовые мытарства и тяжёлая окопная жизнь. Пришлось семье продать корову и быка. К сожалению, денег на лечение не хватило, и он умер, когда сыну было всего семь лет.
     Серьёзное увлечение рисунком у Николая началось с оформления стенных газет в школе. Ещё он помнит, как в детстве отец нарисовал карандашом вздыбленного коня. Да так хорошо изобразил, что рисунок надолго сделался эталоном прекрасного для паренька. Это и стало той отправной точкой, когда родилось его пристрастие к искусству.
     Как и любой школьник тех лет, Николай трудился в каникулы в колхозе, больше вручную да на лошадях. Сначала на сенокосе, а потом и на уборке зерновых. Но хватало у него времени, как бы между прочим, обращать внимание на природу, примечать что-то такое, что не могли сделать его сверстники. Так он полюбил её.
     После окончания средней школы имени Ленина Н. Карташев поступает в Аркульское речное училище. Наверное, юношеская романтика брала своё, хотелось чего-то нового, неизведанного и путешествий. А может, он наслушался рассказов своего наставника в живописи И. Е. Веприкова о его речных странствиях. Но долго поплавать на теплоходе и буксире в качестве штурмана­помощника механика Николаю не пришлось, ушёл в армию.
     Служа в рядах Вооружённых сил СССР, он смог продолжить своё увлечение во время оформления различных помещений, в том числе и ленинской комнаты роты. В смотре-конкурсе его работа заняла второе место в дивизии. За что и получил рядовой Карташев трёхдневный отпуск. Там, в армии, он ближе познакомился со своей будущей профессией художника-оформителя.
     Позже, примерно лет через пять после увольнения в запас, он окончил отделение наглядной агитации Кировского университета марксизмаленинизма. Преподавали там профессионалы из кировских художественных мастерских. Учили не только как лучше оформить Красный уголок на ферме или Доску почёта, колхозный музей или комнату отдыха, но давали уроки по интерьеру, подбору цветовой гаммы, по композиции и другому. Это впоследствии помогло Карташеву более «плавно» перейти от чисто оформительской работы к занятиям живописью.
     – После службы в армии приехал в Уржум, устроился на работу автослесарем в «Сельхозтехнику». Как говорится, по старой памяти оформлял на предприятии стенгазеты, помогал художнику в работе, – вспоминает Николай Карташев. – Потом меня пригласили работать художником-оформителем на птицефабрику. Много мне помог в постижении азов новой профессии Александр Петрович Кожевников. А основы рисунка и живописи получил ещё в начале шестидесятых годов (тогда я был ещё школьником) в изостудии при Доме культуры, занятия в которой вёл Иван Ефимович Веприков. Вместе с ним и на свои первые этюды ходил. А пристрастился к этому несколько позже только благодаря Виталию Красникову. Владел он даром педагога и вполне бы мог открыть в городе изостудию. С Виталием мы познакомились в начале восьмидесятых, когда он первый год работал в райпотребсоюзе художником-оформителем. Постепенно наша дружба окрепла. На этюдах наставник много подсказывал мне, как начинающему художнику. Он никогда не говорил, что ему не нравится в моих рисунках и набросках, готовых работах. Наоборот, он хвалил то, что получалось. В последующем, когда уже работали вместе, закреплял полученные знания и умения.
     Кроме практики, занимался начинающий живописец и теорией. Читал специальную литературу, просматривал альбомы по искусству, ходил на выставки работ других художников.
     В основном, если можно так сказать, Николай Карташев в начале своей творческой деятельности специализировался на акварельныхи гуашевых этюдах. В его акварелях – смелость светоцветового решения, сила, свобода мазка. Вот два осенних пейзажа. Один унылый. Жухлые листья не успели пожелтеть и облететь, но в них уже чувствуется та вялость, присущая первым осенним дням. Сырость, ветер, тёмная трава и беспроглядное тёмно-серое небо, из которого, кажется, вот-вот пойдёт дождь. Это смешанная техника: акварель и гуашь. На другом этюде, выполненном гуашью, изображён кусочек бабьего лета. Ярко-жёлтые, оранжевые и ещё кое-где зелёные листья трепещут на ветру. Но осень уже чувствуется и в облетевших листьях, обнаживших кажущиеся чёрными в этом пёстром многоцветии ветви некоторых деревьев, и в пожухлой траве, и в надвигающихся нарощицу серых облаках. Благодаря этому контрасту и сумел художник передать теплоту последних дней осени, ухватить и написать частичку уржумской природы, вызывающей у зрителя и радость от сочетания ярких красок, и грусть, навеваемую неизбежностью зимы.
     – Акварель или гуашь более камерны, чем живопись маслом. Да и при тогдашнем дефиците всего, это был самый доступный живописный материал. Конечно же, эти краски имеют свои недостатки, но и преимущества тоже. Я к ним привык, – рассказывал Николай Николаевич.
Николая Карташева можно назвать художником-самоучкой. Он не оканчивал какого-то специального учебного заведения. А мастерство совершенствовал благодаря кропотливости и усердию в работе, желанию творить лучше, доставляя этим радость не только себе, но и окружающим его людям. В те годы (конец восьмидесятых) он несколько раз участвовал в районных выставках, много своих работ раздарил друзьям.
     – За акварелью я отдыхал от повседневной работы оформителем, от домашних дел и забот, – говорит Николай Николаевич. – Правда, не всегда удавалось отдавать любимому занятию столько времени, сколько хотелось бы.
     Художнику нравилось работать «по сырому», когда краски наносятся на смоченный водой лист. Это, конечно же, сложнее, но зато позволяет достигнуть свежести восприятия природы. Интересно изобразить, например, туман или дождливую погоду. Прозрачность красок и просвечивание белой бумаги дают возможность достичь лёгкости и воздушности тонов.
     Работал акварелью он быстро (такова специфика), сочно напитав кисть краской. Эта краска требует максимальной верности глаза, точности руки, тонкого колоритного чутья. Ведь после того, как она нанесена, на листе почти ничего нельзя исправить. Только там, где ему хотелось передать шероховатость натуры, он чуть прикасался к бумаге положенной набок полусухой кистью.
     Ещё один осенний пейзаж. Очертания полуразвалившегося сараяна переднем плане. Деревья и кусты, окружающие его, утратили торжественность ритма и стройность очертаний, как бы смешались между собой в цветовом хороводе. Кажется, ничего особенного не изобразил здесь художник. Но почему-то трудно оторвать взгляд от работы, хочется ещё смотреть и смотреть.
     В восьмидесятых годах прошлого века Николай Карташев не писал больших работ. Самая крупная из них «Город Уржум» (85х85 см). Большинство акварелей – это пейзажи, наши уржумские поля, луга и рощи, а ещё много натюрмортов, где главными героями выступают цветы.
     На ноябрьской 1990 года выставке-аукционе я приобрёл картину с изображением Уржума. На ней Митрофаниевская колокольня выглядит, словно чуть теплящаяся свеча памяти по старому, уже ушедшему времени, по тому городу, которого давно нет. Он стал Историей.
     С тех пор прошли десятилетия. Поседели и поредели борода и некогда пышная шевелюра Николая Николаевича. Прибавилось на лице морщинок. Но они не от старости. От счастья жизни. Всё также по-молодому улыбается он, награждая окружающих хорошим, весёлым настроением. Его живописными полотнами (с годами пришёл опыт письма маслом) украшают свои квартиры и дома не только уржумцы, их увозят на память о малой родине во многие города России те, кто родился здесь и провёл в этом небольшом тихом вятском городке детство и юность. Поглядят на родные просторы, на спокойную природу, на очертания церквей и зданий родного Уржума, и отойдёт, отхлынет ностальгия, грусть-печаль по родине, по прошлому. Вот это и было главной целью начинающего тогда свой путь в искусстве Н. Н. Карташева.
     В картинах художник старался передать не только цвет и общее состояние природы, а изобразить её так правдиво, чтобы от дороги пахло пылью, а от сухой травы – сеном, чтобы от сосновых иголок шёл именно сосновый аромат, а от снежного леса ощущалась морозная свежесть, а у реки в утреннем тумане – прохлада и сырость. Он любит добиваться в своих произведениях «дребезжания» света и воздуха. И я считаю, это ему удаётся. Многое в картине зависит и от композиции. Если она выполнена правильно, то и работа в целом смотрится.
     Вот уже более 30 лет из столицы в наш район на этюды приезжа­ет московский художник, проректор художественного института имени В. И. Сурикова, профессор Олег Ардимасов. Он считает, что Карташев работает в манере импрессионис­тов. Может быть...
     По-прежнему сильны руки художника, остр и внимателен взгляд, голова полна новых идей и планов. А из-под кисти выходит немало замечательных работ. Став пенсионером, Николай Николаевич ещё больше времени отдаёт любимому увлечению. У него было две мастерские: большая в профессиональном лицее, где он продолжал работать оформителем, и маленькая, расположенная в пристрое к дому. И там, и там он творит, переводя эскизы в большие живописные работы.
     Цветы всегда служили украшением, в том числе и жилища. Но ведь букет не вечен. Постоит и завянет. Другое дело картина. Правда, не всякая становится предметом гордости её владельца, это в первую очередь зависит от мастерства художника.
     Как прекрасны были пионы, изображённые на акварелях Карташева в восьмидесятых годах прошлого века! Они пользовались большим вниманием посетителей выставок, всегда привлекали внимание уржумцев. Эти небольшие прозрачные работы вызывали неподдельное восхищение и моей жены. А вроде бы простой букетик, составленный в натюрморт. Но как замечательно он написан! Слово «натюрморт» (в переводе с французского означает – мёртвая природа) было не вполне приемлемо для этих цветов. На бумаге они выглядят как живые, только мы видим их как бы через дымку. Здесь нужен был быстрый, выверенный мазок. Техника акварели только на первый взгляд кажется лёгкой. Тут тоже много премудростей, свойственных только этому виду красок. Но Николай Карташев в совершенстве владел ею.
     Первое, что говорит о мастерской в профлицее, – это запах масляных красок, который ещё за несколько метров встречает каждого, кто подходит к её дверям. В просторной комнате мало свободного места. На стеллажах и полках вдоль стен разместились наброски и уже готовые картины, предметы для натюрмортов, которые уже вписаны в полотна или которым ещё предстоит позировать художнику. На журнальном столике – шахматная доска с расставленными фигурами: иногда в перерыве между уроками забегают сюда преподаватели лицея, чтобы с пользой для ума скоротать время. Посередине комнаты на мольберте тоже, как и неоконченная партия, требующая завершения картина. На палитре выдавленные из тюбиков и смешанные краски, кисти приготовлены для работы. Вот сейчас художник подойдёт к своему незаконченному творению, положит несколько щедрых мазков, отойдёт, оценивающе прищурит глаз, и снова продолжит свой творческий труд...
     Мазок у Николая Николаевича особый. Если можно так про него сказать, объёмный. Уже давно я заметил, что под разным углом освещения картины Карташева как бы меняют оттенки цвета. Некоторые становятся ярче, сочнее, другие наоборот притухают, уходя в полутона, растворяясь в полотне.
     Вот совсем маленький картон «Пасека». Осень. На огороде пробивается из земли озимая рожь. Это на переднем плане. Позади неё выстроились тополя, под ними несколько ульев, а дальше едва просматриваются стены домов. Когда из окна на картину падает яркий солнечный свет, на рожь спускается туман, она становится как бы подёрнутой лёгкой пеленой. Когда день за окном пасмурный, то рожь приобретает почему-то ярко-зелёный цвет, а утренний туман неизвестно куда пропадает. Вечером включаешь люстру – на картине резче проступают деревья. Я сначала удивлялся таким фокусам, а потом понял, что краску Карташев накладывает на картину под разными углами, а сам мазок оттягивает мастихином или кистью, смешивая краски уже на самой работе. Поэтому и играют цвета на полотне.
     В 2009 году Николай Николаевич сделал щедрый подарок любителям и ценителям его творчества. Выставка в Уржумском музейно-выставочном центре собрала более шестидесяти живописных работ художника. Самых лучших! Они разные и по годам написания, и по сюжету, и по манере исполнения. Пейзажи окрестностей города: луга, леса и реки, причём представлены во все времена года. Сам Уржум то в утренней дымке, то в ярких лучах полуденного солнца, то в серых осенних сумерках. А ещё натюрморты. Они тоже потрясали зрителей своим многообразием («Луговые цветы», «Барбарис», «Золотой букет», «Яблоки. Сирень», «Астры» и другие).
     Так Карташев отметил свой юбилей – 60 лет, большую часть из которых он постоянно радует нас прекрасными картинами. Ликующими и торжественными, солнечными и весёлыми, дарящими настоящий праздник большого и прекрасного зрелища.
     Позволю себе представить несколько работ художника с той юбилейной выставки.
«Зимняя роща». Берёзы. Желтовато-серо-белые стволы к корню почти сливаются в сплошной тёмный пепельный тон. Их ветви переплелись на фоне голубоватого с отливом серебра снега и почти такого же неба и кажутся ажурной сеткой, сложный узор которой сплела для нас сама природа. За просвечивающими силуэтами деревьев угадываются засыпанные снегом голубоватые крыши домов. На переднем плане – припорошённые снегом крохотные ёлочки и стебли сухих трав. Ничто не потревожит их здесь под защитой более старших собратьев. Стройные молодые деревца под кронами старых берёз тянутся к свету. Взрослые деревья наклонились в разные стороны. Похоже, что под лёгким ветерком шебарша замёрзшими ветвями они шушукаются, неспешно беседуют друг с другом. Прозрачно-голубые скользящие тени лежат на жемчужно-сером снегу. Картина – зимняя сказка природы.
     Живопись в ней доведена до такой красоты и совершенства, что невольно задаёшь себе вопрос: «Неужели это сотворил человек?» Вроде бы каждый день не по разу смотрю на эту работу Карташева. Но она вновь притягивает мой взор, который при виде этих берёзок отдыхает, а душа радуется.
     Тих и спокоен умирающий уржумский вечер. «Старица». С высоты берега Уржумки через ветви деревьев и кустов, за серой гладью реки зрителю представляется дымчатый силуэт родного с детства города. Художник не заставляет вглядываться в предметные детали пейзажа, а это нелегко сделать. Он старается сохранить цельность восприятия, исходя из контрастов голубой светлой дали небес и более тёмного переднего плана. Картину (кстати, одну из самых больших на выставке) нельзя назвать хмурой или сумрачной, хотя изображена на ней поздняя осень. Ещё зеленеет трава на лугу, ещё не все листья пожелтели и облетели с деревьев, ещё чувствуется тепло, которое природа дарит нам. Так и само полотно, вроде бы обычный сюжет, давно знакомый городок, неброская природа, но как этот пейзаж горячит кровь, волнует сердце, будоражит чувства!..
     «Осень в Уржуме». Вид на Казанскую церковь. Совсем небольшая, но интересная картина. Художник даёт нам вид южной части города с высоты холма. Контрастные тёмные голые ветви переднего плана, словно выпирают из плоской картины. Сквозь них проглядывают уже пожелтевшие кроны деревьев, в которых теряются дома. Только храм возвышается над бушующим осенним морем листвы. Купол не серебрится в лучах солнца – пасмурно. На нём не видно креста, то ли он растворился в осенней дымке (тогда художник показывает нам дореволюционный Уржум) или его уже спилили (значит, современные дни). Понять это сложно, потому что нет на картине новых зданий. Одним словом, зритель сам определяет то время, какое представлено автором. Но ясно одно – это уржумская тихая и немного печальная осень. Изображение кажется нам объёмным, стереоскопическим – так ярко и правдиво написана картина. Это как взгляд из дома, оконная рама которого стала рамой картины.
     Задумкой художника было создать серию полотен (вернее даже, продолжить её) с видами храмов земли уржумской. И мечта несколько лет назад воплотилась в его произведениях. Начало ей положила работа со Свято-Троицким собором города. Затем последовали другие, на одной из которых автор изобразил Казанскую церковь в Уржуме. Следом он написал церкви в сёлах Архангельском, Рождественском и в Верхней Шурме. Они стали «портретами», то есть представленными в полной красе и величии.
     Для такой ответственной работы нужен был особый настрой, душевный порыв. И с поставленной задачей живописец успешно справился.
     Но есть и другие работы, где эти немалые для сельской местности сооружения «растворяются» в многообразии красок уржумского пейзажа, уходя на второй план, а купола церквей и кресты колоколен теряются в кронах буйной листвы берёз или тополей-великанов, окружающих храмы.
     Художник Карташев мастерски изображает воду. Это не зависит от того, что он пишет – тихий омут и пруд, поверхность которых не шелохнётся, или реку то в бурный паводок, то спокойно текущую меж берегов. Особо мила ему была маленькая картина, наверное, всего сантиметров двадцать на тридцать, называлась «Причал». Куст ивы, мостки и привязанная к ним призатопленная лодочка. Ты смотришь на них сверху, как бы с высокого берега. Здесь было изображено три состояния воды. В бортах лодки она спокойная, стоячая, в ней, как в зеркале, отражается кусочек неба. В заводи у берега, под кустом она в мелкой ряби, уже чувствуется её беспокойство, движение. Тут она просвечивает до дна, на котором вид­ны мелкие камешки. А ближе к середине реки, на стрежне, появляется рябь и даже небольшая волна. И всё это отражено так правдиво и точно, что Станиславский бы, наверное, сказал: «Верю!»
     Я долго просил Николая Николаевича написать её копию. Но он всё отнекивался, мол, будет уже не то, так, как на оригинале, не получится. Жаль, сейчас этой картины в Уржуме нет. Прямо с выставки она была подарена известному московскому композитору, которая была в нашем городе проездом. А повторить «Причал» художник не решается. Всё равно та, первая, будет всегда лучше...
     Выставки произведений художников в нашем небольшом городке – редкость. От силы раза три-четыре в году, и поэтому для уржумцев, кто любит и ценит живопись, это настоящий праздник. В большинстве из них участвуют местные мастера, но иногда приглашают живописцев из соседних районов или даже регионов. Есть возможность сравнить и мастерство, и технику исполнения и полюбоваться на красоты чужой стороны.
     На выставках Николай Николае­вич немногословен, даже немного скромен, подбирая нужные слова, говорит о своих картинах, творчестве, и ничего о себе. Ему интересно стоять в стороне и наблюдать реакцию зрителей. У одних его полотна вызывают восторг и восхищение, некоторые проходят мимо, не задерживая взгляд на его пейзажах или натюрмортах. Кое-кто подходит к художнику и просит подробнее рассказать о той или иной работе. Другие любители искусства предпочитают не выражать на людях свои чувства. Придут домой или на пути к нему будут мысленно возвращаться к полотнам, которые понравились, а через несколько дней вернутся на выставку, отойдя от того первого восторженного впечатления, не спеша обойдут экспозицию и смотрят, смотрят на то, что больше всего понравилось, что непременно нужно запомнить, запечатлеть в памяти.
     На выставки Карташева приходят и дети, и взрослые, коренные уржумцы и те, кто приехал в гости. Отзывы о его творчестве разные. Об этом за почти сорокалетнюю историю выставок, в которых он участвовал, свидетельствуют тома книг отзывов. Это помогает в ра­боте, к объективной критике надо прислушиваться.
     Есть у Карташева и свои почитатели, которые с превеликим удовольствием приобретают картины. Среди них уржумские семьи Силиных, Даровских, Шамовых и автора этих строк.
     Николай Николаевич с небольшим, но всё-таки сожалением расс­таётся со своими работами. С одной стороны, он и пишет для того, чтобы ими обладали другие, чтобы эти пейзажи и натюрморты тоже радовали их взоры. А с другой, тем не менее, жаль. Ведь каждая написана только в одном экземпляре.
     Зато приятно, когда твоя картина украшает чей-то дом или квартиру, особенно у тех людей, кто уехал из Уржума, но периодически наезжает в гости. Ностальгия. Некоторым хочется увезти с собой изображение кусочка малой родины.
     Приобретают его работы и в подарок знакомым и трудовому коллективу в честь юбилея или иного знаменательного события. Много увозят в Киров и другие города России. Есть его картины в Италии и Германии.
     Нужно отметить, что Николай Николаевич к своей первой юбилейной выставке сам готовил каталог. Он разрабатывал дизайн, размещал репродукции картин. К сожалению, тираж не велик. На персональной выставке 2004 года к своему 55-летию он экспонировал 62 картины. Столько же было и в 2009 году к 60-летнему юбилею.
     Николай Николаевич постоянный участник ежегодной весенней выставки «Поэзия уржумского пейзажа», открытие которой почти всегда совпадает с Днями поэта Николая Заболоцкого на уржумской земле.
    Рассказу о творчестве Н. Н. Карташева не раз предоставляли свои страницы и уржумская газета «Кировская искра», и кировская «Вятский епархиальный вестник», и межрайонная «Вестник Уржумской епархии», и краеведческий альманах «Уржумская старина». А впереди у ху­дожника много прекрасных событий (юбилеев и выставок), о которых с интересом прочтут любители его таланта.