Главная > Выпуск №4 > Купеческий род Лаптевых в Вятке

Купеческий род Лаптевых в Вятке

А. В. Рева

Когда-то купеческого сына Козьму Игнатьевича Лаптева назвали баловнем судьбы за то, что от отца ему в наследство достался немалый капитал, что выгодно женился на дочери пермского миллионера, тешил себя ездой на пони, а потом на злополучном автомобиле... А вот был ли он на самом деле баловнем судьбы, надо ещё посмотреть.

9.jpg

Козьма Лаптев.
Фото начала ХХ века

Лаптев рос в семье исконных старообрядцев, а там баловнями быть никому не дозволялось, тем более что у него было четверо братьев и сестра. Ну, а при наличии братьев, надо полагать, Козьме Игнатьевичу могла достаться в наследство лишь пятая часть отцовского капитала. А если вспомнить, что сам он растил шестерых детей, то можно ли говорить о том, что он страдал от безделья? И женился он не столь счастливо, не столь выгодно, ибо жена его умерла молодой. Хорошо, что сестра жены Полина Антоновна в то время оказалась рядом и приняла заботы о детях на себя. А то, что купеческие дела могли идти сами собой, такое можно сказать только от невежества! Сами собой дела могли идти только к разорению, к банкротству, коли же у Лаптевых до этого дело не дошло, давайте посмотрим на них более внимательно.

По складу характера, по широте натуры Козьма Игнатьевич был человеком замечательным. Он с юных лет увлекся прожектами, идеями братства и народного просветительства и, если бы его не сдерживали, запросто пустил бы семейный капитал по ветру этих идей. Его отзывчивость к людям, готовность на всякую просьбу откликнуться делом, помощью, знали все окружающие, и родители вынуждены были контролировать сына, ограничивать его контакты с людьми. Позднее, когда патриархи распределили свои имения наследникам, приоритет на них отдали внукам, записав за каждым из них долю на банковский счёт с тем, чтобы родители могли получать с капиталов только проценты, а сам капитал оставался неразменным до совершеннолетия наследников. Таким образом обеспечивалось будущее внуков, а родители их вынуждены были продолжать работу производств своих и торговли. Проценты с капитала обеспечивали семье Козьмы Игнатьевича безбедное существование, а доход он был волен тратить на поездки и подарки детям, пусть это была даже экзотическая лошадка-пони или автомобиль. И за то, что волею случая его автомобиль оказался первым на улицах Вятки, надо воздать ему должное как активисту технического прогресса.

У Лаптева выросли воспитанные и талантливые дети: Алексей, Мария, Елена, Юлия, Валентин и Николай – художники, научные работники, а Валентин Козьмич стал академиком. Добавим к сказанному то, что сам Козьма Игнатьевич был активным членом Вятской ученой архивной комиссии и членом губернского попечительного комитета детских приютов.

8.jpg

Семья Лаптевых на отдыхе.
Первый слева учитель В. А. Дьяконов

Писатель Ю. Г. Лаптев, лауреат Государственной премии, приходился племянником Козьмы Игнатьевича. Его отец, Григорий Игнатьевич, был пятым сыном в семье и тоже не был баловнем судьбы, поскольку с детства страдал эпилепсией, был освобожден от серьёзных занятий. Когда ему сосватали невесту, молодой человек выглядел вполне прилично. А в день свадьбы с женихом случился припадок. В соборе ждут молодых, а с женихом беда! Кое-как отводились с ним, привели в порядок, обвенчали. Невеста, Любовь Лукинична, – воспитанница гимназии, узнав о болезни мужа, смирилась со своей участью и занималась воспитанием детей – Юры и Зои. Их большой дом стоял на углу Стефановской и Николаевской улиц и сдавался жильцам. Семья же жила в меньшем доме на Казанской улице, вблизи заводов и выхода на природу. При больном отце детям жилось невесело, однако в доме дяди, в общении с детьми Козьмы Игнатьевича они находили занятия и утешение. Это и помогло их становлению во взрослой жизни, хотя Юрий предпочёл уехать в Москву, а Зоя на всю жизнь осталась тихой, скромной и одинокой учительницей. Миллиона же, положенного в банк на их имя, они так и не получили. Советская власть аннулировала всё, даже сиротские счета. Юрий Лаптев был вынужден жить во лжи, боясь сказать правду о времени и о себе. Он – красивый, сильный, образованный и воспитанный человек – должен был играть роли революционных солдат и матросов – классовых врагов буржуазии, с которой был связан кровным родством. Вот парадоксы нашей истории, которые нельзя замалчивать!

Возвращаясь к личности Козьмы Игнатьевича, повторим: это был открытый людям и миру человек. Его, как всякого доброго, доверчивого человека, нередко обманывали и осмеивали, ибо злые не щадят добрых, доверчивость ненавистна алчным.

Среди купцов Лаптевых можно выделить фигуру Трифона Михайловича Лаптева. Всякого рода остряки прикусывали языки, встречаясь с острым взглядом льдистых глаз Трифона Михайловича, словно стеной отгороженного от досужих разговоров. Хозяин завода, независимый и непоклонный, он вёл заводское дело сильной рукой, оставаясь в стороне от шумных благотворительных и увеселительных компаний. Лучшей его характеристикой служит то, что, в отличие от всех, он не завел телефона ни на заводе, ни дома. Словом, его фигура оставалась для обывателя загадкой, а если судить о нём нынешними вошедшими в моду категориями, то кое-кто признал бы Трифона Лаптева достойным получить венок с надписью «Покорителю Европы». Конечно, не ходил на Европу войной Трифон Михайлович, а, оставшись вдовцом, придумал наезжать в Европу за жёнами. Явится в Париж, выберёт красивую женщину и заключает с нею брачный контракт, в котором оговаривалось условие на проживание её в его вятском доме в течение года. Через год, по условиям контракта, он возвращал спутницу в Париж и заключал контракт с другой любительницей путешествий. При этом ему важно было иметь избранницей представительницу иной страны. Таким образом, Трифон Лаптев как бы изучал не только географию, но и этнографию Европы «наощупь» и полагал, что, в свою очередь, помогает Европе лучше понимать Россию. Понятно, вятские тайны лаптевского двора – это не мадридские тайны, поэтому вятское общество, шокированное обстоятельствами жизни Трифона Михайловича, отказывало ему в любезности принимать заморскую особу в своих домах. Вот и приходилось залётной птахе в клетке лаптевского дома считать деньки, торопить день вылета на волю...

На этом фоне фигура Ивана Игнатьевича Лаптева, руководившего фирмой «Игнатий Лаптев и сын», выглядела весьма положительной. Он был прост в общении, более доступен и снисходителен до всякого рода общественных интересов.  Сам был управляющим заводом – не из необходимости, а из любви к делу. Брата Порфирия он держал на отдалении, а потом и вовсе отстранил от дел.

До сих пор у нас речь шла о двух веточках родового древа Димитрия Исаковича Лаптева, а у него были и другие веточки – Артемия и Пимена, шумевшие на ветрах вятской истории. Нам же надо вернуть разговор к плотам Лаптевых, вошедших не только в фольклор, но и в большую литературу, в воспоминания академика С. А. Лихачёва, ребёнком путешествовавшего по Волге и видевшего на пароходе старика, суетливо окликавшего плотогонов: «Чьи плоты-те?» и сообщавшего окружающим: «Мои плоты-те!» Устами младенца глаголет истина. Мальчонку покоробила человеческая слабость – желание старика выделиться. Покоробила и запомнилась, и тревожила душу, пока он – академик – не вписал её в книгу своих воспоминаний. А вот другой, достаточно известный на Вятке человек, А. А. Прозоров, в своих воспоминаниях назвал нам имя шумливого старика-лесоторговца – Михаила Дмитриевича Лаптева! Так что давайте искать истину и писать об этом!