Версия для слабовидящихХудожник старшего поколения
Автобиография
А. И. Деньшин
Художник и педагог Алексей Иванович Деньшин (1893–1948) оставил яркий след в истории культуры Вятского края и России первых десятилетий советской власти. Хорошо известно, что именно благодаря ему в новую эпоху был возрождён и сохранился старейший вятский промысел – дымковская игрушка. Мы предлагаем нашим читателям ознакомиться с автобиографией Алексея Ивановича. Она датирована 20 июля 1948 года, а в конце декабря того года его не стало, что придаёт публикуемому тексту особое звучание, связанное с подведением итогов насыщенной важными делами и смыслами жизни художника-энтузиаста.
Я родился в г. Вятке в 1893 году, 26 сентября ст/стиля в семье служащего Вятского Губернского земства Ивана Николаевича Деньшина. Мой отец работал тогда заведующим по строительству и организации скипидарного завода в Пищальской лесной даче Орловского уезда (ныне существующий там Пищальский лесохимический техникум Халтуринского района)1.
Начальное образование получил в Вятской 3-классной городской школе, помещавшейся в здании пожарной каланчи на Театральной площади – в этой школе пробыл с 1901 г[ода] по 1904 год. Семья наша состояла из 7 человек: отца, матери – Марии Дмитриевны, старшего брата Аркадия (в то время студента Томского университета), среднего брата Владимира, меня и двух сестёр Зои и Надежды. В летнее время, на каникулы меня и брата Владимира отец обычно увозил к себе, в Пищальскую лесную дачу на скипидарный завод. Эти поездки на земских перекладных лошадях, с однообразным звоном колокольчика под дугой, по бесконечному Московскому тракту из города Вятки до города Орлова, потом просёлочной дорогой через село Истобенское с остановками на земских ямских станциях в сёлах, деревнях и, наконец, глухая 12-вёрстная дорога по девственному сосновому бору до самого завода – всё это оставило неизгладимое впечатление на всю жизнь от красот нашей северной природы, её полей, лесов, деревень и рек.
Жизнь с отцом в суровых условиях лесного быта – в среде строителей завода, простых вятских крестьян, в простых избах в сосновом бору, – имевшего столько неизведанного, таинственного очарования: летние утра, золотые закаты солнца, жаркие полдни, бурные дожди и грохот грозовых туч, ослеплявших ярким светом молний в тёмной лесной чаще – до сих пор в моей памяти, как прекрасный сон детских лет.
В 1904 году в зимнюю пургу ноябрьской ночи наша семья получила страшную весть о скоропостижной смерти отца, скончавшегося 4 ноября от кровоизлияния в мозг, – вдали от семьи в возрасте 44 лет на посту заведующего Пищальским скипидарным заводом. Семье нашей нечем было жить, пришлось брату Аркадию срочно выехать к нам на помощь, бросив учёбу в городе Томске. Он поступил фотографом в центральную фотографию В. М. Репина, помещавшуюся на ул. Николаевской (теперь ул. Ленина, где магазин КОГИЗ’а)2, и я в свободное от учёбы время помогал брату в его работе, промывал карточки, потом научился печатать их на фотобумаге, обрезал, наклеивал и также постепенно овладел всеми процессами фотографии. Это было первое моё знакомство с одним из видов прикладного искусства – фотографией.
Брата Владимира отдали в обучение вятскому иконописцу Василию Ивановичу Кротову, имевшему диплом об окончании иконописной мастерской Петербургской Академии художеств. Меня же брат Аркадий подготовил и помог мне поступить учиться в Вятское Александровское реальное училище, где я пробыл с 1905 по 1912 год, получив там среднее реальное образование за семь классов.
Под влиянием брата Владимира, проходившего серьёзную школу рисования и живописи по академической системе у опытного преподавателя В. И. Кротова, я с 4 класса реального училища стал все досуги отдавать рисованию карандашом и живописи акварелью с натуры. Много способствовал этому настойчивому увлечению также и наш преподаватель рисования в Реальном училище Павел Семёнович Кушелев, по образованию так называемый строгановец (Московское строгановское училище декоративного и прикладного искусства), добродушнейший, милый старик, всячески поощрявший робких учеников и много всегда рассказывающий нам о своих годах учения в г. Москве, о художниках, о самых простых элементарных истинах изобразительного искусства, которые для нас были тогда целым откровением.
В Реальном училище того времени рисованию уделялось много внимания: был оборудован специальный класс, с амфитеатром скамеек, с массой всевозможных пособий для рисования: гипсовых орнаментов, масок, рук, ног, голов и всевозможных чучел зверей и птиц для натюрмортов – ни в Мужской гимназии, ни в Семинарии, ни в Женской гимназии, ни в Епархиальном таких специальных классов рисования и в помине не было.
Земство стремилось быть передовым, и это сильно сказывалось на всей постановке реальных училищ.
В 1908 году в Вятском среднем Техническом училище (теперь Ветзооинститут)3 были открыты бесплатные рабочие воскресные курсы рисования и живописи, организованные по инициативе преподавателя рисования Ивана Фёдоровича Фёдорова. Это был опытный педагог, знаток своего дела, также окончивший Строгановское училище прикладного искусства в г. Москве, по духу и направлению своей художественной деятельности своеобразный «народник» в изобразительном искусстве.
Большой энтузиаст по популяризации народного изобразительного искусства – Фёдоров И. Ф. исключительно блестяще для того времени вёл эти воскресные курсы. Он увлекал своих учеников бесконечными беседами о русском искусстве, о русских художниках, о народном творчестве и народных мастерах. Наш Рисовальный класс в Реальном училище с преподавателем П. С. Кушелевым бледнел и терял своё обаяние перед этой богато обставленной аудиторией воскресных рабочих бесплатных курсов Технического училища. Многочисленные пособия, книги по искусству, художественные журналы с картин русских художников, красочные натюрморты из предметов народного искусства – тканей, цветистых шалей, расписных бураков, вятской пестряди, домоткани, синей с белым узором местной набойки, пёстрых ярких Дымковских игрушек, плюс к этому работа разнообразной техникой – углём с мелом, карандашом, акварелью, гуашью, темперой и масляными красками – всё это давало прекрасные результаты. Не хватало мест для желающих заниматься на этих курсах, они стали в тогдашней Вятке центром художественного воспитания молодёжи. Здесь, под руководством Фёдорова И. Ф. я впервые получил настоящие, серьёзные познания по теории и по практике в работе над рисунком, композицией, навыки в акварели, в технике масляных красок, а также по истории стилей, русского искусства и народного творчества, особенного Вятского, образцы которого неутомимо собирал и коллекционировал этот маленький, кругленький, живой художник, бескорыстно и беззаветно отдававший много времени, сил и терпения на работу со слушателями курсов. К сожалению, эти воскресные курсы просуществовали недолго – их скоро закрыли, так как вятскому губернатору они стали казаться «революционными» и возбудили его подозрение постановкой учебного дела и огромной тягой на них молодёжи.
В 1909 году в Вятке открылась 3-я художественная выставка картин местных профессионалов-художников и любителей-самоучек, содержание этой выставки было весьма пёстрое, случайное как в подборе экспонатов, так и в содержании картин, этюдов и рисунков.
Всё же эта выставка картин была первым толчком к объединению художественных сил г. Вятки в вятский художественный кружок.
В 1910 году под влиянием приезжего художника из села Мотеры, молодого иконописца В. Антоновского, поступившего работать к Кротову, – все ученики его мастерской, в том числе и мой брат, Владимир, «взбунтовались». Получая гроши за свою работу, и находясь в кабале у этого предприимчивого хозяйчика, владельца иконописного заведения, и не видя впереди ничего отрадного, кроме ремесла, они сговорились сообща ехать учиться в Москву. Это группа – В. Антоновский, А. Исупов, А. Репин и В. Деньшин – поступили учиться в Московское училище живописи, ваяния и зодчества по классу живописи. В это же время там учились вятичи Л. А. Сырнев, А. А. Демидов, которые перешли туда по окончании Казанского Художественного училища и на ученических выставках стали выдвигаться своими работами, особенно А. Репин и А. Исупов. Приезжая на лето в г. Вятку на этюды, эти художники собирали вокруг себя молодёжь, мы включались в их группу и работали с ними на природе, на воздухе – этюды акварелью, масляными красками, – и я незаметно для себя проходил лучшую школу тогдашнего изобразительного искусства.
Организованный в 1910 году Вятский художественный кружок при содействии известных вятских художников В. М. Васнецова, А. М. Васнецова, А. А. Рылова, проживавших в г. Москве, Н. Н. Хохрякова – местного художника и Машковцева Н. Г. – искусствоведа – открыли в г. Вятке Художественный музей, получивший в дар из г. Москвы небольшое, но ценное собрание картин лучших русских художников.
Посещаемость Художественного музея была в то время огромна, и музей, несомненно, явился первым очагом развития художественного вкуса и восприятием культуры русского изобразительного искусства не только нас, молодёжи, но и широких масс трудящихся тогдашней Вятки.
Объединив всё наличие местных художников-профессионалов, учителей, студентов, учащихся, рабочих и служащих, Вятский художественный кружок с 1910 года организовал в г. Вятке весенние ежегодные художественные выставки, используя для этой цели школьное здание гимназии (теперь школа Красина)4.
С 1910 года я стал впервые выступать со своими работами на этих местных художественных выставках наряду с квалифицированными художниками. Особенно сильное влияние на меня оказал тогда своими пейзажами, композициями и пейзажами с натуры молодой талантливый художник А. В. Исупов – сын вятского резчика по дереву В. П. Исупова.
Художник В. Дульский писал в местной газете восторженные отзывы об исуповских пейзажах, отражавших в себе лирику и поэзию наших широких вятских просторов и северных русских мотивов.
В Москве успех А. В. Исупова был выдающимся: его ещё студентом Московского училища живописи, ваяния и зодчества приняли в число членов участников Выставок Союза русских художников.
Второй художник-жанрист – вятич А. Репин (20 лет), имевший в Москве не меньший успех, – в 1912 году неожиданно для всех нас покончил жизнь самоубийством по приезде в Вятку, в силу каких причин, это так и осталось для нас загадкой.
Совместная работа с А. В. Исуповым во время его летних приездов над этюдами с натуры окрестной города Вятки, затем близкое знакомство с местным художником-старожилом Н. Н. Хохряковым (учеником Шишкина) окончательно меня укрепили и поддержали в стремлении посвятить себя изобразительному искусству и стать художником-пейзажистом. Но сразу пойти по намеченному пути мне не удалось, окончив в 1912 году Реальное училище я поехать учиться в Москву не смог из-за отсутствия материальных средств, а каких-либо стипендий, пособий на учение было ждать не откуда. Выручила меня тогда из этого трудного положения любовь к музыке: увлекаясь в Реальном училище рисованием, я одновременно с 4 класса учился играть на виолончели у преподавателя музыки скрипача Б. Д. Кубланова, который, дав элементарные знания, направил меня заниматься и совершенствоваться у А. Н. Васнецова (талантливого, потом безвременно погибшего виолончелиста), племянника известных художников – братьев В. М. и А. М. Васнецовых. Полученное мною у него музыкальное образование дало возможность поступить на работу виолончелистом в «трио» в кинотеатр «Прогресс». Скопив таким образом от этого скромного заработка рядового музыканта небольшую сумму денег, я в 1913 г[оду] смог поехать учиться в г. Москву.
По рекомендации художника Н. Н. Хохрякова я показал все свои работы его друзьям – знаменитым художникам В. М. и А. М. Васнецовым. Они весьма сочувственно отнеслись ко мне, как земляку, одобрили мои рисунки, этюды и картины, и осенью 1913 года, выдержав сильный конкурс-экзамен (из 300 человек приняли 30 человек), я был зачислен студентом Московского училища живописи, ваяния и зодчества в головной класс. Обучаясь на этом основном курсе, я стал одновременно заниматься в пейзажном классе под руководством академика живописи А. М. Васнецова.
На 35-й Рождественской выставке 1913 года учащихся Московского училища живописи, ваяния и зодчества я имел успех своими 4 пейзажами, они были отмечены и приобретены за 200 рублей. В то время для меня – нищего студента – это было целым богатством.
С 1917 года на всех выставках в г. Москве, на которых я участвовал, мне неизменно везло счастье в работах.
В 1914 году С. Мамонтов отметил в своей рецензии мою картину «Северный пейзаж».
В 1915 г[оду] на Выставке-конкурсе Московского общества любителей художеств я получил первую премию им. Мазурина 500 рублей за жанр – картину «Базар в провинции», которую пожертвовал в Вятский художественный музей по совету Н. Г. Машковцева.
Изобилие всевозможных художественных группировок различных направлений от передвижников до футуристов, посещение многочисленных выставок, Третьяковской галереи, Румянцевского музея, Цветковской галереи, музея изящных искусств, московских театров, симфонических концертов, публичных лекций, диспутов об искусстве давало мне возможность быстрого роста и дальнейшего развития в работе над собой, как художником.
Встречи, знакомства с большими художниками этой эпохи, их советы, указания, консультации, работа над этюдами в летнее время с натуры в родных местах – всё это обогащало новыми знаниями, опытом и вело меня к дальнейшему совершенствованию.
Незабываемы для меня встречи с В. Маяковским (он был тогда учеником Московского училища живописи, ваяния и зодчества), с Рыловым, Коровиным, учёба у Касаткина, Милорадовича, Горского, А. М. Корина, Малютина и всё то время кипучей студенческой жизни художника.
Не раз видел и слушал Шаляпина, Собинова, Нежданову, Скрябина, Рахманинова, Глиэра, Бузони, Кусевицкого, Качалова, Книппер-Чехову и других больших мастеров искусства той эпохи.
Не прошла для меня бесследно также любовь к народному искусству, привитая мне в г. Вятке вышеупомянутым художником И. Ф. Фёдоровым, которая к 1917 году вылилась у меня в серьёзную работу над собиранием и над зарисовкой образцов вятских народных художественных изделий, особенной Дымковской игрушки.
По советам и указаниям художников А. М. Васнецова и Н. Д. Бартрама, я составил альбом-монографию рисунков Дымковской глиняной игрушки, которая была издана в г. Москве в 1917 году и сразу же мне принесла славу, популярность и успех в художественных кругах.
Проработав всё лето 1917 года над ручкой5 окраской рисунков к этой монографии, я возвратился в Москву, где прожил зиму, и, видя неопределённость учёбы по искусству (Московское училище живописи, ваяния и зодчества, Академия художеств в то время были закрыты), я вернулся в 1918 году в г. Вятку, здесь поступил заведующим Отделом Искусств в Вятском ГубОНО. Вёл работу по организации художественных студий в г. Вятке, в г. Слободском, в г. Халтурине и в г. Глазове.
Одновременно в музыкальной и драматической студии читал лекции по искусству, а по воскресеньям – лекции в Художественном музее для экскурсий.
В 1919 году выехал снова в Москву, там поступил учеником во ВХУТЕМАС (Высшие художествен[но]-технич[еские] мастерские) в мастерскую художника И. М. Машкова6 (Нокойпого)7, заслуженного деятеля искусств, и на вечерние рабочие курсы полиграфической печати, где изучал литографию и репродукционные способы печати под руководством известного художника Сергея Глаголя8, лектора и автора многочисленных трудов по изобразительному искусству.
Тяжёлое материальное положение вынудило меня бросить учёбу в г. Москве и возвратиться в г. Вятку, куда я получил назначение от Наркомпроса РСФСР на должность художника, руководителя игрушечного отделения Вятских художественно-промышленных мастерских, в которых я прослужил с 1919 г[ода] по 1923 год.
Работу над пейзажем с натуры я не оставлял и также продолжал делать зарисовки народных игрушек местных мастеров как в музеях г. Вятки, так и у самих мастеров, знакомясь с ними лично.
В 1923 году, стремясь окончить своё художественное образование, я выехал в г. Ленинград и там поступил в Художественно-промышленный техникум (бывшая школа поощрения художеств) на керамическое отделение.
В Ленинграде за короткое время приобрёл обширный круг новых знакомых в художественной среде.
Профессор Л. Г. Оршанский дал мне возможность зарисовать всю его коллекцию народных игрушек, а в Русском музее в этнографическом отделе я зарисовал большое количество стариннейших глиняных народных игрушек и керамических изделий.
В Ленинградском кустарном техникуме мне также удалось познакомиться с разнообразной техникой художественной народной игрушки.
Экскурсии на Ломоносовский фарфоровый завод и в Музей фарфора при этом заводе открыли мне огромное богатство этого вида изобразительного прикладного искусства.
В 1923 году мною был заключён договор на альбом рисунков-автолитографий Дымковской глиняной игрушки, которые я выполнял на литографских камнях в литографии им. Ивана Фёдорова. Эти рисунки появились только в 1929 году в Московском худож[ественном] издательстве.
В Ленинграде я женился и поступил на работу в Детский приёмник преподавателем ИЗО.
Лето 1924 года прожил в Павловске, где писал этюды Павловского, Детскосельского парков. Часть этюдов писал в Петергофе.
В 1925 году возвратился в Вятку с женой и сыном и поступил преподавателем ИЗО в областную школу глухонемых и в жел/дорожную школу № 5.
В 1925 году для местного Губ. Кустпром[а] мною была выполнена работа – серия таблиц-пособий «Технология народной кустарной игрушки» для выставки игрушек, организованной в Музее искусств и старины.
В 1926 году в г. Вятке была вновь издана моя книжка о Дымковской глиняной игрушке, посвящённая творчеству А. А. Мезриной. Тираж издания был очень незначительным и большого распространения этот труд не получил, несмотря на ряд хороших отзывов, и прошёл почти незаметно.
Весной 1926 года я ездил от жел/дорожной школы № 5 в г. Свердловск на конференцию учителей, на обратном пути заехал в г. Нижний Тагил, где проживал мой зять В. М. Горелов, женатый на моей сестре Зое. Меня поразила суровая красота каменного гористого Урала, особенно дорога обратно по Горноблагодетской – река Чусовая в полном разливе и бесконечные панорамы гор, лесов, ущелий, речушек в весеннем наряде.
Во время пребывания в Нижнем Тагиле и по дороге обратно я делал зарисовки карандашом, жалея, что не имел возможности в столько короткий срок поездки поработать этюды.
Летом 1926 года состоялась экскурсия учащихся Вятской областной школы глухонемых по маршруту рек Вятка – Кама – Волга до г. Самары. Как преподаватель ИЗО я принял участие, и в пути туда и обратно я с парохода делал зарисовки карандашом и акварелью пейзажей. Жигулёвские горы перед Самарой удивили своей как бы первобытной красотой лесных берегов и необъятным простором водной глади реки Волги.
По возвращении из этой экскурсии в августе месяце я поехал в Крым всей семьёй – с женой и сыном на отдых в г. Ялту.
Для непривычного глаза северянина пейзаж Крыма произвёл на меня впечатление слишком рафинированных ярких красок. По дороге морем из Севастополя в город Ялту я зарисовал наиболее эффектные по оснащению, колориту и композиции быстро бежавших картин берегов Крыма.
В Ялте писал этюды, но что-либо оригинальное, большое в них создать не удалось, в силу, может быть, короткого пребывания в г. Ялте и, возможно, резких контрастов южного яркого пейзажа в сравнении со спокойными, притушенными тонами вятских полей и лесов.
По возвращении с юга в г. Вятку я начал усиленно готовиться к показу своих работ и в 1927 году мне Музей искусства и старины в лице художников Н. Н. Хохрякова и Н. Н. Румянцева (директора музея) сильно помог, представив помещение для выставки, – это была моя первая персональная выставка картин и этюдов в г. Вятке.
Я экспонировал до 60 работ и дал их показ по следующим разделам:
– 1-й – Вятские пейзажи с 1917 года по 19__ год;
– 2-й – Пейзажи Павловского и Детскосельского парков за 1924 год;
– 3-й – Пейзажи Крымские за 1926 год.
На этой же выставке был стенд, посвящённый городу Вятке и области, на нём экспонировались следующие картины: «Древний Хлынов», «Вятка в 1802 году», «I-е мая 1926 года в г. Вятке на пл. Степана Халтурина», «Пожар г. Котельнича в 1926 году». Эти четыре картины были с выставки куплены Вят[ским] Губ[ернским] Домом Крестьянина, там они красовались в течение десятка лет, а потом куда-то исчезли, и дальнейшая судьба их мне не известна. Много картин и этюдов с выставки были приобретены частными лицами.
Держась заведённого мною обычая с[о] времён учёбы в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, выставку я зафотографировал всю и фото[графии] сохранил почти полностью до сих пор.
Зимою 1927 года по предложению директора и художественного руководителя Вятского театра артиста Б. Н. Радова я взял на себя оформление пьесы «Царь Фёдор Иоаннович» – это был мой дебют на поприще театрального художника. Исходя из своей работы в области народных художественных ремёсел, оформление этой пьесы я дал в народном сказочном стиле, и оно имело успех.
От Б. Н. Радова я получил приглашение работать в Вятском театре постоянным художником, но отказался в силу того, что был на службе в областной школе глухонемых и не хотел из г. Вятки никуда выезжать.
В 1927 году по заказу Вятского Губ[ернского] Дома Крестьянина я выполнил ряд стенных росписей-панно на тему «С доисторических времён – от каменного века к эпохе коммунизма». Мне здесь пришлось впервые столкнуться в этой работе с техникой фрески, и в то время меня это сильно увлекло, но, к сожалению, таких заказов на стенную роспись в г. Вятке в то время не было, кроме этого случайного заказа.
В 1927 году для местного Музея Революции (теперь краеведческого)9 я выполнил картину «Древний Хлынов» по рисунку града Хлынова, обнаруженного в то время известным вятским фотографом С. А. Лобовиковым при фотографировании древней иконы «Преподобный Трифон – Вятский чудотворец», находящейся по сейчас в экспозиции краеведческого музея.
В 1928 году я организовал при Вятском Церабкоп’е краткосрочные курсы по кустарной игрушке и прикладному искусству. Эти курсы просуществовали 6 месяцев и привлекли около 600 учеников, занятия велись в две смены по видам производства из глины, гипса и папье-маше, по окончании которых мною была организована выставка этих курсов в Гор[одском] Театре.
В 1929 году из областной школы глухонемых я ушёл и стал уполномоченным Всекохудожник Ленинградского отделения. Работа моя заключалась в организации 10 деревообделочных мастерских, изготовлявших деревянный кубик из отходов местных лесозаводов. Эти кубики до 500 000 штук в месяц отгружались в г. Ленинград, где оклеивались красочными картинками на детские сюжеты.
В 1934 году Всекохудожник (Ленинградск[ое] отделен[ие]) ликвидировал эти мастерские в г. Вятке за ненадобностью полуфабриката кубиков, и я поступил тогда в Вятский филиал Всесоюзного Научно-Исследовательского института по игрушке художником-конструктором по игрушке. В этом же 1934 году я организовал в Вят[ском] Губ[ернском] музее искусства и старины большую выставку «Детской игрушки от народной старинной до современной фабричной игрушки».
Успех этой выставки был исключительным в истории Вятского художественного музея, так как за всё время показа экспонатов в музее перебывало 15 000 человек посетителей – был поставлен рекорд посещаемости музея за все прежние годы.
В 1934 году в г. Вятке впервые организуется творчество «Кировский художник». Я принял самое деятельное участие в этом деле и был тогда одним из первых членов правления.
В 1935 году получив персональный вызов Наркомпрос’а РСФСР, выехал в г. Москву и поступил работать в Комитет по игрушке при НКП РСФСР художником-консультантом по секции народной игрушки. За неимением комнаты в г. Москве жил в г. Загорске у писателя В. Пушкова, автора многих пьес и романов. Загорск и раньше, ещё в 1915 году пленял меня красочностью древних архитектурных построек – цельного и стройного ансамбля русского народного творчества, пользуясь случаем, я в г. Загорске писал этюды акварелью с натуры.
В 1936 году участвовал двумя картинами на Октябрьской выставке, организованной МОССХом, картины были: «Ссыпка хлеба на колхозной мельнице» и «Сирень» – натюрморт.
По ликвидации Комитета по игрушке в 1937 году снова вернулся уже не в Вятку, а в г. Киров.
В 1936–1937 г[одах] в г. Москве у меня заводом им. Сталина, в г. Перми (теперь г. Молотов)10 были приобретены пейзажи в количестве 30 штук, где теперь они находятся до сих пор.
По возвращении домой всё лето 1937 года я напряжённо работал пейзажи с натуры в окрестностях г. Кирова, вверх по реке Вятке – деревни Решетники и Лянгасово.
Кировский художественный музей имени А. М. Горького11 в лице директора музея т[оварища] Е. С. Москалец и его заместителя Г. М. Боголюбова предложил мне организовать показ моих работ, исполненных за эти годы.
В 1938 году в Художественном музее им. А. М. Горького была открыта моя 2-я персональная выставка картин. На этой выставке экспонировалось 44 работы-картины и этюды. Был издан каталог выставки с небольшой монографией, с приложением 4 репродукций картин и указателем при нём перечня всех моих работ по народной игрушке. Хорошо смонтированный каталог выставки с вводной статьёй к нему директора музея Москалец и Боголюбова подытожил мою творческую работу как местного художника за время с 1910 по 1938 год, т[о] е[сть] за 28 лет.
Успех у кировчан выставка имела большой, была отмечена статьями в местной газете «Кировская правда» Е. С. Москалец и газ[ете] «Комсомольское племя» Г. М. Боголюбова. Почти все картины и этюды с выставки были распроданы ряду организаций – Кировскому пединституту, творчеству «Кировский художник» и частным лицам. Картина «Омуток» приобретена Кировским художественным музеем им. Горького.
В январе 1939 года я получил персональный вызов от управления по делам искусств при Совнаркоме РСФСР на съезд художников старшего поколения на выставку, где были приняты моих два пейзажа «Вечер» и «Осенний день».
В Москве нам, художникам старшего поколения, были устроены встречи с рядом московских художников, и в том числе с А. М. Герасимовым – народным художником.
По возвращении из Москвы в г. Киров, я в марте 1939 года получил предложение от дирекции Кировского областного театра юного зрителя оформить спектакль «Василиса Прекрасная». Художественный руководитель ТЮЗа москвич С. М. Крепуско дал мне установку – этот спектакль оформить в стиле Дымковской народной глиняной игрушки, несмотря на короткие сроки, некоторые недостатки в общем ходе работы – линии оформления пьесы были взяты правильно, и спектакль прошёл с большим успехом.
В апреле 1939 года по заданию областной выставки и Кировского облисполкома, я снова выехал в г. Москву, но во главе бригады мастеров Дымковской игрушки для художественного оформления зала Кировской области павильона «Ленинград – Северо-Восток» на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке. Бригада эта состояла из меня, Е. А. Кошкиной, Е. И. Пенкиной, О. И. Коноваловой и З. Ф. Безденежных. Поездка в г. Москву и работа по оформлению зала Кировской области была своего рода триумфом нашего дружного коллектива по народной игрушке. Оформление было сделано в короткие сроки, но произвело в г. Москве большой эффект своей оригинальностью, красочностью и новизной применения элементов народной игрушки в архитектурном оформлении зданий. Работа нашего коллектива была отмечена московской общественностью, печатью, и Кировский облисполком за эту работу премировал всех участников.
В 1939 году в г. Кирове местным ОГИЗом была издана моя книжка «Ёлка» по игрушке-самоделке.
1939 год, также как 1937 и 1938 годы, был для меня особенно напряжённым по работе и дал в творческом отношении очень много как материально, так и морально.
В 1940 году в апреле я снова получил персональный вызов на работу по оформлению зала Кировской области.
Мною была проведена индивидуальная работа по художественному оформлению потолка зала Кировской области павильон «Ленинград – Северо-Восток». По окончании этой работы я ещё работал по художественному оформлению зала Пензенской области павильона центральных областей и декоративных стендов-панно павильона «Физкультура» на этой же выставке, которые выполнил со своей женой Е. Косс.
В 1940 году в марте месяце Кировский областной драматический театр предложил мне оформить спектакль по пьесе [А. Е.] Корнейчука «В степях Украины», художественным руководителем театра тогда был небезызвестный и талантливый И. С. Ефремов. С ним работать было легко, и декорации, написанные по моим эскизам, три акта-картин из пяти шли под аплодисменты публики. Газета «Кировская правда», давая хороший отзыв в своей рецензии на постановку этой пьесы, отметила мою работу так: «Декорации местного художника Деньшина, показанные впервые на нашей сцене, – поражают своей красочностью». Конечно, читать такой отзыв о своей работе мне было очень лестно, так как я в жизни выступал, как театральный художник только третий раз (после 1926 г[ода] и 1939 г[ода]) и очень боялся суровой критики местных ценителей театрального искусства. Несмотря на заманчивые условия продолжать работу в Областном драматическом театре уже как почтенный художник театра, я всё же не рискнул только потому, что столкнувшись близко с театральной жизнью, понял, насколько напряженна и ответственна роль художника при постановках современных и исторических пьес. Я колебался некоторое время, но, учтя свой возраст, предпочёл идти прежней дорогой простого художника, как более спокойно во всех отношениях.
В июле 1940 года по вызову районного краеведческого музея я выехал в г. Молотовск (бывш. Нолинск)12, по заказу этого музея выполнил картины «Старый Нолинск», «Город Молотовск в 1940 году» – эту картину писал с натуры в городе, располагаясь на крыше соседнего дома с музеем со всеми своими принадлежностями – мольбертом, холстом, красками. Молотовские жители, проходя по улице, останавливались и таращили на меня глаза, видимо, картина для них была необычной – на крыше человек в шляпе что-то мажет на холсте. Один старик был настолько любопытным, что не постеснялся неудобств и по шаткой лестнице забрался ко мне на крышу, и под лучами июльского жаркого солнца у меня с ним завязалась беседа об искусстве и о цели моей для него странной работы. После этих картин я написал с натуры картину «Домик Дзержинского на Яранской улице», также приобретённую у меня для музея. Для себя я написал ряд этюдов, из них: интерьер комнаты Дома музея им. В. М. Молотова и общий вид дома-музея имени В. М. Молотова. Эти две вещицы потом, в 1944 году, у меня приобрёл для себя лично известный советский композитор Н. М. Нолинский, бывший в это время в эвакуации в г. Кирове и работавший тогда над музыкальным оформлением театральных постановок Кировского областного драматического театра. Эти картины были связаны с его (Н. М. Нолинским. – Прим. ред.) пребыванием в прежние годы в г. Нолинске, так как он является родным братом В. М. Молотова.
Потом я писал ещё раз «Домик Дзержинского на Яранской улице» для себя и с горы большую панораму – вид современного города Молотовска, предназначив их для выставки 1941 г[ода] в г. Кирове, но вспыхнувшая Великая Отечественная война решила судьбу этих картин иначе: я их отдал на временную экспозицию-выставку для раненых №-ского госпиталя, который помещался на ул. Коммуны13 рядом с Облдрамтеатром, и по ликвидации госпиталя в 1945 году эти картины мне не возвратили и в госпитале их не нашли – куда они исчезли – для меня осталось до сих пор неизвестным.
Во время пребывания в г. Молотовске я писал ряд небольших этюдов окрестностей и в августе 1940 г[ода] музейный работник Дома-музея им. В. М. Молотова пригласил меня на экскурсию научного порядка в колхоз «Ударник» в пяти километрах от г. Молотовска. Для меня это было счастливой находкой: я увидел трудовую жизнь колхозников этого передового колхоза в области, и мне захотелось отобразить его в картине, но за неимением времени тогда провести это желание в жизнь мне не удалось.
С этим же музейным работником я отправился во вторую научную экскурсию – надо было собрать для Дома-музея имени В. М. Молотова материалы к 20-й годовщине разгрома Степановской банды. Из г. Молотовска мы вдвоём отправились пешком 25 километров до села Лебяжье. Август был на редкость жарким – бесконечные колхозные поля с золотой пшеницей, леса, деревушки, широкие панорамы, открывавшиеся нам по дороге и путь 10 километров по дремучему сосновому бору невольно вызвали у меня воспоминания детских лет о Пищальском скипидарном заводе. Не обошлось, конечно, без некоторых казусов: в средине бора мы сделали привал у дома лесника, который напоил нас холодной водой, расспросил о цели путешествия, а потом уже сопровождал нас верхом на своей лошади до самого конца бора, выходившего на самый берег р. Вятки у села Лебяжье, видимо, считая нас за подозрительных бродяг.
Село Лебяжье – историческое место по раскопкам археологов, расположенное на крутом берегу реки Вятки, – меня очаровало своей живописностью. Материалов о разгроме Степановской банды в 1920 году в с. Лебяжье нам никто не мог дать, направили за пять километров до села Красногорье. Как истые энтузиасты науки, мы терпеливо брели туда, расспрашивая в деревнях о событиях 1920 года в этих краях, но все как-то странно отнекивались и в одной деревушке указали на старика, который пережил всё это. Но старик неожиданно оказался глухим и разыграл перед нами довольно с большим мастерством доморощенного актёра роль выжившего из ума глухого деда. Только в колхозе дер. Бысуново, рядом с этой деревушкой, нашли председателя этого колхоза, сознательного человека, который просто и правдиво безо всяких прикрас рассказал всю историю возникновения Степановской банды и своё участие. Он был так расположен к нам, что после нашей ночёвки в его колхозе на другой день свёл нас в соседнюю деревню Филипповскую, где показал все места тогдашних событий, где он сам был очевидцем.
Моя поездка в г. Молотовск была удачной во всех отношениях, и я получил большую творческую зарядку для своей дальнейшей работы.
Война 1941 года опрокинула все мои планы: работа творческая в т[оварищест]ве «Кировский художник» была свёрнута, производственная работа цеха Дымковской игрушки, организованного в 1940 году и бойко работавшего, была также прекращена.
Последний заказ в 1941 году был на картины для зала ресторана станции Киров-I, я написал тогда картину с натуры «Халтуринский сад в г. Кирове» и огромное панно «Театральная площадь в г. Кирове».
Зима 1941 года и весна 1942 года протекали для нас в труднейших условиях как бытовых, так и экономических. Можно много писать об этом периоде героической борьбы на фронте и о напряжённой работе тыла.
Лето 1942 года принесло нам подъём творческой работы в помощь фронту: Отдел Искусств при Кировском Облисполкоме заключил с местными художниками договоры на картины, отображающие героическую борьбу Советского Союза с подлым фашизмом.
Я выбрал для себя тему: «Хлеб – фронту» и для выполнения этой задачи наметил работу в колхозе «Ударник». Ездил два раза в этот колхоз, написал ряд этюдов с натуры, сделал эскиз картины, принятый потом Художественным Советом, и осенью закончил большую картину «Уборка военного урожая в колхозе “Ударник” Молотовского района».
Одновременно приступил снова к работе художественного руководителя цеха Дымковской игрушки. Несмотря на то, что коллектив состоял из 12 человек и все наши знаменитые старушки-мастера боялись, что в эту трудную военную пору Дымковская игрушка не пойдёт и будет никому не нужна, оказалось наоборот. Мы не успевали выполнять заказы на Дымковскую игрушку – она расходилась мгновенно, в местных магазинах спрос на неё был огромный, особенно со стороны большой массы эвакуированных.
Сейчас только мне стал понятен тогда необъяснимый парадокс – на тяжёлом, суровом фоне военных дней Дымковская глиняная игрушка была радостным красочным пятном, проникнутым бодростью и оптимизмом русского народного творчества.
В 1943 году я писал картины-композиции на темы: «Лыжники» для областной выставки, для Ремесленного училища № 6 композиции: «Молодая смена», «Военная учёба», «На производстве», «Бой танков» и ряд натюрмортов для оформления помещения столовой Ремесленного училища № 6.
По договору со Всекохудожником написал картину «Летний пейзаж» для Московской выставки.
В ноябре 1943 года выехал в г. Москву по вызову Московского Научно-Исследовательского Института по художественной промышленности, по договору с этим Институтом коллектив мастеров Дымковской глиняной игрушки под моим руководством выполнил серию тематических экспонатов на Выставку-конкурс по детской и народной игрушке.
Привезённые мною на эту выставку 90 экспонатов произвели большое впечатление, и на этом конкурсе-выставке наш коллектив Дымковской глиняной игрушки получил первую премию по разделу народной игрушки в сумме 5 000 рублей. Эта награда ещё больше воодушевила тогда всех членов нашего дружного коллектива, и несмотря на тяжёлые экономические условия того времени, период 1943–1944 года был особенно богатым и показательным в отношении подъёма и развёртывания творческой работы как для старых, так и для молодых мастеров Дымковской игрушки.
Весной и летом 1944 года я развернул снова работы над рядом больших пейзажей, используя для этого этюды, исполненные за предыдущие годы.
По заказу редакции газеты «Кировская правда» мною была написана композиция «Осень», по договору с Отделом Искусств – пейзаж «Летний вечер» и по договору со Всекохудожником – пейзаж «С берегов реки Вятки».
Осенью того же года для организованного в г. Кирове Авиатехникума я написал следующие большие картины: «Воздушный десант», «Лесной аэродром», «Родные просторы», «Золотая осень» и «Река Вятка», где они находятся и сейчас.
В 1945 году по вызову Комитета по делам Искусств при Совнаркоме СССР (теперь при Совете Министров СССР) я выехал в г. Москву для сдачи творческих работ по законченному договору на Всесоюзную выставку Народного Декоративного Изобразительного Искусства. Мною для этой выставки были выполнены в совершенно новом материале (глинобумага с окраской натуролаками) две скульптурные композиции «Теремок» и «Богатыри слушают древнего Бояна». Эти мои работы в своей основе исходили их техники и мотивов Дымковской народной игрушки и были приняты выставкомом сразу безо всяких поправок и исправлений, что, в свою очередь, служило показателем хорошей оценки и являлось для меня лично большим творческим успехом.
С июля 1945 года до марта 1946 года я прожил в г. Москве, выполнив ещё ряд творческих работ, из них была мною создана по заказу Комитета по Делам Искусств при Совнаркоме СССР для вышеуказанной выставки третья композиция «Вятский расписной сундучок с набором миниатюрных Дымковских игрушек», сделанных из того же нового материала – глинобумаги, и также была сразу принята выставкомом безо всяких переделок и поправок.
В январе 1946 года Всекохудожнику по договору от 1944 года мною был сдан большой альбом красочных рисунков «Дымковской глиняной народной игрушки» в количестве 120 рисунков. Означенная работа получила при сдаче одобрение выставкома и была рекомендована к изданию в издательство «Искусство».
В феврале 1946 года по договору от 1944 года с Управлением по делам Искусств при Совнаркоме РСФСР (теперь Комитет по делам искусств при Совете Министров РСФСР) была сделана научно-исследовательская работа – монография на тему «Дымковская народная глиняная игрушка, её мастера, история и значение» с текстом и приложением 100 красочных рисунков.
В 1946 году в феврале на выставком был принят на Всесоюзную периферийную выставку мой пейзаж «Лесное озеро».
Лето 1946 года я провёл в г. Кирове, все свои досуги посвящая работе на тему «Народные художественные ремёсла Кировской области в прошлом и настоящем», с текстом в 34 очерка по видам художественных ремёсел и к нему 160 красочных рисунков.
Материал мною собирался частью по коллекциям местных музеев, частью с натуры непосредственно.
Означенная монография мною выполнялась по договору от 1945 года и осенью, в ноябре, 1946 г[ода], была принята Отделом по делам Искусств при Совете Министров РСФСР.
Одновременно была там же принята моя картина на тему «Старейшие мастера Дымковской игрушки – Кошкина Е. А. и Пенкина Е. И. за работой», заказанная мне в 1943 году, и которую закончить удалось только в 1946 году.
В 1947 году летом я выехал в город Молотовск Кировской области (бывший Нолинск) и написал ряд этюдов на тему «Г. Молотовск – родина В. М. Молотова». Одновременно написал серию этюдов пейзажей на тему «Социалистическое строительство. Колхоз “Ударник”».
На Кировскую областную художественную выставку у меня было отобрано для экспозиции 15 работ пейзажей. Работа выполнялась по договору с Отделом Искусств Кировского облисполкома. Три картины: «Электростанция колхоза “Ударник”», «Дом-музей имени В. М. Молотова» и «Учес» – были переданы Художественному музею имени А. М. Горького. Сейчас они находятся в экспозиции музея, в отделе Советской живописи.
По договору с творчеством «Кировский художник» мною была выполнена большая картина «Уборка урожая в колхозе “Ударник”». Эту картину приобрёл в 1947 году Омутнинский металлургический завод для своего клуба.
За 1946 и 1947 годы большое количество творческих работ-пейзажей было у меня приобретено для реализации творчеством «Кировский художник».
В 1948 году в поездку в г. Москву мною были взяты для показа в оргкомитете 5 работ-пейзажей на тему «Г. Молотовск – родина В. М. Молотова».
Народный художник СССР, Лауреат Сталинской премии, Президент Всесоюзной академии художеств А. М. Герасимов эти мои работы одобрил и отметил их хорошее качество.
В 1948 году журнал «Огонёк» принял у меня для печати в очередном номере «Мои воспоминания» и три рисунка к ним. Журнал «Мурзилка» также принял статью «Дымковские мастера» с рисунками.
Методкабинету МосГОРОНО мною за это время выполнено два альбома рисунков на тему:
1. «Дымковская народная игрушка»;
2. «Русская народная набойка».
20 июля 1948 г.
Художник (А. Деньшин)
[Приложение]
А. И. Деньшин. Работа по народной игрушке и народным художественным промыслам
Издания и рукописи:
– 1917 г. «Вятские старинные глиняные игрушки». Издание, г. Москва;
– 1919 г. «Вятские старинные глиняные игрушки». Вып I-й – «Куклы нарядные». Издание, г. Москва;
– 1926 г. «Вятские старинные глиняные игрушки». Издание, г. Вятка;
– 1947 г. «Русская народная игрушка в собрании профессора Л. Г. Оршанского». Альбом – 100 рисунков;
– 1929 [г.] «Русская народная игрушка». Вып I-й – «Вятская лепная расписная». Издание, г. Москва;
– 1933 г. «Технология народной игрушки». Альбом для Всесоюзного института игрушки в г. Загорске. 30 таблиц – г. Москва;
– 1934 [г.] «Русская народная игрушка». Альбом для Всесоюзного института игрушки в г. Загорске 300 рисунков, г. Москва;
– 1935 г. «Русская народная игрушка». Альбом для Всекохудожника 1 000 рисунков, г. Москва;
– 1936 г. «Русская народная игрушка». Альбом для парижской международной выставки. 120 рисунков, г. Москва. К[омите]т по игрушке НКП РСФСР;
– 1945 г. «Дымковская народная глиняная игрушка» Альбом для Всекохудожника. 120 рисунков, г. Москва;
– 1945 [г.] Рукопись «Дымковские народные игрушки» для Загорского Музея-заповедника в г. Загорске. Альбомы к ней – 60 рисунков, г. Москва;
– 1946 г. Рукопись «Народные художественные ремёсла Кировской области». Альбом рисунков к ней – 160 рисунков для Комитета по делам искусств при Совете Министров РСФСР, г. Москва;
– 1947 г. Рукопись-монография «Дымковская глиняная игрушка, её мастера, история и значение». Альбом к ней – 100 рисунков. Для Всекохудожника, г. Москва.
Особо – по игрушке-самоделке для детей:
– 1936 г. «Ёлка» – альбом рисунков игрушек-самоделок. Издание Дома худож. воспитания детей, г. Москва (100 рисунков);
– 1937 г. «Ёлка» – альбом рисунков игрушек-самоделок. Изд. Учпедгиза, г. Москва (20 таблиц);
– 1939 г. «Ёлка» – альбом рисунков игрушек-самоделок. Изд. ОГИЗ’а. г. Киров (350 рис[унков]).
Из фондов Кировской областной научной библиотеки им. А. И. Герцена
2 Предположительно, сейчас ул. Ленина, 86. – Прим. ред.
3 Сейчас Октябрьский проспект, 125. – Прим. ред.
4 Сейчас Вятская гуманитарная гимназия, ул. Свободы, 76. – Прим. ред.
5 Возможно, автор допустил опечатку, и имеется в виду «ручной». – Прим. ред.
6 Так у автора. Возможно, в это слово закралась некая опечатка. – Прим. ред.
7 Возможно, у автора опечатка. Художник Илья Иванович Машков. – Прим. ред.
8 Псевдоним художника. Настоящее имя Сергей Сергеевич Голоушев. – Прим. ред.
9 Ныне ул. Спасская, 17. – Прим. ред.
10 Сейчас снова г. Пермь. – Прим. ред.
11 Сейчас Вятский художественный музей им. В. М. и А. М. Васнецвых. – Прим. ред.
12 Сейчас снова Нолинск. – Прим. ред.
13 Современная Московская. – Прим. ред.
