Версия для слабовидящихПётр Александрович Герцен: несколько эпизодов из жизни
М. Герцен
5 апреля 2017 г. в Москве, в Доме русского зарубежья им. А. Солженицына состоялся вечер, посвящённый известному хирургу-онкологу П. А. Герцену. На вечере присутствовал его американский внук Майкл Герцен, который выступил с докладом о некоторых малоизвестных этапах жизни Петра Александровича. Мы попросили Майкла, хорошего друга нашей библиотеки, разрешить опубликовать это выступление в альманахе «Герценка: Вятские записки». На что было получено его согласие. Это выступление мы предлагаем читателям.
Можно было бы думать, что, являясь внуком этого человека и достигнув восьми лет к моменту его смерти, я хорошо знал его или, по крайней мере, встречался с ним, сидел у него на коленях и даже в некоторых деталях был знаком с его научными достижениями. К сожалению, ничего этого не было. Из всей моей семьи, из восьми человек (отец, мать, пять братьев и сестра), знал его только мой отец да и то слишком недолго. Первая жена моего деда, Елена (Лота) Михайловна Зоти, бросила его в 1911 г., в тайне увезя трёх своих детей на другой конец света, на западное побережье США, чтобы никогда больше не вернуться. Впрочем, слово «никогда» здесь не совсем точно, но я вернусь к этому чуть позже.
Цель моего доклада – рассказать о некоторых «семейных преданиях» – нескольких эпизодах из жизни Петра Александровича. Надеюсь, что они помогут увидеть яснее жизнь этого человека. Я, не имея медицинского образования, не могу в должной мере судить о профессиональных достижениях. Эти «штрихи к портрету», конечно, недостаточны для создания полной картины, однако это всё, что нам (по крайней мере, мне) известно. Кроме того, я должен подчеркнуть, что эти семейные предания в основном не документированы, то есть им невозможно найти надёжные подтверждения.
Первый сын Александра Ивановича Герцена, Александр, родившийся в 1839 г. и известный в семье как «Саша», женился на Терезе Феличи в 1868 г. во Флоренции (Италия). Каждый год у них появлялись новые дети, один за другим в течение следующих девяти лет*1. Пётр был третьим сыном Александра и Терезы*2 (и четвёртым сыном Александра, поскольку он имел ещё одного, незаконнорождённого, сына, также по имени Александр, по прозвищу Тутс, родившегося в 1863 г. от англичанки Шарлотты Хадсон). Размер семьи здесь важен, поскольку отец семейства, Александр Александрович Герцен, профессор физиологии во Флоренции*3, быстро истратил наследство, оставшееся ему от не слишком богатого отца (который умер в 1870 г.), а его жалованье в институте*4 было недостаточно для такой большой семьи1. Это – одна из причин, по которой он переехал с семьёй в Лозанну в 1881 г., где заработок был больше, хотя и его с трудом хватало на жизнь семьи. Потребность в деньгах привела к трениям между ним и его двумя сёстрами2. Ежегодный доход от отеля «Гавр» (Havre, который был приобретён А. И. Герценом в 1849 г.) и помощь со стороны сестры Наталии Александровны (известной как Тата) едва позволяли сводить концы с концами.
Сашино стремление дать наилучшее образование своим детям (особенно сыновьям), включая получение университетских степеней, неизбежно требовало дополнительных расходов, которые могли привести его к банкротству. Поэтому он предложил им подумать о переходе в профессиональное училище, чтобы получить специальность, которая могла бы обеспечить им доход в будущей жизни. Однако практически все сыновья отказались от такого решения, сами пожелав завершить своё университетское образование. Их профессии в дальнейшем это доказывают: Владимир и Пётр стали медиками, Николай – профессором юриспруденции, Алексей – инженером, Хьюго (Hugo) – горным инженером, Эдвард – профессором химии и Александр (Тутс) стал специалистом по сохранению лесов и вод3*5. Хотя эта картина, без сомнения, впечатляет, она не позволяет должным образом понять финансовые проблемы Саши, которые были столь серьёзны, что он с готовностью согласился на одно почти безумное предприятие. А именно его сыновья, Пётр и Николай, решили отправиться в Америку на поиски богатства и потребовали от него денег на эту поездку в «Эльдорадо» в Нью-Мексико. Мошенническая схема, предполагавшая эту поездку, была придумана американцем, однако продвигали её швейцарцы, и с некоторыми из её представителей Саша был знаком лично. В итоге, в 1891 г. была заплачена крупная сумма, было предпринято долгое путешествие, а примерно девять месяцев спустя юноши вернулись домой, потеряв деньги, но набравшись ума. Можно добавить, что к концу путешествия Петра настолько шатало во все стороны от морской болезни, что, по семейным рассказам, его пришлось буквально выносить с корабля. Можно считать чудом, что они вообще остались живы*6.
Надо заметить, что Петру было всего 20 лет. Эта неудача и её существенное негативное влияние на и без того тяжёлое финансовое положение отца имели решающее значение для дальнейшей истории. Справедливо будет предположить, что Петра это всерьёз отрезвило, и с этого момента он начал профессионально расти и целеустремлённо двигаться вверх – он и его семья просто не могли больше позволить себе ещё одного провала.
Хотя мы не знаем подробностей о выздоровлении Петра и о его последующем (и окончательном) выборе профессии, но кажется правдоподобным, что здесь должен был сыграть решающую роль переход его отца на медицинский факультет Лозаннского университета. Пётр поступил в медицинскую школу при университете, руководить которой незадолго до этого стал Цезарь Ру (Cesar Roux).
Ближе к концу учёбы, вероятно, в 1896 г., он познакомился с очень состоятельной семьёй из Бессарабии, проживающей в Лозанне, точнее в Уши (Ouchy)*7. Это большое семейство (по меньшей мере из 14 человек) русифицированных греков по фамилии Зоти, владевшей крупной фермой недалеко от Кишинёва, арендовало большой дом. Старшая дочь – Елена Михайловна, известная как Лота, – эта жизнерадостная, красивая девятнадцатилетняя девушка была хорошо образована. Она училась живописи, посещая занятия в Москве, Париже, Дрездене и Лозанне в Швейцарии, свободно владея соответствующими языками. Пётр был поражён ею настолько, что решил, что поедет за ней в Россию, в Москву, где она собиралась вернуться к учёбе*8.
Мы можем только представить себе то волнение, которое должно было вызвать это решение у его семьи в Лозанне, особенно учитывая, что он тем самым отклонил предложение профессора Ру – специалиста с мировым именем – стать его помощником в клинике! При этом вспомним, что отец Петра уже пытался поехать в Россию по настоянию своего отца А. И. Герцена не только с тем, чтобы «вернуться на родину», но и попытаться вернуть часть имущества, в первую очередь, деревню из 200 крепостных под Костромой, на которую задолго до этого был наложен арест Александром II (крепостные были освобождены в 1861 г., но им была передана только часть земли, за которую они должны были платить помещику арендную плату; однако эта плата так никогда и не была получена Александром Ивановичем). А. А. Герцен обратился за визой в Берлин, в посольство, возглавляемое сыном министра иностранных дел Горчакова, и ему было отказано*9. Причина была ясна: А. И. Герцен считался враждебным царской России революционером, призывавшим к отмене не только крепостного права, но и цензуры, и телесных наказаний, то есть к открытию самодержавия для либеральных идей и политики. Он также призывал к независимости Польши. Все эти цели и идеи были неприемлемы для режима. Почему Пётр должен иметь больше успеха в получении разрешения на въезд в Россию, чем его отец?
Но у него всё же была такая надежда, поскольку Наталия Тучкова («Натали вторая», фактически вторая жена А. И. Герцена*10) после нескольких невыполненных обещаний о выдаче разрешения вернуться, в конце концов, получила его в 1876 г. (после самоубийства её единственного выжившего ребёнка, дочери Лизы), то есть более 20 лет назад. Таким образом, было ясно, что реальным препятствием для возвращения был сам Александр Иванович, и после его смерти больше не было необходимости подвергать изгнанию всех остальных членов семьи. И это подтвердилось примером Петра: ему была предоставлена виза без задержки*11.
До приезда в Россию Пётр практически не знал русского. И, как это положено всем иностранным врачам почти во всём мире, он должен был пройти дополнительное обучение в России, которое он окончил с высшей оценкой («отлично»). В это очень напряжённое время он женился, и у него родился первый ребёнок, ещё одна Елена (в январе 1899 г.).
Эпизоды из личной
и профессиональной жизни Петра Александровича в России
Пётр начал свою врачебную деятельность в Старо-Екатерининской больнице под руководством И. Д. Сарычева, ученика Н. В. Склифосовского, которая оставалась его основным (но не единственным) местом работы в последующие 22 года. Моей целью не является подробное описание его профессиональной карьеры. Я хочу остановиться на нескольких историях, которые не так хорошо известны и которые, скорее, позволяют увидеть человека как личность, нежели как специалиста.
В 1907 г. он выполняет первую из целого ряда оригинальных хирургических операций, одна из которых приносит ему славу, будучи названной отчасти в его честь, операция Ру – Герцена, заключающаяся в создании искусственного пищевода из части тонкой кишки. Этот случай был связан с неудавшейся попыткой самоубийства из-за несчастной любви молодой женщины, проглотившей щёлок. Несмотря на известность самой операции, менее известны её отдалённые результаты: женщина не только выжила, но и, несмотря на очевидное серьёзное увечье, вышла замуж и имела детей. Она поддерживала контакт с Петром, время от времени навещая его и продолжая благодарить своего спасителя.
Я знаком с этой трогательной историей благодаря одному из учеников Петра Александровича, некоего Александра Ивановича Смирнова, с которым случайно встретился в Москве в 1989 г. По словам доктора Смирнова, он много лет жил с Петром Александровичем в одном доме и стал для него чем-то вроде приёмного сына. К нему и его уникальным сведениям о моём деде я ещё вернусь.
Так, я был весьма удивлён, узнав от него, что дед Пётр ради того, чтобы помочь лечить русских раненых во время Русско-японской войны, отправился через всю Россию в Маньчжурию и провёл там 14 (!) месяцев4.
В этот период, в первое десятилетие XX в., у Петра и его жены Лоты появилось ещё трое детей: Алекс (1900), Константин – мой отец (1902) и Владимир (ок. 1905). Владимир умер примерно через два-три года по неизвестным мне причинам. Кроме того, в это время супруги начали отдаляться друг от друга, причём Лота обвинила Петра в неверности. Хотя мы не знаем и не можем проверить, было ли это обвинение справедливым, но нет сомнений, что Лота верила в это, и её убеждённость, несомненно, усугублялась собственными психологическими особенностями*12. Но, возможно, ещё более разрушительным было её обвинение Петра в том, что он женился на ней из-за денег. Его вторая дочь (от второй жены), Наталья, рассказала историю о том, что Пётр однажды настолько разозлился на эти постоянные обвинения, что ударил кулаком декоративную гипсовую статуэтку, стоявшую в их доме. Мы имеем свидетельства всего этого непосредственно от самого Петра: его письмо, которое он написал Лоте в 1912 г., очень печальный и трогательный документ, извещающий о расторжении брака.
В действительности же физический разрыв произошёл более чем за год до этого, в 1911 г., когда Лота с детьми уехала в Америку, никого не предупредив*13. Она, в конце концов, построила себе большой впечатляющий дом в Голливуде, который стал своего рода убежищем для семьи на десятилетия.
Позднее Лота объясняла своё бегство в Америку в апокалипсических терминах: по её словам, она предвидела революцию в России и знала, что пора уходить. То, что она видела в России, несомненно, вызывало серьёзную тревогу. Дочь Эллен рассказывала, что им запретили открывать шторы во время революционных волнений в Москве в 1905 г. Но, не будучи послушным ребёнком, однажды она, несмотря на запрет, отдёрнула штору и увидела, как на балконе напротив человек был застрелен и упал вниз. Как вы можете себе представить, эту сцену она помнила и 80 лет спустя, до последнего дня своей жизни.
Будучи материально и эмоционально зависимой от своего отца, по его просьбе Лота вернулась в Россию с детьми в 1914 г. Она планировала совершить кругосветное плавание, начав его из Ванкувера в Канаде через Тихий океан и Транссибирскую железную дорогу, остановившись в Кишинёве, чтобы увидеться там с отцом. Затем на очень короткое время заехать в Москву, чтобы по настоянию отца встретиться там с брошенным мужем. После этого через Европу она собиралась вернуться в Голливуд. Попытка примириться с Петром была обречена на неудачу, и это было предсказуемо. Непредсказуемым оказалось начало войны, которое сделало запланированное кругосветное путешествие невозможным. Им пришлось возвращаться обратной дорогой через Сибирь и Гавайи в Голливуд.
Но это история о Петре, а не о Лоте и её детях (среди которых был мой отец). Возможно, даже вероятно, что Лота застала Петра не одиноким. Вскоре после её отъезда осенью 1914 г., в конце концов, он снова женился, на Нине Евгеньевне Столице*14. В этом браке родилась его последняя дочь, Наталья Петровна, которая дожила до 1983 г.*15
Хотя я знал Наташу только в течение последних четырёх лет её жизни, и хотя она мало рассказывала о своём отце, она говорила, что была трудным ребёнком, независимым, почти неуправляемым. Это может объяснить вступление Петра в третий брак в 1933 г., через два года после смерти Нины, с Нелли Юльевной Куросад. Также это, безусловно, объясняет ранний брак Наташи, ещё не достигшей 18 лет, – стремление выйти из-под «опеки» мачехи.
Трудно найти более политически активного человека, чем дед Петра, А. И. Герцен. С другой стороны, нет никаких свидетельств того, что сам Пётр участвовал в какой-либо политической деятельности – его жизнь практически полностью была посвящена медицине. Смирнов рассказывал мне, что дед маршировал на первомайских парадах через Красную площадь, что он снимал шапку, приветствуя товарища Сталина, но кто этого не делал? Смирнов также рассказал, что однажды Пётр Александрович сказал Нелли, что подумывает вступить в коммунистическую партию, поскольку это могло бы помочь его профессиональному продвижению (Пётр Александрович не был действительным членом Академии наук СССР, он был лишь членом-корреспондентом). В ответ на это Нелли (по сообщению Смирнова) пригрозила Петру задушить его, если он когда-нибудь решится на это. По-видимому, прислушался – он так никогда и не вступил в партию.
Смирнов также рассказал о тех деталях жизни Петра Александровича, в которых проявлялась его необычная преданность своей профессии. Так, он часто проводил вечера, точа скальпели и постоянно практикуя свою хирургическую технику: он прорезáл стопки бумаги, стараясь контролировать давление на скальпель при разрезе так, чтобы разрезать нужное число страниц!
Пётр приехал в Россию в 1897 г. и не покидал её до своей смерти в 1947 г., ни до революции (за исключением некоторых поездок к своим родным), ни, тем более, после неё. По крайней мере, я так полагал, пока некоторые из моих европейских родственников не уточнили это моё представление. Он приезжал во Францию в 1925 г. на 34-й Конгресс французских хирургов, чтобы выступить с лекцией о селезёнке5. Эта поездка за границу (я думаю, что она была единственной) дала ему возможность посетить свою мать, которая жила тогда вместе с дочерью А. И. Герцена Татой в Лозанне, в её большой квартире в Блан Кастель (Blanc Castel). Поскольку у него не было швейцарской визы, им пришлось встретиться на железнодорожной платформе прямо на границе, где они смогли провести больше часа вместе, в последний раз. Мать Петра умерла примерно через два года, в конце 1927 г.
Поскольку имеются свидетельства о том, что Тата время от времени общалась с Лотой, вполне вероятно, что последняя знала о визите. С этого момента до начала Второй мировой войны, то есть во время чрезвычайно сложных и «закрытых» сталинских лет, от Петра Александровича не было никакой информации, и думали, что он умер. Однако в начале 1942 г. Алекс Герцен, второй из трёх детей, занимавшийся врачебной деятельностью в Лос-Анджелесе, получил пациента, который привёз с собой брошюру, опубликованную посольством СССР в Вашингтоне. В брошюре была описана героическая деятельность старого хирурга с золотыми руками, родившегося за границей, но русского по происхождению, собирающего буквально по кускам и возвращающего к жизни тяжелораненых солдат Красной армии*16. Эта удивительная и радостная новость побудила детей в Америке попытаться связаться с отцом. Была отправлена телеграмма, хотя неясно, пришла ли она. Три американских ребёнка должны были дождаться окончания войны. Они решили между собой, что если отец всё ещё жив, то один из них должен попытаться навестить отца, сколь бы рискованным это ни было. Был выбран самый молодой из них, Константин. Хотя объяснение этого выбора никогда явно не звучало, но, вероятно, оно было финансового характера – будучи адвокатом, мой отец был единственный из трёх детей, кто обладал достаточными средствами для дорогого полёта.
Поскольку Константин забыл русский язык (чтобы сделать их настоящими американцами, мать запретила детям говорить в доме по-русски), ему пришлось начать интенсивный курс с Берлицем (Berlitz). Я помню, как он каждую ночь после работы, в течение нескольких часов учил русский язык, а также помню его поездки в школу для устной практики. Он получил визу, обратившись непосредственно к Молотову (который в тот момент находился в Сан-Франциско для подписания Устава ООН), пользуясь своим родством с А. И. Герценом.
И в июне Константин начал долгую поездку – коммерческие рейсы авиакомпании «Пан-Американ» (Pan American World Airways) через Атлантику и Исландию начались лишь незадолго до этого. Я был слишком юн тогда, чтобы заметить, как волновался отец, – мне позже сказала об этом моя мать. Хорошо известно, как Сталин обращался с возвращавшимися эмигрантами, его обращение с советскими военнопленными, немногие из которых выжили, – это было отвратительно, и мой отец не был полностью уверен, что сможет вернуться из СССР! Однако условия его жизни в СССР были безупречными: гостиница «Националь» прямо у Красной площади, безусловно, лучший отель во всей Советской России того времени.
Смирнов, который был с Петром Александровичем, рассказал, как тот был взволнован, находясь у себя на даче в ожидании прибытия сына. Несмотря на плохое самочувствие, он, раньше, чем Смирнов, услышав звук приближающегося автомобиля, встал с постели и почти побежал к воротам. Прямо у автомобиля двое мужчин обнялись, словно пытаясь скомпенсировать 32 года разлуки, и слёзы текли по их лицам. Это продолжалось, по словам Смирнова, может быть целых пять минут. Затем они, наконец, вошли в дом, чтобы следующие две недели провести вместе. Усилия моего отца по восстановлению своего русского языка окупились – Смирнов был поражён тем, насколько он хорошо говорил. Что они обсуждали – неизвестно, и история их эмоциональной встречи описана здесь только благодаря Смирнову. Я знаю, что мой отец предлагал деду попытаться перевезти его в Америку*17, но тот практически сразу отказался от этого.
Фотографии, сделанные моим отцом во время визита, были в значительной степени испорчены на границе при выезде из России: таможенники потребовали положить всё, включая фотоплёнки, в их примитивные рентгеновские аппараты. Стояло ли за этим злонамеренное стремление засветить плёнки (в чём был уверен мой отец), или же они были засвечены непреднамеренно, из-за следования обычным инструкциям – неясно. Тем не менее, только совсем недавно я обнаружил катушку 8-миллиметровой киноленты с немым кинофильмом, хотя и не лучшего качества, но в котором запечатлены вместе мои отец и дед на даче.
Пётр Александрович умер вскоре после этого, в январе 1947 г. Он всегда держал ящик стола закрытым, и Нелли никогда не разрешалось просматривать его содержимое. Однако после его смерти она сломала замок и обнаружила то, что, вероятно, и подозревала: несколько писем от Лоты и, как ни странно, пару её тапочек. Всё это быстро было брошено в печь.
Одно последнее замечание: хотя этот человек практически неизвестен на Западе, он по-прежнему почитается здесь, о чём свидетельствует прошедшая встреча. Я вспоминаю небольшую мемориальную комнату в онкологической больнице им. Герцена (Московский научно-исследовательский онкологический институт им. П. А. Герцена). Я также помню, как в кабинете Бориса Васильевича Петровского (бывшего министра здравоохранения СССР в течение самого продолжительного срока, с 1965 по 1980 г.) увидел над столом портрет Петра Александровича. Доктор Петровский был его учеником и всегда ощущал свой долг перед учителем, этим мастером хирургии, дававшем свои наставления на русском языке с восхитительным французским акцентом. Я глубоко благодарен вам за то, что вы помните Петра Александровича и чтите его память, и уверен, что могу выразить эту благодарность также от имени своих дедушки и бабушки.
Примечания
1 Michael Herzen. Alexandre Herzen. La main vive et la main morte dans sa famille // Revue des Etudes Slaves. Paris.LXXXIII/1. 2012. P. 27.
2 Lit Nas. Vol. 99. Book 2. P. 320–324.
3 Lit Nas. Vol. 99. Book 2. P. 324, note 12.
4 См. также: URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Герцен,_Пётр_Александрович (дата обращения: 02.10.2019).
5 Там же.
*1 Женитьба Александра Александровича произошла в 1868 г. против воли А. И. Герцена. Он воспринимал её как мезальянс, поскольку Тереза не имела образования и происходила из рабочего класса. В действительности, это был счастливый во всех отношениях брак. Этот пример хорошо иллюстрирует, насколько Александр Иванович плохо разбирался в понимании межличностных отношений. Точно так же, как это имело место в его отношениях с женой и Гервигом.
*2 Почти во всех работах в качестве места его рождения указывается Лозанна, но это маловероятно. Александр и Тереза жили во Флоренции, где он работал, и у них не было необходимости переезжать в Лозанну до 1881 г.
*3 Литературное наследство (здесь и далее Lit Nas). Vol. 99. Book 2. P. 280–296 и др. Он работал в знаменитом Музее зоологии и естественной истории, более известном под именем La Specola, буквально в двух шагах от Палаццо Питти (Pitti Palace).
*4 Его первым местом работы была Высшая медицинская школа в Лозанне, которая с 1891 г. стала медицинским факультетом Лозаннского университета.
*5 Отсутствие женских имен здесь не случайно: Александр Александрович, в соответствии с представлениями того времени, заботился исключительно об образовании своих сыновей, но, увы, не дочерей.
*6 См. «Le Pécos ou quatre mois de séjour à Vaud près Eddy ; N. M.» A. Herzen. (Здесь за именем A. Herzen стоит Тутс. Он тоже попался на эту удочку и отправился в Ла Пекос вместе со своей семьёй и некоторыми из слуг.) Число людей, вернувшихся в Швейцарию, составляло менее половины от числа тех, кто уехал. Неизвестно, сколько осталось в США, поэтому мы не можем с уверенностью сказать, сколько там умерло, но смертность явно была высока. Цитирую из моей статьи в Revue des Etudes Slaves (P. 28. Note 44): «В “Ла Пекосе”, как его называли, Нью-Мексико (НМ): американский промоутер представил впечатляющую брошюру группе швейцарцев, описывающую успехи сельского хозяйства в НМ. Швейцарцы перевели её на французский и широко распространяли, говоря об этом как о невероятной возможности. Они упоминали о значительных расходах, связанных с обеспечением здоровья и комфорта клиентов, в том числе, в связи с обеспечением жильём и водоснабжением. Но они забыли упомянуть про страшную жару, обилие насекомых, низкое качество воды, огромные глубины водоносных скважин, отсутствие дождей, огромные расстояния между соседними городами, трудности с железнодорожным сообщением и другие проблемы, характерные для жизни в пустыне, хорошо известные американцам. Пётр и Николай посчитали, вероятно, с помощью Тутса (потому что вода и леса были его специальностью), что они могли бы заработать много денег в этом новом Эльдорадо, но за полгода (с конца 1891 г. до середины 1892 г.) они обнаружили нечто противоположное: вода была грязная, солоноватая, и её не хватало, земля была не плодородная, не было никакого укрытия для животных. Только большие затраты времени и денег могли бы, при удачном стечении обстоятельств, исправить эту ситуацию. Не имея достаточного капитала – что было такой же проблемой для всех обманутых, – трое возвратились, беднее, но мудрее».
*7 По словам Роберта Петтит (Robert Pettit), младшего сына Эллен, старшего ребёнка Лоты, семья арендовала дом на длительный срок, возможно, на три года из-за астмы Марии Ивановны.
*8 По рассказу Эллен Петтит, который я записал незадолго до её смерти в 1986 г., причиной приезда Петра Александровича в Москву было, в действительности, стремление попытаться вернуть конфискованное в 1851 г. имущество А. И. Герцена (например, недвижимость в Костроме). Нет сомнений, что эту версию она слышала от своей матери, которая, очевидно, испытывала неприязнь по отношению к Петру. Хотя это, действительно, мог быть один из стимулов, но нет никаких оснований сомневаться в его любви к Лоте, о которой свидетельствуют фотографии того времени, а также его письмо к ней в 1912 г. Также отметим трогательную и немного анекдотическую находку, о которой речь пойдёт в конце рассказа.
*9 См. мою статью, процитированную выше. Хотя я не упоминаю об этом, я думаю, что Александр Александрович подал заявку на визу в Берлине (не логичный выбор и, конечно, не по месту жительства, поскольку он проживал в то время во Флоренции) именно потому, что именно там Александр Иванович ожидал скорейшего решения, а также в силу некоторого уважения к Горчакову-отцу, министру иностранных дел.
*10 Они никогда не были женаты, но у них было трое детей. Хотя формально Натали оставалась женой Огарева, она жила с Герценом. Секрет фактического отцовства этих детей не раскрывался родным детям Герцена от первой Натали вплоть до 1868 г.
*11 Следует признать, что в значительной степени это лишь предположение, поскольку в семье не сохранилось какой-либо переписки по этому вопросу. Но нет и никаких свидетельств какой-либо задержки – к 1897 г. Пётр уже находится в России.
*12 Эллен сообщила мне, что её мать говорила ей в раннем подростковом возрасте, что сексуальные отношения для женщины являются только неприятной необходимостью для производства детей.
*13 Согласно архивным документам, обнаруженным на острове Эллис в Нью-Йорке, Лота действительно совершила поездку в Америку в 1910 г. без детей. Очевидно, это была «разведка», попытка определить, сможет ли она уехать туда с детьми, и сможет ли там связаться с кем-то из знакомых, кто мог бы помочь ей. Эллен сказала мне, что конечной целью её матери была не Америка, а Австралия с её жарким сухим климатом, который она считала полезным для своего здоровья. Какие у неё были проблемы со здоровьем, остаётся неясным.
*14 Годы её жизни – 1887–1931. Таким образом, она была на десять лет моложе, чем Лота. По словам Смирнова, она тоже была связана с медициной, будучи то ли врачом, то ли медсестрой.
*15 Я впервые познакомился с Наташей, которая родилась в 1917 г., в 1979 г. в специальной правительственной больнице в Кунцево, где она проходила курс восстановления после слабости, вызванной обострением застойной сердечной недостаточности. Однажды в её квартире возле станции метро «Сокол», когда я высказывался о своих чувствах по отношению к Ленину, а именно о своей ненависти к этому беспощадному фанатику, она поднесла палец к губам, показывая мне, чтобы я помалкивал. То есть даже её квартира была небезопасной и могла прослушиваться! Сама она имела медицинское образование, но в основном работала в больничной администрации.
Похоронена она на Новодевичьем кладбище вместе с мужем Олегом Сергеевичем Федынским (1909–1970), за которого она вышла замуж в 1935 г. в возрасте 17 или 18 лет, отчасти для того, чтобы избежать побоев своей мачехи Нелли.
*16 Автором брошюры была поэтесса, ставшая писателем-прозаиком и журналистом, Мария Шкапская. Брошюра была датирована 6 ноября 1941 г., то есть ещё до того, как германское наступление на Москву было остановлено. Пётр оставался в Москве в этот момент (хотя ещё сохранялась опасность, что она может не устоять) и на протяжении войны.
*17 Я склонен рассматривать это предложение как «проформу», а не как вполне серьёзное намерение, поскольку препятствия для такого предприятия, несомненно, были практически непреодолимы.
