Главная > Выпуск №29 > Письма Софьи Алексеевны Юдиной — Нине Евгеньевне Агафонниковой

Письма Софьи Алексеевны Юдиной — Нине Евгеньевне Агафонниковой

(Извлечения)

В. А. Бердинских

В 28 выпуске альманаха «Герценка: Вятские записки» (Киров, 2015) были опубликованы письма Софьи Алексеевны Юдиной Нине Евгеньевне Агафонниковой. Продолжаем раскрывать мир России начала XX века через эпистолярный жанр.

Часть II

1918 год
(5 января 1918 года;
из Петрограда — в Вятку)

Милая Ниночка, поздравляю тебя с днём твоего Ангела1 и желаю тебе от души всяких благ, какие тебе только нужно и хочется! Поздравляю всех ваших с дорогой именинницей и шлю привет! Наши поздравляют тоже...

Сегодня — 5-го января — мы сидим дома: сегодня предполагается открытие Учредительного собрания, манифестации. Как-то пройдёт этот день?!.. Говорят, на Морской [улице] — уже стрельба, но, вероятно, — просто для устрашения публики. Вчера ещё [4 января] красногвардейцы срывали объявления о манифестации в честь Учредительного собрания. Что-то будет?.. Хоть бы обошлось всё благополучно, и большевики бы кончили свою власть и господство!..

Теперь становится всё труднее и труднее жить. Это ещё хорошо, когда есть картофель и хлеб, а вот этого всего становится всё меньше и меньше — и дороже. А между тем — папа жалованья не получает, приходится жить на сбережения прежних лет, и Миша помогает жалованьем и тем, что им дают в артиллерийской лавочке...2 Я редко испытываю голод, но нашим, правда, этого недостаточно: вечером скорее ложатся спать, чтобы не захотеть опять есть... Ну, спим-то мы долго. Сегодня, например, я встала в половине одиннадцатого утра...

Как вы встречали Новый год? Мы его встретили с Аркашей [Рыловым]. Он пришёл к нам, и вечером мы два раза пили чай — с орехами и халвой (!), которую принёс Аркаша. Потом Аркаша стал рисовать разных «зверюг». Он составляет атлас животных — иллюстрации с названиями животных и объяснениями их. Например, изобретённое им семейство «сиволапых»: полярные попугаи, дятлы, долбящие сосульки, полярный страус — на лапах вроде лыж... Потом Миша рисовал развитие «слона из икры» — наподобие лягушки из икры — и головастиков, потом — развитие филина из гусеницы и куколки и т. д. и т. д. Даже цветными карандашами сделаны многие рисунки... Ну вот — этим мы занимались перед Новым годом, а в Новый год, когда пробило 12 часов, взяли по оставшемуся маленькому кусочку хлеба (в квадратный сантиметр) — и съели его... Потом легли спать, и Аркадик остался ночевать у нас... На другой день я пошла к Аркаше — с ним, у него читала свои книжицы, смотрела его рисунки. Вечером к нам пришёл опять наш двоюродный дядя Жуков3, о котором я писала тебе в предыдущем письме (естественник, едет во Владивосток, путешествовал по Северу, жил у самоедов), и принёс хлеб с фронта (он едет с фронта, отпущенный домой) и сахара. Хлеб — очень вкусный, белый, не то что здешний: чёрный — с лучинами, песком и пр.

А потом — у папы в тот же день появился новый урок: у одного француза — бывшего учителя или воспитателя у бывших Великих князей (я хорошенько не знаю), и этот француз купил у папы два этюда...

Новый год начался довольно удачно, но это ничего не значит, что он и дальше такой же будет — это сомнительно очень...

Эти дни я сижу дома, потому что сегодня 5-е число [января], и потом — два праздника4. Не знаю — удастся ли мне заняться музыкой и заняться литературой? У нас ведь всё ещё пианино стоит в столовой... Ходили с Леной к Марии Александровне, но не застали дома: хотелось повидать её — и не пришлось, а урок мой неизвестно будет ли и когда будет... Холодно у нас очень — руки совсем застыли...

Пишу тебе утром — сидим все в столовой: Миша и папа читают книги, мама — газету, а Лена учит гимназические уроки. По вечерам мы с папой читаем одну французскую книгу — по перспективе рельефов, барельефов и т. д. Папа говорит, какие места ему нужно прочесть — и я перевожу ему. Я разучилась читать по-французски — давно уж не приходилось...

Примечания

1 Имеются в виду именины (день Ангела) Н. Е. Агафонниковой: 14 января — по старому стилю, 27 января — по новому стилю.
2 Возможно, речь идёт об одном из продолжавших ещё в то время функционировать торгово-распределительных заведений бывшего «Гвардейского экономического общества» (1891–1918), в данном случае — при Главном артиллерийском управлении.
3 Неустановленная личность; вероятно — дальний родственник семьи Юдиных.
4 Здесь подразумеваются, очевидно, завершение Святок и Крещение Господне (Богоявление) — по старому стилю.

(24 января 1918 года(?);
из Петрограда — в Вятку)

Милая Ниночка!

...Я поняла и понимаю то, что ты пишешь о тоске — как применению накопившегося запаса энергии: понимаю, скорее, душой, чем умом... Где только ты находишь у себя «эгоизм» — не могу понять?.. Я тоску знаю хорошо, часто это бывает: всё как будто есть, а пустота ужасная... Ну, да об этом я писала недавно...
Ты пошли то, что ты хотела написать: пошли, не раздумывая, — стоит ли посылать? Ты не думай над этим — я буду ждать...

Хорошо, что ты часто выходишь из дома и у вас бывают люди, а то у нас так никто не бывает... Ты умеешь, верно, обращаться с ребятами. Правда, это по всему видно, а это так хорошо и приятно, и нужно для преподавательской деятельности. А я вот не умею: умею иногда, когда я одна с ребятами и никто меня не видит...

У вас, интересно, какова теперь погода? У нас тает снег, лужи, скользко, идти в некоторых местах невозможно, особенно — когда стемнеет, а по вечерам везде темно: по одному фонарю на улицу. Приходится идти прямо по дороге. У каналов, Невы навалены горы грязного снега, убирают снег мало, по дороге — огромные ухабы, целые горы. В общем, трудно описать — надо видеть всё это.

Говорят, недалеко от нас (у Гвардейского экономического общества5) вчера поздно вечером убили кого-то из нашего дома. Вчера [23 января] и сегодня ночью — пальба по улицам, вчера — где-то на Вознесенском проспекте. Громили церковь и стреляли. Публика — привычная у нас: идёт себе спокойно — как ни в чём не бывало...

Хлеба стало чуть больше, зато сахара нет. Едим конину — совсем хорошо, только Фрося не хочет ни за что есть её. Просто — предрассудки людские мешают есть конину...

Я поступила в школу [рисования]6 — в понедельник, 22-го января. Аркадик [Рылов] показал мне, где что находится в школе... Поступила в 4-й класс — «головной», рисую углем голову старика (живую), уже три раза рисовала. Потом — три раза в неделю — по утрам акварель, да два-три раза — масляные краски... Да ещё — на [Бестужевские] курсы сбегать (где уж там — лекции слушать? — и думать нечего!), да ещё — пешком, да в читальню экономическую — делаю выписки из книг7, чтобы дома учить, а то книг нужных не достанешь... Да ещё — надо музыкой заняться, да учить польскую литературу и Тургенева8, да ещё — комнату вымести, постели сделать, письма писать... Как видишь — дел немало... Лене иногда — проверить, помочь в её уроках... Да ещё надо бы заработок достать себе — обязательно нужно, но как и где?.. Ох!..

Вечером, после обеда, трудно заниматься, так как лампа горит одна (керосину нет) — в столовой, и все привязаны к одному столу. Лена учит вслух уроки, разговор идёт, Фрося придёт — что-нибудь рассказывает, Миша — или один, или с Леной — играют [на пианино] в гостиной (и то уж хорошо, что пианино теперь там, а не в столовой), внизу — тоже играют... А тут все эти «польские сеймы», «конфедерации», гербы, поэмы9 так плохо лезут в голову — с моей дырявой памятью... Но это всё ничего: я совсем хорошо себя чувствую, когда не задевают двух моих «больных» мест. Остальное переносить легко — голод, холод и пр. День только короток...

Сейчас сидим и пьём чай — с хлебом и холодными картошками. Миша ушёл к Аркаше [Рылову] — и на ночевую. Папа читает — по перспективе и черчению книги, потому что будет читать эти предметы в школе [рисования]. Это теперь — не «школа», а «академия искусств», и будет преобразована с будущего года по новому проекту... Так что я — в «академии искусств»: вот как! Много ли толку выйдет — не знаю... Сегодня преподаватель сказал, что рисунок хорош у меня, но отношения света и тени неправильны. Это — моя обычная ошибка: разбираюсь в деталях — и надо сообразоваться с тенями, все неосвещённые места — темнее и т. д. Хотелось бы порисовать: гипсовую голову я никогда не рисовала, но там — отношения света и тени определённее, резче — и можно разобраться и научиться. Хотелось бы заняться не только рисованием, но и искусством, почитать книжки... Миша читает теперь книги о христианстве: о начале его и об истории его. Вот — тоже бы почитать, но когда же, скажи, пожалуйста, где взять времени?!..

Насчет уборки улиц домовой комитет ничего ещё не распоряжался, в некоторых местах уже убирали улицы. Как придётся — конечно, буду и снег убирать...

Спасибо тебе, что ты так хорошо относишься ко мне и моим горестям: мне ведь не с кем больше поговорить так свободно, как с тобой. А как напишешь — станет легче. Но ведь ты прямо мне скажешь, когда моя переписка надоест тебе, да?..

Всего-всего хорошего тебе, Зине и всем вашим!..10

Примечания

5 Гвардейское экономическое общество — одно из многочисленных военно-экономических кооперативных организаций, действовавших в Российской императорской армии — с целью улучшения экономического положения офицеров и чиновников военного ведомства (1891–1918); ныне — Дом ленинградской торговли — ДЛТ.
6 Речь идёт о школе Императорского общества поощрения художеств («Рисовальной школе»), существовавшей в Санкт-Петербурге с 1857 года; в 1921 году школа стала Государственным художественно-промышленным техникумом, после ряда реорганизаций — названным Ленинградским (ныне Санкт-Петербургским) художественным училищем; с 1992 года носит имя художника Николая Константиновича Рериха (1874–1947), руководившего «Рисовальной школой» в 1906–1917 годах; в этой школе преподавал Аркадий Александрович Рылов, а также училась и (некоторое время) преподавала С. А. Юдина.
7 Так — в подлиннике; возможно: библиотека бывшего Императорского Вольного экономического общества (1765–1919) — одного из старейших научных обществ России, по сути — первой общественной организации в Российской империи; основное здание (Московский проспект, 33) ныне занимает учебный корпус Санкт-Петербургского университета культуры и искусств; библиотека — филиал Российской национальной библиотеки.
8 Тургенев Иван Сергеевич (1818–1883) — писатель-реалист, поэт, публицист, драматург, переводчик; член-корреспондент Императорской академии наук по разряду русского языка и словесности (1860), почётный доктор Оксфордского университета (Англия, 1879); один из классиков отечественной литературы.
9 Речь идёт, очевидно, об учебном пособии либо конспекте лекций по истории польской литературы, изучавшейся на филологическом отделении Бестужевских курсов.
10 Агафонникова Зинаида Евгеньевна (18.09.1894—?) — младшая сестра Н. Е. Агафонниковой; окончила восемь классов Вятской Мариинской женской гимназии в 1913 г.; с 1 сентября 1914 г. — вторая учительница Бахтинского мужского земского училища — в пригороде Вятки.

(18 (5) сентября 1918 года(?);
из Петрограда — в Вятку)
Милая Ниночка, родная!

Меня очень огорчило твоё письмо! Эта несчастная служба11 отняла у тебя здоровье и силы. Разве можно такой слабенькой, как ты, нести такую утомительную службу и в такой вокзальной атмосфере: в пыли, духоте, со всеми их «прелестями»?!.. А у меня теперь так болит за тебя сердце!.. Как бы я поделилась с тобой своим здоровьем: право, ведь со мной редко что случается...

Правда, эти дни я сижу дома и даже лежу, но всего три дня, а завтра, наверное, буду здорова — как ни в чём не бывало. И мне, чтобы так захворать, надо было (уже немного простуженной) идти пешком с Васильевского острова — под холодным дождём, в сырой осенний ветреный день, идти по лужам — в протекающих калошах... Ну вот — третий день валяюсь по кроватям, устроилась на кровати в кухне, смотрю, как мамочка стряпает... Мы теперь часто пьём чай, завтракаем, даже обедаем в кухне, потому что тепло и удобнее маме... Браню себя и досадую, что зря проходит время: даже не в состоянии мамочке помочь, потому что мама не даёт картошку чистить и пр. — то есть полоскаться в холодной воде. И читать не могу, сегодня плохо спала ночью... Только сейчас села за письмо...
Напишу, что у нас есть хорошего. Миша держит экзамены в консерваторию — и очень успешно. Глазунов12 сам доволен им: говорят, Миша из одиннадцати поступивших и держащих экзамены идёт первым... В газете была заметка об экзаменах, и, между прочим, написано, что "из числа поступивших в специальный класс теории композиции выделился господин Юдин, представивший целый ряд интересных произведений"13, вызвавших одобрение Глазунова... Вот, видишь ли, как?!.. Мы так рады за него: наконец-то его мечта о консерватории исполнилась — да ещё так блестяще!.. Миша, конечно, счастлив. Ещё хорошо, страшно хорошо и то, что он — как ученик консерватории — освобождается от воинской повинности, призыва, обучения ружейным приёмам и пр., и пр. Правда — хорошо? Можно быть спокойным за него... Только бы с Казанью наладилось сообщение — и Миша бы совсем ожил14. А то теперь он об этом очень беспокоится...

Потом: Геню [Рылова] освободили из-под ареста — и без залога15, благодаря ходатайству отдела народного образования, прошению учеников об освобождении учителя, благодаря плохому здоровью Гени. Узнать об этом было большим облегчением для всех нас... Аркадик [Рылов], всегдашний помощник всех, для этого залога вошёл в долги: пришлось ему перебиваться, приняться усиленно за заказы. Но теперь, слава Богу, окончилось благополучно... Правда: где Аркадик примет участие — там всё кончается благополучно. Верно потому, что у него — душа добрая, помыслы — тоже...

Потом: от Саши [Рылова] из Германии получили открытку — с довольно бодрым настроением...16

Мамочка себя лучше чувствует: даже эти дни ходит на рынок — вместо меня — и не устала. У Лены тоже — хорошие дела, о которых она сама тебе пишет. Я рада, что у неё есть, где подкормиться. Раньше бы не подумали об этом, а теперь даже и не стыдно: вот до чего дошли!.. Да, конечно — дойдёшь до этого, когда рад бы дома всё дать — да нечего... Вот сколько у нас было приятного!..

Папе предлагают читать лекции по искусству и педагогике — для учителей: теперь учительские курсы устраиваются. Аркадика [Рылова] ученики Академии [художеств] выбрали своим профессором в пейзажную мастерскую17: нужно только утверждение комиссара Луначарского18, и к Аркаше приходила делегация от учеников спрашивать — не будет ли с его стороны препятствия?.. Школа поощрения художеств начинает возрождаться: ей дают средства, так что это обеспечит плату преподавателям, и плата с учащихся будет маленькая совсем. Это — хорошо, приятно. И я сама смогу платить за право обучения...

Неприятного тоже порядочно: вопрос с [Николаевским] институтом всё ещё не решён, жалованье не платят — как хочешь живи... Из сберегательной кассы дают только 120 рублей в неделю, тогда как надо на неделю (на одну пищу) рублей 300 — и то все не сыты... Положение — ужасное, хорошо ещё что в сберегательной [кассе] есть у всех нас [денег] понемногу, но Мишин запас там кончился, папин и мамин — приходит к концу, теперь на очереди — мой. Думаем продавать кое-какие ненужные вещи, например, серебряный самовар, безделушки и пр. Это теперь — в большом ходу: на «толкучках», на рынках продают очень и очень многие и говорят, это — выгодно, потому что крестьяне, пролетарии, которым «керенки» мало что стоят19, скупают всякие вещи, например, коробки из-под конфект — и пр., и пр. Многие из знакомых продают так свои вещи. И это стало обычным явлением...

Хлеба — нет, дают очень редко — и помалу: чуть ли не раз в неделю 1/4 фунта — маме да папе — восьмушку. А у нас дома муки больше нет. Оставлено немножко на 17-е (30-е?) сентября...20 Картофеля уже нет — исчез с рынка. Соли — нет, керосина — тоже... Как будем без керосина жить — трудно представить: ведь, значит, с трёх часов [пополудни] зимой ничем нельзя будет заниматься — ни читать, ни рисовать... Скоро, кажется, ничего не будет...

В консерватории, где покупает папа кое-что из провизии, говорят, что всё это — остатки, и дают помалу, а привоз не ожидается... Вот каковы дела... Сердце болит, как подумаешь о будущем — даже и ближайшем!.. Скверно стало жить — тяжело и грустно...
Заказчики Аркашины — как люди со средствами21, состоятельные — уезжают и собираются уезжать, потому что, говорят, здесь будет очень и очень скверно... Ну, значит — дела будут хуже, а у меня и подавно нет теперь никакой надежды...

Да, хочется часто заснуть надолго: ничего не слышать, не видеть, не знать. Залечь — как медведи на зимнюю спячку...

Примечания

11 Имеется в виду служба Н. Е. Агафонниковой на телеграфе при железнодорожном вокзале Вятка-I.
12 Глазунов Александр Константинович (1865–1936) — композитор, дирижёр, музыкально-общественный деятель. Профессор (с 1899), директор (1905–1928) Санкт-Петербургской (Петроградской/Ленинградской) консерватории, народный артист Республики (1922); с 1928 года жил за границей («по болезни»); скончался во Франции (в предместье Парижа); в 1972 году прах перевезён на родину; именем композитора назван Малый зал Санкт-Петербургской консерватории.
13 Так — в подлиннике; источник цитирования не обозначен.
14 В это время в Казани (у родственников) находилась Елена Дьяконова, художник по образованию (выпускница Казанской рисовальной школы и Петроградской Академии художеств), впоследствии — жена М. А. Юдина; после 1948 года — сотрудница библиотеки Казанской консерватории.
15 Подробнее см.: Дворецкая Т. А. Аркадик Рылов в письмах Юдиных // Герценка: Вятские записки : [науч.-попул. альм.]. Киров, 2010. Вып. 18. С. 134–140 ; URL: http://www.herzenlib.ru/almanac/number/detail.php?ELEMENT=gerzenka18_3_8&NUMBER=number18.
16 Рылов Александр Александрович (1871—?) — один из младших братьев Аркадия Александровича Рылова, Екатерины Александровны Юдиной и старший брат Германа Александровича Рылова; будучи призванным на военную службу, оказался в германском плену; некоторое время считался пропавшим без вести.
17 См.: Рылов А. А. Указ. соч. С. 193.
18 Луначарский Анатолий Васильевич (1875–1933) — государственный деятель, литератор (писатель, переводчик, публицист, критик), искусствовед; академик (1930); первый народный комиссар просвещения РСФСР (1917–1929).
19 «Керенки» — народное название денежных купюр, формально номинированных в золотых российских рублях, но не имевших реального золотого обеспечения; это название (производное от фамилии последнего председателя Временного правительства А. Ф. Керенского) стало нарицательным для презрительного обозначения обесценившихся, никому не нужных денежных знаков.
20 День поминовения христианской святой Софии Римской (?—137) — матери мучениц Веры, Надежды и Любови Римских, пострадавших в гонение Императора Адриана (76–138, правление с 117); именины (день Ангела) С. А. Юдиной: 17 сентября — по старому, 30 сентября — по новому стилю.
21 Имеются в виду заказчики Аркадия Александровича Рылова.

(Без датировки, конец сентября —
начало октября 1918 года (?);
из Петрограда — в Вятку)

Милая Ниночка!

...Лучше всего, если бы тебе удалось получить место учительницы в гимназии или училище. Ты представь: заниматься с малышами — дело живое, интересное, потом — лето и праздники свободны... Главное твоё «но» легко устранить. Ты пишешь, что ничего не знаешь, а много ли надо знать для малышей? И разве ты не можешь, уча детей, учиться и сама? Может быть, в Вятке есть курсы какие-нибудь, лекции, потом — книги помогут. А как это интересно будет!.. И какая же ответственность у тебя? Если бы ты взялась воспитывать ребёнка, образовывать его характер, вот это — ответственность, а тут только — с любовью передавать им свои знания: это ты можешь вполне! Любовь, умение обращаться с детьми, объяснять просто, не торопясь, — это всё у тебя есть, я знаю это наверное, да ты и сама знаешь, так как занималась, давала уже уроки. А знания? Знания можно копить всё время: помогут и жизнь, и люди, и книги! Я бы так хотела, чтобы тебе это удалось: ты бы была среди людей — и у живого, хорошего дела, и была бы на своём месте, а это так важно — найти свой путь... Не думай слишком долго, а подавай прошение в отдел народного образования22, и если действительно так нужно — то ты получишь место. Может быть, условия так складываются, чтобы навести тебя на этот путь. Может быть, это судьба ведёт тебя так...

А я бы так рада была за тебя, когда бы ты нашла дело по душе, а преподавание — такое хорошее, нужное дело: много даст и тебе, и ты почувствуешь, что приносишь пользу. Сначала тебе, конечно, придётся поработать — приготовляться к урокам, да и потом — постоянно собирать знания, чтобы передавать их другим, но ведь эта работа не то, что служба на вокзале, ведь это — учение, которого тебе хочется. И если будут нужны тебе мои скудные знания, — спроси: я с радостью постараюсь выкопать из памяти что-нибудь, если надо — пошлю тебе книги, какие есть, записки, всё, что у меня найдётся! Папа знает много книг по педагогике, да и знаком с такими людьми, которые сведущи в этой области...
Ниночка, желаю тебе от души найти этот свой путь, который наполнит твою душу светлым удовлетворением и даст тебе силы для хорошей, живой работы! А я бы порадовалась за тебя. Не сомневайся только в своих силах и знаниях!..

Да, конечно, Метерлинк прав в своём изречении23, что нужно жить высшей жизнью — в ней спасаться от действительности...24 Это то, что Миша называет «возвышаться над трёхмерными обыденными измерениями»... Да, иначе жить невозможно, особенно — теперь.

Ты думаешь, нам не хотелось, чтобы ты сидела за нашим столом, с нами вместе — за чтением, разговорами? Ах, как бы мне этого хотелось! Но тебе неверно издали кажется здесь лучше, чем на самом деле у нас есть. И нам — в воспоминаниях — прежние времена кажутся такими хорошими, что, казалось бы, нечего было и горевать, а ведь и тогда были чем-нибудь недовольны, огорчались и проч. Тебе, право, издали кажется наша жизнь лучшей. Во-первых, у нас мало общей жизни семьи, и, сказать тебе по правде, часто рознь вношу я, как мне ни горько сознавать это. Потом: у папы — необщительный характер, потому что так сложилась у него жизнь, одинокое его детство. Мы все стали раздражительны, сварливы. Стали читать по вечерам, чтобы связать, объединить всех у стола и не разговаривать о политике и еде, а то разговоры все об этом вертятся. Потом: придумывание пищи на следующий день — ужасно противный вопрос, трудный, сложный, особенно — когда денег нет, а это бывает так часто... Одним словом — тяжело ужасно. Мама нервничает, а если куда пойдёт — она или папа — и приходят домой, то на них лица нет — так устают, мама до слёз устаёт.

Разговоры бывают такие: вспоминаются прежние года, но большей частью — вятские, а Поляна — слишком больной и волнующий вопрос25. Кончаются воспоминания воспоминаниями о разных вкусных кушаньях и словами мамы или Лены: «Ну — будет об этом!..». Воспоминания всё-таки лучше, потому что в будущее страшно заглянуть: конца не видно, впереди — тучи и туман... Нет, у нас здесь невесело, несладко живётся: все — хмурые, нервные, у всех болит, щемит сердце. И тебе бы здесь было нелегко и не так приятно... Потом: сам Питер поражает приезжих своей пустынностью и видом голодных, истощённых людей. Я сама не люблю ходить по более людным улицам: масса тяжёлых картин. Ты помнишь прежний Петроград, а теперь он — не тот, тебе бы не было в нём хорошо, и с нами тоже — невесело, тоскливо... А нам-то с тобой было бы хорошо — посидеть, поговорить, вспомнить, помечтать!.. Я часто думаю об этом. У вас семья большая — из самых разнообразных людей, разных интересов, взглядов, поэтому трудно связать и чтением!..

Примечания

22 Речь идёт, вероятно, о попытках Н. Е. Агафонниковой трудоустроиться в Вятке на педагогической работе (в сфере дошкольного воспитания или начального образования).
23 Метерлинк Морис Полидор Мари Бернар (1862–1949) — бельгийский (франкоязычный) писатель, драматург, философ. Лауреат Нобелевской премии по литературе за 1911 год; символистская поэтика выражала протест против приземлённости натурализма, отражала вечный поиск человеком счастья, стремление к познанию бытия, попытки души достичь понимания и любви.
24. Косвенное цитирование главы ХII («Глубокая жизнь») философского эссе М. Метерлинка «Сокровище смиренных» (1896).
25 Дачное поселение в Воронежской губернии.

(7 октября 1918 года;
из Петрограда — в Вятку)
...7-е октября нового стиля.

...Лена нездорова, лежит, но сегодня ей лучше. А то совсем ей тяжело было: болела голова, ноги, так что вчера позвали доктора, который нашёл у неё инфлюэнцу [грипп], но не злокачественную, и сегодня она уже кушает и разговаривает, только хочется ей всё невозможного, что раньше было так просто и доступно — например, кусочек ситника или французской булки, манной каши, творога с молоком и пр. Достали только яиц немного... У меня опять на душе скверно: тоска то уляжется, то опять вырастает...

Сегодня — воскресенье, обед был рано, и вот теперь — 4 часа, и я всё убрала и свободна, но устала, а хотела было писать автопортрет — с задачей на «отношения», которые у меня страдают...

Хорошо теперь, что везде — бесплатное обучение: и на [Бестужевских] курсах, и в консерватории, и в академии [художеств]!.. Вообще — теперь как будто поворот к лучшему: преподавателей, художников, музыкантов не загоняют, а заботятся о них, например — пенсии дают теперь... Вообще — на просвещение обращают внимание: открывают гимназии, школы, курсы, обязательное и бесплатное обучение. Это — очень-очень хорошо! Так хочется надеяться, что это — начало улучшений... Теперь бы только быстрее мир везде был бы заключён, и с продовольствием бы наладилось, то есть — было бы всего больше и дешевле...

В двадцатых числах октября предполагается празднование годовщины большевистского переворота, и, кажется, усиленно готовятся к празднованию. Что-то будет?!..

* * *

(Без датировки,
вторая половина октября/
начало ноября 1918 года(?);
из Петрограда — в Вятку)
Ниночка, голубушка, получила ли ты открытку — с известием о смерти мамы?..26

Ниночка, родная, я давно тебе не писала, но во время болезни мамы и Лены не было ни минутки свободной: приходилось и стряпать, и за провизией ходить, за хлебом стоять, и мамочке, и Лене помочь, приготовить, убрать... Мы с Мишей и дрова носили, и кололи сами, так как дворников не было в доме...

Ниночка, ты поймёшь, что мне сейчас тяжело писать о последних днях мамочки. Скажу только, что у неё были сильные боли в спине, боку, потом они затихли, и мама тихо-тихо заснула — навсегда...

На другой день похорон папе на уроке сделалось дурно: он заболел холерой. Теперь он в больнице лежит, и ему как будто лучше... Господи, хоть бы он поправился!..

Ниночка, дорогая, сколько пришлось за это время пережить! Первые моменты после смерти мамы было тяжело: ведь я почти не видела мамочку последнее время, забегала из кухни посмотреть — не нужно ли чего-нибудь, не слышала, что говорил доктор, а на мои вопросы папа и Миша говорили, что мама больна серьёзно, но не опасно, надо только поддержать сердце, так как оно слабое у мамы... И вдруг — конец, а я так верила, что мамочка поправится!..

Первые моменты я и не могла сдержать себя, может быть, ещё и потому, что устала за то время, мало спала... Лена и все наши встретили это твёрже, спокойнее: они были больше подготовлены, больше были с мамочкой... А потом мне стало так легко, спокойно и радостно за неё: она так устала... Умучилась, я боялась представить, как бы она пережила эту зиму — такая нервная... Слабая, заботливая... Она отдохнёт, успокоится, и мне всё казалось, что мамочка со мной... Ласкает меня... На душе стало ясно и светло от простоты таинства смерти... А если бы с папочкой началась холера при ней, что бы с ней было?!..
Нет, что ни делается — всё к лучшему, всё так нужно... Не было чувства ужаса и отчаяния, а только светлое умиление перед простотой таинства и радость за маму — ей теперь хорошо!.. Теперь только хочется больше дневного света, людей близких и дорогих, не хочется оставаться с самим собой, когда «чувствуешь, что начнётся тоска от этого навсегда»...

Не люблю приближение ночи — не спится, сны бесформенные, безобразные: не сны, а состояния. Всё слышатся мамины слова, пение на панихиде, похоронах... А днём за делом некогда раздумывать...

Маму похоронили на Смоленском [кладбище] — под берёзами27. Был туманный осенний день, тихо шелестели опадающие жёлтые листья...

На другой день похорон — под вечер — мы с Леной остались вдвоём, сидели на кухне, я мыла посуду. К нам пришли сказать, что папе стало дурно на уроке и надо за ним приехать (а это два часа езды отсюда)... Что делать? Я побежала сказать по телефону: просить привезти папу и позвать доктора. К счастью, встретила на дворе Мишу. Узнали по телефону, что папу привезут. И вот мы с Мишей и потом [с] Аркашей [Рыловым] дежурили у ворот — часа три... Время тянулось ужасно. Наконец, привезли его [А. Н. Юдина] в санитарной карете — почти без признаков жизни, так что внесли на кресле в одеяле. Оказалась, у него — холера... Пришёл доктор, решили скорее отправить в больницу, так как у нас уже дома нет никаких средств для лечения заразной болезни. Страшно изменилось у папы лицо: стало совсем чужое, глаза ужасно ввалились, голос ослабел до шёпота... Долго ждали карету «скорой помощи», несколько раз пришлось сходить в аптеку, грели воду для бутылок — от судорог... Наконец, приехали санитары и отвезли папу в больницу... Легли спать часов в шесть утра... Слава Богу, кажется, папа не так опасно болен, и у него не было сильных приступов, так что дома не было никаких загрязнений. Но всё-таки мы приняли всякие меры предосторожности — и сегодня сделали себе противохолерную прививку...

Теперь у меня, конечно, много всяких дел: всё запущено, живём в двух комнатах — кухне и гостиной. Как-то мы справимся?!.. Наши говорят, что всё устроится, пойдёт хорошо, а у меня в глубине души думается, что теперь и живописи, и [Бестужевским] курсам, и моим планам заработка — почти конец... Стараюсь не давать воли этим мыслям... Хорошо, что мы вместе все, и Аркадик [Рылов] с нами, и есть много добрых, душевных людей: теплее становится — и легче...

Мы с Леной у папы ещё не были, а Миша и Аркаша [Рылов] ходят навещать его: у него вид лучше, он кушает, говорит, только очень слаб — и сердце слабо...
Кончу писать: больше не могу...

Примечания

26 Екатерина Александровна Юдина скончалась 17 (30?) октября 1918 года.
27 Смоленское кладбище — старинное Православное кладбище в западной части Санкт-Петербурга (на Васильевском острове, возле реки Смоленки); учреждено в 1738 году.

(Без датировки,
7–8, 14 ноября 1918 года(?);
из Петрограда — в Вятку)

7 ноября

Милая Ниночка, дорогая, наконец, получили от вас письма, а то я так боялась, что у вас что-нибудь случилось...

Ты не сердись, что я до сих пор не написала тебе больше: писала письмо, когда папа был ещё жив28, но так оно и осталось, а теперь мысленно пишу тебе часто, но взяться за письмо не могу — столько дел, что я ничего не поспеваю сделать, всё запущено, везде — беспорядок, сор, и я не могу справиться. Этот беспорядок страшно надоел, очень от него устаётся...

Милые, вы зовёте нас в Вятку. Спасибо за радушие, за заботу, но только едва ли это можно, мы как-нибудь проживём здесь, все мы привязаны сюда: у Миши — консерватория и теперь служба в музыкальном отделе29, у Лены — гимназия, [музыкальные] курсы, у меня — академия [художеств]... Ух, я устала...
Хочется о мамочке, о папе написать... Я их часто вижу во сне, видела мамочку: как будто она стояла и смотрела в небо — так, как рисуют cвятых, и она мне сказала, что я «недолго протяну»... Это было как раз в двадцатый день... Мы пошли в этот день в церковь консерватории30, где служили заупокойную литургию Чайковского31. Пели чудно, так было хорошо!.. А на другой день были на [Смоленском] кладбище. Там до сих пор ещё цветы свежие, потому что холодно...

* * *

8 ноября

...Эти два дня празднуют большевистскую годовщину. Готовили много чего: торопились украшать город флагами, фонариками, плакатами и пр.

Вчера [7 ноября] был дождливый день, а сегодня — ничего...

Мы с Леной не бывали ещё эти дни на улице — не пришлось, а говорят, что в некоторых местах красиво. Ведь это было поручено разным художникам. На Неве — иллюминация, прожекторы, пускают ракеты, так что небо светится... К праздникам дали кое-каких продуктов — жира, соли, рыбы. Давали и почти белый хлеб — сайки, только нам не досталось — в нашей городской лавке многим не хватило... Сюда приехало много крестьян — это Съезд комитетов бедноты32, и теперь на площади Дворцовой, у ресторана «Медведь» на Конюшенной [улице]33, где у них кофейная, — ходят толпами мужички...

На нас напал голод — сахарный и хлебный: страшно хочется хлеба, и сахара, и ещё — масла, так бы и ели без конца...

Ниночка, как это ни странно, а как-то не чувствуется отсутствия папочки и мамочки: я, например, постоянно всё время чувствую их присутствие, точно они тут — со мной, около и во мне, и отсутствие физического образа не так заметно. Я не знаю, как это выразить... С этого времени я как-то перестала бояться чего-нибудь, проще и увереннее стала относиться ко всему...

Примечания

28 Алексей Николаевич Юдин скончался в начале ноября (по новому стилю) (?) 1918 года.
29 Музыкальный отдел (МУЗО) — одно из структурных подразделений (1918–1936) в составе Народного комиссариата просвещения РСФСР, ведавшее вопросами музыкального образования, воспитания и просвещения, а также организацией музыкальной театрально-концертной деятельности; включал подотделы: специального музыкального образования, общего музыкального образования, концертный, академический, издательский; функционировал по административно-территориальному принципу.
30 Храм Рождества Пресвятой Богородицы при Санкт-Петербургской государственной консерватории (Театральная площадь, дом 3, корпус 24а); обустроен (как домовая церковь) в 1891–1896 годах; в 1922 году закрыт; в 1996 году богослужения возобновлены.
31 Вероятно: «Литургия святого Иоанна Златоуста» — цикл религиозных песнопений для смешанного хора (в оригинале подразумевается хор, составленный из голосов мужчин и мальчиков), сочинение 41, до мажор, в 15 частях; на церковнославянском языке; автор — Пётр Ильич Чайковский (1840–1893); время создания — май 1878 года.
32 Комитеты бедноты (комбеды) — организации сельской бедноты в Европейской России, созданные летом 1918 года и во многих районах фактически осуществлявшие функции государственной власти; в ноябре 1918 года в Петрограде проходил очередной губернский съезд комбедов.
33 «Медведь» — один из самых фешенебельных и дорогих ресторанов дореволюционного Санкт-Петербурга/Петрограда, принадлежавший предпринимателю Алексею Акимовичу Судакову и размещавшийся в доме 27 по Большой Конюшенной улице.

1919 год

(Без датировки, весна 1919 года (?);
из Петрограда — в Вятку)

Милая, дорогая Ниночка!

...Эти дни я не ходила в гимназию34, так как простудилась — и трудно было бы давать уроки, но всё равно приходилось вылезать из дома, так как у Леночки — нарыв на ноге, нельзя ей было ходить — даже по комнате, [также] надо было [ходить] за провизией, за обедом...

Сегодня — понедельник, я в гимназии пишу тебе эти строки...

У Лены нарыв прорвался, ей теперь гораздо легче, и я спокойно могла уйти из дома. Неприятно мне пропускать в гимназии: и так уж у меня — упущения разные, и вообще — чувствую, что непрочно сижу в гимназии; кто за меня заступится? Никто меня здесь близко не знает, я сама — человек не деятельный, не энергичный, следовательно — не особо нужный...

Ниночка, родная, если б ты знала, как я жду лета: тепла, свободы, света!.. Хоть бы учебный год скорее кончился нынче!..

Я так рада за тебя, что ты ведёшь такую хорошую, деятельную жизнь: работаешь, чувствуешь радость работы! Я очень рада за тебя! Ведь, правда: жизнь наполняется, нет пустоты, бесцельности... Как бы хотела я повидать (так давно я тебя не видала!), поговорить, побывать с тобой в cтудии, посмотреть твои работы!..35

Ты взялась за простые гипсы, [это] хорошо36. Но не оставайся долго на них: надо больше дерзновения, и у тебя, верно, лучше выйдет натура, чем у самонадеянных учеников... И хорошо, если будешь браться за такие вещи, как яркие кустарные куклы, бураки37: в них — такая чистота, и яркость, и сила красок, а тебе надо добиться именно силы, смелости, яркости, и для живописи — это очень богатый материал... Я у Аркадика [Рылова] писала такие яркие кустарные предметы, что даже глаза уставали. И как нарядно выходило!..

Неужели мне и летом не удастся поработать и заниматься?!..

Примечания

34 С декабря 1918 года С. А. Юдина преподавала рисование и русский язык в приготовительных классах бывшей Литейной («Рождественской») женской гимназии Ведомства учреждений Императрицы Марии; ныне в этом здании (дом № 15 по улице Некрасова — в историческом центре города) размещаются общеобразовательная школа № 194 Дзержинского района Санкт-Петербурга и профессиональный Лицей кулинарного мастерства.
35 Имеется в виду Вятская народная студия художеств (1919–1923?), созданная и действовавшая при активнейшем участии местного живописца, литератора, педагога Алексея Ивановича Деньшина (1893–1948); на протяжении первых лет существования студии одной из самых прилежных её участниц и наиболее успешных учениц А. И. Деньшина была Н. Е. Агафонникова; некоторое время (в 1920 году, в период пребывания в Вятке) в студии занималась и С. А. Юдина.
36 Так — в подлиннике; очевидно, речь идёт о срисовывании фрагментов гипсовых скульптур, как правило — копий с античных оригиналов.
37 Так — в подлиннике; вероятно — красная свёкла; возможно, также — круглый берестяной короб (коробóк) — с деревянным дном и крышкой.

(Почтовая карточка; 1 мая 1919 года;
из Петрограда — в Вятку)
Милая, золотая Ниночка!

...Гимназию я оставляю и буду, вероятно, учительствовать в народных училищах38. Теперь в гимназии вводится дисциплина, а я не подхожу к требованиям нового заведующего, ну, и ухожу... Неприятно всё это, и мысль об этом тяготит меня, да ничего не поделаешь... У меня всё так: пойдёт дело — и оборвётся, немного времени спустя... Пока, значит, положение у меня неопределённое: жалования не получаю, даже на [приватном] уроке мне что-то не платят, а прошло уже больше месяца...

Леночка служит — такой деловой, занятой человек стала. Миша занят по горло, но бодр и здоров...

Вчера получили из Валуек письмо — наш домик на Поляне сгорел... Кто-то поджёг его — и он сгорел дотла... Ну, что же — всё к лучшему: мамочка и папа не узнали об этом при жизни, а нам всё равно не жить там, и теперь никто чужой не будет пользоваться, портить, грязнить всё, что так дорого было папе, маме и нам... Больно, но всё-таки всё выходит так, как надо... Жаль, что ты не побывала там, не видела всего так, как было!.. Да, а теперь у нас остались одни воспоминания...

Родные, милые — сколько раз говорили и говорим мы спасибо за вашу посылочку! И хлеб, и сухарики, и всё — такая поддержка, спасибо!..

Примечания

38 Ещё в октябре 1918 года Советской властью была декретирована «реформа орфографии», а затем объявлено о введении «единой трудовой школы».

(Без датировки, май 1919 года (?);
из Петрограда — в Вятку)
Милая голубка Ниночка!

...Писать в обычное время — некогда, и разучилась писать, и накопится так много чего, что не знаешь, за что и взяться. А сейчас мне поневоле нечего делать: сижу у ворот, дежурю два часа (дежурство из-за осадного положения), ну, и хочется с тобой на свободе побеседовать...

Когда я думаю, что мало знаю (ведь ты говоришь, что и в обычное время попадали люди в чуждые области, но тогда ведь они занимались приготовлениями, работали снова в этой чужой области, а мне некогда подготовиться к уроку: слава Богу, если удавалось с четверть часика заглянуть в папины лекции или книги, да и в них ответов на живые вопросы не найдёшь), то утешаю себя тем, что теперь преподавателей нет: например, в моей школе только осенью было несколько уроков рисования, а со мной они хоть немного да порисуют — лучше, чем совсем бы не стали рисовать. А я, показывая им растения, бабочек, интересные вещи, картины, может быть, натолкну на какую-нибудь мысль, может быть, ребята больше присмотрятся к красотам природы, о которых я им толковала не раз... Но как бы то ни было, я так рада, что учебный год у меня кончился: я всё же устала. За эти три недели дала 44 урока... Теперь за это надо получить деньги, а это — долгая история: хождение в комиссариат39, заявления, прошения, и думаю, что мне не заплатят за уроки ручного труда, так как я считаюсь преподавательницей только рисования. И летом, наверное, не будут платить... Не знаю, что делать: искать занятия какого-нибудь? Но мне так хотелось немного отдохнуть, заняться живописью, да и дома дела хватит — чинка, штопка, беспорядок не переведутся никогда...

Вчера мыла пол — это-то пустяки, а вот стирка — эти узлы грязного белья и кучи чистого дырявого — угнетают меня...

Была на [Бестужевских] курсах — там были регистрации-перерегистрации студенток, ну, и, конечно, я все сроки пропустила и теперь на курсах, наверное, не числюсь, наверное, надо взять оттуда свои документы, да идти не хочется туда: больно... Тяжело... Из академии [художеств] — тоже выбыла. Впрочем, академия чуть жива — рисуют человека два-три учеников всего, так что, может быть, и закроют или соединят все мастерские вместе в одну...

А теперь пока я хожу по рынкам, кооперативам, комиссариатам, за обедом, за хлебом — и т. д., и т. д.

Погода — тёплая, ясная, яркая. Воздух здесь теперь не дымный, чистый, зелень — яркая, цветёт сирень, каштаны. Много цветов продают на улицах, и не можешь утерпеть, чтобы не купить...

Теперь деньги текут между пальцев: тысяча рублей разойдётся так, что и не заметишь, даже страшно подумать — куда подевала её (а девать-то приходится мне — все деньги на моих руках, покупка и добывание провизии — всё это в моём ведении). И экономишь на всём, так как средства уходят на одну пищу, ходишь во всём старом, чистишь, штопаешь, но не утерпишь, чтобы не купить цветов — одна радость ведь это, это всё то, что осталось нам теперь — после прежнего летнего привольного житья в Скопине40, на Поляне...
Да, Нинушенька-голубушка, когда всё будет хорошо, спокойно, и мы будем жить так, как хочется, а не будем втиснуты, как теперь, в рамки, в которых и пошевелиться нельзя, когда не будем дотягивать от одного жалованья до другого, еле тащась по «мели», и сможем откладывать и подкопить средств, когда всё это будет возможно, — мы поедем в Вятскую губернию на лето, куда-нибудь в Пьяный Бор41, и поедем на пароходе обязательно: будем отдыхать, греться на палубе на солнышке, кормить чаек, смотреть на жёлтые волны с белыми барашками... Ух, хорошо!.. И ты ведь поедешь с нами — так, да? Ну, конечно — да!.. Но это — мечты будущего, и далёкого будущего. А теперь пока впереди — короткое занятое лето, один день похож на другой: кухня, пыльные комнаты, а дальше — страшная зима без дров, керосина, зима голодная, холодная... Пока лучше не думать об этом!..

Ух, как холодно мне под воротами: сегодня ветрище такой дует, что сидеть холодно — на сквозняке под воротами, и у меня — всё простуда какая-то сидит, не может пройти... Скорее бы прошло время дежурства: пойду куда-нибудь — позавтракаю, да потом надо за обедом бежать, плиту топить...

Знай, что мыслями я так часто с тобой, но писать часто некогда, и ты понимаешь это — и простишь за редкие письма с большими перерывами...

Целую крепко-крепко, моя хорошая, милая!..

Примечания

39 Здесь: Народный комиссариат просвещения (Наркомпрос) — государственный орган РСФСР, контролировавший в 1920–1930-х годах практически все культурно-гуманитарные сферы: образование, науку, библиотечное дело, книгоиздательство, музеи, театры и кино, клубы, парки культуры и отдыха, охрану памятников архитектуры и культуры, творческие объединения, международные культурные связи и др.; до марта 1918 года находился в Петрограде, затем — в Москве.
40 Скопино — одна из живописных деревень с таким названием — в окрестностях Вятки (вероятнее всего — в районе села Филейского), где (в отдельные годы) снимала на лето дачу семья Агафонниковых; село Филейское (Филейская слобода — Филейка) — центр северо-западного прихода в пригороде старой Вятки, где к началу ХХ столетия насчитывалось около 25 деревень; современная «Филейка», организовавшаяся как рабочий посёлок при заводе № 32 (имени ХХ партсъезда, ныне ОАО «ВМП "Авитек"», эвакуирован из Москвы во время Великой Отечественной войны), входит (как неформальное территориальное образование) в состав Октябрьского района города Кирова.
41 Пьяный Бор (Тихоновское, с 1920 года — Красный Бор) — село, пристань на Нижнекамском водохранилище, в 90 километрах к югу от города Агрыз; известны с 1680 года; до 1920 года — центр Пьяноборской волости Елабужского уезда Вятской губернии; ныне в Агрызском районе Татарстана.

(24–25 мая 1919 года (?);
из Петрограда — в Вятку)

24 мая
Милая Ниночка, родная!

...Посылаю Марии Васильевне [Агафонниковой], тебе, вообще вам — фотографии мамы и папы. Это — старые карточки, но от последних лет их фотографий не было... Недавно разбирали фотографии — и вот нашли эти карточки и посылаем их вам. Лежали они в нашей сырой гостиной и попортились. Простите, что не можем послать получше...
Нинушенька, вполне понимаю твоё состояние... Трудно стало писать: много-много бы передать хотелось, но не письмом, даже не словами, а так — каким-нибудь другим способом, без помощи тяжёлого, неповоротливого языка, усталой руки, усталой головы...
Вот — села с таким желанием поделиться с тобой и не знаю, с чего начать, что писать... Да, Ниночка, таков уж удел у всех нас — жизнь не даёт нам заниматься своим делом, жить так, как хочется... И у меня дело с академией [художеств] покончено, и моя бедная живопись отошла так далеко-далеко... А [Бестужевские] курсы — ещё дальше... «Эх!..» — только и можно сказать. И жалко станет — и всех, и себя, что время проходит — время молодости, и за это время износишься, истреплешься, состаришься, устанешь. И [время] проходит так: день за днём мелькают, и всё чего-то ждёшь впереди, а впереди — те же мелькающие дни, мелкие заботы, беспокойства...

Как-то Вятка теперь живет? От Гени [Рылова] получаем такие тревожные открытки, и у нас тут настроение напряжённо-ожидающее — кого-то, чего-то... Мобилизация, дежурства у ворот домов и пр. Что-то будет?.. Уж скорее бы как-нибудь конец был! Право же, трудно так — тянуть и ждать...

Мы все пока сравнительно здоровы. Мише, слава Богу, дали пока отсрочку по мобилизации42. И он, и Леночка служат. А я даю уроки рисования и ручного труда в городской школе — всего 12 уроков в неделю. Далеко ездить — на Калашниковский проспект, за Николаевский [Московский] вокзал. Устаётся от уроков: всё мне приходится возиться с мальчишками — шалят, не слушаются... Устаётся и от того напряжения, в котором я нахожусь: ведь я всё так поверхностно знаю, ничего, в общем, не знаю — и узнать, почитать, поучиться некогда. А между тем, выходит так, что на меня смотрят, как на знающую учительницу, думают, что раз я взялась за дело, так и знаю много... И так тяжело: создаётся какое-то фальшивое положение — точно я невольно всех обманываю и боюсь, что обман вскроется... А что мне делать иначе? Надо было писать заявление в комиссариат, чтобы зачислили меня в преподаватели, и мне прислали повестку с приглашением сдать коллоквиум — пошла на коллоквиум рисования, а меня ничего и не спросили — просто дали зачёт, так как я — «дочь Алексея Николаевича Юдина» (папочку — как преподавателя — многие знали) и, следовательно, должна знать достаточно... А по ручному труду не держала [испытания], боюсь и пойти, а между тем — значит, я незаконно даю уроки ручного труда, и мне за них могут и не заплатить...

Так вот какие дела, как жить-то приходится... И пока что — живём, карабкаемся: папа и мама во всём помогают нам, и от их помощи, постоянного присутствия — так радостно и спокойно! А вот смотреть на них, на их фотографии — тяжело: тоска, сердце заноет, и тогда чувствуешь, что их больше никогда не увидишь. Так что — стараюсь не смотреть на карточки... Скверно то, что жалованье Мише и Лене не платят, и я ещё не получаю в школе, а цены на всё такие ужасные, что подумаешь — так страшно становится. Очень дёшевы стали деньги, да только достаются-то недёшево...

Продолжение