Главная > Выпуск №28 > Дмитрий Зеленин и другие поповичи

Дмитрий Зеленин и другие поповичи

В. А. Коршунков

Манчестер, Л. Поповичи в миру: духовенство, интеллигенция и становление современного самосознания в России [Текст]. – М. : Новое литературное обозрение, 2015. – 448 с. – (Серия HISTORIA ROSSICA).

Для многих наших современников тема этой книги – личная, семейная. И для меня тоже. По материнской линии у меня в роду – Предтеченские. Действительно, прапрапрадед был священнослужителем. В конце XIX в. носители этой фамилии – уже купцы и мещане, жители Колывани, западносибирского города на Оби. Мой прапрадед служил городским головой. А сын городского головы после Октябрьского переворота стал руководителем местных коммунистов и погиб во время народного восстания против большевиков в 1921 г. Осиротевших дочерей красного героя в соседнем Новосибирске поначалу не принимали на учёбу только из-за фамилии: поди объясни, что они – не поповны, с этакой-то фамилией.

Книга Лори Манчестер (Laurie Manchester) о поповичах вышла в издательстве университета Северного Иллинойса (США) в 2008 г. и вот сейчас появился её русский перевод.

В оригинале и название, и подзаголовок несколько иные: «Holy Fathers, Secular Sons: Clergy, Intel-ligentsia, and the Modern Self in Revolutionary Russia». Ну да, «святыми отцами» православных священнослужителей называть не принято. В англоязычном варианте подчёркнуто противопоставление «отцов» и «детей», причём первые – носители религиозного сознания, а вторые – люди вполне секулярные. В русском заглавии появились «поповичи», хотя, строго говоря, некоторые герои книги – сыновья не священников, а дьяконов и даже тех, кто стоял на ещё более низкой ступени иерархии (то есть дети церковнослужителей, а не священнослужителей). Кроме того, Манчестер имела в виду, что новые способы самоидентификации в поколении «сыновей» соотносятся с быстрой модернизацией России (которая, видимо, была оборвана революционными событиями начала XX в.).

В книге 8 объёмных глав: «Происхождение поповичей: карикатура и реальность»; «Светские сословия в оценках поповичей»; «Святое сословие»; «Детство как земной рай»; «Мученичество в школе»; «Священный исход»; «В поисках спасения»; «Биографии поповичей: становление современного самосознания». Заметно, что, формулируя такие заголовки, автор ориентировалась на схему житийного повествования.

После глав помещено ценное приложение, названное: «Данные об атрибутированных автобиографических текстах поповичей» (с. 386–397).

В конце книги – списки источников и литературы. Есть именной указатель.

В приложении приведены сведения о личных документах, в том числе и тех деятелей, которые родились на Вятке: Ардашев П. Н. (1865 г. р.), профессор истории, опубликованная автобиография (1903); Бердников И. С. (1839 г. р.), профессор университета, опубликованная автобиография (1890); Васнецов А. М. (1850 г. р.), художник, неопубликованные письма (1896–1924) и опубликованная автобиография (1929); Васнецов В. М. (1848 г. р.), художник, опубликованные и неопубликованные письма, дневник, автобиография (1871–1926); Зеленин Д. К. (1878 г. р.), профессор, неопубликованные дневник и автобиография (1895–1902); Краснопёров И. М. (1838 г. р.), статистик, левый радикал, автобиография опубликована частично (1903, 1929); Луппов П. Н. (1867 г. р.), чиновник, опубликованная автобиография (1913); Овчинников Е. М. (1847 г. р.), врач, опубликованная автобиография (1906); Сычугов С. И. (1841 г. р.), врач, опубликованная и неопубликованная части автобиографии (1890-е гг.).

В этом перечне имеются некоторые погрешности. Художник Аполлинарий Михайлович Васнецов родился не в 1850-м, а в 1856 г. можно было бы отметить ещё одного Васнецова – Александра Михайловича (1860 г. р.), учителя, чиновника, литератора и фольклориста; его письма у нас публиковались. Дата рождения И. М. Краснопёрова – не 1838-й, а 1839 г.; его «Отрывки из воспоминаний (1850–1860 гг.)» печатались в 1915 г. в «Вятской речи». Перепутаны братья Лупповы – Александр Николаевич (1864 г. р.), статистик и чиновник, который, кажется, не оставил дневников или автобиографии, и Павел Николаевич (1867 г. р.), историк, который, действительно, в 1913 г. опубликовал воспоминания «В духовном училище».

Автор книги работала во многих архивах и рукописных собраниях библиотек Москвы и Петербурга, а из провинциальных городов хорошо знакома разве что с Владимиром – фонды тамошнего областного архива она активно использует. Поэтому список тех «поповичей», которые были вятскими, заведомо неполон, да и не все их опубликованные либо хранящиеся в архивах документы учтены полностью. Так, документы семейства Васнецовых в последние годы печатались у нас неоднократно, в том числе в альманахе «Герценка: вятские записки». Вообще, если смотреть издалека, то обычное дело, когда не заметишь важного или напутаешь, не отличив одного брата от другого.

Привлекала внимание автора этой книги и биография вятского уроженца, врача Е. М. Овчинникова, опубликованная в сборнике Императорской Медико-хирургической академии в 1906 г. В популярном у нас томе «Знатные люди» (1996 г.) «Энциклопедии земли Вятской» сведений о нём нет. Вообще о нём у нас мало известно. Он был взят на учёт только сотрудниками отдела краеведческой литературы нашей Герценки: в каталоге персоналий есть карточка на Евгения Михайловича Овчинникова, где сказано, что в 1870-х гг. он был революционером-народником, а затем работал врачом за пределами Вятского края. И только.

Так что будем благодарны американской исследовательнице за целостную картину становления той части русской интеллигенции, что вышла из семей духовенства. А также за выявленные и использованные личные документы, которые она вводит тем самым в оборот.

Д. К. Зеленин стал одним из главных героев книги. Так, в пятой главе, про «мученичество» школяров, предпослана в качестве эпиграфа такая запись 1896-го г. из дневника молодого Зеленина: «Семинарист – нечто очень особенное, своеобразное, быть может, даже единственное в своем роде… Семинарист – это вековой тип, созданный русскою жизнью, вышедший из глубины её недр, отразивший в себе, быть может, весь уклад этой жизни. И это именно – вековой тип: его история тянется почти три столетия; многое тут менялось, но семинарист всё оставался одним» (с. 202).

Этот его дневник, вместе с автобиографическими воспоминаниями, хранится в архиве Российской Академии наук в Петербурге. Они до сих пор не опубликованы. Хотя давно бы пора…

Последняя же глава представляет собою очерки о четырёх видных «поповичах»: литературном критике Н. А. Добролюбове, банковском деятеле и собирателе предметов искусства И. Е. Цветкове, враче и краеведе А. В. Смирнове и о Зеленине, профессоре-этнографе. Первый в этом перечне – «радикальный публицист», второй – консерватор, третий – либерал, ну а Зеленин назван «аполитичным».

Зеленин родился в Сарапульском уезде в семье бедного дьячка и стал крупнейшим специалистом по восточнославянской этнографии. На Вятке его помнят и ценят. О нём у нас недавно вышли целые тома, где есть некоторые местные архивные материалы (Зеленинские чтения: материалы Всерос. науч. конф. (Киров, 12 нояб. 2013 г.) / редкол.: С. Н. Будашкина (сост.) [и др.]; науч. ред.: В. А. Поздеев, М. С. Судовиков. Киров, 2013; Зеленин Д. К. Избранные труды. Киров, 2013).

О героях своей последней главы Манчестер пишет: «Все четверо были носителями современного самосознания, являвшегося отличительной чертой пореформенной интеллигенции. Для всех были характерны особенности, выделявшие поповичей из окружающего общества, – аскетизм, утилитаризм, трудолюбие, неприязнь ко всем формам аристократизма, народнические воззрения, ярко выраженный этос служения обществу, высокая оценка русской национальной культуры, активная жизненная позиция, морализм. Поповичи были широко представлены в самых разных сферах деятельности и политических течениях, и в то же время их объединяла ярко выраженная общность культуры и самосознания. Подобное сочетание позволяет объяснить всю глубину влияния, которое выходцы из клира оказали на духовный облик пореформенной интеллигенции» (с. 330).

Именно под этим углом зрения Манчестер рассматривает особенности жизни, быта, мировосприятия, научной деятельности Зеленина. «Как и полагается поповичу, Зеленин был необычайно плодовитым автором и оставил заметный след в своей профессии. Его перу принадлежат 306 статей и книг» (с. 364). «Подобно другим поповичам, достигшим высот в своей сфере деятельности, Зеленин сталкивался с немалыми трудностями на жизненном пути – из-за нестандартного стиля мышления и безграничного профессионального рвения, нередко оборачивавшегося высокомерием. Однако ничто не могло остановить его. В своих оставшихся неопубликованными воспоминаниях он утверждал, что после окончания университета его не хотели оставлять при кафедре для подготовки к профессорскому званию просто из-за зависти некоторых преподавателей…» (с. 365). «Однако отношение к трудам этнографа удивительно напоминало оценку произведений других поповичей, выступавших как на научном, так и на публицистическом поприщах: хвалили за трудолюбие, энтузиазм и глубокое знание предмета, критиковали – за грубый литературный стиль» (с. 367). «…Он, как и другие поповичи, чувствовал себя неуютно вне сферы великорусской культуры» (с. 367). «“Обращение” Зеленина в марксистскую веру не могло быть до конца искренним ещё и потому, что он никогда не переставал быть православным» (с. 370). «Подобно многим поповичам, Зеленин всю жизнь прожил холостяком» (с. 370). «Занимаясь наукой, Зеленин сохранял многие черты поповича дореволюционного периода – вот только присущие ему моральные ценности он стремился передать не потомству, как это делали его предки-клирики, а ученикам. Особенности личности Зеленина, о которых вспоминают его ученики, были характерны для многих выходцев из клира» (с. 372).

Разумеется, всё это и так, и не так. В известной рекламе подмечено: «People are different». Люди все разные. Многое ли могло быть общим у столь разнокалиберных персон? Между старшим сыном богатого соборного протоиерея и младшим сыном сельского бедняги-псаломщика? Зеленин был аскетичен в быту и всю жизнь ревностно занимался наукой. Да, такое поведение, возможно, закрепилось в нём и из-за необходимости самому пробивать себе жизненную дорогу, и из-за привычки к усердному труду во время обучения в бурсе. Но иные бурсаки выходили в самостоятельную жизнь грубыми мужланами, привычными к дракам и выпивке. Для траектории судьбы важнее, видимо, темперамент, здоровье, врождённые личные склонности, нацеленность на карьеру. Так что, если уж выискивать общее у столь разных людей, то общего выйдет немного: разве что имевшееся у многих выходцев из приходского духовенства ощущение близости к народу да какое-никакое образование, влиявшее на судьбу, мировоззрение и поведение (потому-то и неудивительно, что в малограмотной стране дети клириков становились интеллигентами). И ведь тут есть ещё одна особенность: из-за самого характера использованных источников, герои книги Манчестер – это именно те «поповичи», которые хоть чего-то в жизни добились, которые захотели и сумели оставить воспоминания и дневники. А тысячи обычных мелких чиновников, не слишком удачливых предпринимателей, гимназических учителей «в футляре», обременённых семьями и потихоньку спивавшихся, так и сгинули – оптика исследователя их не улавливает.

Да, это история личностная. Но я-то ношу другую фамилию – не Предтеченский, а Коршунков. Довольно редкую. Нечасто встретишь однофамильца, который не был бы родственником. В книге Манчестер я нашёл упоминание о «высказываниях некоего о. Коршункова – одного из немногих священников, не связанных происхождением с духовенством». Манчестер пишет о нём: «Этот человек сам служил церкви, но поскольку родился не в духовном сословии, то и не считал себя носителем пороков, традиционно приписывавшихся клиру в общественном сознании» (с. 56). Священник Коршунков явно где-то что-то такое опубликовал. Жаль, в книге Манчестер ссылки не сделано…