Письма великой эпохи: сёстры Юдины и крушение Российской империи
(эпистолярный роман)

В. А. Бердинских

I
Предисловие

 

Я над ними склонюсь, как над чашей,
В них заветных заметок не счесть –
Окровавленной юности нашей
Это чёрная нежная весть.

Анна Ахматова.
Венок мёртвым. 1957

В конце XIX века в Санкт-Петербурге появилась семья художника из Вятки Алексея Николаевича Юдина (1867–1918). Его близкий друг, впоследствии известный художник – Аркадий Александрович Рылов (1870–1939), тоже вятчанин родом, оставил замечательные мемуары о той эпохе. Немало места в них уделено А. Н. Юдину.

Вспоминая о начале своей художественной карьеры, А. А. Рылов пишет: «Я познакомился (в Вятке. – В. Б.) с телеграфистом, очень скромным молодым человеком, Алексеем Николаевичем Юдиным, с увлечением занимавшимся живописью и рисованием… Отец его, почтальон, и мать были простые набожные люди. Сын тоже был очень религиозен и со “страхом Божьим” писал картины на религиозные темы, решив посвятить себя иконописи. Мои работы после его выглядели неряшливыми, грубыми, но и его приглаженное условное искусство мне не совсем нравилось. Старики Юдины с сыном жили в маленьком деревянном домике, в нижнем этаже, значительно ниже уровня тротуара, так что из окон были видны только ноги пешеходов… Летом 1888 года отчим объявил, что в августе повезёт меня в Петербург. Эту радостную весть я сообщил своему другу, который решил ехать со мной. Ему приходилось бросить службу на телеграфе, где он получал пятнадцать рублей жалованья, и испросить благословенье родителей… Мы поступили (в Санкт-Петербурге. – В. Б.) в рисовальную школу барона Штиглица, выдержав вступительный экзамен по рисованию… Подошли полугодовые экзамены. Меня ожидал жестокий удар. По рисованию и черчению я получил по “девятке” – непереводной балл, а Алёша Юдин по всем предметам – “двенадцать”, да ещё все чертежи его были приобретены училищем за тридцать рублей и в награду выданы марки для бесплатного обеда…»1

Стоит сказать, что художественный дар (вполне заметный и признанный учителями) имела и старшая сестра А. А. Рылова – Екатерина Александровна (1868–1918). В 1889 году она также приехала из Вятки в Петербург и поступила в то же училище Штиглица. Заметим, что успехи А. Н. Юдина в училище оценивались существенно выше, чем у А. А. Рылова. Видимо, первый (как начинающий художник) оказался более склонен к существовавшим тогда академическим стандартам. Но жизнь брала своё.

«Товарищ мой, Алексей Николаевич Юдин, – повествуется далее в мемуарах А. А. Рылова, – женился на моей сестре. После женитьбы он и сестра вышли из училища Штиглица. Надо было добывать средства для семейного существования и устраивать своё гнездо. Пошли дети. Он (А. Н. Юдин. – В. Б.) весь погрузился в уроки рисования в частных домах и в одном из институтов2

. Алёша очень любил преподавание, работал с увлечением, но отсутствие звания художника мучило его в высшей степени скрытную и самолюбивую натуру… Летом, живя вместе со мною в деревне близ Вятки, он написал прямо с натуры несколько больших пейзажей с видами этой деревни. Эти картины… он дал на конкурс в Академию (художеств. – В. Б.) на соискание звания художника. Звание ему присудили…»3

В 1893–1900 годах А. Н. Юдин продолжил обучение в Академии, да и преподавательская деятельность его была весьма успешной. Она занимала почти всё его время и давала средства к существованию разросшейся семье. Это трудовая «разночинская» семья, «выбившаяся в люди» благодаря несомненному таланту и работоспособности её главы. По словам А. А. Рылова, учащиеся «обожали» своего наставника4. Институт, где А. Н. Юдин преподавал рисование и живопись, находился под патронатом Великих князей Романовых, причём в двух семьях этого (высшего!) слоя общества он стал давать частные уроки и также вполне удачно. А его работы по художественной педагогике (особенно книжка «Искусство в семье») получили общественное признание.

А. А. Рылов, долгое время остававшийся «бобылём» (официально женился лишь за полтора года до своей кончины), жил на краешке «чужого гнезда» – семейства своей старшей сестры. Его там очень любили (называли ласковым прозвищем – Аркадик), а он делал всё, что в его силах, чтобы помочь этой семье жить и выживать, как в мирные годы, так и в крутые полосы великих перемен…

Впрочем, до Первой мировой войны жизнь и быт семьи Юдиных в столице складывались вполне благополучно. Удалось даже скопить изрядную (для «разночинцев») сумму и приобрести («на старость») небольшое имение («дачу») – на реке Оскол (вблизи города Валуйки) в Воронежской губернии (ныне Белгородская область). Туда-то («на Поляну») семья чаще всего и отправлялась «на летние вакации». Там же располагалась и летняя художническая мастерская А. А. Рылова. А до приобретения имения Юдины нередко путешествовали на пароходе по рекам России, как правило, вблизи родной для них Вятки. А. А. Рылов вспоминал: «Скопив на лето денег, он (А. Н. Юдин. – В. Б.) обыкновенно отправлялся с семьёй на пароходе от Рыбинска по Волге, Каме в Вятку. Там, в трёх верстах от города, они жили в деревенской избе на высоком берегу Вятки, среди полей и пихтовых лесов. Я почти всегда жил с ними, и мы вперегонку писали этюды, но за ним не угонишься. Ребят их я любил очень: Мишу, Соню и Лену. С ними не было скучно. Сестра хозяйничала, целый день в хлопотах и, только уложив детей спать, выходила вечером подышать ароматом поля и леса. “Эх, Аркаша, как хорошо!” – скажет только, бывало, она…»5

Деревня Скопино (пригород Вятки, куда выезжали на «пленэр» местные художники) положила начало необычайной дружбе юной вятчанки Нины Евгеньевны Агафонниковой (1893 – начало 1980-х?) с семьёй Юдиных. И, прежде всего, с близкой ей по возрасту, образованию, талантам и душевным склонностям Софьей Алексеевной Юдиной, старшей дочерью в этой семье. Дружба захватила и младшую сестру Софьи, Елену. Это было родство душ – невероятной силы резонанса, полной открытости всех самых тайных закоулков сознания друг для друга…

* * *

Н. Е. Агафонникова вела дневник, часть которого (за период 1909–1924 годов), к счастью для нас, сохранилась. И в первой же записи (от 15 июля 1909 года) этого, дошедшего до нас дневника отплывающая на пароходе из Вятки юная гимназистка отмечает: «Третий свисток. Пароход отошёл, и тут, и там замелькали платки и высоко поднялись шляпы. Пароход дал прощальный свисток и пошёл полным ходом… Одна за другой замелькали прекрасные картины. Вот мы едем мимо дачи Булычёва, огибаем Симоновский остров, вот подъезжаем под Скопино – и что же? На горе стоит несколько человек. Мне кажется, что я ясно вижу, кто это: вот – Леночка (Юдина. – В. Б.) в светлом платье, вот – Екатерина Александровна, сам Юдин, он – в голубой рубашке, а вот и Соня. Они машут чем-то большим и белым, и мы отвечаем им… Милые, милые, ведь это для меня они вышли на межу!..»6

А когда в 1910 году Нина приехала в составе гимназической экскурсии в Петербург, то, конечно же, встретилась там с Юдиными и даже ночевала в их квартире – на Набережной Мойки, 8… Впоследствии золотая медалистка Вятской Мариинской женской гимназии поступила учиться на столичные Высшие женские (Бестужевские) курсы, и «очные» встречи продолжились, ведь старшая из сестёр Юдиных (Софья) тоже была «бестужевкой