Школа на переломе эпох
(Из истории Вятской 2-й женской гимназии)

Т. А. Дворецкая

Среди школ г. Вятки 2-я женская гимназия стоит особняком. Свои печатные истории имеют Мариинская женская и мужская гимназии. Они обзавелись ими ещё при жизни: одна к 50-летнему юбилею, вторая – к столетнему. Значительно более молодая их подруга появилась в 1907 г. – накануне великих российских катаклизмов, пережила их, прошла многочисленные преобразования и закончила свой путь в 1981 г. как школа-восьмилетка № 38. Историю её написать не успели. К счастью, сохранились документы школьного архива, в которых, говоря словами поэта, «отразился век»: история школы и история страны в них неразрывно переплетены.

Начало было безоблачным. 9 сентября 1907 г. гимназия распахнула свои двери для 154 учениц приготовительного, основного и параллельного первого и второго классов¹. Называлась она прогимназией (неполная гимназия) и помещалась в малом одноэтажном каменном здании мужской гимназии по Царёвской улице (Дрелевского, 12-б), где ранее находилось уездное училище. Здание было предоставлено на два года бесплатно. В последней оговорке заключалось единственное «облачко»: гимназия так и не приобретёт своего собственного здания. Все эти годы будут собираться средства на него, к 1917 г. накопится немалая сумма, но революции, войны и сопутствующая им инфляция сведут все усилия к нулю. Спустя год после открытия гимназия получит ещё две классных комнаты в новом Булычёвском здании мужской гимназии. В 1910 г. был заключён контракт на 6 лет с попечительством о слепых по найму 2 смежных домов на углу ул. Спасской и Царёвской (ныне Дрелевского, 31 / Свободы, 71) за плату 2000 руб. в год².

Председателем педсовета был С. А. Богатырёв, директор мужской гимназии; начальницей и преподавательницей математики – Фелицата Ивановна Черкасова. Она окончила педкурсы при Петербургской Мариинской женской гимназии, работала учительницей арифметики в Чебоксарской и Камышинской женских гимназиях. Уроки рукоделия вела М. В. Шиллегодская, русского языка и пения – Ю. А. Шубина, французского языка – В. И. Огородникова, графических искусств – Л. Н. Яцын, закона Божьего – о. Михаил Сергиев и ксёндз Иосиф Ибянский, гигиены – Я. В. Битовт, природоведения – Л. Н. Крассова, истории и географии – Л. М. Болванович, приготовительный класс – К. С. Ухова.

Прогимназия в здании мужской гимназии (Дрелевского, 12-б)

Здание прогимназии на улице Дрелевского, 31 /Свободы, 71

Занятия в гимназии проходили с 9.00 до 14.10; продолжительность урока – 50 минут, перемен – 10 минут. Между 3-м и 4-м уроком – большая перемена 30 минут, во время которой ученицы завтракали. Рождественские и пасхальные вакации продолжались две недели, летние – 2 месяца.

1 июля 1911 г. прогимназия была преобразована в гимназию. Содержалась она на соединённые средства правительства, Вятских губернского и уездного земств, города и платы за учение. Из сумм государственного казначейства получали 1000 руб., губернского земства – 1150, уездного – 5000 и города 3500 руб. в год; сбор за учение составлял 17550 руб. (данные на 1914 г.).

Заботу о нуждах гимназии нёс попечительный совет. Его неизменным председателем, вплоть до ликвидации совета декретом 1918 г., был Сергей Николаевич Коробов, владелец универсального магазина, купеческий староста. Гимназия представляла его к награждению орденом Святого Станислава. В представлении говорилось, что Сергей Николаевич «прилагал и прилагает самые энергичные меры к удовлетворению неотложных нужд гимназии и возможно скорой постройке собственного здания её, на что, благодаря его энергии, собрано уже 11900 руб. Кроме того, он жертвует из собственных своих средств до 60 руб. ежегодно на нужды недостаточных учениц»³. Другой постоянной попечительницей гимназии была Ольга Ильинична Сунцова, жена А. С. Сунцова, вятского купца, совладельца Торгового дома «Братья В. и А. Сунцовы» – мыловаренного, клееваренного, свечного заводов. В марте 1918 г. перед закрытием попечительный совет выразил ей благодарность «за весьма добросовестное исполнение служебных обязанностей члена совета в продолжение 10 лет, за чрезвычайную аккуратность в исполнении долга и сердечную отзывчивость к нуждам гимназии»⁴.

Традиции благотворительности характерны для дореволюционной школы. В гимназии действовало общество вспомоществования нуждающимся ученицам. Взносы членов направлялись на обеды бедным ученицам, на усиление питания. В трудную минуту гимназия приходила на помощь. Об этом говорит письмо в редакцию «Вятской речи», опубликованное в номере от 1 июня 1914 г.: «Позвольте выразить мою глубокую и сердечную благодарность за участие в постигшем меня горе по случаю кончины моей единственной дочери Августы, а также за оказанную мне материальную помощь: начальнице 2-й женской гимназии Ф. И. Черкасовой, отцу Михаилу Сергиеву, преподавательницам и ученицам и всем присутствующим при выносе и на похоронах моей дочери. А. Касьянова». Родительский комитет устраивал в городском театре при участии местной труппы спектакли в пользу недостаточных (недостаточно обеспеченных) учениц и вечера с так называемым «счастливым базаром» в помещении общественного собрания. Преподавательница Ю. А. Шубина пожертвовала капитал в 1000 руб. на стипендию имени её умершего брата, действительного статского советника (соответствует чину генерала) Павла Александровича Шубина. Проценты с него шли на взнос за право обучения одной из нуждающихся учениц гимназии. В 1917 г. пособия нуждающимся ученицам выдавались попечительным советом (1175 руб.), Вятским благотворительным обществом (25), городской управой (662), губернской земской управой (1115), Вятской педагогической комиссией (150), уездной земской управой (92), родительским комитетом (2237), комитетом Красного Креста (1677), Комитетом по оказанию помощи беженцам (420), частными лицами (165), Вятской губернской типографией (65), Пермской железной дорогой (140)⁵. В свою очередь, и ученицы не оставались в долгу. Так, например, в 1913 г. в гимназии собрали посредством двух кружек 4 руб. 18 коп. на воздушный флот России.

Самоотверженные поступки гимназистки первого выпуска Александры Зиминой стали темой газетной хроники. «Вятская речь» 15 января 1914 г. сообщала: «По Владимирской улице шла женщина с полными ведрами воды, ведя за руку свою девочку. Женщина, разговаривая с девочкой, не заметила, что сзади неё бешено мчится управляемая пьяным крестьянином лошадь. Ещё одна минута – и женщина с девочкой были бы под лошадью, но в это время проходившая мимо гимназистка подбежала к лошади и смело схватила за вожжи. Отстраненная гимназисткой лошадь бросилась в сторону, причем сани переехали ей ногу. На вопрос свидетелей происшествия гимназистка не сказала своей фамилии, но один из прохожих после ее ухода назвал ее фамилию. Это оказалась ученица 2-й гимназии Зимина». А 24 мая газета писала: «В день провода икон из Вятки на Великую реку при отправлении парохода натиском толпы была столкнута в воду маленькая крестьянская девочка. За упавшей бросилась, очевидно, спасти известная уже читателям “Вятской речи” гимназистка 2-й гимназии Зимина».

Педсовет решал самые разнообразные и насущные вопросы: о запрещении для чтения среди учащихся брошюр «Картуш» и «Пинкертон» как вредно влияющих⁶; об организации правильных чтений для учениц дома; о постоянном надзоре за учащимися в театре и на концертах; об устройстве электрической ёлки; о приобретении абонементного билета в театр для надзирательниц; о покупке двух швейных машин и манекенов; о приобретении пылевсасывателя (нынешний пылесос) и многом другом.

Среди учениц были дочери известных в Вятке людей: дочь фотографа Мария Репина, дочь начальника железнодорожных мастерских Мария Вылежинская, дочь нотариуса Елена Около-Кулак, дочь дирижёра оркестра городского театра и владельца музыкального магазина Вера Коханович, дочь городского головы, гласного городской думы и брата известных художников Любовь Васнецова, дочь провизора Вероника Бок, дочь товарища председателя Вятского окружного суда Эмилия Жарская. Здесь училась дочь начальницы гимназии Евгения Черкасова. Среди знакомых имён – Надежда Попыванова, дочь вдовы крестьянина. Она окончила гимназию в 1918 г. с золотой медалью. Ещё в старших классах Надежда начала работать в библиотеке имени Герцена. Позднее, уже живя в Ленинграде, она займётся историей библиотеки, станет автором публикаций о ней.

В гимназии девушек готовили к овладению профессией учительницы. Изучали педагогику и методику, проводили пробные уроки. Так, об уроке восьмиклассницы Веры Лихановой было записано: «Урок проведен живо и при работе всего класса; рассказывала с воодушевлением и уверенно; держалась спокойно; урок ученицами был усвоен. Урок признается весьма удовлетворительным и оценивается баллом “5”»⁷. Писали сочинения по педагогике: «Условия возбуждения детского внимания», «Ответственность и ценность семьи в деле воспитания у греков и римлян»⁸.

Сохранившиеся классные журналы, помимо оценок гимназисток, содержат и замечания по поведению: «Вылегжанина не знает совершенно Коменского и обнаружила упрямство. <…> Фруктова все время подсказывает и вертится»⁹. К нарушительницам дисциплины применялись строгие меры. «Заключено в карцер от 1 до 8 час. – 233 воспитанницы в высших и 301 в низших классах», – читаем в годовом отчёте¹⁰.

К 1917 г. гимназия выпустила 373 ученицы¹¹. Относительно благополучный период в её истории окончился.

Наиболее острым, как всегда, был квартирный вопрос. За первые послереволюционные годы гимназия переезжала 6 раз. В 1919 г. ей был отдан дом Башмакова (ныне ул. Ленина,76 / Энгельса, 9); с 1923 г. 1 ступень (начальные классы) находилась на Московской, 29; вторая – на Энгельса, 32; с 1931 г. школа приобрела постоянный адрес – ул. Энгельса, 32 (ныне здесь одна из кафедр ВятГУ). Менялись и названия гимназии: 1918 г. – 3-я гимназия, с ноября – советская школа 1 и 2 ступени 3-го Советского района, 1926 г. – 3-я школа-девятилетка имени Ф. Энгельса.

Мировая война привела к постою солдат в части гимназических помещений. Девочки, конечно же, были патриотками. 8 ноября 1916 г. скончался австрийский император Франц-Иосиф. На следующий день на классной доске красовалась надпись: «Франц-Иосиф умер» – с шестью восклицательными знаками¹².

Начались эксперименты в образовании. В 1916 г. были упразднены отметки. «…Тебе уже известно, что нам отметок не ставят, вот поэтому-то нам и объявляют каждую четверть “мнения учителей”. Мне объявили за 1 четверть, что я “внимательна, прилежна, но небрежно исполняю арифметические письменные работы”», – сообщала в письме дяде гимназистка Фотя Огородникова¹³. Но всё-таки отметки нравились гимназисткам больше, и та же Фотя писала: «Скоро у нас будут выводы, а к Рождеству – и настоящие табеля. С отметками!»¹⁴

Февральскую революцию гимназистки встретили восторженно: «К вечеру собирались в гимназии учащиеся пятых классов, им читали, что значит свобода, так как у них очень пылкие чувства. Но все же они прошли около гимназии с музыкой. 2 марта, когда объявлена была свобода, Фотин класс был даже весь в волнении, и учительницы не оставляли их одних. Все говорили: “Будьте спокойны!” Даже у Варюшки в классе что-то чувствовалось. Бегут за переменой в коридор и скачут: “Свобода! Свобода!”»¹⁵. А сама Фотя сообщала: «После окончания учения у нас в гимназии был вечер. Я участвовала в большом хоре. Среди песен мы пели новый гимн:

Да здравствует Россия,
Свободная страна,
Свободная стихия
Великой суждена!

Здание гимназии на улице Ленина, 76 /Энгельса, 9


Здание гимназии на улице Московской, 29	Здание гимназии на улице Энгельса, 32

Потом была “Английская песня моряка” с морским танцем. Танцевала девочка, одетая в костюм моряка. Потом был “Бельгийский барабанщик”¹⁶. Эта девочка была одета бельгийским барабанщиком и пела песню бельгийского барабанщика». Так гимназистки оказались в гуще политики. Здесь отразилась не только революция, но и война, где союзниками России были Англия и Бельгия. Мировые катаклизмы вели к великому переселению народов, о чём говорит одна маленькая деталь: в 1916 г. в 7 класс приняли девочку с экзотическим и каким-то гриновским именем Джесси Рамзей.

Появилось школьное самоуправление. Та же Фотя пишет: «Теперь я делюсь с тобой своею маленькой радостью: завтра у наших гимназисток собрание после уроков, на котором будут обсуждаться вопросы, касающиеся нас. На собрании будут участвовать гимназистки с пятого класса. Ведь подумай, Сережик, я первый раз участвую на собрании и не могу дождаться того времени». Увы, собрание не оправдало Фотиных надежд. Далее она сообщает: «Сегодня у нас в гимназии собрание не состоялось, только девочки все переспорили»¹⁷.

В 1917 г. началась реформа правописания. Отголоски этого события мы также находим в Фотином письме: «Хотела тебе писать письмо по моде, т. е. без “ъ”, “i”, да уж начала по-старому и кончу так».

Появилась нехватка не только продуктов, но и товаров. «Интересно, как-то мы нынче будем учиться? Ни бумаги, ни карандашей, ни перьев нет. Да у нас, слава Богу, есть в запасе», – строчки из письма гимназистки от сентября 1917 г. Но скоро стало ясно, что никаких запасов не хватит, и всеохватный дефицит идёт по нарастающей. Об этом говорят документы 1918 г.

«Начальнице 2 женской гимназии 8 апреля 1918 г. Городской продовольственный комитет С[овета] Р[абочих] и С[олдатских] депутатов, рассмотрев требовательные ведомости на получение обуви, извещает Вас, что в настоящее время установлены твердые цены на обувь и ее можно приобретать в любом магазине Вятки или в магазине обуви Совета (угол Спасской и Николаевской, магазин быв. Апанаева) по продовольственным (синим) книжкам».

«Коллегия по организации детского питания 2 ноября 1918 г.
В распоряжение коллегии Вятским исполкомом предоставлена тысяча пар детских галош с условием, чтобы эти галоши не были розданы детям буржуазного и имущего класса. Коллегия просит немедленно сообщить, сколько во вверенном Вам училище находится детей беднейшего класса, нуждающихся в галошах. Председатель коллегии А. Крассов».

«8 декабря 1918 г.
На полученное отношение горпродком уведомляет, что за ограниченностью валенок в настоящее время удовлетворяются таковыми лица, работающие в исключительно тяжелых условиях, как то: рассыльные, кучера, ломовые извозчики, курьеры, ночные сторожа и лица, работающие на открытом воздухе, например, монтеры и рабочие по проводке и исправлению телеграфной и телефонной сети и т. п., потому ходатайство Ваше о снабжении валенками персонала гимназии в настоящее время не может быть удовлетворено»¹⁸.

Из отчёта за 1918 г.: «Питание учащихся. Неудовлетворительно – основной пищей дома служит картофель и хлеб, в школу с собой за очень редким исключением ничего не носят. Школьные завтраки устраиваются в районной столовой, в помещении школы кухни нет. Продукты выдаются по норме из Отдела питания. Завтраками пользуются все учащиеся.

Работы по школьному огороду (делание гряд, подготовление почвы, посадка, поливка, полка) производились силами учащихся и учащих, но продукты все были похищены в одну ночь.

По получении заготовок вместо готовой обуви для учащихся школьный совет организовал отдельные группы по шитью обуви с оплатой от О[тдела] Н[ародного] О[бразования]»¹⁹.

Далее – продолжение истории с обувью.

«14.11.1919. В гороно находится 2 тысячи пар заготовок, на Советский район – 250 пар. Каждый район может пригласить мастера-инструктора для руководительства учащимися при шитье обуви.
09.12.1919. На школу получено 56 пар заготовок, причем несколько пар настолько малы, что не подойдут даже для учащихся азбучной группы. После распределения заготовок часть их по желанию учащихся будет отдана родителям несшитыми под расписку, другая же часть будет сшита учащимися 4 и 5 групп под руководством инструктора на особых групповых занятиях. Заготовки маленького размера решено обменить, в случае отказа прибегнуть к крайнему средству – пришить к маленьким заготовкам новые союзки из имеющейся в школе желтой кожи».

«13 июня 1920. Общее количество учащихся – 295. Из них 10 получили ботинки, 55 получили заготовки и 60 сшили себе самостоятельно в школе обувь из желтой кожи в продолжение февраля – апреля. Большинству получивших ботинки и заготовки обувь уже тесна или износилась, у сшивших же самостоятельно быстро проносится подошва, так как она из одного материала с верхом ботинок»²⁰.

Начавшаяся в 1918 г. Гражданская война диктовала свои условия. В губернии действовала Уральская чрезвычайная комиссия. Поступившая в гимназию 16 августа 1918 г. телефонограмма гласила: «На основании распоряжения губернского комиссара просвещения и чрезвычайной Уральской областной комиссии вменяется Вам в обязанность извещать отдел о всех заседаниях педсоветов и о предметах суждения на собраниях. Собрания должны быть, безусловно, закрытыми»²¹. В январе 1918 г. в гимназии был произведён обыск. 22 августа 1918 г. был арестован председатель родительского комитета К. А. Жарский (за принадлежность к партии кадетов) и член комитета Кедров. Ученицы написали письмо в Уральскую ЧК об освобождении заключённых и заручились поддержкой педсовета. В обращении говорилось, что арестованные принимали деятельное участие в материальном обеспечении учащихся, проявляя особую заботливость и сердечное отношение к детям. 7 октября 1918 г. Жарский был освобождён из-под стражи по ходатайству Регентского совета Королевства Польского в России. А 16 октября 1918 г. по прошению родителей выбыла из 4 класса Эмилия Жарская. Можно предполагать, что семья покинула суровую Вятку.

В октябре 1918 г. был отстранён от должности председателя педсовета гимназии С. А. Богатырёв. И опять на защиту встали ученицы. Они обратились в педсовет с просьбой поддержать их ходатайство перед городским отделом народного образования о сохранении Сергеем Адриановичем его должности. В своём обращении они писали: «Он всегда заботливо относился к постановке учебного дела, проявлял самое сердечное отношение к нам, учащимся, входил в наши материальные нужды, был иногда нашим советником даже в наших частных делах, что мы особенно ценили и ценим, а потому убедительно просим оставить нам Сергея Адриановича в должности председателя педсовета. Председатель училищного комитета В. Коханович, члены: Израилевич, Н. Попыванова, Е. Антошевская, Артёмова, Евдокимова, Зубарева»²².

Весной 1919 г. С. А. Богатырёва сняли с должности председателя школьного совета школы имени Тургенева (бывшей мужской гимназии). Гимназистки и преподаватели снова вступились за любимого учителя: «Ему главным образом обязана бывшая 2 женская гимназия своим возникновением. <…> Не было инвентаря – инвентарь также предоставлен был им. Всегда высоко гуманно и глубоко сердечно относился как к своим сослуживцам, так и к учащимся. Те и другие всегда у него находили совет, поддержку, дружеское участие. Прекрасно зная душу ребёнка и умея к ней подойти, он стремился к развитию в детях инициативы, самодеятельности, творчества. Горячо преданный любимому делу просвещения, умел и в своих сослуживцах возбуждать энергию, невольно заражать своею неутомимою деятельностью, поддерживая падающих духом, направляя в наиболее полезную сторону малоопытных сослуживцев»²³. Основанием для увольнения было неисполнение требований губоно: Сергей Адрианович всеми силами пытался увеличить зарплату учителей. Но настоящая причина заключалась в другом. Новая власть считала, что подобные лица «совершенно не прониклись идеями трудовой школы и, по-видимому, еще не могут отрешиться от классической старой школы»²⁴.

Всё, что хотя бы отдалённо напоминало «классическую старую школу», должно было быть изгнано из стен новой советской трудовой школы. Начались многочисленные эксперименты, нанёсшие огромный вред делу образования.

В 1920-е гг. были введены элементы Дальтон-плана (Dalton Plan) – американской образовательной системы, основанной на самостоятельной работе учеников. Они существовали в виде бригадно-лаборатрного метода.

Выделялись тематические комплексы, ученики получали задание на всю бригаду (класс), проводили исследование и затем один из бригады отчитывался перед учителем за всех. Педагог выступал в роли консультанта. Эти новшества с горькой иронией описывал брату старый учитель А. М. Васнецов: «…работаю на совесть по всем комплексам. Ох, вспомнишь прежние учительские годы! Одна поэзия! Не приковывали тебя цепью к стене разными комплексами и американскими методами. Не заключали собственную твою инициативу и творчество в рамки всё тех же комплексов. А теперь на учительских собраниях спорят с пеной у рта, как нужно отметить комплекс: “Дом и семья” или “Семья и дом”? И целые часы убивают на расстановку этих двух слов. Нынче ученик до тонкости изучил свой квартал, начиная от людей и кончая мухой. Знает, кто как живёт, какие сапоги носит, сколько в квартале учреждений, а не знает, какой вид имеет земля и какие страны есть, кроме своего квартала (это – ученик, по-старому, последней группы народной школы).

Я – старый учитель, как старый воробей, которому, сколько ни говори, что свежая мякина лучше, я всё-таки предпочитаю старое зерно. Все эти комплексы для меня – свежая мякина, а пережёвывания их современными учительницами – толчение воды в ступе»²⁵.

Конечно, втиснуть в один комплекс материалы по русскому языку, математике, пению, рисованию, географии и другим предметам было сложно, а главное – бесполезно. Это понимали опытные учителя, которые имели смелость преподавать по старой классической системе. Так, например, учитель Тюльпанов отмечал в отчёте «непригодность комплексного матери-ала для приобретения математических навыков и знаний. Комплексный материал не совпадает во времени с математическими знаниями и навыками, или же придётся отказаться от всякой системы сообщения математических знаний и навыков»²⁶. Традиционно по сокольской системе проводились и уроки гимнастики бывшей гимназисткой Л. А. Васнецовой. Здесь дети с удовольствием выполняли повороты, выстраивание шеренги, взрывание рядов, вольные упражнения, пирамиды, прыжки, занимались играми, художественной маршировкой²⁷.

С другими предметами было немного полегче, но и здесь чувствовалась натяжка. В курсе обществоведения «при проработке темы “Наши задачи в деревне” большое место отводилось обследованию ближайшего сельхозрайона, был взят район Макарьевского сельсовета, где обследована была кредитная кооперация и после взяты сведения из Вятского узу (уездное земельное управление. – Т. Д.). Как тип культурного учреждения деревни была обследована изба-читальня». На уроках рисования при прохождении темы “Кустарные промыслы” из комплекса “Обрабатывающая промышленность” дети рисовали с натуры различные кустарные изделия: деревянные игрушки и посуду, орудия производства кустаря – топор, струги, пилы, стамески. “При локализации плана по пению чисто местных песен петь с учащимися не приходилось, за исключением частушек”»²⁸.

Постановлением ЦК ВКП(б) от 25 августа 1932 г. практика применения бригадно-лабораторного метода как универсального была осуждена.

Ещё одной новинкой было разделение классов на уклоны. В школе имени Энгельса были введены два уклона: 1) уклон потребительской кооперации с двумя отделениями: кооперативно-счетоводным, культурно-просветительным, кинорадиотехническим; 2) уклон промысловой кооперации. Для подготовки кооператоров у школы не было никаких условий. Так, например, преподаватель товароведения сетовал, что «школа никакого оборудования по товароведению не имеет. Экскурсии проводить затруднительно из-за многолюдности групп. Кроме того экскурсии в рабочие дни на склады и в магазины не пускают. Работу затрудняет также и отсутствие литературы в школьной библиотеке. Усвояемость материала слабая»²⁹.

На смену уклонам в 1930-е годы пришла политехнизация. Учеников направляли на практику на завод «Вятский металлист». Но и из этой затеи ничего не вышло. Старшеклассники докладывали: «Мастера цехов относятся к нам невнимательно, отговариваясь недостатком времени. Учащиеся иногда бесцельно бродят из цеха в цех, объясняя, что задания ими выполнены. Завод еще плохо повернулся к нам. Отдельные рабочие говорили иногда: “Гони их в шею, чего им надо здесь”. Завод не выполнил свои обязательства по выделению 25 рабочих мест и станков». Поэтому больше приходилось заниматься общественной работой: «Завербовали в ячейку СВБ («Союза воинствующих безбожников». – Т. Д.) 2-х человек. Проведено 3 беседы с рабочими о вреде религиозных праздников. В ячейку ВЛКСМ завербовали 2-х человек. По цехам проводили учёт неграмотных. Раздавали рабочим бесплатную антирелигиозную литературу. Развешивали в цехе плакаты антирождественские. Проведена беседа “Религия – враг промфинплана”»³⁰.

Общественная работа составляла главное в школьной жизни. На ней основывалось воспитание школьников 1920–1930-х гг. Это остро почувствовал учитель дореволюционной школы А. М. Васнецов: «Шаткое нынешнее преподавание еще подпирается непрочными, гнилыми подпорами: снизу – дошкольным воспитанием, с боков – пионерством да разными мопрами, а сверху крышка – комсомол. Такая, в общем, каша, что не разбери. Такое громадное значение отведено нынче новым праздникам. Сколько уходит времени на подготовку и постановки. В своей школе в этих постановках я принимаю главное участие. Пишу к каждому празднику инсценировку, которую и разыгрывают ученики. На этих инсценировках я набил зубы и пеку, как блины. Наш учительский персонал бывает очень доволен»³¹.

Торжества по поводу 1-й годовщины Октября готовились масштабно. В школу прислали для хора ноты «Интернационала», «Варшавянки», «Похоронного марша», «Смело, товарищи, в ногу», предлагая «немедленно приступить к обучению учащихся для участия в октябрьских торжествах». Педсовет отреагировал весьма прохладно: принять к сведению. Но власти настаивали: «учебные занятия должны быть прекращены на срок празднования, учащие и учащиеся должны принять участие в общественных церемониях, шествиях, в самих же школах должны быть устроены чтения, посвящённые событию, с объяснением его значения и характеристикой главнейших его деятелей, с исполнением литературных и музыкальных номеров; желательно использовать музыкальные силы учащихся, разучив с последними хоровое и оркестровое исполнение “Интернационала”; увеличить число уроков пения». Была назначена общая для участников октябрьских празднеств спевка под руководством регента Рогова. «Необходимо присутствие всех учащихся с текстом названных гимнов и по одному представителю от школы для наблюдения за порядком», – указывалось в распоряжении гороно.

На вторую годовщину Октября планировалось устройство на площади грандиозного хора в 8 тысяч голосов учащихся.

А вот сценарий праздника 1 Мая в 1919 г.:

«Школьные районы собираются к 10 часам утра на быв. Александровскую площадь, на Театральную площадь. Все районы имеют свои флаги и плакаты. Учащиеся на площадях распределяются по ступеням. 1 ступень впереди. С Александровской площади группа направляется по улице Ленина до улицы Коммуны и поворачивает на ул. Троцкого. Шествием руководят преподаватели гимнастики. Потом обе группы располагаются вдоль улицы Троцкого до Народного сада. Учащиеся 1 ступени берут с собой лопаты для посадки деревьев. На Советской площади организация самой посадки будет произведена Естественнонаучной лабораторией. Посадка производится под пение хоров и музыку. После посадки во главе Бюро народного образования учащиеся принимают участие в манифестации. После участия в манифестации учащиеся получат горячие завтраки в школах и столовых. Вечером учащиеся принимают участие в народном празднике»³².

7 сентября 1919 г. праздновался день советской пропаганды. «Всем школьным коллективам необходимо принять в нём самое горячее участие. Школы должны быть превращены в дома пропаганды, украшенные снаружи флагами, гирляндами, плакатами. Внутри лекции, беседы, митинги, концерты, спектакли. Будет устроено шествие школьников с красными флагами, плакатами», – читаем в распоряжении гороно³³.

В 1920-е гг. в школе отмечались годовщины Российской коммунистической партии, день рождения и день памяти В. И. Ленина, день Парижской коммуны.

Назначались политруки: для школы 1 ступени – представитель комсомола, для 2 ступени – член партии. Был введён новый предмет – политграмота. Часы по нему увеличивались за счёт географии и физики. О работе по предмету политграмоты составлялась еженедельная сводка и отсылалась в губоно³⁴.

Вместо истории преподавалось обществоведение, основной задачей которого было представление исторического процесса под углом классовой борьбы, изучение документов партии – докладов Сталина, материалов пленумов и съездов.

Насаждалась новая идеология не без внутреннего сопротивления и учеников, и учителей. При усиленной агитации в школе общей численностью около 500 учеников на десятом году революции было всего 24 пионера и 25 октябрят. Комсомольская ячейка появилась лишь в 1925 г.

Протоколы педсоветов 1929 г. доносят до нас атмосферу внутренней ломки. «Повестка дня: “Классовая борьба в разрезе данной школы”. Докладчик констатирует, что классовая борьба в школе Энгельса имеет место. Во-первых, она проявляется по линии учащихся, о чём свидетельствуют выступления (в виде записок) отдельных учащихся на школьных коллективах: 1) против антирелигиозной кампании, 2) антисемитские выступления. При выборах в различные школьные организации намечаются нередко кандидатуры учащихся, родители которых представляют “бывших людей”. Часть преподавателей проявляет отрицательное отношение к задачам коммунистического и антирелигиозного воспитания. <…>

Обсуждение ученика Ичетовкина.

Одинокова (учитель истории): на уроке обществоведения он отказался осветить роль религии в деле колониального порабощения. В прошлом году написал записку на коллективе о том, что дисциплина среди учащихся слаба, потому что учащиеся не верят в бога.

Постановили: исключить Ичетовкина как разлагающе действующего на остальных учащихся, классово-чуждого нам элемента, совершенно не поддающегося нашему перевоспитанию.

Шуплецов: Попонина ведет вредительскую работу, организовала группировку, занимающуюся травлей пионерки-общественницы Самитовой. Она поет в церковном хоре.

Постановили: исключить из школы как занимающуюся вредительством, протаскивающую к нам в школу чуждую идеологию. <…>

Активисты у нас были лишенцы, сейчас у нас на них ведется нажим, они притихли, не высказываются. Не все педагоги чутки в классовом отношении, в вопросе наступления на наших лишенцев. Когда идет замена лишенцев, педагоги говорят: “Почему его снимают, ведь он же хорошо работал, а выбирают более слабых?” Это показывает отсутствие классового чутья»³⁵.

Ученица школы Аля Краснова (выпуск 1929 г.) записала в своём дневнике: «Я привыкла видеть и считать, что все преподаватели, все передовые люди, каких я знаю, коммунисты, комсомольцы говорят о новой жизни, об общественной работе, о задачах, стоящих перед страной и молодёжью, не потому, что это их увлекает и это они думают, а из-за личных выгод и целей. Преподаватели сами не верят в свои убеждения, а внушают их учащимся, потому что им платят деньги и заставляют говорить именно так, иначе они рискуют быть уволены. Я не знаю ни одного идеального партийца, который бы верил в своё дело, который бы был предан партии, который бы твёрдо разделял все убеждения. Кругом только ложь и клевета. Все скрывают своё истинное лицо, свои истинные мысли для того, чтобы устроиться! Я знаю одного комсомольца – Лёню Дьяконова – который заслуживает слово Комсомолец! Это единицы. Я бы пошла в комсомол только тогда, когда я бы душой, убеждениями была бы комсомолкой, а не шкурник и не на бумаге»³⁶.

Леонид Дьяконов прошёл через сталинские репрессии, был арестован в конце 1930-х годов, вышел из тюрьмы инвалидом. Потом стал известным детским писателем, автором замечательных книжек «Олень – золотые рога» и «Волшебное колечко», памятных не одному поколению детей. Для своей сверстницы Али Красновой он – недостижимый идеал: «Я против него как дитя трёх лет. Чертовски развит и предан делу. Читает Маркса, Ленина как беллетристику. <…> На комсомольском собрании доклад Л. Дьяконова о комсомольской этике – поведении. Лёня говорил дивно, чудесно, слова лились как из рога изобилия, говорил о жизни, поведении комсомольца, об одежде, жилище, об отношениях девочек и мальчиков, о любви и дружбе. Мне страшно понравились его слова: “Любовь – это такая хорошая-хорошая книга, которую надо читать позднее”. Кончил доклад Лёнька блестяще: “Желаю вам сейчас хорошей дружбы, а в будущем счастливой любви!” Я опять пришла в восторг, готова была прыгать, петь и т. д.».

Об учителях школы 1920–1930-х гг. вспоминал бывший воспитанник Э. И. Моносзон, доктор педагогических наук, профессор. «Во главе школы стояли опытные педагоги – заведующие А. Ляпунов, А. Бульканов, К. Иньков. Это были требовательные и вместе с тем гуманные люди, много общавшиеся с учениками и коллегами, не допускавшие никакой грубости. Историю вела замечательная учительница Зинаида Ивановна Одинокова, много работавшая над развитием мировоззрения и исторического мышления у своих воспитанников. Она применяла метод докладов: ученики самостоятельно изучали литературу и затем выступали перед своими товарищами. Отличным педагогом был Павел Васильевич Тюльпанов, в меру строгий, всегда подтянутый и доброжелательный, добивавшийся прочного усвоения материала. Словесница К. Д. Сазонова отлично читала стихи, передавала по памяти значительные по объёму отрывки произведений русских классиков. Она широко практиковала метод ученических рефератов, большое внимание уделяла руководству выразительным чтением. Клавдия Дмитриевна всемерно поощряла литературное творчество учащихся, регулярно проводила конкурсы на лучшие ученические стихи, сочинения на заданную тему»³⁷. К упомянутым можно добавить ветерана школы Юлию Александровну Шубину, учительницу пения; Наталью Михайловну Кашменскую-Нарбекову, преподававшую гимнастику; Дарью Михайловну Лобастову, учительницу русского языка, награждённую орденом Ленина; Павла Константиновича Малюгина, учителя литературы.

К началу 1940-х гг. обстановка в школе стабилизировалась. Вернулись к старой проверенной классно-урочной системе и отметкам, в общественной работе сгладились классовые противоречия. Время великого перелома осталось позади.

Примечания

1 ГАКО. Ф. 214. Оп. 1. Д. 4. Л. 5, 7, 9, 11.
2 Там же. Д. 15. Л. 36.
3 Там же. Д. 108. Л. 77 об.
4 Там же. Ф. Р-1970. Оп. 6. Д. 234. Л. 31.
5 Там же. Ф. 214. Оп. 1. Д. 165. Л. 29.
6 Нат Пинкертон – популярнейший герой-сыщик анонимных бульварно-лубочных детективных рассказов. В 1907–1908 гг. одно лишь петербургское издательство «Развлечение» издало рассказы о Нате Пинкертоне и Нике Картере общим тиражом около 6 млн экз. (Засосов Д. А., Пызин В. И. Из жизни Петербурга 1890–1910-х годов. Л., 1991. С. 250–251).
7 ГАКО. Ф. 214. Оп. 1. Д. 133. Л. 20.
8 Там же. Д. 134. Л. 156.
9 Там же. Д. 145. Л. 59, 63.
10 Там же. Д. 165. Л. 25.
11 Там же. Л. 2.
12 Письма вятского обывателя / сост. Р. Я. Лаптева. Киров, 2009. С. 81.
13 Там же. С. 70.
14 Там же. С. 112.
15 Там же. С. 220.
16 Там же. С. 269.
17 Там же. С. 306.
18 ГАКО. Ф. Р-1970. Оп. 6. Д. 234. Л. 47, 220, 230, 257.
19 Там же. Д. 238. Л. 5, 9, 13, 13 об.
20 Там же. Д. 257. Л. 80 об., 89 об. ; Д. 249. Л. 127.
21 Там же. Д. 233. Л. 57.
22 Там же. Д. 234. Л. 194.
23 Там же. Д. 257. Л. 14.
24 Там же. Д. 248. Л. 57.
25 «Помыкал я в своей жизни горя!» : письма Александра Васнецова из Вятки братьям Виктору и Аполлинарию в Москву (1901–1926) / публ. Р. Я. Лаптевой // Герценка: Вятские записки : науч.-попул. альм. Киров, 2004. Вып. 7. С. 158–159.
26 ГАКО. Ф. Р-1970. Оп. 7. Д. 5. Л. 191 об.
27 Там же. Оп. 6. Д. 275. Л. 65.
28 Там же. Л. 165, 185, 189.
29 Там же. Оп. 7. Д. 4. Л. 21.
30 Там же. Д. 24. Л. 26–29.
31 «Помыкал я в своей жизни горя!»… С. 159.
32 ГАКО. Ф. Р-1970.Оп. 6. Д. 249. Л. 72.
33 Там же. Д. 248. Л. 117.
34 Там же. Д. 319. Л. 4, 9, 72.
35 Там же. Оп.7. Д. 9. Л. 37 об., 78, 88 об., 89.
36 Дневник Алевтины Красновой хранится в Кировском музее истории народного образования.
37 Цит. по: Помелов В. Б. Путь в педагогику начинался на Вятке : (к 100-летию со дня рождения Эле Исаевича Моносзона) // Герценка: Вятские записки : [науч.-попул. альм.]. Киров, 2009. Вып. 14. С. 102–103.

Школа на переломе эпох (Из истории Вятской 2-й женской гимназии)

Школа на переломе эпох
(Из истории Вятской 2-й женской гимназии)