Главная > Выпуск №21 > Путник со свечой (о В. Г. Шумихине)

Путник со свечой (о В. Г. Шумихине)

В. В. Варжапетян

Жил-был человек. Виктор Георгиевич Шумихин (1936–1984). Вятский уроженец, крестьянский внук, сын мужика – председателя колхоза.

Окончил Виктор школу, библиотечный техникум, библиотечный институт и определился сотрудником Кировской областной научной библиотеки им. А. И. Герцена – одной из первых губернских библиотек России, единственным сотрудником которой на момент открытия (1837), кроме директора В. Я. Титова, был ссыльный Герцен.

Виктор Шумихин стал для Герценки новым Герценом. Душой её, сердцем, средоточием, магнитом, волшебно притягивающим и людей, и книги.

Служить он начал библиографом, продолжил главным библиографом, хранителем несметных драгоценностей, спрятанных в каменных подвалах. Одной из первых находок, открытий Виктора Георгиевича стал неизвестный автограф Гёте.

После ухода К. М. Войханской, верой и правдой отслужившей директором многие трудные, голодные, холодные годы (1941–1975), Шумихина звали в директоры, но он, будучи персоной деликатной, ироничной, независимой, воспротивился учтиво, но решительно.

А я был тогда, когда записался в читатели (1962), солдатом. Рядовым роты охраны. Что охранял? Прямо противоположное тому, чему Шумихин был хранителем: неразумное, недоброе. Колючую проволоку. За колючкой – шахты. В шахтах – баллистические ракеты. Боевой заряд каждой боеголовки по разрушительной силе равен, наверное, всему, что взорвали все армии за всю Вторую мировую. Как нам сказал большой генерал из Москвы (а мир висел на волоске – «Карибский кризис» 1962-го, вот-вот схлестнутся СССР и США. Борьба миров! От мира камня на камне не осталось бы!): «Ребятки! Запустите – всем по звезде Героя!» Кто-то спросил: «А если второй раз пустим?» – «Второй, сынки, не успеете»…

Ракетная точка, ясное дело, была не в Кирове, а в лесу. А из леса с ракетами меня перевели служить в Киров. И опять охранял я всё ту же колючую проволоку. В увольнения меня отпускали редко. Куда чаще сидел арестантом на «губе», и гораздо чаще, чем хотелось бы, представал как лист перед травой перед свирепым подполковником Голумяном, под властью которого была комендатура, обе гауптвахты – солдатская и офицерская – и беспощадный комендантский взвод. «Самый грозный из армян – подполковник Голумян». Но зла на него не держу. Никудышным я был солдатом. Зато читателем оказался способным. Даже пробовал стихи сочинять и громко зачитывать самодельные вирши в литобъединении при молодёжной газете «Комсомольское племя», редактором которой в ту далёкую пору был Альберт Лиханов. Спасибо ему! Хорошая была газета! Там полвека назад я, солдат, напечатал первый рассказ – на двух газетных полосах, с картинкой.

Спасибо и поэтессе Тамаре Николаевой, пестовавшей студийцев – она, как клещами кривой гвоздь из доски, вытаскивала меня из казармы в желанные увольнения ходатайствами, поручительствами за меня перед отцами-командирами. А вырвавшись в город, Герценку я миновать никак не мог. Лучшую прозу, лучшие журналы. И, понятно, никак не мог разминуться с А. И. Солженицыным в ноябре 1962-го, когда «Новый мир» взорвался его повестью «Один день Ивана Денисовича». Через два года, держа экзамены в университет, я придумал для сочинения вольную тему «Образы коммунистов в “Одном дне Ивана Денисовича”». Ничего себе тема! Дурнее только: «образА» вместо «образов».

Так мы и встретились: хранитель и солдат. Потом сдружились. С ним мне всегда было легко, радостно, восторженно. Как будто он был шампанским. Какой радостью он весь светился за меня, когда я принёс газету со своим рассказом! Наверное, Григорович и Некрасов вместе так не радовались за молодого Достоевского, прибежав к нему майским утром (1856), прочитав его первый роман.

В. Г. Шумихин был настоящий земский деятель, просветитель. Любил всю необъятную Вятскую землю. Знал всё, что она по несказанной щедрости и благодати взрастила на радость всему миру, всей России, а хоть бы одной только родной деревеньке. Садовник в саду цветущих букв – вот кем он был. Я – один из бесчисленных дичков, кого он терпеливо прививал к культуре. Не только в читальном зале, но и в своём доме. Не только серьёзно, но и смешливо. Не только книгами, но и музыкой. Увы, его любимый Малер так и не привился мне. И Скрябин. Бортнянский – да. И многое ещё. Неисчислимо много.

С детства Виктор Георгиевич тяжело болел. Знал, что обречён. Спешил трудиться, любить, радоваться, жить. И его любили. Сама жизнь любила. Не её вина, что длилась она так недолго. Зато в ней было всё: родина, родители, дом, работа, жена, сын, открытия, мечты.

Счастлив, что Виктор Георгиевич дожил до моей первой книги «Баллада судьбы» (название по повести о Франсуа Вийоне). Так можно назвать и повесть жизни В. Г. Шумихина. А можно и по второй повести – «Запах шиповника» (об Омаре Хайяме). И третьей – «Путник со свечой» (о Ли Бо).

Да, путник со свечой. Пожалуй, так вернее.

Вятка – Москва, 2012