Главная > Выпуск №2 > Дети и поэзия как показатели степени цивилизованности общества

Дети и поэзия как показатели степени цивилизованности общества

О.И. Колесникова

Духовность, культура, цивилизованность общества в конкретный момент его развития могут определяться, в частности, двумя величинами, объективно не зависимыми друг от друга. Речь идет об отношении его членов (власти, органов образования, ученых, учителей, родителей) к детству и ... поэзии, а также об их представлении о взаимосвязи этих явлений.

Фактически оно определяется той ролью, которая отводится им в официально декларируемой социальной политике и измеряется статистикой.1 Находясь на периферии культурных ценностей общества, и детство, и поэтическое творчество являются сейчас наименее важными сферами приложения финансовых и иных возможностей «взрослых» структур, ответственных за их благополучие и развитие.

Что касается «вечного» спутника детства — поэзии, то нельзя не отметить, что в последние годы издается много стихов для детей, в том числе очень хороших, но качество такой продукции и мера доступности этих прекрасно изданных книг — тема отдельного разговора.

Начало прошлого столетия отмечено примерами незаурядного внимания к тому, как ребенок воспринимает поэтическое слово, и стремлением помочь ему освоить достижения литературной классики, не споткнувшись о барьеры и собственной неопытности, и языковых эталонов выражения мысли в произведениях изящной словесности.

Еще не расцвел век «серебряный»; не созданы стихи, поражающие утонченностью мировосприятия и «изломанные» по форме его выражения. Умами и душами владеют Федор Тютчев, Аполлон Майков, Алексей Плещеев, Иван Никитин, Алексей Кольцов...

Риторику ещё не изгнали из стен образовательных заведений как формализованную замену обучения красноречию. Детей учат красиво, правильно выражать мысль и ... понимать поэзию.

В педагогической науке ещё не обсуждается, как быть со стихами в школе. Учителя и ученые не разделились на активных борцов против «препарирования» текста поэзии на уроке и явных «осквернителей» литературных созданий — сторонников их «разбора». Ругательного оттенка слово «анализ» ещё не получило. Нет необходимости доказывать, что он «позволяет увидеть картину эстетического целого в её истинном свете, такой, какой создавал её писатель».2

Искусство слова давно «живет» в школе, и об этом свидетельствует неожиданная находка — книга А. Анастасиева с удивительно пространным названием «Сборник стихотворений для начальных народных училищ и для домашнего обучения, с приложением  а) статьи «Качества хорошего чтения» и 6) объяснительных примечаний к стихотворениям» (3-е изд., испр. и доп. М., 1905. 222 с.). Это издание хранится в Российской государственной библиотеке в Москве. Жители нашего города имеют возможность познакомиться с ней в краеведческом отделе Кировской областной научной библиотеки им. А.И. Герцена, где хранится 6-е (!) издание «Сборника» с дарственной надписью автора некоему А.Д. Сильницкому, выпущенное в Москве в 1910 году.

Составитель и автор приложения А.И. Анастасиев — «наиболее видный ученый-педагог Вятской губернии в дооктябрьский период», а также просветитель, журналист и редактор, оставивший свой след в истории образования России.3 Листая эту книгу, мы убеждаемся, что её создателя отличала не только педагогическая, как отмечают исследователи, интуиция, но и литературно-языковая. Кстати, один из первых авторов учебных пособий по детской литературе Н.В. Чехов4 заострял внимание на том, что учитель должен взять на себя роль критика тех книг, которые он дает своим ученикам.

Данной книге до сих пор нет аналога в учебной и методической литературе для начального обучения при всём её сегодняшнем многообразии — прежде всего потому, что её создатель, работавший директором народных училищ Вятской губернии в 1902—1909 гг. А.И. Анастасиев, — один из тех немногих, кто осмелился взять на себя роль ... не критика, а скорее читателя, владеющего искусством проникать в святая святых поэтического произведения, и талантливого учителя вдумчивого чтения. (Через полвека такой, едва ли не «сизифов» труд возьмет на себя замечательный ученый Николай Максимович Шанский, прочитавший «под лингвистическим микроскопом» вечные строки и открывший отдаленный от современного юного читателя мир поэзии XIX в.). Обоих ученых объединяет желание убрать те «шумы и помехи», которые затемняют понимание и не дают до конца насладиться красотой и истиной, дарованной нам в стихах гениальными предками. «Лакуны» — естественное явление в разговоре эпох, но если их не заполнить, разъединится связь поколений, которая живет в письменных памятниках культуры русского народа.

Такой подход особенно значим на фоне широко распространенной сейчас практики, «когда при изучении литературного произведения ограничиваются пониманием его в общем и целом, когда художественный текст читается бегло и без «пристрастия» (из-за боязни, что от этого якобы разрушится эстетическое восприятие содержания и образной системы произведения)».2

Книга эта, к сожалению, не доступная массовому читателю,— один из редких примеров опыта создания ценнейших пособий, помогающих понимать поэзию. При отборе произведений автор отдал предпочтение А.С. Пушкину (17 стихотворений), И.А. Крылову (12), Н.А. Некрасову (7). Далее — М.Ю. Лермонтов, А.В. Кольцов, А.Н. Майков, И.С. Никитин, А.Н. Плещеев (помещено по 5-6 стихотворений); одним стихотворением представлены менее известные И.С. Аксаков, А.Н. Апухтин, Ю.В. Жадовская и другие поэты второй половины XIX века.

Безымянный-2.jpg

Одна из страниц «Сборника стихотворений для начальных народных училищ
и для домашнего обучения» А. Анастасиева

Трем «отделениям» (младшему, среднему и старшему) предлагаются разные по сложности восприятия тексты; в третьем мы видим «Бородино» и «Родину» М. Лермонтова, «Бесы» А.С. Пушкина.

Путь к ребенку автор выбрал тернистый: к лирическим произведениям даются комментарии — немногословные, «приспособленные» применительно к степени умственного развития и понимания» маленькими читателями. Неблагодарное, по сути, дело — толкование того, что «живет» в особом пространстве и плохо поддается рациональному объяснению, — Анастасиев с воодушевлением выполняет.

Сначала в приложениях помещаются необходимые сведения, которые дети могут узнать «с пользою для себя» (например, перед текстом стихотворения А.С. Пушкина «Кавказ» — описание «очень высоких гор», каковыми являются, к примеру, Кавказские, «составляющие юго-восточную границу России»). Если в тексте упоминаются русские города — предлагаются сведения о дате их основания и месторасположении.

А.И. Анастасиев стремится открыть детям тайны поэтического языка — сделать то, что не всегда по силам учителю — нашему современнику. По тому, как он передает смысл поэтических фраз (например, «солнце нивы золотит» — «солнце льет блестящие лучи на полевые хлеба»), видно намерение сохранить поэтическое настроение, не нарушить впечатление от первичного чтения. Такую позицию трудно переоценить: в конечном счете от того, как «посредник» (педагог) сам воспринимает «вторую реальность», способен ли он интерпретировать текст поэзии и одновременно соотносить его с авторской интонацией и особенностями детского восприятия, зависит понимание смысла и содержания текста детьми. Сложность выполнения этой задачи обуславливают личностные свойства ребенка, и, в частности, тот произвол воображения, который иногда мешает воссозданию модели мира, соответствующей авторской.

Стихотворение не разберешь, «как конструктор или кроссворд», и «комментатор» (кто бы он ни был — ученый или учитель) не может не быть поэтом. У Анастасиева это чувствуется по строю высказывания, иллюстрирующего для маленького читателя «трудное» место. Например, выражение А.С. Пушкина «небо осенью дышало» поясняется следующим образом: «с неба уже не лилось летнее тепло, — стало холоднее, повеяло осенью». Иногда его примечание словно приземлено, нейтрализовано, но это не говорит об упрощении. Так, строку из «Бесов» А.С. Пушкина «Вижу: духи собралися средь белеющих равнин» он «переводит»: «Это значит, поднялся страшный вихрь», не вдаваясь в разрушительные для чар поэзии подробности и оставляя читателю возможность в собственных представлениях проживать тот вьюжный вечер.

В поле зрения А. Анастасиева попадают отдельные слова: в строке «Пчела за добычей летит на цветы» (И. Панов) он поясняет слово «добыча» сначала в общеупотребительном смысле («добыча — то, что отыскивают, приобретают»), затем в контекстуальном («добыча для пчелы — мед»); словосочетания с образным компонентом («чуткий камыш» — водное растение, качающееся по своей гибкости даже при слабом ветре»); целые фразы («Улыбкой ясною природа сквозь сон встречает утро года» — «...природа, как бы спавшая зимою, наконец, просыпается и сквозь сон встречает весну (утро года) ясными светлыми днями (веселой улыбкой)»; весь текст («Ночь представляется дивной царицей в темно-синей одежде, усыпанной звездами» — о стихотворении «Ночь» А. Плещеева).

Предельная лаконичность комментариев Анастасиева не исключает емкости передаваемого содержания. Характеристики образного плана текстов просты и доступны.
Примечания к текстам стихотворений, предлагаемые автором книги, раскрывают особенности авторского мировидения, показывают его индивидуальность, неповторимость, толкуют смысл ключевых образов, поясняют символический план изображаемого. Они показывают нам, какое внимание уделялось каждому слову в процессе выявления главной мысли произведения, какая кропотливая работа велась с целью постижения ребенком его идейно-эстетического своеобразия. Кроме того, поэтические тексты задействовались с другой важной целью — для развития речи ребенка, овладения им творческим аспектом языка. «В форме, близкой к подлиннику», дети должны были воспроизвести высказывания «толково, последовательно и подробно». План стихотворений, предлагавшийся детям как основа для пересказа и заучивания прямо на уроке, выглядит сейчас экзотично, хотя и не лишен развивающих возможностей. После пересказа выяснялась идея («главная мысль») произведения.

Книга дает нам возможность увидеть Анастасиева как педагога, следующего в воспитании нравственно-религиозным тенденциям; как гражданина с верноподданическими чувствами (который помещает, к примеру, в конце сборника текст Ф.И. Глинки «Боже, царя храни!» и фотопортрет царской семьи Романовых). Вместе с тем комментарии А.И. Анастасиева, будучи результатом личностного прочтения, представляют интерес и в плане ментальном. При всем стремлении к объективности, директор Вятских училищ оставил нам свидетельство того субъективного мира, которым он обладал как читатель (а значит, личность) рубежа XIX—XX вв. По ним мы составляем себе образ человека эрудированного, талантливого, свободного в выражении своей точки зрения, которая всегда у него имеет общечеловеческий смысл. Главное — то, что ему удается просто сказать о сложном, выразить невыразимое (так, интерпретируя философское «Брожу ли я вдоль улиц шумных...» А.С. Пушкина, Анастасиев поясняет детям: «Как ни тяжела мысль о смерти, а умирать придется: желательно только быть схороненным поближе к родине, — чтобы около могилы играла молодая жизнь, и чтобы природа сияла вечною красотой»).

Забота об адекватном авторскому замыслу прочтении обнаруживается и в графической передаче текста. Жирным шрифтом выделены слова, которые должны зачитываться с логическим ударением,— «имеющие в речи особенное, преимущественное значение». Особым шрифтом отмечены даже буквы, обозначающие звуки в словах с отличным от обычного ударением. Перед каждым стихом — формула его размера. Нужному восприятию способствуют прекрасные рисунки, помещенные перед текстом.

Такие пособия, позволяющие детям самостоятельно не только познакомиться с лучшими образцами русской поэзии, но и осмыслить их адекватно авторскому пониманию, а также оценить их художественные качества, крайне необходимы сегодня. И не только для школьников, но и для педагогов. Подобных книг в настоящий момент нет. Не создавались они и в предшествующие десятилетия. Поэзия «не востребована» как учитель чувств глубоких, как средство оздоровления общества. Считается, что она сама воспитывает и учит, развлекая. Но как быть с классической русской поэзией? Как быть с современными школьниками, её не знающими и не понимающими, т. е. безвозвратно теряющими культурно-языковую связь с накопленными богатствами, – не имеющими товарно-денежного выражения, но дающими шанс остаться человеком? Ответ мы находим в книге А.И. Анастасиева.

Примечания

1. Силласте Г.  «Цветы жизни» в джунглях рынка // Независимая газета. 2001. 9 февр. С. 4. Данные социологических исследований на начало XXI в.
2. Шанский Н.М., Махмудов Ш.А.  Филологический анализ художественного текста. СПб., 1999. С. 70.
3. Помелов В.Б.  А.И. Анастасиев и Вятская школа // Вятскому земству — 130 лет: Материалы науч. конф. Киров, 1997. С. 120—127.
4. Чехов Н.В.  Введение в изучение детской литературы. Л., 1915.