Главная > Выпуск №16 > Природа вятского края в жизни и стихотворениях Г. Ф. Чудовой

Природа вятского края в жизни и стихотворениях Г. Ф. Чудовой

И. В. Зборовец

Корреспонденты Г. Ф. Чудовой помнят её оригинальную привычку наклеивать в качестве заставки письма открытку-иллюстрацию с цветами или пейзажем. Она украшала открыткой и форзац книги, которую дарила, условно называя эти фото «экслибрисами». Чаще всего Гали Фёдоровна наклеивала любимые ею вятские пейзажи. Так, например, посылая в 1985 году в Харьков 7-ой выпуск краеведческого сборника «Вятка», Г. Ф. Чудова дополнила оформление книги открыткой с зимним пейзажем. На фото: лес, скованный холодом, ветки елей, засыпанные снегом, следы в сугробах. Под снимком стихи:

Экслибрис мой – очей очарованье…
В нём – края Вятского неброская краса:
Осеннее природы увяданье
Или в снегах застывшие леса.
В грозе войны нас Вятка приютила,
Открыла мне свой облик непростой,
Заворожила, сердце покорила,
И Вятке посвящён экслибрис мой!
Г. Чудова ¹

Зимние вятские пейзажи стали знаковым элементом чудовского книжного дизайна и выражением её особого отношения к местной природе. Открытки с елями украшают многие подаренные Гали Фёдоровной книги, которые хранятся в разных городах России и Украины.

Г. Ф. Чудова собирала открытки-фото, запечатлевшие богатство вятской природы: хрупкие, беззащитные берёзки; высокие лиственные леса, словно стоящие на страже Родины, оберегающие её покой; небольшие речки, ещё не скованные льдом, текущие между заснеженных берегов; символы вечности – красавцы хвойные леса. Гали Фёдоровна любовалась могучими елями, стоящими в снежных сугробах. Её пленял романтический контраст зелёной ели и группы белых берёз. Такой она впервые увидела природу Фалёнского района². Г. Ф. Чудова писала: «Мои экслибрисы – вятские виды, в которые я влюблена»³.

Горожанка Г. Ф. Чудова естественно тяготела к общению с природой. После Новгорода, Петербурга, Самары и Калуги семья Чудовых в годы войны оказалась, словно на другой планете – в регионе лесов и снегов. На Западе полыхали сражения, гибли солдаты, а там, во глубине России была вековая тишина. Именно рядом с природой Гали Фёдоровна так ясно ощутила мощь и величие Родины, напрягавшей все силы в борьбе с вражеским нашествием.

Г. Ф. Чудовой была близка натурфилософия Л. Н. Толстого, который считал, что природа оказывает огромное и благотворное воздействие на наш внутренний мир. Она поддерживает человека как морально-оздоравливающее средство, учит его самому ценному – естественности. Природа живёт искренне, без притворства, её отличает могучее жизнелюбие. Л. Н. Толстой – сторонник правды, а природа правдива, и в этом тоже источник её облагораживающего влияния на человека.

В эвакуации Г. Ф. Чудова близко узнала людей, которые работают на земле, пасут скот, охотятся, рыбачат, знают жизнь полей, лугов, лесов, рек, озёр до мельчайших подробностей. Для русского крестьянина природа – открытая книга, и он читает её, узнавая в лицо каждое дерево, куст, траву, понимая след зверя, крик птицы. Простые крестьяне, связанные с природой не созерцанием, а трудом, спасли семью Чудовых. Словно сама русская природа пришла к ним на помощь. Гали Фёдоровна сказала об этом в стихотворении «Реки и судьбы»:

…Так попали беглецы
В незнакомый Вятский край
И в деревне Баталы
Приютились невзначай…
Сосны старые и ели
Песни вьюжные нам пели,
Но сочувственным теплом
Нас крестьяне окружили,
Хоть и сами тяжело
Гнёт войны переносили.
Нас колхозницы жалели,
К нам в избушку приходили,
Добротой своей согрели,
Подаянья приносили…
Их сердечное участье
В душу глубоко запало,
И родными земляками
Баталовцев я считала⁴.

Образ вятской зимовки 1942 года Г. Ф. Чудова сохранила на всю жизнь. Она запомнила мучительный контраст между красотой северной природы и нищим бытом, суровой жизнью затерянной в снегах деревеньки Баталы. Гали Фёдоровну спасало её богатое воображение, в котором грубая реальность трансформировалась: деревенская изба стояла на курьих ножках, а тепло русской печи волшебно меняло бедную обстановку. Но жизнь вытесняла сказку:

Без уменья, без сноровки
Мы работали в колхозе.
В городской одежде лёгкой
Коченели на морозе.
А в избу придя с работы,
Ели мёрзлую картошку
С отвращеньем, без охоты,
Согреваясь понемножку.
Тускло вечером светил
В банку вставленный фитиль⁵.

Это была, по словам Г. Ф. Чудовой, «классическая русская зима». Много лет спустя Гали Фёдоровна искренне признавалась: «В этой самой деревушке, где мы жили зиму 1941–42 гг., я родилась как краевед. Оттуда началось моё увлечение Вятской и Кировской областью. И какие золотые люди нас тогда окружали в этой деревне!»⁶

В дальнейшем судьба Г. Ф. Чудовой входит в русло Вятки – реки, которая становится для неё символом непрерывного течения жизни, творческого роста и стремления вперёд. Вятка – это культурный Нил кировчан, на берегах которого сосредоточены материальные ресурсы края и живут люди – его главное богатство. Здесь протекала краеведческая деятельность Гали Фёдоровны:

Не знала, не ждала, что станет мне родным
Тот город небольшой над Вяткою-рекою,
Что буду с ним дышать дыханием одним,
Связав свою судьбу с его судьбою⁷.

Первые годы в Кирове для Г. Ф. Чудовой были особенно трудными. На фото военных и послевоенных лет работники Герценки, по меткому выражению Гали Фёдоровны, выглядят как типичные дистрофики. В духовном отношении людям тогда были необходимы красота природы и мечта, чтобы выдержать реальность.

С юных лет Г. Ф. Чудова мечтала путешествовать, открывать новые страны, стать географом. Её мечта осуществилась необычно: она открыла для себя Вятский край, стала его библиографом-краеведом, историком, летописцем:

Кама, Вятка… Эти реки
Мне о прошлом рассказали,
Много всяческих событий
Берега их повидали.
Реки-сёстры Вятка с Белой
В Каму быструю впадают,
Словно младшие сестрицы,
Каму нежно обнимают.
Город Киров встал на Вятке,
А в Уфе у речки Белой
Возвышается над кручей
Салават Юлаев смелый.
Путь от Кирова по Вятке
До Уфы я одолела,
Любовалась берегами
И лесами речки Белой.
Страстно к Вятскому я краю
Всей душою прилепилась,
Но по-прежнему, как в детстве,
Путешествовать стремилась⁸.

Действительно, в перерывах между работой, в отпускной период и на пенсии Г. Ф. Чудова совершила путешествие по Волге, отдыхая в Киргизии, любовалась озером Иссык-Куль, поездом пересекла пространство Сибири, в качестве туриста на теплоходе из Красноярска добралась до Диксона, побывала в Игарке и Норильске, бродила в тайге, кочевала по тундре, добывала из-под снега морошку, ступала на берег Енисея:

По «столбам» реки великой
Лезли вверх мы добровольно,
Красотой природы дикой
Покорённые невольно.
Здесь с экзотикой Сибири
Я вплотную повстречалась,
И о мощном Енисее
Память яркая осталась.
Так слились с моей судьбою
Десять незабвенных рек,
Подтверждая, что с рекою
Тесно связан человек⁹.

Г. Ф. Чудова имела в виду реки Волхов, Неву, Днепр, Цну, Вятку, Каму, Белую, Оку, Волгу и Енисей. Её поразила жемчужина Предуралья – озеро Кисе-гач, которому она посвятила лирическое стихотворение, полное гармонии и душевного равновесия. В нём Гали Фёдоровна открыла свой внутренний мир:

Синяя гладь, зеркало вод,
Ясный, безбрежный покой…
Водят стрекозы свой хоровод
В тихой стране голубой.
С берега глыбы седых валунов
Врезались в горный хрусталь.
Видно глубоко зелёное дно,
Манит подводная даль.
По горизонту волнистой грядой
Леса зубчатый массив,
Холм набегает один на другой,
В вечном разбеге застыв.
Тихий, лазурный озёрный покой
В рамке лесистых холмов –
Это Уральских преддверие гор,
Царство седых валунов.
Синяя гладь… Зеркало вод…
Мир – необъятно широк,
Мысли пытливой бесстрашный полёт,
Чувств – беспределен поток…¹⁰

Однако в конце всех путешествий Г. Ф. Чудова возвращалась в ставшую для неё родной страну суровых хвойных лесов, к «вятчанам снежным». Эти слова А. И. Герцена она использовала и в стихах, и в краеведческих работах. Гали Фёдоровна полностью разделяла чувства поэта Леонида Хаустова, для которого не было земли краше малой родины:

Вот махнуть бы мне на Вятку,
В синегорские леса.
Там мне будет всё по сердцу:
Утра холод, полдня зной.
И уха с дымком и перцем,
Даже дождик обложной¹¹.

Созерцание природы настраивало Г. Ф. Чудову на философский лад, заставляло размышлять о смысле жизни и назначении человека, о диалектике мгновения и вечности. Но Гали Фёдоровна могла быть в стихах по-детски наивной, открывая неисчерпаемые душевные ресурсы доброты и милосердия ко всему живому:

Славный ёжик-иглокожик,
Он живёт в лесу густом,
Смело ходит без дорожек
Он по лесу босиком.
Несмотря на свой солидный
И колючий внешний вид,
Он зверюшка безобидный,
Не кусает, не рычит.
Если ёжика ты встретишь,
То оставь его, не трогай!
Сделай вид, что не заметишь, –
Пусть бежит своей дорогой!¹²

Для краеведа Г. Ф. Чудовой вятские виды со временем стали частью городской культуры, воплотились в произведения живописи местных художников, чьи полотна украсили залы Кировского художественного музея. Не случайно газеты отмечали, что в современном разделе выставки вятских мастеров преобладает пейзаж13.

Наступил период жизни, который Г. Ф. Чудова в шутку называла «осенние мелодии весной»14. В преклонном возрасте она редко покидала квартиру, свой письменный стол, поэтому радовалась каждой возможности прикоснуться к живой природе. В 1988 году, посылая в Харьков открытку-фото, она писала: «Вот этих милых птичек можно видеть и в нашем городе зимой на кустах в палисадниках и бульварах»¹⁵.

Вятские пейзажи хранились в памяти ослепшей, угасающей Г. Ф. Чудовой, которая продолжала своё путешествие по любимым местам, но только в мире фантазии:

Всё мелькают предо мной
Зимние виденья, –
Бред души моей больной,
Плод воображенья¹⁶.

В конце жизни Гали Фёдоровна вновь находит опору в толстовской философии очеловеченной и одушевлённой природы. В рассказе «Три смерти» уходят из жизни барыня, мужик и дерево. Барыня умирает жалко и гадко, потому что лгала всю жизнь. Мужик встречает свой конец с достоинством, выполнив главное предназначение человека на земле; его религия – природа, с которой он жил. Но идеалом Л. Н. Толстого является смерть дерева, застигнутого в зимнем сне: дерево умирает спокойно, честно и красиво. Красиво – потому что не лжёт, не ломается, не боится, не жалеет¹⁷.

Именно так хотела уйти из жизни Г. Ф. Чудова, когда потеряла зрение, не могла заниматься любимым делом – краеведением и понимала, что дни её сочтены. Из последних сил она записала феерию «Зимние видения», в которой нашла отражение её мечта о слиянии с природой, подобно некрасовской крестьянке Дарье:

У Некрасова в стихах
Тоже Дарья погибает,
Вся в заботах о дровах
В чаще леса замерзает.
Ей на несколько минут
Подарил Мороз виденья:
Дети, муж, крестьянский труд,
Светлой радости мгновенья.
Встаёт перед мысленным взором
Зимы белоснежной краса:
Деревья в пушистом уборе,
В сугробах застывших леса.
Вот солнце уже заходило,
Скользнули лучи по сосне,
«А Дарья стояла и стыла
В своём заколдованном сне…»
Так и мне бы в лес густой
От людей укрыться,
И под елью вековой
В чистый снег зарыться.
Ель заботливо меня
Лапами прикроет,
Тихо иглами звеня,
Сердце успокоит¹⁸.

Учитывая некоторую склонность Гали Фёдоровны к театрализации собственной жизни и перенесении литературных сюжетов в свою судьбу, трудно не заметить её горячего стремления с помощью художественных образов и символов философски обосновать свою кончину как возвращение к вечным истокам, слияние с матерью-природой. Об этом свидетельствуют «Зимние видения» – последнее эпическое произведение Г. Ф. Чудовой и её завещание ныне живущим.

Примечания

1 Надпись на книге: Вятка : краевед. сб. Вып. 7. / сост. Г. П. Зонова. Киров : Волго-Вят. кн. изд-во. 1985. 160 с. : ил.
2 Чудова Г. Ф. С книгой по жизни : воспоминания. Киров, 1991. С. 165. Машинопись.
3 Надпись на книге: Изергина Н. П. Писатели в Вятке : лит.-краевед. очерки. Киров : Волго-Вят. кн. изд-во. 1979. 192 с. : ил.
4 Чудова Г. Ф. Реки и судьбы : рукопись. Киров, 1992. С. 32–33.
5 Там же. С 31–32.
6 Чудова Г. Ф. Письмо от 2 апреля 1984 г.
7 Чудова Г. Ф. Реки и судьбы. С. 35–36.
8 Там же. С. 39–42.
9 Там же. С. 47–48.
10 Чудова Г. Ф. Письмо от 24 октября 1985 г.
11 Чудова Г. Ф. Слово о поэте // Киров. правда. 1990. 24 нояб. С. 3.
12 Чудова Г. Ф. Малышу : рукопись. Пермь, 1992.
13 Двинянинова Л. Вятской кистью // Киров. правда. 1992. 21 июля. С. 3.
14 Чудова Г. Ф. Письмо от 14 февраля 1990 г.
15 Чудова Г. Ф. Письмо от 10 марта 1988 г.
16 Чудова Г. Ф. Зимние видения : рукопись. Пермь, 1993. С. 17
17 Толстой Л. Н. Три смерти // Рассказы. М. : Худож. лит., 1966. С. 87.
18 Чудова Г. Ф. Зимние видения. С. 15–17.