Версия для слабовидящихВыдержки из дневника 1931–34 гг.
«9 октября 1931 г. Мне исполнилось 17 лет. Утром в 6 часов проснулся от фабричного гудка. Встал и думал, что надо идти на работу, но все ребята спали, и я вспомнил, что сегодня выходной день, и что я именинник. Быстро обулся, оделся, собрал чемодан и пошёл домой.
Дома стряпали пироги, шаньги… праздник «Богослов». К празднику было всё вымыто и выбелено, и изба была светлая и весёлая.
До завтраку сходил вымылся в ещё не совсем остывшую баню. После завтрака перебирал свои книги и тетради. После обеда колол дрова и играл в деревне в футбол. После ужина занимался письмом и в 9 час. 10 мин. лёг спать. Настроение было спокойное и немного грустное. С грустью думалось о городе, с сожалением о деревне.
29 августа 1932 г. Отработал на машиностроительном две пятидневки. Отпуском очень доволен. Немного жалею о том, что мало пришлось поработать дома и не пришлось съездить в луга.
От поездки в Ленинград у меня осталось впечатление, может быть, на много лет25. Сейчас, как в действительности, стоят передо мной массивные и величественные здания Зимнего дворца, Адмиралтейства с золотым шпилем, торговой биржи с красивыми маяками. Как сейчас я вижу город Ленинград с вышки Исаакиевского собора и слышу гудок какого-то морского парохода. Как сейчас, я слышу по утрам жужжание и трескотню аэропланов, пролетающих над самой крышей студенческой коммуны.
Как сейчас, чувствую пружинный матрац в комнате № 125 коммуны, лежу и чувствую, как веет в открытое окно ночной приятной свежестью, и раздаются сигналы маневрового паровоза с какой-то железнодорожной товарной станции, ту-туу, туту-ту-тууу…
Слышу Колины родные слова и ломаные русские слова Капитона Курашвили, Северьяна Чкуарели, знакомый голос Василия Норкина.
Вижу последний раз перед отъездом Колю. Чувствую толчок, когда тронулся поезд, и начал двигаться всё быстрее и быстрее куда-то взад Московский вокзал.
11 октября 1932 г. Прошли мои именины… Накануне именин лёг на койку в 8 часов вечера и решил дождать 12 часов, чтобы проследить, как у меня наступит совершеннолетие. Лежал, читал книгу и не заметил, как уснул. Проснулся в 6 утра. Книга валяется на полу. Из карманов на пол выкатились ключи, деньги и рабочая марка (хорошо, что никто не подобрал).
После работы сходил в столовую и пошёл в школу. Уроки были лёгкие. Вечером в Первомайском было кино, но никто из ребят не пошёл, а одному не захотелось. В этот вечер выменял у колонистов26 за килограмм хлеба зеркало в корешковом переплёте».
«Былое… Выходим компанией из общежития ШУМП. Кто-то останавливается: «Постойте, ребята, я варежки забыл». «Стоит ли время терять, возвращаться, – говорит Костя Моторин, – вон, магазин недалеко». Остановились у магазина, пока прикуривали, Костя уже выносит взятые из чьих-то карманов тёплые варежки и хромовые перчатки». (Из дневника 1950 г. - Г. Л.).
…Нынче чувствую себя много свободнее. Это объясняю тем, что начинаю привыкать к обстановке, которая в прошлом году меня угнетала. Во-вторых, чувствую, что этот год последний, а впереди пойдёт другая жизнь».
«6 ноября 1932 г. В общежитии жили в нескольких местах. Сначала я занимал место в одноэтажном каменном дому с Лугининым, Островским и бобинскими ребятами. Место было хорошее, но когда я уходил на выходной день домой, то всех переселили в двухэтажный дом.
Я занял свободное место вверху, т. к. там поместились все знакомые мне ученики. Место было на самом стервище, нельзя было оставить никакой вещи, кроме матраца, одеяла и подушки. Такие мелочи, как карандаши, бумагу надо было держать под запором. Заниматься было совершенно невозможно.
Но 7 октября переехали в бараки. Часть ребят была переведена в здание артиллерийского дивизиона. Мы очень были бараку рады, т. к. на ул. МОПРа выезжать почему-то не хотелось. Место я занял одно из лучших. Ребята – все, как на подбор. Замки стали не нужны.
22 января 1933 г. 29 ноября нас опять переселяли в другое общежитие. Я на эти выходные ушёл домой и всё ругал себя, что мне достанется плохое место на всю зиму.
…Пошёл в комнату, темно, слышу – разговаривают, зажёг спичку и сразу же мне сказали, что моя койка в этой комнате, и все вещи перенесены в полной сохранности. Ребята пошли в столовую, я есть не хотел, но пошёл за компанию.
Пришли из столовой – огня всё ещё не было. Мы уселись около печки и начали рассказывать разные приключения. Кончили рассказы – времени было уже часа 2 ночи. От выслушанных рассказов и приключений боялись по одиночке сходить в уборную и пошли всей комнатой сразу. Прошло уже много дней, как живу в этой комнате. Со многими познакомился – кого не знал, и со многими очень близко подружился. Положительные стороны этого общежития: можно вечером заниматься в классах; близко к центру города, к магазину и Первомайскому клубу; тепло. Отрицательные: далеко до завода.
6 апреля 1933 г. В нашей комнате от 20 человек осталось 16. Сначала уехали Новиков и Койков (уволили за прогулы). Потом 5 марта уехал Гырдымов (добровольно), и я занял его место в углу.
31 марта уволили Шевчика. Из города Александрова пришла бумага, и в ней сообщалось, что Шевчик является сыном бывшего урядника. Уезжать ему очень не хотелось, и жалели его очень ребята.
Учёба идет хорошо. По всем получил «уд.», кроме математики и спецдела («хор.») и литература – «уд.».
С 20 по 26 марта болел гриппом. Температура доходила до 39,8 гр. Был вызов врача два раза из центральной заводской амбулатории. Ввиду этого по теории немного отстал и боюсь за экзамен, но думаю, что если не сдам, то на токарном станке работать всяко сумею.
30 апреля 1933 г. Весна очень ранняя и влияет на теоретическое обучение.
6 апреля я писал – «по теории немного отстал». Теперь дело ещё хуже…
На производстве дело обстоит лучше, чем в школе. Меня прикрепили к 16 станку «удмурт» (Ижевский завод), к рабочему Славе Меркушеву.
С каждым днём приближается срок окончания ШУМП. Остаются уже последние месяцы. Скоро начну считать дни.
9 мая 1933 г. Весна ранняя, к 1 мая совсем обсохло, и начали сеять. Но после 1 мая начался дождь, а потом снег. Сев прекратился. Сегодня погода стала лучше, и в колхозе сев возобновили.
На станке № 26 обтачивал вал, потом на станке № 11 обтачивал флянец и обрезал подшипник. Это первые дни самостоятельной работы.
1 июня 1933 г. Приближается тот день, который откроет для меня неизвестные, неизведанные пути в жизнь. Это день 1 июля. До него осталось ровно 29 дней напряжённой работы, волнений, беспокойств и, может быть, разочарований или радостей.
Обо всём этом я могу сейчас только мечтать, и на самом деле я очень мечтаю и очень сильно мечтаю, и не хочу и не могу больше ничего делать или думать. В каком положении я окажусь 1 июля?
Может быть, я буду каяться, что начал учиться в этой школе, т.к. меня сразу же после экзаменов могут послать работать на этот завод. И если пошлют на завод, то придётся работать по договору (хотя я его и не подписал) два года. Кроме того, могут сократить отпуск на нынешнее лето, чего я больше всего опасаюсь. На заводе работать очень надоело и если придётся работать на нём ещё два года, то это время покажется мне каторгой.
На завод я могу попасть в том случае, если сдам экзамен и не окажется свободных мест для нашей школы в соответствующих высших учебных заведениях, и будут на заводе не занятые станки.
Но могут обстоятельства сложиться совсем в другом порядке. Если я сдам экзамен и на заводе нужды большой в рабочей силе не будет, а будут места для нашей школы во ВТУЗы в достаточном количестве, ну примерно на нашу школу дали бы мест 5, то я несомненно буду направлен учиться дальше.
А может получиться так, что я не сдам экзамен, а может быть, нарочно его провалю с той целью, чтобы мне не дали документов об окончании школы, а дали бы только справку о том, что я прослушал такой-то курс. Тогда меня отпустят на все четыре стороны. Этот выход для меня самый заманчивый, но и рискованный, т.к. если будет нужда в рабочих на заводе, то не посмотрят, что я не сдал теорию, а скажут: «На станке может работать и неграмотный».
Четвертый вариант я обдумываю такой. Как только пошлют работать на завод, сразу же идти на комиссию и подать заявление добровольно идти в армию. На заводе мне отдадут все документы, а с документами я – вольная птица. Отслужу в армии два года, всё равно это время не пропадёт. Рано или поздно служить придётся, а служить в армии в мои годы, это самое благородное дело. Потом вернусь домой… на руках будут все документы. Можно жить в деревне, на свободе. А свобода для меня дороже всего на свете…
10 июля 1933 г. С 1 июля начал работать на производстве. Станков свободных нет, почти каждый день приходится работать на разных.
2 июля была групповая конференция, на которой объявили результаты теоретического и производственного обучения в школе. По пяти предметам, которые были на экзамене, у меня общая оценка «хор.», по производству – «хор.». Меня, Тюфтина (строгаль) и Шестакова (крупнотокарный станок) выпустили по 4 разряду ученической сетки. Горбушину дали 2 разряд, остальным – третий.
6 ноября 1933 г. Отпустили на Октябрьскую. Поел блинов. Подсчитал свои бюджеты и стал писать сии строки.
За октябрь заработал 58 рублей. Иногда работаю – стараюсь, а когда работа плохая, то работаю с перебором и с папироской в зубах.
Квартира в бараках, комната на 23 человека. Ребята все свои – «шалман». Живём без нужды. Живём настоящим днём, о будущем не думаем. Собирался всё уходить, но… не пришлось.
19 марта 1934 г. Сижу за столом. Нужно собираться и идти на работу с 11 часов ночи.
Работаем бригадой: я, Навалихин и Лугинин. Зарабатываем в среднем 5 рублей в день. Иногда бывает по 7-8 рублей. Навалихин немного уступает – ленится. Лугинин совсем отстаёт, хотя и старается. Он зарабатывает 2-3 рубля в день.
Оставаться на заводе всё нет желания. Я чувствую, что уже привыкаю к заводу и если уйду, то буду сожалеть о нём, о товарищах. И в отношении денег будет хуже, но зато дома я поправлюсь и физически, и морально.
То ли дело жить на воле, на свежем воздухе, на хорошей пище, на свободе. Я буду чувствовать, что нахожусь сам в своём расположении. Все мои желания, все стремления, все ближайшие мечты сходятся в одной точке. В точке, которая разорвёт мою связь с Вятским машиностроительным заводом. Может быть, буду сожалеть о нём после ухода, но я уйду, я этого хочу, и я это сделаю…
