Версия для слабовидящихСадовод Анатолий Юферев
Н. В. Васнецова
Детство моё прошло в одном из красивейших уголков нашего города. Дом стоял на улице Труда, что начинается с высокого крутого берега реки Вятки и где открываются великолепные заречные дали, заливные луга, слобода Дымково.
Исторический Раздерихинский овраг, поросший буйной растительностью, разделял нашу улицу с Александровским садом (в те времена Халтуринским). Этот сад с его многочисленными тенистыми аллеями, изящными ротондами, летним театром и ракушками эстрад в годы детства казался целым интереснейшим миром, дарящим каждый день всё новые и новые открытия. Без преувеличения можно сказать, что здесь любили гулять и отдыхать все жители города. А уж о ребятишках и говорить было нечего: вначале за ручку с родителями, затем с друзьями-подругами проводили они здесь всё своё свободное время, любуясь великолепными цветниками, высокими зарослями сирени, что, сплетаясь вверху обильными гроздьями, создавали благоухающие тенистые тоннели. Росли в то время в саду южные каштаны, плодоносила ирга, цвели розы.
Что и говорить, для меня, живущей в непосредственной близости от этого благодатного места, парк был постоянным местом обитания в любое время года: летом с буйством цветов, красок и ароматов, осенью – с шуршащими под ногами опадающими листьями, что мы огромными букетами собирали в школьные гербарии. И даже зимой, когда центральные аллеи превращались в ледяной каток, под веселую музыку под разноцветными электрическими гирляндами так здорово было кататься на коньках.
Сиреневыми летними вечерами, когда малышня расходилась по домам, её место занимали влюблённые пары, фланирующие по аллеям или танцующие на знаменитой танцплощадке под оркестр жизнерадостного, искромётного Соломона Борисовича Сахара. И неслись над рекой незамысловатые, но такие милые «Ландыши», под которые подчас вершились судьбы и разбивались сердца. Те же, кто постарше и посолиднее, наслаждались в летнем театре заезжей опереттой или драмой, выходя в антрактах на воздух.
Еще одной из причин моей непреходящей любви и постоянного пребывания в саду служило то, что в администрации работала моя мама.
В то же время служил там и Анатолий Павлович Юферев, который занимал должность то ли садовника, то ли декоратора зелёных насаждений, не знаю, как тогда называлась эта должность. Высокий, худощавый, с темными пышными волосами, усами и бородкой, в старинном пенсне и неизменной шляпе, быстрой лёгкой походкой ходил он целыми днями, проверяя всходы, давая указания многочисленным рабочим-цветоводам. Много раз я слышала как ворчали женщины на его «постоянные придирки» за качество прополки, полива, ухода за растениями. Да, он был строг и спуску никому не давал. Но зато и результаты были потрясающие!
Несколько лет у входа, слева от центральной аллеи, высился цветочный календарь, где ежедневно заменялись ящики с числами и днями недели, оформленными живыми растениями. На окраине парка, что над самой рекой, на огромных клумбах цвели розы и георгины, а вечерами, в сумерках,вдоль всех аллей распускались крестики душистого табака, и аромат этот кружил голову.
Я носилась за этим удивительным и немного чудаковатым человеком повсюду, с интересом слушая подробности об особенностях деревьев и кустарников, цветов и трав.
Анатолий Павлович был вообще очень интересньм, отзывчивым и доброжелательным человеком, познакомил нашу семью со своей женой Надеждой Викторовной, дочерью известного в своё время вятского архивариуса, и мы стали часто бывать у них в гостях.
Жил он в покосившемся жёлтом деревянном доме с высоким крыльцом на улице Водопроводной, бывшей Кикиморской. Это очень забавляло меня: детское воображение живо рисовало образы многочисленных зеленых хихикающих особ, проживающих в больших количествах в этих развесёлых местах.
Дом можно было бы назвать одноэтажным, но был ещё цокольный этаж, где располагались хозяйственные помещения и, вероятно, хранилища.
Анатолий Павлович Юферев с Наташей в парке им. Ст. Халтурина. 1957 г.
Комнат было много, и везде столько интереснейших, по-настоящему диковинных и редких вещей, что казалось, никакой музей не мог бы похвастаться таким обилием и разнообразием экспонатов.
Почти всю центральную комнату занимал огромный старинный чёрный рояль, вдоль стен стояли высокие резные деревянные шкафы, наполненные коллекциями древних монет, марок, посудой, статуэтками и прочими раритетами.
Из большой комнаты был проход в следующую. Слева высилось старинное, потемневшее от времени трюмо, на полочке которого стояли две высокие бронзовые фигуры сидящих индийских божеств и огромная цветная китайская фарфоровая ваза, далее располагалось чёрное кожаное кресло, настолько мягкое, что, опускаясь в него, ты тут же оказывался в непосредственной близости от пола. Затем стоял большой письменный стол со старинным, замысловатым чернильным прибором и двумя аквариумами с удивительными по красоте расписными рыбками. На многочисленных этажерках и полках в изобилии стояли мраморные скульптурные головки, старинные хрустальные вазы ручной огранки, и на всех стенах картины, картины, картины. Он много рассказывал об авторах этих полотен, каждый раз доставая из своих запасников всё новые и новые подлинники Исупова и Коровина, Деньшина и Шишкина. Но меня, честно говоря, в то время больше привлекала шкура огромного белого медведя, расстеленная на полу одной из комнат, где было так интересно валяться на густой лохматой шерсти.
В одной из комнат прямо из окна был выход в сад с небольшой пасекой, где я впервые увидела и попробовала сотовый мёд и, конечно же, изумительный цветник. Прошло уже почти полвека с тех пор, но нигде я больше не встречала такого разнообразия видов и красок. Здесь не просто выращивались цветы, здесь проводились эксперименты по созданию новых видов. Навсегда запомнились георгины размером со столовую тарелку, махровые с трёхцветными закручивающимися лепестками белого, красного и желтого цвета. И какие же роскошные букеты носила я из этого сада на 1 сентября!
У Анатолия Павловича был и ещё один редкий в то время предмет роскоши – легковая машина с личным шофёром Серёжей. Автомобильчик был крошечный, впоследствии его шутя стали называть «горбатый Запорожец», но это было чудо, и когда нас с мамой и сестрой приглашали куда-нибудь прокатиться, радости и счастью не было предела. Если же набиралась более солидная компания, то до места, например, в Заречный парк, добирались в несколько приемов. Путешествовала с нами и Надежда Викторовна.
Это была очень приветливая и гостеприимная женщина. Когда мы познакомились с ней, она была уже в годах, но сохранила свою былую красоту и роскошные длинные вьющиеся волосы. Как-то Анатолий Павлович показал нам украдкой её фотографию в молодости: обнаженная юная дева стояла, завернувшись с ног до головы в великолепные пышные волосы.
На Новый год мы с сестрой всегда приглашались в этот чудесный дом. Устраивались представления с маскарадными костюмами, выступлениями, подарками.
Я в то время, как и большинство детей, начала увлекаться филателией, и Анатолий Павлович время от времени дарил мне старинные марки.
И вот чего я тогда никак не могла понять: как он, будучи таким просвещённым человеком, с тончайшим художественным вкусом, знаток всего прекрасного, находит что-то ценное в простых чёрно- или сине-белых некрасивых почтовых марках. Ну и что же, что, по его словам, они были старинные, царские. Мне несравненно больше нравились яркие, красивые, глянцевые марки с изображениями животных, спортсменов, репродукций картин, продававшиеся в киосках в хрустящих целлофановых пакетиках, а не эти безликие и «простые».
И быть бы мне сейчас обладательницей бесценнейших образцов первых российских почтовых марок, но я, недальновидная, как-то ничтоже сумняшеся, подарила всю свою коллекцию соседскому мальчику.
Шло время, маленькая любознательная девочка превращалась в активную пионерку, затем комсомолку с новыми интересами, увлечениями. И мама, и Анатолий Павлович уже не работали в Халтуринском саду. Потом мама серьёзно заболела, и мы всё реже стали посещать этот дом. Телефонной связи тогда не было. При редких встречах уже старенький Анатолий Павлович с легким укором просил «Наталочку-забывалочку» хоть изредка навещать его. Но юность жестока, и меня интересовали уже совсем другие проблемы. Закончив школу, я поступила в институт, а потом и вовсе на долгие годы покинула родной город, поселясь на Севере.
И вот сейчас, по прошествии почти полувека, разглядывая немногочисленные старые фотоснимки, вспоминаю удивительного, немного странного талантливого селекционера, цветовода, садовника как истинно интеллигентного человека с такой ответственностью, добросовестностью и любовью относящегося к своему делу. Как жаль, что то время прошло, как жаль, что таких людей сейчас уже не встретишь...
