«Повесть о стране Вятской» в свете новых исследований и открытий.
Источниковедческий аспект.
(открытая лекция 24.10.2006, г. Киров)

А. Л. Мусихин

Для начала я хочу очертить круг вопросов, которые будут рассмотрены на сегодняшней лекции. Главным образом речь пойдёт о «Повести о стране Вятской» (ПСВ). Что она из себя представляет, почему до середины XIX в. считалась главным источником по истории Вятской земли, когда и кем была написана, почему до сих пор вызывает такие бурные споры? Я расскажу кратко о развитии дискуссии вокруг достоверности известий ПСВ, попытаюсь показать, что, по сути, она является первым для своего времени научным исследованием начальной вятской истории, большинству сведений которого можно доверять. В связи с этим я рассмотрю основные источники ПСВ, главным из которых является «Сказание о вятчанех» (СВ). В свою очередь, изучая источники последнего, я рассмотрю вопрос о дате начала Вятской земли. Я объясню, почему 1374 г., от которого сейчас отсчитывают историю города Кирова, не является таковым, а реальной датой начала освоения Вятской земли русскими должен считаться 1181 г. Будут рассмотрены и некоторые другие вопросы.

Почему речь пойдет именно о ПСВ? В исторической науке письменные источники играют первостепенную роль. Для изучения начальной истории русской Вятки таких источников крайне мало. Это скудные сообщения общерусских и северорусских летописей конца XIV–XVI вв., редкий актовый материал (договоры, грамоты, завещания) и местные летописные произведения XVII – начала XVIII вв. ПСВ в этом ряду занимает особое место. Многие историки, в частности, А. И. Вештомов, А. А. Спицын, А. С. Верещагин, А. А. Андриевский, подчеркивали, что уже в XVIII в. ПСВ «оказалась единственным первоисточником сказаний о первоначальном заселении Вятки русскими и их начальном на Вятке “жительстве”».

Что представляет из себя ПСВ? Почти все известные её списки состоят из четырёх частей. Первая, вступительная, часть рассказывает об основании легендарными скифскими князьями Словеном и Русом города Словенска и последующем разрушении его; о мирных грамотах, данных славянам Александром Македонским; об основании Новгорода; правителе Гостомысле; происхождении новгородских вольностей; междоусобицах в Новгороде и войнах с другими русскими княжествами. Вторая, основная, часть повествует о заселении Вятской земли. Третья часть сообщает о явлении Великорецкой чудотворной иконы святителя Николая Мирликийского. Заключительная часть содержит летописные статьи с 1389 по 1553 гг. Остановимся несколько подробнее на второй части ПСВ, так как именно она является той основой, на которой многие историки строили свои исследования о первоначальной истории Вятки. Краткое содержание её таково. В 1174 г. группа новгородцев по причине «умножения народа» и из-за междоусобицы ушла из Новгорода. Они спустились в судах по Волге до Камы, в низовье которой поставили «град мал». В нём новгородцы прожили семь лет, после чего одна их половина пошла вверх по Каме до Чусовских мест, откуда перешла на правую сторону Камы и дошла до реки Чепцы. Оттуда новгородцы спустились вниз по Чепце, воюя с местным населением (чудью и вотяками), и вышли в реку Вятку. Там они увидели чудской город Болванский и решили его завоевать. 24 июля 1181 г. после поста и молитвы св. князьям Борису и Глебу новгородцы завоевали город и переименовали его в Никулицын. Вторая половина новгородцев, оставшихся на Каме, узнав о победе своих товарищей, тоже решила идти на Вятку. Она поднялась по Каме до устья Вятки и пошла вверх по ней до черемисского города Кокшарова. Как и первая группа, при заступничестве св. Бориса и Глеба новгородцы второй группы захватили город, который позднее назвали Котельнич. После поселения в завоёванных городах обе группы решили построить общий город для защиты «от нашествия супостат иноверцев». Для этого они выбрали место на высокой горе, называемой во время написания ПСВ Кикиморской, около устья речки Хлыновицы. Новгородцы заготовили бревна для строительства, но утром увидели, что все заготовленное чудесным образом перенесено ниже по р. Вятке на высокое место, называемое Балясково поле. Решив, что это Божий промысел, они возвели там сначала церковь Воздвижения Креста Господня, а затем построили город, который назвали Хлыновым. Далее в ПСВ рассказывается о расселении жителей на всей Вятской земле, построении церквей, нападении на вятчан русских князей и инородцев, построении в Хлынове кремля, первых крестных ходах и о некоторых других событиях начальной вятской истории. Как видим, вторая часть ПСВ действительно достаточно подробно излагает начальную историю Вятской земли. В этом отношении с ней не может сравниться ни один другой письменный источник.

Однако всякий исторический источник нельзя использовать без его предварительного критического анализа. «При оценке показания источника, – отмечал известный исследователь русских летописей Я. С. Лурье, – важнейшее значение имеет его общая характеристика – датировка памятника, определение его происхождения, состава, назначения, степени тенденциозности и осведомленности и т.д.». От определения данных составляющих общей характеристики источника зависит уровень историчности сообщаемых им сведений. «На все эти вопросы ответить нелегко, здесь возможны по большей части лишь предположения – одни более убедительные, другие менее, но ответить на эти вопросы необходимо, т. к. от этого зависит и степень достоверности приводимых источниками сведений», – считал академик Д. С. Лихачев. Поэтому вполне понятна необходимость всестороннего критического анализа «Повести». Сегодня я попытаюсь ответить на некоторые из этих важных вопросов.

Кто и когда написал ПСВ? А. А. Спицын в 1888 г. подсчитал, что в ПСВ содержится до 15-ти указаний на то, что она написана не ранее 1680-х гг. Действительно, в первой части ПСВ использован «Хронограф» редакции 1679 г., во второй части автор приводит многие современные ему реалии города Хлынова, которые также помогают датировать ПСВ. Таким образом, историки конца XIX в. ограничили написание ПСВ следующими временными рамками: конец XVII – начало XVIII вв. В 40-х гг. XX в. П. Н. Луппов высказал оригинальную версию о происхождении ПСВ в промежуток 1733–1737 гг., когда на Вятской архиерейской кафедре находился епископ Лаврентий Горка. Он запретил проведение многих местных крестных ходов, которые, по его мнению, своим происхождением были обязаны лишь народному суеверию. По мнению Луппова, в ответ на этот запрет и была написана ПСВ. Однако уже в 1962 г. его версия была опровергнута находкой списка ПСВ, датированного 1725-м г. Необходимо отметить, что и до настоящего времени этот список является старейшим известным датированным списком ПСВ. Уже в 90-е годы XX в. на основании найденного им так называемого Слободского списка ПСВ В. В. Низов попытался обосновать, что она была написана до 90-х гг. XVII в. Однако американский учёный Д. К. Уо аргументировано показал, что на основании списка, найденного Низовым, можно говорить только о том, что ПСВ написана ранее 1752 г. Установить время написания ПСВ помогает определение её основной темы. А. Л. Тянгинский называл автора ПСВ «благочестивым местным жителем», написавшим её «с целью поучительною: передать потомству благочестивые подвиги своих предков». И. Н. Жданов назвал его «вятским патриотом», «пытавшимся обелить своих земляков». А Спицын и Верещагин утверждали, что автора в первую очередь интересовали сведения «о событиях церковного характера». Современные литературоведы также считают, что «“Повесть” проникнута духом патриотизма, гордостью за свою древнюю Вятскую землю». Наиболее последовательно наличие в ПСВ этих основных тем прослеживает Уо. Он пишет, что повествование, «свидетельствующее о местном “патриотизме” автора, проникнуто духом “церковного сказания”». Но «его задача состояла не только в том, чтобы подчеркнуть значение города Хлынова как богоизбранного места, где местная религиозная традиция имела самостоятельную историю, но и в том, чтобы утвердить автономию и свободу вятчан в тот период, когда государство всё больше и больше притесняло местных жителей». Когда такие темы стали наиболее актуальны? Уо считает, что это могло произойти в царствование Петра I во время действий Северной войны. Именно тогда наблюдается наибольшая централизация государства. И ПСВ с её темой самовластия вятчан могла стать ответом на такую политику.

Наличие в ПСВ многих событий «церковного характера» позволило Спицыну говорить о том, что её автор – человек духовного звания, причём, житель города Хлынова. Также он осторожно заметил, что ПСВ близка к «Вятскому временнику» (ВВ), но утверждать, что оба сочинения написаны одним лицом, «мы пока не имеем права». Поясню, что ВВ – это вятская летопись, оканчивающаяся 1700-м г. и написанная Семёном Поповым. Её можно назвать владычной летописью, так как в ВВ достаточно подробно сообщается о деятельности архиепископа Ионы Баранова. Находка Даниэлем Уо рукописного сборника, принадлежавшего Попову (об этом сборнике мы будем говорить несколько ниже), позволяет с большой долей уверенности говорить о том, что ПСВ была написана именно им. К сожалению, прямых доказательств у нас пока нет, но многие косвенные данные позволяют это предполагать. И если это так, то, скорее всего, ПСВ была написана им в период 1706–1710 гг. Под 1706 г. в сборнике Попова имеются написанные его рукой летописные статьи, которые были использованы при написании ПСВ, а в 1710 г. Попов закончил писать ВВ, в котором уже имеются некоторые добавления из ПСВ.

Кто такой Семён Попов? Семён Федорович Попов (Поповых) был дьячком хлыновского Богоявленского собора из семьи вятских священнослужителей. Родился около 1656 г., умер между 1715 и 1717 гг. Он дважды избирался бурмистром (городским головой). Попов принадлежал к так называемому литературному кружку архиепископа Ионы Баранова. Близость к архиепископу подтверждается записью памяти рода Ионы Баранова в синодике Слободского Богоявленского монастыря, которую, по утверждению А. С. Верещагина, выполнил С. Ф. Попов. У него была богатая по тем временам библиотека, а сам он являлся автором нескольких литературно-исторических произведений – ВВ, «Сказания о Царёво-Константиновской церкви» и, возможно, некоторых других. Принадлежавшие ему рукописные сборники позволяют утверждать, что Попов был вдумчивым, добросовестным историком, проверявшим имевшиеся у него данные по другим источникам. Поэтому утверждение Верещагина, будто автор ПСВ «невнимательно, даже пренебрежительно» относился к своим источникам, совершенно безосновательно.

Сейчас остановимся на истории изучения и использования ПСВ. А. В. Эммаусский писал, что ПСВ «в XVIII веке считалась непреложным источником». Однако некоторая полемика вокруг неё велась уже и в XVIII в. Так, в 1725 г., когда ещё, возможно, была известна подлинная история создания ПСВ, вятские чиновники, составляя описание городов Вятской провинции для Петербургской герольдмейстерской конторы, хотя и приложили при ответах список ПСВ, на вопрос о времени постройки городов написали, что «подлинного доказательства» этому не оказалось. Таким образом, было высказано, по меньшей мере, сомнение относительно достоверности содержания ПСВ. В 1767 г. была издана книга члена-корреспондента Академии наук П. И. Рычкова «Опыт Казанской истории древних и средних времен». В ней впервые в приложении было опубликовано изложение содержания ПСВ. Почти сразу же вслед за выходом этой книги, где Рычков писал, что «…новогородские жители в разныя времена… часто воевали по Волге, и в завоёванных ими местах обселялись, как то в описании Вяцком упоминается поход их водою на низ по Волге при Великом Князе Ярославе сыне Владимерове», немецкий историк А. Л. Шлёцер высказал следующее критическое замечание: «Никогда славяне не жили на Волге… Историк в 1767 г. не должен вовсе упоминать подобных рассказов, или же говорить о них так, как взрослый человек говорит о глупостях своего детства». На это замечание Рычков 2 июня 1770 г. писал историографу Г. Ф. Миллеру: «Рецензию г. Шлёцера я читал. Славяна-ль по Волге жили, или татара в старину под именем болгар, он и сам не знает и ничего не утверждает. Сиё ему, как историку, чести не делает, но что тут в давныя времена русские и новгородцы находились, на сиё мы очень много находим у себя вероятных доказательств». Очевидно, под одним из таких веских доказательств Рычков подразумевал ПСВ. Несмотря на такие сомнения, ПСВ использовалась уже в первой половине XVIII в. Так, в огромном историческом сборнике 1741 г., состоящем более чем из 1000 листов, который выставлен сейчас в экспозиции кировской Диорамы (в настоящее время в здании краеведческого музея на ул. Спасской. – Примеч. ред.), принадлежавшем, по утверждению Е. Д. Петряева, известной купеческой семье Рязанцевых, на полях около знаменитого сказания «О начале Великого града Славенска еже есть ныне именуется Великий Новъ град» для сравнения приведены фрагменты того списка ПСВ, который в 1725 г. был отправлен в герольдмейстерскую контору. Позднее ПСВ действительно стала «непреложным источником» и господствовала в российской историографии до второй половины XIX в. Ей доверяли такие столпы российской исторической науки, как Н. М. Карамзин, Н. И. Костомаров, С. М. Соловьев, В. О. Ключевский. Как отмечает В. А. Бердинских, «широкая распространённость списков повести – десятки экземпляров – не только среди горожан Вятки, но и в Котельниче и др. городах края говорит о том, что её читали и чтили». Действительно, в настоящее время мной выявлено не менее 40 списков ПСВ, из которых сейчас известно 12, местонахождение рукописей двух из них не определено, остальные упоминаются в литературе и различных документах. Популярности ПСВ способствовали изложение её в упоминавшейся книге Рычкова и в книге его сына Н. П. Рычкова, изданной в 1772 г., а также первая публикация её (правда, без первой части) в 1824 г. профессором Казанского университета В. Я. Баженовым, бывшим ранее учителем Вятской гимназии. Поэтому не случайно практически все местные и большинство столичных историков начальную историю Вятки излагали по ПСВ.

Однако позднее среди вятских исследователей начали высказываться сомнения в достоверности известий ПСВ. Наиболее определённо и последовательно эту точку зрения в своих работах отстаивали Спицын и Верещагин. Их претензии к ПСВ кратко суммировал Луппов. Первая: в XII в. новгородцы не могли свободно перемещаться по Каме и поселиться на ней, так как этого не позволило бы сильное государство Волжская Болгария. Вторая: невероятен слишком большой пеший переход от Чусовой к Чепце. Третья: в XII в. удмурты ещё не жили на Чепце, поэтому новгородцы не могли с ними там воевать. Четвёртая: события ПСВ относятся одновременно к XI в. (упоминание великого князя Ярослава Владимировича), XII в. (годы 1174-й и 1181-й) и XIII в. (упоминание Александра Невского). Пятая: о событиях ПСВ не упоминается ни в летописях, ни в других документах, на территории Вятской губернии нет никаких новгородских по происхождению географических названий. Шестая: независимость Вятки в течение 278 лет, о чем пишется в ПСВ, не подтверждается документами. Седьмая: в ПСВ новгородцы благочестивы и богомольны, а в документах XIV–XV вв. они злы и «кроволитны». На основании этих замечаний Верещагин пришёл к выводу, что ПСВ – источник, «скорее затемняющий, чем разъясняющий историю древней Вятки». В 1940-х гг. Луппов отмечал, что за прошедшее время «в русской исторической литературе не было сделано ни одного замечания о неправильности выводов А. С. Верещагина». Местной повести эти исследователи противопоставили сообщение общерусских летописей 1374 г. Вот оно:

В лето 6882. Того же лета идоша на низ Вяткою оушкуиници разбоиници, совокупишася 90 оушкуев, и Вятку пограбиша и шедши взяша Болгары и хотеша зажещи и взяша откупа 300 рублёв. И оттуду разделишася на двое: 50 оушкоев поидоша по Волзе на низ к Сараю, а 40 ушкоев поидоша вверх по Волзе и, дошедше Обухова, пограбиша все за-Сурие и Марквашь, и, переехавше за Волгу, лодьи, поромы и насады и павозкы, и стругы, и прочаа вся ссуды посекоша, а сами поидоша к Вятце по сухоу на конех и идучи много сел по Ветлузе пограбиша.

Они отметили схожесть даты данного сообщения и ПСВ: 1374–1174, а также некоторое совпадение в сюжетах: разделение новгородцев на два отряда. И на этом основании высказали предположение, что автор ПСВ творчески переработал летописное сообщение, произвольно удревнив дату на 200 лет. Впоследствии с данным тезисом согласились и развили его Луппов, Эммаусский и некоторые другие исследователи. В настоящее время его поддерживает Низов. Особенно интенсивно использовал это летописное сообщение Эммаусский, который выдвинул предположение, что первоначально город назывался Вятка, и поэтому «годом основания города Кирова можно считать 1374». Во второй половине 1960-х гг. эта мысль высказывалась им осторожно в качестве предположения.

Однако в начале 70-х гг. Эммаусский, очевидно, получает политический заказ – обосновать новый юбилей города. А. А. Бушков замечает: «Мифы укореняются в сознании в результате нехитрого процесса – механического повторения. Никто не даёт себе труда вернуться к первоисточнику, и ошибочное утверждение кочует из книги в книгу, из статьи в статью. А потом к нему привыкают настолько, что иная точка зрения представляется вовсе уж злодейским покушением на устои». Точно так же к новой дате стали приучать и кировчан. В 1971–1974 гг. появилась брошюра и семь статей Эммаусского в периодических изданиях и сборниках под рубрикой «К 600-летию города Кирова», то есть с установкой на юбилей. В этот же период под такой рубрикой публиковались статьи и других авторов. Н. Ф. Васенёв подчёркивал, что именно профессор Эммаусский «на основании тщательных анализов письменных источников» «убедительно доказывает, что Вятка основана в XIV веке».

Какие же тщательные анализы привели учёного к такому выводу? Новые источники Эммаусским привлечены не были. Вот логическая цепочка, составленная им на основании анализа летописного сообщения 1374 г.: сначала ушкуйники пограбили население, жившее по реке Вятке, но, «очевидно, городов на Вятке ещё не было»; один отряд после похода пошёл к Вятке; «Если бы с Вятки этот отряд вернулся в Устюг, откуда начался поход, то летописи непременно сообщили бы об этом, поскольку … летописцы внимательно следили за действиями ушкуйников»; «отсюда вытекает только один вывод: ушкуйники остались на Вятке и не возвратились в Устюг или Новгород»; «мы не уйдём далеко от исторической истины, если предположим, что они поселились здесь в существовавшем ещё до их прихода и построенном русскими крестьянами-колонистами сравнительно крупном посёлке, который они прежде всего укрепили… Построенный в 1374 году город и получил наименование “Вятка”». Далее следует: ушкуйники на Вятке, «несомненно, обзавелись семьями, войдя в контакт с ранее поселившимися здесь русскими колонистами… Ушкуйники перестали заниматься пиратским промыслом, стали осёдлыми постоянными жителями Вятской земли».

Сколько категорично-утвердительных эпитетов всего на одной странице: очевидно, непременно, только один вывод, несомненно! Историк не имеет права быть столь категоричным в своих суждениях, поскольку, как писал Лурье, «любые исторические построения имеют … вероятностный характер». Кроме того, в приведённой логической цепочке нарушен один из основных принципов источниковедения. При реконструкции исторических событий необходимо различать «гипотетические системы, основанные на доказываемых гипотезах», от систем, представляющих «простое сочетание догадок». В данной логической цепочке как раз и наблюдается такое сочетание догадок. Сам Эммаусский отмечал, что «летописи не рассказывают» о том, «что делали ушкуйники на Вятке». Поэтому всё, написанное им о конкретном месте поселения ушкуйников на Вятке и их дальнейшем пребывании там, является лишь бездоказательными догадками автора. И, следовательно, для отказа от них «достаточно простого указания на отсутствие данных» по этому вопросу. Что касается вопроса о том, остались ушкуйники на Вятке или нет, то Эммаусский рассмотрел всего лишь одну гипотезу. На самом деле здесь может быть гораздо больше предположений. Летописец мог не знать, что стало с ушкуйниками дальше; он мог не сообщить о дальнейшей судьбе ушкуйников, так как для его целей это было неважно; первоначальное сообщение могло быть впоследствии изменено; наконец, оригинал летописи мог быть испорчен, и конец сообщения не сохранился. Поэтому на основании того, что летописи не сообщают о дальнейшей судьбе ушкуйников после их возвращения к Вятке, нельзя делать вывод, что они там и остались. Главное противоречие в построении Эммаусского состоит в следующем. Он утверждает, что «поскольку впервые название нашего города упоминается под 1374 годом, мы имеем полное основание считать эту дату временем образования города Кирова». То есть, он считает, что в летописных фразах «Вятку пограбиша» и «поидоша к Вятце» подразумевается город Вятка. Однако, как он пишет, «городов на Вятке ещё не было», ушкуйники пограбили население, жившее по реке Вятке, они же вернулись после похода на реку Вятку и основали на ней город, который назвали Вятка. Отсюда следует, что в летописном известии не мог упоминаться город Вятка, так как ушкуйники основали его после возвращения на реку Вятку. Как отмечают современники, статьи и лекции Эммаусского всегда «отличала железная логика», поэтому данная нелогичность может свидетельствовать о давлении, оказываемом на него в это время. Не случайно Бушков указывает: «Недостаток логики прочно укореняет чьи-то корыстные выдумки в качестве официально признанной, канонизированной версии истории».

Решение вопроса о трактовке топонима Вятка в летописной статье 1374 г. необходимо искать методами сравнительной текстологии. Послушайте, например, сообщение Новгородской первой летописи младшего извода под 1180/1181 г.: «Иде князь Святослав Всеволодич … и положиша всю Волгу пусту и городы и все пожгоша». В данном сообщении совершенно понятно, что под Волгой имеется ввиду не река и не город, а земли по реке Волге. Плодотворным, на мой взгляд, является мнение академика Лихачева. Он писал: «Определение страны по протекающей в ней реке чрезвычайно характерно для летописного изложения; ср. о Ярополке: “Он же сяде Торжку поча воевати Волгу”, или “том же лете ходи Вячеслав на Дунай” и т. п. Выражения “ходить на Волгу, на Оку”, “повоевать Сулу” и т. д. – постоянны в летописи. Те же определения страны по реке встречаем и в “Слове о полку Игореве”». К этому необходимо добавить ещё мнение автора конца XVII в. Это дьякон Моложского монастыря Тимофей Каменевич-Рвовский, закончивший свое летописное сочинение в 1699 г. В нем сообщается, что 4000 ушкуйников «побравше струги и побегоша вниз Волгою рекою, и на юстии Камы реки много бившеся с Татары Камскими и сих Татар победивше и из улусов их разгнавше. И тако Камою рекою и Вяткою рекою много походивше и Сибирских Татар и Вятчан побивше многое же множество». Приведённое сообщение показывает, что дьякон под словами летописей «Вятку пограбиша» понимал разграбление ушкуйниками земель, прилегавших к реке Вятке. На основании сказанного можно сделать, я считаю, вполне справедливый вывод, что в данном летописном сообщении упоминается не город Вятка, а различные поселения по реке Вятке. Я даже считаю, что Вятка здесь означает административно-территориальное образование Вятская земля. А такое образование, очевидно, не могло возникнуть одномоментно. Поэтому, используя только данное сообщение, можно было бы говорить о том, что Вятская земля возникла не позже середины XIV в., соответственно, тогда же появился и её центр город Вятка. Таким образом, летописное известие 1374 г. сообщает то, что сообщает – разграбление ушкуйниками Вятской земли. И, значит, 1374 г. не может считаться годом первого упоминания города Кирова в летописях, а является только годом первого упоминания Вятской земли в общерусских летописях.

Но вернемся к ПСВ. Как вполне справедливо считает Бердинских, «сегодня остро встала задача пересмотра точки зрения на “Повесть”, установившаяся в результате работ Спицына и Верещагина». Уже в начале XX в. работы Верещагина вызывали нарекания столичных исследователей. «Анализируя сборник “Грамоты и акты Вятского архиерейского дома”, С. Шумаков указал, что составитель не видит разницы между оригиналом и позднейшим списком, слаб в палеографии, иногда ошибается в терминологии… Проведя детальный источниковедческий анализ, он не всегда переходил к синтезу, обобщению полученных тяжким трудом данных». Поэтому в настоящее время «настоятельно необходим новый критический анализ “Повести”». Низов также отмечает, что, «к сожалению, выдвинутые впервые А. А. Спицыным и разработанные А. С. Верещагиным, П. Н. Лупповым и А. В. Эммаусским положения, призванные убедить исследователей в недостоверности известий “Повести” о начальном периоде славянского освоения Средней Вятки, оказываются при внимательном рассмотрении весьма уязвимыми для критики». Солидарен с ними и Д. Уо: «Пока еще нет подробного текстологического анализа, в котором систематически излагались бы редакторские приёмы автора и отношение “Повести” к её источникам». Еще Спицын отмечал, что «вполне отрицать рассказ “Повести” мы решились бы только в таком случае, если бы можно было восстановить самый процесс его возникновения». Однако он высказал сомнение в возможности осуществления данной задачи.

В настоящее время историческая наука и, в частности, источниковедение, претерпела большие изменения, достигла более высокого уровня, что действительно позволяет провести новый текстологический анализ ПСВ и, наконец, реабилитировать это произведение и его автора. Были открыты новые и заново исследованы уже известные списки ПСВ и другие летописные произведения, найдены многие её письменные и устные источники. В настоящее время определено, что источниками ПСВ послужили «Пролог», откуда заимствована тема самовластия вятчан, «Хронограф» редакции 1679 г., новгородские и северорусские летописи, «Повесть о явлении Великорецкой чудотворной иконы св. Николая Мирликийского» поздней редакции, местные предания об основании поселений и церквей, о крестных ходах и некоторые другие.

В ПСВ упоминается версия, по которой на Вятку переселились жёны новгородцев, согрешившие со своими холопами в то время, когда их мужья семь лет были на войне. На этом основании А. А. Спицын, Д. К. Зеленин, П. П. Смирнов, Л. Д. Макаров высказывали предположение о существовании какого-то вятского письменного источника. Действительно, автор ПСВ сам употребляет выражение «написаша вятчане». И такой источник был найден, что стало важнейшим событием в изучении ПСВ. В 1991 г. Д. Уо в Ташкенте нашёл так называемый «Анатолиевский сборник», принадлежавший в начале XVIII в. С. Ф. Попову. В нём находится список главного источника второй части ПСВ – СВ. Справедливости ради необходимо отметить, что другой список СВ, находящийся в ГАКО, был описан ещё в 1983 г. Эммаусским, но он, к сожалению, не смог верно оценить значение своей находки. Интересно отметить, что описанный Эммаусским список СВ видели и Вештомов, и Спицын, и Верещагин, и Луппов, но никто из них не придал ему никакого значения. А ведь именно этот письменный источник снимает многие претензии, которые были высказаны в адрес ПСВ. Сравнительный анализ СВ и ПСВ позволяет увидеть, как творчески и критически отнёсся автор ПСВ к своему источнику. Если по СВ на Вятку переселяются изменившие с холопами жёны новгородцев, то автор ПСВ, проверив эту версию по имевшимся у него летописным источникам и ничего не найдя, отвергает её. Кроме того, эта версия не соответствовала его замыслу создать образ независимости новгородских вятчан. Из СВ он заимствовал упоминание князя Ярослава Владимировича, даты 1174 и 1181 гг., основные маршруты передвижения новгородцев на Вятку, разделение их на две группы. Так что подозревать его в переработке летописного сообщения 1374 г. об ушкуйниках нет никаких оснований. К маршруту передвижения новгородцев автор ПСВ также подошёл критически. Если по СВ новгородцы поселились где-то в среднем течении Камы, то по ПСВ новгородцы устроились в низовьях Камы. Поэтому вторая группа новгородцев по СВ «поплыша они рекою Камою вниз и вниде в реку в Вятку», а по ПСВ – «воставше (то есть, поднявшись вверх) по Каме реке и внидоша во устие Вятки реки». Автор ПСВ изменил место поселения новгородцев на Каме не случайно, а на основании имевшихся в его распоряжении источников. Он хотел удостовериться, действительно ли новгородцы плыли по Волге и остановились на Каме. И такое доказательство он нашёл в летописи, близкой к Новгородской четвёртой. Под 1375-м г., где сообщается о походе отряда ушкуйников во главе с Прокопом, есть такие фразы: «И шедше на Низ по Волзе, пограбиша Новгород Нижнеи… И поидоша на Низ, и поверноуша в Каму, и тамо помедлиша неколико время». А вот, сравните, в ПСВ: «И шедше пловяху в судех на низ по Волге реке и дошедши реки Камы и пребыша ту неколико время». Далее сообщается о построении города. Вслед за автором ПСВ в дальнейшем все историки Вятского края указывали и указывают, что новгородцы поселились в низовьях Камы или даже в её устье. Как мы уже знаем, это послужило для противников ПСВ одним из аргументов против её дат. Однако если следовать СВ, новгородцы поселились за пределами булгарских владений. На этом же основании можно отвергнуть аргумент о слишком большом перевале новгородцев от Чусовских мест на Чепцу. Это также изобретение автора ПСВ. В СВ просто сказано, что новгородцы сразу же «поидоша с Камы реки в гору и приидоша вверх Чепцы реки». Одним из аргументов противников ПСВ является упоминание в ней помощи св. Бориса и Глеба князю Александру Невскому. Не могли новгородцы в 1181 г. упоминать о том, что произошло в 1240 г. Совершенно справедливо мнение по данному вопросу Уо: «Автор “Повести” хотел расширить тему о заступничестве св. Бориса и Глеба». То есть это также его изобретение. Доказательство этому – опять СВ, где данного пассажа нет. И таких примеров можно привести ещё много.

Казалось бы, данные примеры должны свидетельствовать против автора ПСВ. Но на самом деле это указывает на его большую работу по изучению источников, критическому к ним отношению. Не всегда это получалось верно и к месту. Действительно, многие события в результате редакторской работы автора получились перенесёнными в конец XIV–XV вв. Но произошло это не намеренно, а явилось результатом той источниковой базы, которой располагал автор ПСВ. Не будем забывать, в какое время он работал, в каком состоянии тогда находилась историческая наука в России. Такие факты не умаляют достоинства ПСВ как исторического источника. Только необходимо, как говорилось выше, уметь критически подходить к нему. Так, сведения ПСВ о реалиях того времени, когда жил её автор, несомненно, являются историчными и заслуживают всяческого внимания. И вообще, мы должны быть благодарны автору ПСВ за то, что он донёс до нас все те многочисленные сведения о вятской истории, о которых мы сегодня говорим.

Конечно, не меньшего внимания заслуживает СВ. К сожалению, мы располагаем всего двумя списками разных редакций, один из которых датируется 1706 г., а второй – 1796 г. Но и они говорят нам о многом. Так, историки на основании указания ПСВ до сих пор спорят, где находилось Балясково поле, на которое был перенесён город. Выдвигались многочисленные версии. Кто-то считает, что это Хлыновицкая слобода, кто-то – что это гора, где расположен Трифоновский монастырь и местность выше него, кто-то считает, что это начало улицы Московской около Вечного огня. И можно бы спорить об этом бесконечно, но автор СВ прямо указывает: «Балясково поле, идеже ныне стоит град Хлынов». Это указание приводится в списке 1706 г. А в это время град Хлынов, то есть хлыновский кремль, располагался там, где находится сейчас Вечный огонь с прилегающей к нему территорией. Так что дискуссию по этому вопросу можно считать исчерпанной.

Д. Уо предположил, что источниками СВ могли послужить два произведения – «Сказание о холопьей войне» (СХВ) и какой-то отдельный рассказ о поселении новгородцев на Вятке. Изучая многочисленные варианты и редакции СХВ, я нашёл близкий к СВ вариант, местами даже совпадающий с ним текстуально. Это рассказ о холопьей войне в сочинении шведского дипломата (а скорее шпиона) Петра Петрея де Ерлезунда, которое называется «История о великом княжестве Московском» и было опубликовано в 1615 и 1620 гг. Сравнение его рассказа о новгородских холопах с СВ, особенно списка 1796 г., с очевидностью показывает, что они произошли от одного источника. Конечно, в рассказе Петрея необходимо учитывать двойной перевод. По Петрею, на войну ушли новгородские бояре, дворяне и граждане, по СВ – князья, бояре и служилые люди; по Петрею, жёны «отдались с дочерьми в связь своим крепостным рабам и челядинцам», по СВ жёны «начали жить с холопи своими, и ини же с наложники, и дшери их такожде зжились»; в обоих рассказах жёны бежали, когда услышали о возвращении мужей. Отличие состоит в том, что у Петрея холопы построили Холопий город на реке Мологе, а в СВ – «градец мал» на реке Каме, а потом город Хлынов на реке Вятке. В упоминавшемся уже сочинении Каменевича-Рвовского обе эти версии объединены: холопы построили города на реке Мологе и «таже и по Каме реке и инде предмного везде». Необходимо отметить, что переводы «Истории» Петрея в России до XIX в. пока неизвестны, поэтому можно полагать, что СВ от его рассказа независимо. Следовательно, в начале XVII в. существовал летописный источник, вероятно, новгородский, который использовали и Петрей, и автор СВ. Поэтому можно достаточно определённо говорить о том, что письменный источник первой части СВ существовал, скорее всего, уже в первой половине XVI в., когда его использовал австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн, и никак не позже начала XVII в. Конечно, это не позволяет нам датировать само СВ. Но это открытие позволяет сделать очень важные выводы. Практически все известные варианты СХВ рассказывают о новгородских холопах и основании ими Холопьего городка на реке Мологе. СВ и вслед за ним ПСВ отличаются от всех остальных рассказов, так как сообщают о построении городов на Каме и Вятке. Следовательно, автор СВ соединил рассказ о Холопьем городке с вятским рассказом о поселении новгородцев на Вятке. Кроме того, почти во всех вариантах СХВ присутствует временной промежуток семь лет, в течение которого отсутствовали на войне господа холопов. Этот временной промежуток имеет давнюю традицию. Впервые он упоминается в польских «Житиях св. Станислава» 1242 и 1260 гг., где рассказывается о польских рыцарях, воевавших в Киеве, и их рабах. Каким образом эта традиция прижилась в Новгороде, пока сказать трудно. Но в наших сказаниях воевали уже новгородцы в Корсуни (Херсонесе). Необходимо отметить, что число 7 у многих народов с далёкой древности считалось магическим, мистическим числом, являющимся самодостаточным и всеобъемлющим. Не случайно в народной традиции оно означает «не точный счёт количества», а «много». Поэтому первоначально фраза «семь лет» означала не конкретный срок, а длительный отрезок времени вообще, то есть «долго». Но ни в одном варианте СХВ не указано конкретной даты этого события. Только польский автор Мацей Стрыйковский в конце XVI в. писал, что это произошло при князе Владимире Святославиче, то есть в конце X – начале XI вв. Поэтому отсюда можно сделать вывод о том, что автор СВ заимствовал точные даты из вятского источника, в котором рассказывалось о поселении на Вятке. Но возникает вопрос: обе даты были взяты из этого источника или какая-то одна? Мы видим, что разница между датами составляет ровно семь лет. Поэтому, учитывая наличие этого временного промежутка во многих вариантах СХВ, можно предположить, что в вятском источнике существовала одна дата, а вторая вычислена путем прибавления или вычитания семи лет. Но какая дата исходная? Чтобы установить это, необходимо обратиться к другим вятским летописным произведениям. В «Летописце старых лет» читаем следующее: «Лета 6689-е (то есть в 1181 г.) Июля в 24 день от Великого Новаграда жителие приидоша в страну земли Вятския и взяша рекомый град Болван яже ныне именуется Микулицыно». В неизвестном в настоящее время каком-то вятском Николаевском летописце сообщалось: «Лета 6689 Июля в 24 день Новогородцы приидоша жити на Вятку». То есть две летописи согласно сообщают о поселении новгородцев на Вятке в 1181 г. Отсюда можно сделать вывод, что автор СВ вычислил дату 1174 г. путём вычитания семи лет, заимствованных им из СХВ из даты 1181 г., известной ему по его вятскому источнику. Итак, мы делаем важнейший вывод о том, что дата 1174 г. является искусственной, никогда не существовавшей в летописях. А по нескольким вятским письменным источникам известна дата 24 июля 1181 г., когда новгородцы завоевали чудской город Болванский и основали там город Никулицын. Достоверность этого события и этой даты подтверждается и другими видами источников – археологическими (Л. Д. Макаров) и фольклорными – известное предание, записанное В. И. Далем, о захвате новгородцами Болванского с помощью военной хитрости – они пустили по реке плоты с истуканами (болванами) и напали на город с другой стороны. Кроме того, ВВ, хотя и не сообщает о времени поселения на Вятке, но называет икону св. князей Бориса и Глеба, приносимую с крестным ходом из Никулицына в Хлынов, начальной вятской иконой. Поэтому на основании всех этих данных можно достаточно уверенно говорить о том, что начало поселения новгородцев на Вятской земле необходимо датировать 1181 г. !!! Таким образом, главный аргумент противников ПСВ о зависимости её от летописного известия 1374 г. на основании схожести дат отвергается, так как в вятских источниках существовала только дата 1181 г., а дата 1174 г. вычислена автором СВ. Остается только одно сходство – разделение новгородцев на два отряда. Но если внимательно просмотреть новгородские летописи, то станет понятно, что такая тактика применялась новгородцами на протяжении многих лет. Кроме того, до сих пор не известно ни одного вятского письменного источника, в котором содержалось бы в каком-либо виде названное летописное известие 1374 г., что доказывало бы знакомство с ним вятских книжников.

Ценным документом, косвенно подтверждающим дату 1181 г., является «Краткое описание Вятскаго наместничества города Орлова» 1796 г., в котором имеется уникальное повествование о возникновении города Орлова, условно названное мной «Повесть о начале заведения города Орлова». Эта «Повесть» составлена по рассказам старожилов, в основе которых лежат летописи и древние предания. В ней рассказывается о том, что когда новгородцы в 1181 г. захватили город Кокшаров, переименованный ими в Котельнич, они пошли на соединение со второй группой и по пути основали город Орлов. Составитель «Описания» гордо замечает по этому поводу: «Из сего явствует, что город Орлов города Вятки старее». Ценно то, что это сообщение подтверждается археологическими обследованиями Орловского городища, относящими основание Орлова как крепости к рубежу XII–XIII вв. К сожалению, как сообщается в этом описании, «летописи и древние предания, утверждают жители, первоначалному Вятской губернии генерал-губернатору в город Нижней орегиналом отосланы, не оставя никаких копий». Пока мои поиски в архиве Нижнего Новгорода не увенчались успехом.

Конкретная дата основания города Вятки по имеющимся в нашем распоряжении письменным источникам не известна, но можно предполагать, что произошло это вскоре после основания Никулицына, так как большому числу поселенцев в Никулицыне просто негде было разместиться. Как писал бельгийский исследователь Стенжер, «наилучшая манера писать историю заключается в том, чтобы подчеркнуть пробелы в наших знаниях». Такой метод «соответствует самому высокому и строгому требованию – требованию истины. Не является ли это требование в конечном счете тем великим и единственным делом, для которого существует историческая наука?» Но я хочу сказать, что всегда остаётся надежда открытия новых источников. Мнение о том, что в архивах уже давно всё открыто, является заблуждением. Подтверждение этому – находка Д. Уо «Анатолиевского сборника». В литературе имеются упоминания о неизвестных в настоящее время вятских летописях. Так, Баженов в период 1814–1818 гг. собрал в Вятской губернии следующие произведения: «1). 13 разных списков вятских летописцев, собранных и списанных с разных рукописей к преднамеренному изданию вятского летописца. 2). 3 рукописи. Первая содержит повесть о вятской стране и повесть о двукратном бытии на Москве из Хлынова с образом св. Николая Великорецкого, тут же повесть о его явлении и чудесах, бывших от него на Вятке и в других местах. Вторая – житие и подвиги, и чудеса преподобного Трифона, архимандрита Вятского, основателя Успенского монастыря в г. Вятке. Третья – рукопись о стране Сибирской». Однако все авторы, сообщившие о данном собрании Баженова, задавались вопросом: где оно находится. В то же время ещё Верещагин отметил, что «списками Баженова пользовался и Н. С. Арцыбашев». Действительно, сообщая о начальной истории русской Вятки, Арцыбашев отметил: «Противни со всех упомянутых Вятских летописей … имеем мы посредством Профессора Казанскаго Университета, Василия Яковлевича Баженова, бывшаго учителем в Вятской Гимназии». «Противни» – это точные копии. Таким образом, или Баженов дал списать Арцыбашеву имевшиеся у него списки с вятских летописцев, или отдал сами эти списки, т. к. после переезда в Казань он больше практически не занимался вятской историей. Следовательно, необходимо искать все эти списки или в архиве Арцыбашева, который пока не обнаружен, или в Казани (возможно, в библиотеке университета). Есть и другие указания на существовавшие на Вятке летописные произведения. В библиотеке им. А. И. Герцена хранится «Октоих» XVII в., к которому приплетен один лист с летописным сообщением о страшном пожаре в Хлынове в 1679 г. Эта запись, скорее всего, сделана вскоре после данного события и отличается от той, которая имеется в ВВ. Поэтому можно сделать вывод, что летописание во второй половине XVII в. велось на Вятке в нескольких местах. Перспективным является изучение вятских синодиков, в которых также имеются отдельные летописные записи. Так что перспективы открытия новых письменных источников имеются. Поэтому и наши представления о начальной вятской истории со временем могут ещё кардинально измениться.

Ещё многое не сказано, но результатом моего изучения ПСВ должна стать научная монография. Может быть, найдётся любитель вятской истории, который пожелает профинансировать её издание. Также я готовлю новую научную публикацию ПСВ по всем известным в настоящее время спискам. Интересно сообщить, что ни один список ПСВ, находящийся в хранилищах г. Кирова, не опубликован. А таких мне известно пять из десяти существующих.

Подведём итоги лекции: ПСВ – первое научное исследование начальной истории Вятской земли, написанное, скорее всего, Семёном Поповым в 1706–1710 гг. Многим её известиям можно доверять. Изучение ПСВ позволило выявить многие её источники, главным из которых является СВ. В свою очередь, изучение последнего позволяет сделать вывод о том, что начало освоения Вятской земли новгородцами все же следует относить к 1181 г., а 1374 г. не является датой рождения города Вятки.

Из трудов А. Л. Мусихина по истории Вятки

1. «Повесть о стране Вятской» в документах вятских административных учреждений конца XVIII века // Европейский Север в культурно-историческом процессе : (к 625-летию города Кирова) : материалы междунар. конф. / отв. ред. В. В. Низов. – Киров, 1999. С. 380–389.
2. «Повесть о начале заведения города Орлова» : (Когда же всё-таки был основан город Орлов?) // Орлов. газета. 2000. 20 янв. (№ 8). С. 3–4.
3. Петровский геодезист А. Ф. Клешнин и его работы в Вятской провинции // Петряевские чтения, 2001 : тез. докл. к чтениям. – Киров, 2001. С. 144–163.
4. Малоизвестный список «Повести о стране Вятской» // Актуальные проблемы истории Вятско-Камского края : к 105-летию со дня рождения А. В. Эммаусского : материалы регион. науч. конф. / отв. ред. М. С. Судовиков. – Киров, 2003. С. 27–29.
5. Существовала ли вятская летопись XV века? : (к вопросу об атрибуции летописного известия 1374 г. о набеге ушкуйников на Вятку) // Герценка : Вят. записки : [науч.-попул. альм.]. – Киров, 2003. Вып. 4. С. 26–32.
6. Сообщения поздних устюжских летописей об основании Хлынова // Библиотечное краеведение в развитии провинциальной культуры России : материалы Всерос. науч. конф., посвящ. 100-летию со дня рождения Г. Ф. Чудовой. Киров, 17–19 нояб. 2004 г. – Киров, 2004. С. 150–155.
7. Происхождение точных дат славянской колонизации Вятки в «Повести о стране Вятской» // Герценка : Вят. записки : [науч.-попул. альм.]. – Киров, 2004. Вып. 6. С. 52–71.
8. Вопрос об основании города Кирова в работах А. В. Эммаусского // Петряевские чтения, 2005 : материалы науч. конф. Киров, 24–25 февр. 2005 г. – Киров, 2005. С. 120–130.
9. Вятка и водка // Герценка : Вят. записки : [науч.-попул. альм.]. – Киров, 2005. Вып. 9. С. 81–102.
10. «Повесть о стране Вятской» в документах Государственного архива Кировской области : (опыт создания межфондового указателя) // Архив в XXI веке: традиции и перспективы : материалы архивных чтений. Киров, 10 окт. 2006 г. – Киров, 2006. С. 43–51.
11. Семантика эпитета «великий» по отношению к рекам в вятских исторических источниках XVII–XVIII веков // Десятые Салтыковские чтения : материалы науч. конф. – Киров, 2006. С. 94–98.
12. Предание о выборе места основания Хлынова в «Повести о стране Вятской»: традиция или выдумка автора? // Девятые Герценовские чтения : материалы науч. конф. – Киров, 2007. С. 108–115.
13. Родословие вятского книжника Семёна Попова по записям в вятских синодиках // Генеалогический вестник. – СПб., 2007. Вып. 29. С. 77–86.
14. «Повесть о стране Вятской» : проблемы изучения // Труды отдела древнерусской литературы. – СПб., 2008. Т. 60. (В печати).
15. «Сказание о холопьей войне» в «Записках о Московии» Сигизмунда Герберштейна: литературная история // Новгородика-2006 : к 100-летию со дня рождения Д. С. Лихачева : материалы междунар. науч.-практ. конф. – В. Новгород, 2008. (В печати).