Главная > Выпуск №2 >

«Любовь к книгам сохранилась на всю жизнь»
(Книги в жизни агронома Вячеслава Юферева)

В. Д. Сергеев

Вячеслав Иванович Юферев (1876— 1962), уроженец города Орлова, агро­ном, крупный специалист в области хлопководства, оставил интереснейшие воспоминания о своей жизни, в которой нашлось место земской службе в Вятской и других губерниях России, в Департа­менте земледелия хозяйства, Главном хлопковом комитете ВСНХ, странстви­ям по Средней Азии, Персии, Северо­Американским Штатам, пребыванию на Лубянке, в тюрьмах, в лагерях. Воспо­минания Юферева велики по объему. На основе их расскажем о роли книг в жизни нашего земляка. С благодарнос­тью отметим, что огромную работу по собиранию рукописей и документов В.И. Юферева провел орловский исто­рик-краевед Н.А. Колеватов.

Выходец из семьи, глава которой служил в винодельческо-виноторговой фирме Александровых, а мать происхо­дила из купеческой семьи г. Орлова, Вячеслав Иванович отмечал: «Отец ни­когда не вмешивался в мои учебные за­нятия, это потому, что он сам не получил сколько-нибудь достаточного образова­ния. Но в отношении всех нас, ребят, в семье нашей была твердая установка дать нам высшее образование, и это в действи­тельности было выполнено».

Характерна атмосфера бескнижья в детстве. Об этом же писал в своих мему­арах двоюродный брат Юферева, народ­ник и общественный деятель Н.А. Чару­шин (и Юферевы и Чарушины жили в одном доме): «В нашем доме книг, кро­ме двух-трех духовного содержания да какого-то переплетенного старого иллю­стрированного журнала совсем не было. Совершенно то же было и в других до­мах, где нам приходилось бывать. Чте­ние светских книг ни взрослым, ни под­растающим поколением не поощрялось. Из книг же религиозно-нравственного содержания признавались лишь псал­тырь да жития святых. Даже к Библии было какое-то полуотрицательное отно­шение... Что-то в этом же роде внуша­лось нам и о «Потерянном рае» Миль­тона, откуда-то сделавшемся известным, вероятно, лишь понаслышке, так как такой книги не видел ни дома, ни у на­ших знакомых».

Вячеслав Юферев был на 25 лет моло­же Николая Чарушина, но дело с книга­ми в уездном Орлове мало изменилось. «Однако, как мы ни старались чем-либо занять себя, развлечений не оказыва­лось, и я вспоминаю себя то и дело при­стающим к матери: «Мама, что мне де­лать?» Но она придумать, конечно, ни­чего не могла. Положение усугублялось еще и тем, что в доме у нас совершенно не было книг, не только детских с кар­тинками, но и всяких других. Помню только переплетенный за год журнал «Осколки» да Библию на церковно-сла­вянском языке без начала, без конца. Вот эти «Осколки» мы иногда и усаживались рассматривать в тысячный раз».

Все же время шло. «Когда потом я выучился читать, дело изменилось, мы заделались подписчиками довольно бо­гатой по тогдашним временам библио­теки при городской управе. В создании библиотеки большую роль сыграл Алек­сандр Назарович Кузнецов в бытность свою орловским городским головой. Он вообще был культурным человеком и во многом способствовал устроению горо­да. Дома у него также была большая библиотека, расхищенная при его детях во время переворота (Имеется в виду октябрьский переворот и гражданская война. - В.С.).

Я часто бегал в городскую библиоте­ку. Она помещалась в большом здании, которое сейчас занимает школа механи­зации. Придешь, бывало, в этот зал, где даже и запах был какой-то приятный от книжных шкафов и книг. Выходит биб­лиотекарь Банников, принимает книги, а затем уходит в присутствие занимать­ся своими делами, а ты идешь к книж­ному шкафу с детской литературой и начинаешь рыться в нем. Эту возмож­ность самостоятельно копаться в книгах я особенно ценил. Заглянешь в каждую книжку, посмотришь, о чем там пишет­ся. Шкаф с детскими книгами был до­вольно большой, тут были и сказки, по­вести, путешествия, популярные расска­зы из естественной истории. Некоторые книжки я и сейчас помню, как, напри­мер, толстый томик сказок бр. Гримм с картинками, хорошо изданные сказки Перро, растрепанный том приключений Робинзона Крузо. Этот книжный шкаф с детскими книгами имел большое зна­чение в развитии моей умственной жиз­ни. Я приучился с малых лет любить и ценить книжку».

Вячеслав Иванович рассказывал о возникшей с детства «склонности к воз­делыванию растений»: «. Я выпросил у отца свободный участок земли за амба­ром и начал здесь разводить сад. Для этого, пользуясь лодкой, я ездил за реку и там в лесу выкапывал маленькие дерев­ца елок, сосен, берез и пересаживал их в мой садик. Чтобы производить эти пе­ресадки по-настоящему, я читал такие руководства по разведению деревьев, как Тукского, Россемера и др.».

Примечателен земский деятель Алек­сей Алексеевич Лопатин, муж сестры Вячеслава Ивановича, который пытался пробовать свои силы в писательстве: «Восхитившись произведениями Мель­никова-Печерского «В лесах» и «На го­рах», он засел за повесть, но, насколько я помню, она не была принята».

В период обучения в Вятском реаль­ном училище Юферев жил в доме чинов­ника И.П. Хорошавина, мужа сестры братьев Николая, Аркадия и Ивана Ча­рушиных.

«Книг в доме у Хорошавиных не было почти никаких за исключением когда-то выписанных номеров журнала «Природа и люди». Когда никого не было дома, я воровски забирался в ка­бинет Ивана Павловича и рылся там у него на книжной этажерке. Но рыться было не в чем. Скучный журнал «При­рода и люди», да пяток книжек по уже­нью рыбы. Вот и все».
В училище был законоучитель, про­тоиерей Владимирской церкви о. Алек­сей Емельянов. «Он написал книжечку по естественной истории, как-то прино­сил ее на урок и показывал нам. Однаж­ды он пришел с целой кипой маленьких Евангелий и начал раздавать их нам с платой по 10 коп. за книжку. Я как-то забыл своевременно отдать эти 10 коп., а потом мне было уже так совестно от­давать. Так я и остался должником о. Алексея. Этот долг и до сих пор тяго­теет на моей душе». Вот и все по книж­ной части. Обязанности библиотекаря ученической библиотеки приватно ис­полнял Г.И. Пинегин.

«Если я в Орлове в городской библио­теке находил самые благоприятные ус­ловия, то попробовали бы вы получить интересную книжку у Гр. Ив. К книжно­му шкафу он не подпускал. Выбрать книгу самостоятельно по своему вкусу ученик не мог. Гр. Ив. стоял около шка­фа и снабжал учеников книгами по соб­ственному усмотрению, выдавал обыч­но всякое неинтересное барахло. По этой причине ученики почти не пользовались ученической библиотекой.

Вообще со снабжением книгами дело, по крайней мере у меня, обстояло очень плохо. В городской публичной библио­теке брать книги ученикам не разреша­лось, а других книжных источников ниг­де не было. Правда, под конец учения я получил доступ в одну частную библио­теку, но там как-то дело не завязалось. Несколько раз сходил и бросил. Таким образом, все семь лет пребывания в ре­альном училище, за исключением кани­кул, я в Вятке сидел абсолютно без книг. Но зато, приезжая в Орлов, я с жаднос­тью накидывался на книги.

По программе средних учебных заве­дений в планы занятия как-то должно было входить и преподавание русской литературы, но в памяти совершенно не запомнилось, вел ли Гр. Ив. эту дисцип­лину. Мне кажется, что нет. Саму исто­рию русской литературы прочитывал, помню, читал Скабичевского».

Вячеслав Иванович отметил специ­фичность собственной памяти. «Я вна­чале долго не мог понять, почему на уроках русского языка не всегда полу­чаю достаточно хорошие отметки. Про­веряя это обстоятельство, я установил, что случается это тогда, когда мне при­ходится рассказывать стихотворения. Оказывается, у меня нет способности легко их запоминать. Такая же вещь происходила у меня и с хронологически­ми датами по истории — никак не могу запомнить года различных событий и царствований тех или других государей. Между тем, латинские названия расте­ний, значение которых на русском язы­ке оставалось неизвестным, запомнилось хорошо. Очевидно, память имела какой- то выборочный характер. Что касается стихов, стихотворений и вообще поэзии — это осталось у меня на всю жизнь; я не только лишен способности запоми­нать стихи, но и не любил читать то, что написано в стихах. У меня так и остались непрочитанными стихи Пушкина, Лер­монтова, не говоря уже о более мелких — Тютчева, Фета и других, имен кото­рых я и не помню. Сколько раз я прини­мался читать Шекспира — не могу, на­писано в стихах. Неизвестными для меня остались Шиллер, Гете, Байрон. Так что теперь я и не пойму, что вперед явилось — курица из яйца или яйцо из курицы, или же из-за моей прирожденной не­приспособленности запоминать стихи нелюбовь к поэзии или из нелюбви к поэзии — неспособность запоминать стихи».

Примечателен случай из ученической жизни Юферева, связанный с младшим из братьев Чарушиных, тода уже начи­нающим архитектором. «Это было в третьем или четвертом классе, точно не помню. Сижу я однажды в своей комна­те и стараюсь придумать, какое бы мне написать сочинение по русскому языку, заданное на вольную тему. В это время входит в комнату мой двоюродный брат Иван Аполлонович Чарушин и спраши­вает меня, чем я занят. Я отвечаю. «Да­вай, — говорит, — тебе напишу такое сочинение». А я и рад. Во-первых, само­му не писать, а, во-вторых, он же лучше напишет, т.к. значительно старше меня. Вот он сел и тут же написал сочинение, озаглавив его немецкой поговоркой: «Was der Mensch will, das kann er». В дословном переводе это означает: «Что человек хочет, то он может». Сочинение написано, я доволен. Что там было на­писано, я теперь не помню, но запомнил только, что за него мне Григорий Ива­нович Пинегин поставил двойку. Но что главное, запомнился заголовок этого сочинения. Заголовок гордый, самонаде­янный. И мне кажется, он как будто по­могал мне в жизни. Захочешь чего-ни­будь, сильно захочешь, и так действи­тельно и выйдет».

Вспоминал Вячеслав Иванович о книжных интересах среднего из братьев Чарушиных Аркадия Аполлоновича, служившего в Переселенческом управле­нии Министерства внутренних дел, но наезжавшего иногда в Орлов: «В первый период моего общения с ним был до мозга костей чиновником, ретроградом. Он выписывал суворинское «Новое вре­мя» и во время утреннего чая доскональ­но его прочитывал. Приезжая в Орлов, наводил здесь фасон, щеголяя своими костюмами, держался высокомерно. От моего приятеля Отрыганьева он получил кличку «дядя министр». В Петербурге Арк. Аполл. также все время старался не уронить своего достоинства — в театр находил возможным ходить только в партер, ничуть не выше. Но с другой стороны с Арк. Аполл. поговорить было интересно. По натуре он был живой че­ловек, с готовностью откликался на за­даваемые ему вопросы, старался разре­шать их в мере имеющегося у него объе­ма знаний и сведений. Но усвоенный им чиновничье-бюрократический стиль жизни и воззрений, ориентированный на «Новое время», ограничивал его ум­ственные горизонты. Он ничего не чи­тал, библиотеками не пользовался, книг не покупал, журналов не выписывал. Ознакомившись после его смерти с имев­шимся у него книжным фондом, я обна­ружил только собрание сочинений Мо­пассана и юбилейное издание, относяще­еся к деятельности Министерства Внут­ренних Дел. Вот и все. Отсюда следует закончить, что Арк. Аполл. довольствовался в своей жизни тем объемом сведе­ний, которые он мог воспринимать от своих знакомых, в первую очередь от департаментских чиновников». Так что и столичные чиновники типа А. А. Ча­рушина отнюдь не блистали начитанно­стью и любовью к книгам.

Жаль, что Юферев-реалист оказался вне интенсивного чтения. «Оглядываясь на прошедшие детские годы в Орлове и на юношеские в Вятке, должен сказать, что все это время я жил по преимуществу растительной жизнью — питался, гулял, учился, иначе говоря, проходил предпи­санные в школах учебные программы. Читал мало, только когда бывал в Ор­лове. Но и здесь больше внимания уде­лял поездкам за реку, катанию на лодке, купанию. Чтением моим и умственным развитием никто не руководил, по соб­ственному выбору читал главным обра­зом русских писателей-классиков - Тур­генева, Гончарова, Л. Толстого, Григо­ровича. Пытался читать Достоевского, но не мог, физически не мог. Очевидно, мои нервы были тогда в таком ненор­мальном возбужденном состоянии, что романы Достоевского сильно били по ним, и я должен был бросать книгу. У меня хватило соображения учесть это».

Общий вывод по части чтения Юфе- рев делал неутешительным. «Ни дома у нас, ни в Вятке у Хорошавиных газет не выписывали. Не выписывали их и у Ло­патиных, где люди были все же более культурными и принимали участие в общественной жизни города. Таким об­разом, я не имел возможности хотя бы отчасти следить за тем, что совершает­ся в мире.

В Орлове на каникулах пытался чи­тать совместно с Отрыганьевым такие книги, как Бокль «Цивилизация в Анг­лии», но из этого ничего не выходило». (Алексей Васильевич Отрыганьев [1877—1960], друг детства Юферева, впоследствии стал доктором наук, про­фессором, специалистом по минераль­ным удобрениям и табаководству, авто­ром свыше 100 научных работ).

В период обучения в Рижском поли­техническом институте на агрономичес­ком отделении Юферев одно время был библиотекарем студенческой библиоте­ки, которая умещалась в одном неболь­шом ящике, а он стоял в его комнате под кроватью. «Читатели были весьма мало­численны».

Книгами Вячеслав Иванович интере­совался всю жизнь, даже в «скорбных узилищах», куда его в 1930 году ввергли почти на двадцать лет. «По вечерам, когда заканчивались все процедуры — чай, обед . почти всегда организовыва­лись рассказы. Рассказывали события из своей жизни, декламировали стихи, а иногда и пели вполголоса — громко петь не разрешалось. Помню, рассказа­ми из своей жизни выделялся один капи­тан волжского пароходства. Он вел рас­сказы в стиле Мельникова-Печерского. Один из заключенных однажды расска­зывал в стихах произведение кого-то из римских писателей. Рассказ продолжал­ся часа два-три. Нужно же иметь такую феноменальную память. Выступал и я. В течение двух вечеров я рассказывал впе­чатления от моей американской поезд­ки».

Оказавшись после концлагеря на по­селении, работая агрономом на плодо­воовощной станции в Казахстане, Вячес­лав Иванович получил большую воз­можность чтения. «Имея свободное вре­мя, я решил обновить свои умственные запасы в различных областях знания.

Достал, используя различные пути, кни­ги, руководства и приступил к занятиям. Пройденное обязательно конспектиро­вал, в результате у меня получилась це­лая серия небольших книжечек с этими конспектами. Их я храню до сих пор и временами пользуюсь ими. Прошел я сле­дующие дисциплины: древнюю историю, среднюю, новую, арифметику, алгебру, геометрию, тригонометрию, неоргани­ческую химию, органическую, физику, геологию, физическую географию, бота­нику, микробиологию, анатомию и физи­ологию человека, общую биологию, аст­рономию, диалектический и историчес­кий материализм, историю коммунисти­ческой партии. (Можно представить, с каким чувством читал зэк Юферев книги по диамату и истмату и особенно «Крат­кий курс ВКП (б)». В. С.) Уже из этого перечня возможно сделать вывод, что, несмотря на стесненные условия жизни в концлагере, мне удавалось доставать раз­личные книги и пособия. Независимо от этого я продолжал свои занятия языками, немецким, английским и французским. Для этого я имел книги для чтения и со­ответствующие словари.

Вообще должен сказать, что книги как-то имели тяготение ко мне. Бывало, человек, кончив срок, уходит из лагеря, книги свои он оставляет мне. Было не­сколько таких случаев».

В Чимкенте Вячеслав Иванович видел жившего там на поселении епископа по фамилии Кобранов. «Он на окраине соб­ственными руками построил себе хибар­ку. Писал историю города Чимкента. Потом был расстрелян».

Вернувшись после всех мытарств в родной город, носивший тогда имя тер­рориста Халтурина, Юферев занялся пи­санием воспоминаний. И тут возникали затруднения. «Вызывает недоумение воп­рос, почему с самого начала советской власти не налажена доставка в районы писчей бумаги. За отсутствием ее прихо­дится довольствоваться ученическими тетрадями. Это же неудобно. По своим размерам и по своему характеру тетради не всегда отвечают потребностям. Кажет­ся, учреждения и предприятия в особом порядке, не через магазин, все же снабжа­ются писчей бумагой. Почему же лише­ны этого рядовые обыватели? Нет в ма­газинах картона, разноцветной бумаги. Да разве все перечтешь!» (Воспоминания Вячеслава Ивановича, которыми мы пользовались при рассказе о его книжных делах, а также рукопись «По хлопково­му поясу Северной Америки» написана на школьных тетрадях в линию).

«Подхожу к концу моих воспомина­ний. В заключение мне бы хотелось, так сказать, посмотреть на себя со стороны, определить, что я из себя представлял за разные периоды жизни, как воспринимал окружающую обстановку, людей, что давал от себя... Если что и следует особо отметить, так это проявившийся интерес к чтению книг. Любовь к книгам сохра­нялась на всю жизнь. Я склонен поста­вить это себе на плюс, т. к. хорошо знаю, как благотворно влияет печатное слово на развитие интеллекта. А ведь как мно­го еще встречаешь людей, которые, вы­ражаясь фигурально, до старости и не научаются держать книжку в руках».

Автору эти строк довелось в детские годы знать Вячеслава Ивановича, видеть его за письменным столом. Откуда было догадаться, что он пишет свои воспоми­нания. Хотя то, что случайно и отрывоч­но приходилось в начале 50-х годов услы­шать из разговоров Вячеслава Иванови­ча с сестрами Юлией Ивановной Лопатиной, Марией Ивановной Юферевой и моей бабушкой Ниной Александровной Сергеевой, порождало смутные и тревож­ные догадки о его недавнем прошлом.

Однажды я привез в дар Вячеславу Ивановичу «Собаку Баскервилей» Ко- нан-Дойла. Он отчего-то называл по­весть — «Баскервильская собака». На­верное, так переводили название в ста­родавние времена его юности.

Книги Вячеслава Ивановича Юферева
(По машинописи, с правкой автора)

1. Опыт исследования бюджетов переселен­цев. Изд. Переселенческого Управления. СПб., 1906. 10 п. л.
2. Опыт определения нормы надела пересе­ленцев по данным исследования сел. Черняевского, Кауфманского и Константиновского Ташкентского уезда. Изд. Переселенческого Управления. Ташкент, 1907; То же «Вопросы колонизации». №2, 1908. 8,6 п. л.
3. Из истории Туркестана. Ташкент, 1911. 3, 1 п. л.
4. Хозяйственный быт киргизского, сартовского и русского населения юго-восточной ча­сти Чимкентского уезда Сыр-Дарьинской об­ласти. Т. I, II. Изд. Переселенческого Управ­ления. Ташкент, 1910. 24,3 п. л.
5. Хозяйство сартов Ферганской области. Изд. Переселенческого Управления. Ташкент, 1911. 7,7 п. л.
6. Сельско-хозяйственный обзор Туркестанского края. Изд. Туркестанского Управления Земледелия. Ташкент, 1911. 4,2 п. л.
7. Краткий отчет о мероприятиях Департамента Земледелия по воспособлению хлопководству в 1912 году. Изд. Департамента Земледелия. СПб., 1913. 3,2 п. л.
8. Труд в хлопковых хозяйствах Туркестана. Изд. Департамента Земледелия. СПб., 1914. 3,8 п. л.
9. Русский хлопок. Изд. Департамента Земледелия. Петроград, 1916. 1,7 п. л.
10. Справочная книжка по хлопководству в СССР. Изд. Главного Хлопкового Комитета. М., 1925. 37,7 п. л.
11. Хлопководство в Туркестане. Л.: Изд-во Акад. наук, 1925. 10 п. л.
12. Хлопководство в СССР и его перспективы. М., 1926.

Кроме отдельных изданий в списке 63 статьи, опубликованные в журналах и сборниках («Вопросы колонизации», «Туркестанское Сельское Хозяйство», «Туркестанский сельско-хозяйственный календарь», «Земледельческая газета», «Торгово-промышленная газета», «Ежегодник Департамента Земледелия», «Сельское хозяйство и лесоводство», «Хлопковое дело», «Экономическая жизнь», «Русский хлопок», «Бюллетень Госплана», «Народное хозяйство Средней Азии», «Библиотека хлопкового дела». В списке указаны, кроме того, 6 статей, переведенных с английского из заграничных изданий по хлопководству в 1911—1916 гг. в журнале «Туркестанское Сельское Хозяйство» и «Бюллетень Центрального Хлопкового Комитета»).

Список завершен 1930 годом — 19 октября Вячеслава Ивановича арестовали.

Рукописи В.И. Юферева:

«По хлопковому поясу Северной Америки». 478 тетрадных листов.

«Моя родина». Об истории города Орлова. 43 листа. (Частично этот материал вошел в «Воспоминания»).