"И слово явилось как милость"
Н. И. Злыгостева
О великом предназначении поэта в России говорили и писали много. Для русского сердца, духовно чуткого и открытого, поэтическое слово всегда было отрадой и утешением. Но давался этот редкостный дар Слова лишь тем, кто сумел в детской чистоте и любви сохранить свою душу, способную живо и трепетно откликаться на боль, страдания, радость.
А.Г. Гребнев из тех поэтов, которые по образному и точному определению русского философа И. Ильина, «предстоят перед Богом». От того ему даровано чувство живого единения со всем и со всеми. Оно раскрывается в его редкой и удивительной способности видеть и слышать сердцем. Отсюда точность его духовной интонации, ясность и выразительная простота его поэтического языка.
Природа поэтического дарования А. Гребнева — глубоко национальна. В каждом движении его души, в каждой строке — живое и трепетное чувство, неразрывно соединяющее его с отчим домом, с Родиной, великой и малой, с ее народом, с ее скорбями и радостями.
Любовь, великая, милосердная, «не ищущая своего», живет во всем, о чем он пишет. Теплым и светлым чувством согреты его детские воспоминания: о бескрайних чистопольских лугах, о весеннем половодье, лебедях, плывущих по тихой речке. Память сердца сохранила все: и горькие вдовьи материнские слезы, и постоянное чувство голода, и боль о невернувшемся с войны отце. И все же
... Если пристальней в детство
вглядеться,
Никого ни за что не виня,
Не припомню я все-таки в детстве
Ни единого черного дня.
Чистая детская душа поэта вобрала в себя и сберегла каждое мгновенье еще там «на заре бытия», соединившее его с Вечным. Его незримое присутствие — в непреходящей тяге к духовному парению, проснувшейся на разрушенной колокольне чистопольского храма, в полном гармоничном слиянии с природой, в великой и прекрасной тоске сердца по Невозможному. Вся его поэзия — это путь к Богу — тяжелый, тернистый и бесконечно радостный.
Его сердце, его поэзия вместили в себя и чувство бесконечной вины за разрушенные и оскверненные храмы, за поруганное прошлое, горькое настоящее, и непоколебимую веру в торжество русского православного духа, в русский народ. Сам плоть от плоти этого народа, он ощущает свою неразрывную связь с ним во всем: в общих духовных святынях, в истории, в языке. Глубина и прозорливость сердечного видения соединяют в его творчестве прошлое, настоящее, будущее в единое духовное целое. Это особенно остро чувствуется там, где он пишет о великих святынях, бесконечно много говорящих его сердцу. Это возрождающиеся из руин храмы и идущие духовными путями паломники, это и святые подвижники — вечные молитвенники за Русь.
Два друга.
Анатолий Гребнев и Владимир Крупин
Поэтическое слово А. Гребнева душевно целомудренно и не суетно. Оно для него — не «внешняя риза», а нечто неизмеримо большее, способное нести в себе вечное и сокровенное.
Душевной чистотой овеяна и любовная лирика поэта. Чувственные впечатления юности, прекрасные своей искренностью и ликующей радостью, сменяются настроением нежной грусти и светлой печали о чудесных и невозвратимых мгновениях, ставших воспоминаниями. Но есть в его стихах о любви и нечто большее: тоска по душевному единению с той родной душою, без которой пуст и нерадостен мир, по любви, над которой не властно ни пространство, ни время. Но и эта тоска согрета надеждою, и светом его чистой души.
Светом любви, светом страданий и радости, светом духовной Родины освещено творчество А. Гребнева. Его слово из тех глубинных и вечных родников, чья животворная сила всегда будет питать наш дух и нашу поэзию. Сам поэт сказал об этом так:
... И все-таки лучшее Слово
На запах, на вкус
И на цвет —
Оттуда, где сердца основа,
Оттуда, где родины свет.
Из новой книги А.Гребнева «Родины свет»
Словарь Васнецова
Если тучи на сердце свинцовы,
Если я, как заблудший, брожу –
Открываю словарь Васнецова
И отраду душе нахожу.
Открываю словарь Васнецова –
И, в родные раздолья маня,
Первородное вятское слово,
Словно солнышко, греет меня.
Будто снова на родине милой
Пью внападку струю родника,
Будто я на чужбине постылой
Повстречал и обнял земляка!
Или в детстве,
Не помнящий ссадин,
Веря в счастье, что ждет впереди,
Припадаю, набегавшись за день,
К материнской надежной груди.
Вековечное жизни начало!
Как его не любить, не беречь,
Чтоб сияла, струилась, звучала
Самородная русская речь!
На берегу пустом…
Болит моя душа в постылом
отдаленьи
От материнских мест –
Уж столько лет подряд!
И вот хожу-брожу
В забытых снах деревни,
Шатаюсь по лугам куда
глаза глядят.
Стою, смотрю до слез
На синь озерных плесов,
И упаду в траву,
И памятью души
Услышу перезвон веселых сенокосов –
Вот здесь, на берегу,
Стояли шалаши!
Вот здесь, на берегу,
Я костерок затеплю,
Глаза свои смежу,
И в отблесках зари
Увижу, как идут,
Идут косою цепью,
По грудь в траве идут
враскачку косари.
…Вот здесь, на берегу,
В подлунном свете тонком,
В кругу встречались мы,
забыв-избыв дела.
И краше всех в кругу
была моя девчонка,
Гармонь моя в кругу
Звончей других была!
…Как отзвук жизни той,
Которой нет успенья,
Доносит до меня, не ведая препон,
Под шелест камыша и волн
озерных пенье,
Молитвенный распев
И колокольный звон.
И сердцем этот звон
Вдруг радостно восхитишь,
Воочью разглядишь –
до камушка на дне –
Звонит в колокола
невидимый град-Китеж
И главами церквей сияет
в глубине!
Там все родное мне!
Вон мать идет с причастья.
Вон сверстники в лапту играют
Под крыльцом.
А ближе подойди –
расслышал бы сейчас я,
О чем на пашне дед беседует с отцом.
Он только что с войны.
Он был убит под Ржевом.
И на шинели след
от пули разрывной.
Он с дедом говорит –
Дед озабочен севом.
И вот сейчас отец
обнимется со мной!
И вся деревня здесь,
И вся родня – живая!
И вот уже поет
И плачет отчий дом!…
На берегу пустом,
лица не открывая,
Сижу и плачу я
На берегу пустом…
Богоявление в Кильмези. 2001 год
Владимиру Крупину
Какие звезды над селеньем,
Какой высокий небосвод!
Сияние во всей Вселенной –
Зане – крещенский крестный ход!
В снегу искрящемся проходим –
Свеча у каждого в руке.
Как Млечный путь –
Поток народа
Стекает медленно к реке.
И поднебесное сиянье,
И свет, что мы в руках несем –
Их животворное слиянье
С Его присутствием во всем!
И ты поверишь в чудо это,
И далью высветится близь:
Два мига – два тысячелетия –
С Его приходом пронеслись!
И с мигом третьим – на свиданьи,
Мы приобщились к Высоте.
Восходит пар над Иорданью
И серебрится на Кресте.
Высокий свет Богоявленья!
И легкий, радостный, сквозной –
Дождь благодатный окропленья
С твоей сливается слезой!