Указатель содержания к 1–43 выпускам альманаха
Указатель авторов, составителей и персоналий к выпускам № 1–31 альманаха
Выпуск №1
Выпуск №2
Выпуск №3
Выпуск №4
Выпуск №5
Выпуск №6
Выпуск №7
Выпуск №8
Выпуск №9
Выпуск №10
Выпуск №11
Выпуск №12
Выпуск №13
Выпуск №14
Выпуск №15
Выпуск №16
Выпуск №17
Выпуск №18
Выпуск №19
Выпуск №20
Выпуск №21
Выпуск №22
Выпуск №23
Выпуск №24
Выпуск №25
Выпуск №26
Выпуск №27
Выпуск №28
Выпуск №29
Выпуск №30
Выпуск №31
Выпуск №32
Выпуск №33
Выпуск №34
Выпуск №35
Выпуск №36
Выпуск №37
Выпуск №38
Выпуск №39
Выпуск №40
Выпуск №41
Выпуск №42
Выпуск №43
Выпуск №44
Выпуск №45

Две весны «Кооператива милосердия и любви»

(Последнее «Дело приюта при Доме инвалидов и сирот»)

С. М. Бушмелева

Здание по адресу: г. Киров, ул. Ленина, д. 96, называемое чаще всего особняком Т. Ф. Булычёва, уже 112 лет радует глаз кировчан и гостей города. Оно не просто интересно в архитектурном отношении, но и особо ценно в историческом смысле.

«Дом проектировал и построил классный художник 1-й степени архитектор Иван Аполлонович Чарушин в 1908—[19]11 гг.» — выбито золотыми буквами на мраморной стене входной лестницы в вестибюле здания. Впрочем, в реестре памятников этот объект культурного наследия регионального значения числится как «здание, в котором размещался штаб 3-й армии Восточного фронта». Нет достоверных сведений о том, почему это здание сам заказчик так и не использовал для семьи. Известно, что 1 апреля 1915 г. Тихон Филиппович Булычёв, отвечая на личное к нему обращение губернатора А. Г. Чернявского и членов Вятского общества помощи семьям нижних чинов и ратников ополчения Вятской губернии, призванных в мобилизацию 1914 г., выразил согласие уступить здание за 100 тысяч рублей для устройства в нём Дома инвалидов и сирот Великой войны 1914–1915 годов. В день начала крестного хода на реку Великую, 20 мая 1915 г., сос­тоялось торжественное освящение и открытие для осмотра всем желающим на несколько дней «первого в Империи по времени возникновения „Дома инвалидов и сирот“, устроенного Вятским обществом помощи семьям запасных и принятого Его Императорским Вели­чеством под свое покровительство». По условию Булычёва все благотворительные учреждения этого здания должны были носить его имя. Но судьба распорядилась иначе... И даже после закрытия учреждения в народе и на страницах вятских газет здание именовалось как «бывший дом инвалидов».

По следам торжественного открытия благотворительного учреждения в 1915 г. в Вятской губернской типо-литографии вышла уникальная книга, несколько экземпляров которой хранятся в библиотеке им. А. И. Герцена. В книге собраны документы, посвящённые истории создания учреждения, с фотоиллюстрациями вятского художника-фотографа С. А. Лобовикова, с подробным описанием заседаний Общества помощи семьям запасных и ратников, дня открытия благотворительного учреждения, всех помещений здания. «Полное оборудование здания, ремонт и приспособление произведены под постоянным личным наблюдением и по указаниям Председателя Общества и Товарища Председателя А. Г. и О. К. Чернявских, энергичными трудами строителя здания архитектора И. А. Чарушина, при заботливом содействии Дамского Кружка при Местном Управлении Красного Креста, члена Комитета Общества Н. А. Шубина и дружной работе привлеченных к делу подрядчиков и рабочих, в течение одного месяца»¹. «Большую поддержку новому учреждению оказало Вятское Губернское Земство, ассигновавшее на учреждение 50 тысяч рублей. Вятская Городская Дума постановила отпускать Дому инвалидов и сирот электрическую энергию и воду бесплатно»². В обращении к состоятельным жителям губернии А. Г. Чернявский писал: «Приложите все старания, чтобы „Дом инвалидов и сирот Вятской губернии“ был не только первым в России, по времени возникновения, но и первым, как истинный кооператив милосердия и любви». Нельзя не порадоваться за наших земляков, многие из которых, как например: купцы Трифон Лаптев, Пётр Клобуков, Николай Сенилов, Денис Зонов и другие, так и различного рода местные мастерские, управления, общества, кооперативы, а также простые крестьяне внесли свою копеечку в дело поддержки деятельности благотворительного учреждения.

До нашего времени не сохранился первоначальный проект особняка для семьи, но сохранились проекты переустройства всех этажей здания уже под нужды приюта для детей и убежища увечных воинов. И. А. Чарушиным особняк был переоборудован для 100 инвалидов и 100 сирот, хотя на первом этапе он был открыт для приёма 50 инвалидов и 75 сирот. Детский приют расположили на среднем этаже, а инвалидов — на верхнем (всего три этажа). И уже с 16 июня 1915 г. были переведены в новое помещение 22 девочки и 14 мальчиков, находившиеся во временном приюте на попечении Общества помощи семьям запасных.

Описание оборудованных помещений для детей особенно интересно, поскольку сохранились фотографии, и они позволяют представить, что всё было сделано добротно и практично: «Следующая за столовой классная комната, закругленная с противоположной стороны ко входу, обильно освещена девятью высокими окнами. На одном из простенков ее висит большой образ Св. Алексия, Митрополита Московского, от служащих Вятского Губернского Акцизного Управления, а на противоположной стене портрет наследника цесаревича. Остальные части стен этой комнаты заполнены географическими картами, таблицами правописания, мер и весов, картинами планетной системы, наглядными коллекциями производства стекла, шелководства, пчеловодства, изделий из дуба, сосны, березы, ивы и других пород, а также из конопли и льна, моделями земледельческих орудий и другими учебными пособиями.

Все эти коллекции — великолепной работы мастерских учебных пособий Вятского Губернского Земства. Шесть дубовых столов, расставленных посреди комнаты, с дубовыми табуретами, два таких же шкафа с учебными пособиями, классная доска, полный набор балалаек для оркестра, пожертвованный членом Комитета Общества г[оспо]жою Циммерман, граммофон и кинематографический аппарат с экраном составляют обстановку этой комнаты, освещаемой по вечерам люстрой и четырьмя висячими блочными лампами»³. На среднем этаже в угловой комнате под башней расположились кабинет заведующего приютом и швейная мастерская. По обе стороны от вестибюля и аванзала располагались залы-палаты для детей разного возраста на 30, 15, 12, 11, 7 кроватей (итого 75). «Прочные белые железные кровати одинакового типа, новые матрацы, подушки и одеяла, отличное постельное белье и вешалки для платья детей, снимаемого на ночь, полотняные, удобно задергивающиеся занавески на окнах...». К палатам для детей младшего возраста на 11 кроватей примыкала комната воспитательницы, а для детей самого маленького возраста на 7 кроватей — комната её помощницы. Благодаря таланту архитектора И. А. Чарушина при новой планировке здания под нужды благотворительного учреждения ничего не пришлось сносить или разрушать! С учётом возраста детей на стенах располагались «интересные для детского ума картины» по мироведению и из русской истории. На среднем этаже были две уборные с умывальниками и ванной для детей. «По стенам одного из коридоров <...> этого этажа устроены вешалки для верхнего платья детей и двухъярусный шкаф для белья»⁴.

Так торжественно всё начиналось. Но события осени 1917 г. в России и начала 1918 г. на Вятке оказались трагическими для благотворительного учреждения, располагавшегося в одном из красивейших зданий нашего города на самой широкой его улице. Правда, вскоре после открытия у общественности появилось мнение, что такое необычное здание может стать музеем. Ещё в марте 1916 г. в газете «Вятская речь» была опубликована статья Шантеклера, в которой сообщалось, что здание пустует и его надо срочно занять под музей. Да, здание привлекало взоры вятчан, и в нём вполне мог бы расположиться музей. Тем более, что вкус к музеям, несмотря на страшное время, пробудился тогда у многих. Как не вспомнить Александра Лебедева, просветителя и краеведа, озабоченного мыслью устроить в здании «Дом науки, искусства и общественности». «13 августа 1917 года губернское земское собрание решило использовать „Дом инвалидов“ для просветительских целей»⁵. И хотя по инициативе Лебедева идея Дома науки, искусства и общественности в 1918 г. начала развиваться открытием отдельных музейных образований, дверь в бывший особняк Т. Ф. Булычёва как в музей так и не открылась.

Сделаем попытку проследить события в особняке на улице Николаевской (совр. Ленина) с января по июнь 1918 г., опираясь на документы ЦГАКО. В 1918 г. старая государственная система управления перешла к новой. Продолжалась Первая мировая война, в экономике был кризис. Временно заведующий Отделом общественного призрения Илья Михайлович Поярков 12 декабря 1917 г. в докладной записке в Вятскую губернскую земскую управу поднял «серьезный вопрос, требующий немедленного разрешения, о содержании приюта в „Доме инвалидов“ с 190 призреваемыми, обучающимися в средних и низших учебных заведениях и младенцами»⁶. Одно из предложений Пояркова касалось распределения детей из городских приютов по существующим приютам в сельской местности. В докладе № 18 Вятской губернской земской управы его предложения были сформулированы в способы разгрузки городских приютов. В частности, предлагалось срочно предупредить все уездные и волостные земские и городские управы губернии об отправке детей в места приписки в связи с недостатком денежных средств и продуктов питания. При условии, если детей откажутся взять родственники, то «семье или обществу» может быть назначено из средств губернского земства пособие до 15 рублей в месяц⁷. На 60-й экстренной сессии Вятского губернского земского собрания 20 декабря 1917 г. меры по разгрузке городских приютов прописали в его постановлении. И уже 12 января 1918 г. И. М. Поярков от имени Отдела общественного приз­рения обратился в городскую милицию с просьбой сообщить точные адреса тех горожан, дети которых находятся на призрении в приюте при Доме инвалидов и сирот. Затем была рассылка приглашений явиться в Вятскую губернскую земскую управу «для личных переговоров об условиях сдачи детей» с грозным предупреждением: «В случае Вашей неявки в Губернскую Управу, дети Вам будут доставлены немедленно через милицию»⁸.

В протоколе опроса родителей и родственников детей, которых призревали в приюте в Доме инвалидов от 14 января 1918 г.⁹, записаны истории вятчан, вернувшихся с фронта, семейные трагедии. В «Деле приюта» сохранилось много отказов забрать детей: «Логинов — в приюте живёт его сестра Лидия 9 лет, которую он взять совершенно не может, потому что сам инвалид, одинокий, и его брат тоже инвалид, а мать старуха, и что все они трое нуждаются в материальной поддержке». 24 января 1918 г. родст­венники мальчика Сергея Шустова, мачеха Евпистилия Калиновна и дед Иван Максимович заявили, что взять его из приюта не могут, так как дед старый, а мачеха, имея родную дочь, не желала брать чужого ребёнка, даже в том случае, если бы ей выдали пособие в размере 15 рублей. Отец мальчика — солдат, убит в пьяном виде в ссоре. Решено мальчика оставить в приюте¹⁰. Конечно, иногда удавалось добиться согласия: "Фоминых — изъявил согласие взять из приюта своего сына Николая 8 лет, если он будет снабжен необходимой на первое время верхней одеждой, бельем и обувью"¹¹. 27 января 1918 г. по вызову управы явился Александр Егорович Лазанкевич и заявил: "Детей своих Михаила (5 лет), Августу (8 лет), Марию (6 лет) он может взять себе только тогда, когда найдет себе место и квартиру, теперь же сделать это он не имеет возможности, т[ак] к[ак] только что вернулся с фронта и работы никакой не имеет, а все имущество в его отсутствие жена размотала. Работу он найдет (по его расчетам) не раньше, чем весной, и тогда лишь сможет взять детей, оставлять в приюте он их не думает. Лазанкевич контужен"¹².

Жизнь в приюте при Доме инвалидов и сирот ухудшалась: не хватало белья, одежды, обуви¹³. Но одновременно с попытками разгрузки приюта продолжали поступать заявления о новых сиротах, и они, увы, получали отказ. Позже, подводя итоги деятельности 1918 г., подотдел детских домов Вятского губернского отдела соцобеспечения в 1919 г. констатировал: «Между тем весною 1918 года, когда следовало бы принять самые энергичные меры по разгрузке городских детских приютов, особенно из гг. Вятки и Слободского, о чем было сделано 21 декабря 1917 года распоряжение пока еще Губернской Земской Управы за № 897, т[ак] к[ак] наблюдался недостаток продуктов питания в городах, так и для устройства новых приютов в сельской местности <...> штат служащих сокращен с 11 до 5 человек. С сокращением штата служащих Губернского отдела Общественного призрения вся намеченная работа в области призрения естественным путем приостановилась, и Губернскому Отделу удалось в течение весны разгрузить только один большой приют, находившийся в «Доме инвалидов и сирот», распределив 122 детей по уездам Вятской губернии. Но т[ак] к[ак] дальнейшая работа в создании детских приютов в сельской местности в жизнь не проводилась, то существующие в г. Вятке приюты снова пополнялись новыми призреваемыми, и к настоящему времени в г. Вятке число призреваемых не уменьшилось, а прибавилось (на 17.07.1918 г. было 395 — к 15 октяб­ря их уже числилось 449. — С. Б.)«¹⁴.

Но этот анализ деятельности произошёл много позже. Из журналов заседания «Комиссии по управлению учреждениями общественного призрения, находящемуся в непосредственном заведовании Губернского Земства от 21 января 1918 года» известно, что на нём обсуждался вопрос об организации управления приютом при Доме инвалидов¹⁵. Член комиссии К. А. Луппова разъяснила вопрос о том, что «дом этот был пожертвован Булычевым Обществу помощи семьям призванных по мобилизации. Губернское Земство дало со своей стороны 50.000. Все это организовано по инициативе бывшего губернатора Чернявского. Когда названное Общество подсчитало свои средства и, видя невозможность в дальнейшем содержать этот дом, обратилось к Губернскому Земству, прося принять его на свое попечение». В итоге постановили, что раз в обязанностях земства лежит забота как о призреваемых детях, так и об увечных воинах, то Дом инвалидов должен обслуживать их интересы, служа прежде всего их жилищем или же жилищем их детей. Интересно, что в итоге в раздел «Постановили» вошла оговорка, что если невозможно будет эти планы осуществить, то дом или часть «может быть употреблена под культурно-просветительные учреждения, но при условии сохранения духовных и материальных интересов инвалидов». Временно заведующий Отделом общественного призрения И. М. Поярков уточнил: «Принимая во внимание, что большинство инвалидов являются крестьянами, то на бывшем Губернском Совещании было высказано пожелание дома для инвалидов устраивать в сельской местности, а в пожертвованном доме инвалидов устроить в память великой войны культурно-просветительные учреждения, или музей, или народный университет...». На том же заседании впервые упоминались кандидаты на должности заведующего и воспитательницы А. Ф. Емельянов и В. И. Емельянова. В Постановлении Вятской губернской земской управы от 30 января 1918 г. Алексей Фёдорович Емельянов, учитель Оржицкого (Полтавской губернии) высшего начального училища, назначен на должность заведующего приютом губернского земства при Доме инвалидов с жалованьем 160 рублей в месяц при готовой квартире, а на должность воспитательницы с детьми дошкольного возраста была назначена его жена В. И. Емельянова, слушательница Московских педагогических курсов, с жалованьем 80 рублей в месяц при готовой квартире¹⁶. В документах журнала заседаний «Комиссии по управлению учреждениями общественного призрения, находящемуся в непосредственном заведовании Губернского Земства от 16 февраля 1918 года» виден результат работы нового заведующего — «Доклад о положении воспитательного дела в приюте при Доме инвалидов».^. Алексей Фёдорович составил грамотный, но обескураживающий своей «правдой жизни» документ. Мы узнаём число призреваемых детей — 162 человека, из них до 4-х лет обоего пола — 41, детей дошкольного возраста — 47 (17 мальчиков и 30 девочек), детей школьного возраста — 74 (36 мальчиков и 38 девочек), тогда как служебный воспитательный персонал приюта представляли заведующий и всего три (!) воспитательницы: одна на ясли, одна на дошкольников, одна на школьников. В таком случае не удивительно, что одна за другой менялись воспитательницы. Алексей Фёдорович констатировал в докладе: «Выйдя из комнаты в семь часов утра, когда дети начинают вставать, воспитательница может вернуться в нее только около 10–11 часов, когда дети засыпают. В продолжение всего дня она не может ни на минуту оставить детей, не имея возможности как следует одеться, умыться и пр[очее]». Заведующий приютом сделал вывод, что эти невыносимые условия труда воспитательного персонала привели к тому, что "дети не только невоспитанны, но даже испорчены <...> Необходимо поставить новых воспитательниц и хотя бы одного воспитателя к мальчикам с полным престижем у детей. Результаты настоящего доклада в отношении принятия экстренных и решительных мер заставят меня решить вопрос о своем пребывании в приюте в качестве его заведующего«¹⁷. Дальнейшее развитие событий не только не позволило ему это сделать, скоро ему самому пришлось пройти через великие нравственные испытания. Но даже став заложником времени перемен, остался человеком, преданным делу и детям, и в страшные дни и месяцы «разгрузки приюта» не сдался.

19 февраля в Доме инвалидов состоялось экстренное заседание Комиссии по управлению приютами, находившимися в непосредственном заведовании губернского земства¹⁸. Кстати, на этом заседании в числе прочего горячо отстаивали здание Дома инвалидов представители Вятского Союза увечных воинов, полагая, что после выезда детей все они разместятся в этом здании. В то же время председатель исполкома Ушин убеждал комиссию, что «затруднений в переводе приюта из этого дома не может быть, т[ак] к[ак] для этой цели мы можем предоставить в распоряжение любой дом в городе, а в этом же доме прибывшему из Петрограда уполномоченному по устройству в Вятке радиотелеграфа необходимо предоставить хоть башню, ввиду того, что башня вполне подходяща для этой цели». До полной разгрузки приюта оставалось несколько месяцев, и на здание началась охота... Между тем в этот период происходила смена системы управления призрения: дело социального обеспечения в общегубернском масштабе от губернского земства перешло в ведение Советской власти с 21 февраля 1918 г., был организован особый отдел общественного призрения.

Разными путями шла разгрузка приюта. Подчас дети из приюта убывали и по иным причинам. Например, 6 марта 1918 г. по решению педагогического персонала воспитательниц и учительниц А. Ф. Емельяновым было вынесено постановление № 25 с просьбой перевести четырёх мальчиков Бакулина (11 лет), Нечаева (13 лет), Лыскова (12 лет) и Трефилова (12 лет) в Ремесленный приют-колонию «ввиду неуспешности и вредного влияния на остальных детей». Также от этой даты значилось Постановление № 26, в котором выражена просьба о переводе учеников Алцыбеева и Жукова, единственных приходящих воспитанников прию­та, вносящих «вредное влияние» в приют¹⁹. Предостережения заведующего приютом о неутешительном состоянии воспитания в учреждении опять подтверждались. 8 марта 1918 г. в приюте произошло чрезвычайное происшествие. Недавно устроившийся на работу воспитатель Иван Утробин, вынужденный внезапно заменить няню на раздаче каши, при попытке спасти пищу от напора полуголодных детей замахнулся ремнём и бляхой от ремня попал в голову подвернувшемуся под горячую руку мальчику Фёдору Бусоргину, которого тотчас же доставили к врачу Стрижевой для оказания первой помощи. Об инциденте в приюте при Доме инвалидов стало известно в городе благодаря публикации в газетах, в частности, в «Вятском крае». Все осуждали Утробина, комиссия по разбору инцидента высказалась за его увольнение, но "настоящая резолюция была принята большинством всех присутствующих против одного — В. Д. Емельянова, который находил, что в плохой постановке дела воспитания виноваты все руководители приюта, а потому порицания Утробину высказывать не следует«²⁰. Думается, в газету вкралась опечатка, инициалы должны быть А. Ф., потому что Емельянов должен был быть в составе комиссии, а высказать особое мнение, основанное на знании текущего состояния дел в приюте, было смелым поступком. Правда, 17 апреля заведующему поступило постановление с требованием увольнения воспитателя Ивана Утробина. Рассматривая материалы дел о приюте при Доме инвалидов, можно сделать вывод, что заведующему Емельянову с самого начала вступления в должность приходилось постоянно исполнять чьи-то, порой скоропалительные, распоряжения: Отдела общественного призрения, Вятского губернского совета рабоче-крестьянских и красноармейских депутатов, Вятского исполкома. Не обошлось и без Отдела по борьбе с контрреволюцией и саботажем Комиссариата по военным делам. 5 марта 1918 г. Алексей Емельянов получил письменное предупреждение о том, что ему «позвонят и пригласят» на беседу с требованием не покидать Вятку в течение следующих двух недель. Но поскольку по истечении этого срока так никто и не позвонил, Емельянов сам обратился с вопросом в этот отдел, который 26 марта милостиво разрешил ему выезд, но Емельянов "предварительно, как бывший офицер старой армии должен зарегистрироваться в местном Совете р[абочих и] с[олдатских] д[епутатов] (в Военном отделе. — С. Б.)«²¹. А 26 мая 1918 г. без предупреждения был сделан обыск всего Дома инвалидов и сирот членом губернского отдела по борьбе с контрреволюцией и саботажем, губернским военным комиссаром Малыгиным²². В такой обстановке, в условиях постоянного натиска со стороны «своих и чужих» Алексей Фёдорович продолжил педантично писать письма во все инстанции, отвечал на порой глупые решения. Но его главный аргумент был безупречен: действовать в интересах детей-сирот, среди которых были даже младенцы до одного года!

Ещё одним испытанием для заведующего приютом Емельянова стало предписание из коллегии призрения Вятского губернского исполнительного комитета Совета рабочих солдатских и красноармейских депутатов о "собрании всех воспитательниц и воспитателей и вообще всех лиц служебного персонала приюта, который бы ведал о всех нуждах служащих приюта, входил в рассмотрение жалоб и вообще всех недоразумений и инцидентов..."²³. 14 марта комитет служащих в составе четырёх человек обсудили вопрос о переводе в скором времени приюта из Дома инвалидов в другое помещение и постановили: "Все дело о переводе приюта, осмотра другого нового помещения под приют и ремонта, если таковой потребуется, поручить заведующему Алексею Федоровичу Емельянову"²⁴. В это же время Союз увечных воинов решил перевести всех инвалидов из убежища, находящегося на углу улиц Казанской и Преображенской, в Дом инвалидов и просил освободить для этой цели верхний этаж к 17 марта 1918 года²⁵. А на следующий день заведующий получил уведомление о том, что «Дом «Инвалидов» будет занят Вятским Советом Рабочих и Солдатских Депутатов в самом ближайшем времени, а потому и просит принять меры к скорейшему освобождению его"²⁶.

17 марта 1918 г. Емельянов писал в комиссию по управлению учреждениями, находившуюся в непосредственном ведении бывшего губернского земства, о том, что в соответствии с постановлениями комитета служащих и педагогического персонала он фактически отстранён от руководства делом воспитания в приюте²⁷. Но на самом деле, какие бы постановления не выносил комитет служащих приюта, для решения всех важных вопросов он назначал главным заведующего приютом. Время диктовало свои порядки, и Алексей Фёдорович был вынужден им подчиниться, но он всё же продолжал чётко, уверенным, красивым почерком объяснять свою позицию.

К концу марта обстановка в приюте накалилась, а заведующий написал обращение в Отдел общественного призрения и в Отдел призрения при городском самоуправлении. Кстати, судя по смете на содержание приюта за март, апрель, май, в приюте ещё оставались 150 детей. «Считаю своим долгом довести до Вашего сведения о критическом положении приюта. Приют было предположено вывести из «Дома инвалидов». Помещение до настоящего времени не подыскано. Между тем уже с 21 марта т[екущего] г[ода] инвалиды постепенно занимают помещение. Помещения приюта уменьшаются. Необходимо немедленно вывести приют из этого дома. Совместная жизнь невозможна по многим причинам. Переходное время весьма вредно отражается на поведении детей. Кроме этого в один прекрасный день мы можем остаться голодными, а все служащие приюта уже начина­ют жить полумесяц без жалованья. Очень плохо обстоят дела с обувью. Кожаной обуви совершенно нет, а на дворе уже вода. Ходят в валенках и босиком. Это грозит эпидемией. Надо пожалеть детей. Какое нам дело до того, в чьем ведении находится приют. Обувь нужна в количестве 120–130 пар, если даже принять во внимание ту, которую можно ещё починить. Приют разваливается. Если не будут приняты меры, не будут поставлены ответственные лица, то из детей выйдут в жизнь искалеченные люди, больные душой, телом и морально испорченные«²⁸.

Но положение дел в приюте только усугубилось, и 8 апреля 1918 г. Емельянов обратился в коллегию призрения и в комитет служащих приюта: «Стоя на страже интересов общественного призрения, не могу умолчать о происходящем в приюте при Доме инвалидов. В заботах о детях солдат власть отпускает средства на содержание приюта, доверивших мне как заведующему приютом. Искренне стремясь оправдать оказанное мне доверие, я энергично взялся за работу, но вся энергия пропадает при наличии следующих фактов: с переводом из приюта в женский монастырь 15 девочек коллегия призрения постановила сократить соответствующий штат служащих...». Из-за чехарды в численности штата служащих приюта и в связи с тем, что к власти пришла бывшая прислуга, и они стали сами решать, кто и где хочет работать, однажды весь приют едва не остался без хлеба. "Для сохранения приюта от окончательного развала необходимо принять экстренные меры. Под флагом современности совершаются преступления..."²⁹

11 апреля коллегия призрения констатировала, что Союз увечных воинов переехал в Дом инвалидов, но правильной передачи имущества не произошло, администрация приюта была лишена возможности произвести официально передачу действительно принадлежащего инвалидам имущества "и во избежание недоразумений ему предложено занять верхний этаж здания, дабы не внести хаоса и полного развала в приют, впредь до его разгрузки«³⁰. В то же время и Союз увечных вои­нов 13 апреля жаловался комиссару призрения «на допущенные произвольные действия заведующего детским приютом в доме Инвалидов». Вряд ли были какие-то противозаконные действия со стороны Емельянова, он оказался в сложной ситуации: нужно было постоянно требовать средства на содержание приюта, одежды и обуви для детей, дети разболтаны, а тут ещё и вселение Союза увечных воинов, сразу почувствовавшего себя хозяином положения³¹.

Самым тяжёлым для приюта и оставшихся в нём малочисленных служащих стал май 1918 года. По уездам разослали предупреждения об отправке детей из приюта при Доме инвалидов и сирот. "В Нолинскую уездную Коллегию призрения при Исполкоме Совета Рабочих, Солдатских и Крестьянских депутатов. В распоряжение Уездной Комиссии Призрения предполагается отправить из приюта при Доме инвалидов 3 детей: девочка 14 лет, мальчик 10 лет и мальчик 3 лет. О времени отправки будет сообщено дополнительно"³². Заведующий Алексей Емельянов 21 мая сообщил о том, что "уполномоченный по отправке детей из вверенного мне приюта Малюгин начал работу 9 мая и из поездки возвратился утром 21 мая, всего 12 дней"³³. Детей отправили не только в Вятку и Вятский уезд, Нолинск, но и в Слободской, Котельнич, Уржум, Орлов, Глазов, Малмыж, Елабугу, Яранск и одного ребёнка даже в Вологодскую губернию. В это нелёгкое время пришлось договариваться с подводами для перевозки детей на пароходную пристань (в основном отправляли именно этим транспортом, а для этого обращались в Комитет служащих Вятско-Волжского пароходства за правом бесплатного проезда для детей и сопровождающих), необходимо было написать множество бумаг, собрать и сверить, разделить на всех детей скудное имущество: одежду, обувь, постельные принадлежности, даже кровати. И тут же Отдел призрения 23 мая требовал прийти заведующему для доклада о причинах затяжки разгрузки приюта³⁴. 29 мая оставшиеся приютские дети были отведены в Приют городского попечительства (6), в Мариинский приют для девочек (6), в Мариинский приют для мальчиков (7). По документам, 31 мая в Доме инвалидов и сирот остались 15 детей³⁵. 17 июня 1918 г. заведующий приютом предъявил список из 5 умерших в июне младенцев-подкидышей в возрасте до 1 года и 14 детей, подлежащих переводу в Городской отдел призрения³⁶.

Алексей Емельянов 5 июня 1918 г. составил список оставшихся служащих приюта при Доме инвалидов и сирот. Кроме самого заведующего были Егор Михайлович Журавлёв (помощник заведующего по хозяйственно-технической части), Мария Ивановна Елькевич (заведующая яслями), Парасковья Фёдоровна Южанина (кухарка), Анастасия Галактионовна Одинцова (няня), Ольга Егоровна Лыскова (няня), Наталья Емельяновна Опалева (прачка)³⁷.

19 июня губернский комиссар призрения Козлов предложил заведующему приютом "кинематографический аппарат передать в Вятский приют-колонию, микроскоп — в Городской отдел Призрения для хранения его до учреждения приютской больницы, белье, кровати, постельные принадлежности и мебель, не находящуюся в пользовании инвалидов, необходимо передать Городскому отделу Призрения для справедливого распределения между учреждениями социального обеспечения, находящимися в его заведовании"³⁸.

22 июня заведующий приютом при Доме инвалидов и сирот Алексей Фёдорович Емельянов отчитался в отделе социального обеспечения Вятского губисполкома об израсходовании продуктов и ведомости выданного вперёд содержания. Следующий отдельный документ написан чёрными чернилами (до этого все документы напечатаны или написаны синими чернилами либо просто карандашами), это Акт: "1918 года июня 22 дня Приют при Доме инвалидов и сирот прекратил своё существование. Оставшееся имущество передано в Вятский Губернский Союз Увечных Воинов. Две комнаты в верхнем этаже занимаются Радиотелеграфной станцией, остальные находятся в распоряжении Союза Увечных воинов. Три комнаты временно (до приискания квартиры) заняты бывшими служащими приюта. На дворе дома осталось 150 (сто пятьдесят) сажен 4-х погонной меры дров. Означенное своими подписями удостоверяем. За Председателя Союза (Вятского Губернского) Увечных воинов Зырин, заведующий Приютом Ал. Емельянов"³⁹.

Из документа Вятского совета рабочих и красноармейских депутатов от 3 августа 1918 г. № 3738: "Президиум Исполкома Вятского городского Совета выражает своё согласие на занятие Уральской Областной Комиссией по борьбе с контрреволюцией здание Союза увечных воинов по Николаевской улице, предоставив право выселения лиц, занимающих в настоящее время это здание. Выселение поручается самой комиссии в дом гр. Лаптева по Николаевской улице против здания Союза увечных воинов. Председатель В. Лалетин, секретарь И. Попов«⁴⁰. В августе Союз увечных воинов со всеми инвалидами и имуществом вынудили переехать в бывший дом Якубовского на улице Николаевской. Но это уже другая история. Из документа от 10 сентября 1918 г. в соответствии с описью имущества в Доме инвалидов, кроме прочего, остались: два шкафа со школьными принадлежностями, библиотека, семь классных парт, одна классная доска, киноаппарат⁴¹.

А остался ли заведующий? В тексте «Выписка из протокола № 24 заседания Коллегии Губернского Отдела Социального Обеспечения 6 декабря 1918 года» была обнаружена фраза: "...вследствие отъезда из Вятки бывшего заведующего названным приютом тов. Емельянова..."⁴². В начале 1918 г. его ещё называли господином Емельяновым, а в конце он уже стал товарищ Емельянов. Какова его судьба в дальнейшем, пока не удалось выяснить. Как, впрочем, и то, откуда судьба забросила его в Вятку. Благородного человека, без оглядки на время и окружение выполнявшего свой долг, профессиональный и человеческий, ради детей-сирот.