28 октября в «Киноклубе в Герценке» в цикле «Фильмы А. Сокурова» состоялся просмотр новой авторской версии фильма «Спаси и сохрани» (1989-2009) 2 час. 12 мин., по мотивам романа Г. Флобера «Мадам Бовари»

 

Г. Макарова, руководитель киноклуба:
«Мы продолжаем показ фильмов А. Н. Сокурова.
Это выдающийся отечественный кинорежиссёр. В 1995 году по решению Европейской киноакадемии имя Александра Сокурова включено в число 100 лучших режиссеров мирового кино за 100 лет кинематографа. В 1997 году он был удостоен приза Папы Римского "Премия Третье тысячелетие".
За полтора года в нашем киноклубе - это уже 12-й - киновечер работ Сокурова.
Мы уже показали: РУССКИЙ КОВЧЕГ, ОДИНОКИЙ ГОЛОС ЧЕЛОВЕКА, СКОРБНОЕ БЕСЧУВСТВИЕ.
Тетралогия фильмов о власти: ФАУСТ, МОЛОХ, ТЕЛЕЦ, СОЛНЦЕ.
Неигровое кино: МАРИЯ, ЭЛЕГИЯ ИЗ РОССИИ, д. ф. МОСКОВСКАЯ ЭЛЕГИЯ (о Тарковском), ДНИ ЗАТМЕНИЯ, МАТЬ И СЫН.

Сюжет фильма близок к философской притче о бремени страстей человеческих и роковых законах судьбы. Своеобразная философская трагедия, где драма любви лишь форма проявления общего трагизма жизненного пути человека, вслепую идущего по земле от рождения к смерти.

Фильм, снятый по экзистенциальному сюжету, найденному Сокуровым в романе Флобера, назван словами краткой православной молитвы.

Обращение к роману — из давних замыслов режиссёра. Исходным условием было то, что Эмму не могла играть профессиональная актриса. Во время кинофестиваля в Локарно Сокуров увидел женщину и мгновенно узнал в ней главную героиню своего будущего фильма.

Это была Сесиль Зервудаки — преподаватель Сорбонны, этнолингвист, к кино до этого имевшая отношение только как зритель.

Удивительное лицо — старомодное и современное, то некрасивое, то прекрасное. По загадочности и переменчивости какое-то космическое существо. Гречанка и итальянка по крови, француженка по воспитанию, человек европейской культуры. На экране соседствуют предметы прошлого и нынешнего веков, временами начинает звучать современная музыка. Так на экране утверждается время вечности. Эротика, по убеждению Сокурова, — не физиология, но особое, высокое духовно-телесное чувствование другого. Об этом фильм «Спаси и сохрани», сюжет жизни и смерти женщины без любви. Сцены отравления, агонии, похорон — сюжет в сюжете фильма, венчающий его мощным апокалиптическим финалом. Он проливает особый свет на все предшествующие события, поступки чувствования. Эмма в фильме говорит по–французски со своими русскими партнерами, чужая здесь всем, несоразмерная с масштабом всей этой жизни. Дома ей по пояс: а вместо потолка в ее спальне тёмное небо. Сокуровская метафора абсолютно кинематографична и трагична. Эмма несёт эротическую повинность, которая превращает её в бездомного дьявола. Душа обретает дом, когда тело погребено. Поэтому эпизод похорон героини в трех гробах Сокуров разворачивает в грандиозную многоярусную панораму. Он как бы отдаёт последнюю дань материи, восстанавливая траекторию и ритм нисхождения тела, для которого гроб — последний земной дом.

«Я хотел, чтобы „Спаси и сохрани“ … напоминал симфонию, был построен как музыка», так как «музыка предвосхищает всё, что создаётся во всём прочем искусстве». (А. Сокуров)

Фильм «Спаси и сохрани» … является настоящим шедевром… В этом эпическом произведении по роману Флобера… Сокуров сумел выразить сложность взаимоотношений человека со средой.

„Спаси и сохрани“ состоит из ряда не связанных друг с другом эпизодов: разочарования в супружестве, невротические занятия покупками, эротические эпизоды… Это словно камешки, из которых зритель выкладывает мозаику фильма. Вместо движущейся непрерывной драматургической ленты – приглашение отдаться ассоциациям и чувствам (Рейнхольд Ф. Бертлейн).

«Лицо медиума, лицо колдуньи, лицо-миф, а еще точнее - лицо-пейзаж, по которому можно читать историю, угадывать судьбу и различать временные пояса. Сесиль Зервудаки пришла в наше кино из другого времени, из другой жизни и, нетрудно предположить, с другой планеты. Хотя известно, что она наша современница, живет во Франции и преподает в каком-то университете,...
«Спаси и сохрани» (как и до того, и пуще того «Дни затмения») стали громить по нескольким направлениям и по нескольким причинам. Во-первых, фильм Сокурова принципиально асоциален, что в перестроечном обществе многими было воспринято чуть ли не как кощунство; особенно — как ни глупо и даже безнравственно это звучит — со стороны режиссера, внимание к которому очередь его теперь...
Почему мадам Бовари? Кому это сегодня нужно? Что хотел сказать режиссер? Так и хочется выпалить: ничего — и поставить точку. Но это было бы слишком просто, тем более что сам Сокуров вовсе не чурается подробных объяснений. Дело было в Красноводске. Очень давно. Он еще ходил в школу. Седьмой или восьмой класс. Пальцы в чернилах. Дома вечерами один. Зимние сумерки. Радиоточка что-то бессвязно мурлычет на стене про надои и почины. XIX...
Для меня «Мадам Бовари» — это не провинциальная история. Во мне жило странное ощущение, пережитое тогда в детстве, — это чувство пустой квартиры и контакта с культурой, со словом, литературой, традицией и безнадежностью. И в центре всего была смерть героини, приводившая все к простому и естественному исходу. Очень большое значение для меня имеет причина этой смерти — простая, без намеков нехватка денег, долги, обида, плохое настроение.

Поразительны причины смерти такого удивительного создания, каким является человек. Контраст человеческого существа как целого мира — и пошлой причины смерти.

Выбор пал на «Мадам Бовари» потому, что этот роман кончается добровольной, сознательной смертью. И эта загадка добровольного ухода из жизни является для меня неразрешимой тайной. […]

Я всегда выше всего ставил человеческую натуру во всем ее богатстве — характер, убеждения, сексуальность, физику, уровень интеллекта, эмоциональность. Зервудаки — это необыкновенно умное, женственное, пластичное создание, интуитивное, чуткое. […] Я хотел, чтобы она руководствовалась своей интуицией, чтобы ее реакции были более органичны, естественны, чтобы жизнь персонажа протекала согласно нормальной бытовой формуле, когда наше поведение не программируемо и складывается из… ситуации, нашего настроения и состояния, определяемого отчасти и окружающей нас природой, солнцем, дождем, холодом, теплом и т. д.

Пластика других актеров могла приближаться к бытовому ряду. Но в Эмме мы имеем дело со странным, удивительным существом, не знающим самое себя. В своем осознании себя она отстает. Ее оценки ситуации и себя всегда запаздывают. Ее интрижки всегда носили какой-то животный характер. Но в этом не ее вина, а беда. Что-то в ней, как в женщине, мешало ее любовникам испытывать подлинное чувство. Они оказывались умнее Эммы и очень быстро ее высчитывали, почти арифметически. То, что она осознает свои проблемы с таким колоссальным опозданием, и приводит ее к гибели.

Она пытается придать своим поступкам смысл, так, она назначает свидание Леону в храме, но никакого особого смысла в свои поступки внести ей не удается. Может быть, в силу этого в картине нет Бога. В картине существует дьявол — он растворен в персонажах, в обстановке, в ситуации? — существование же Бога проблематично. […]

Я считаю, что каждый из персонажей должен чуть-чуть что-то недоигрывать, недорабатывать. Рядом с непрофессионалами актеры должны немного фальшивить. Я должен подчеркнуть, что не воспринимаю себя как авторитарную личность на съемочной площадке; никогда не требую — «делай как я». Мне иногда безразлично, в какой пластике выполняет свою задачу исполнитель. Ужас у меня вызывает только неорганично выполненная задача. Я знаю диапазон выбранной мной актерской натуры и хочу, чтобы исполнитель выполнил задачу в соответствии с собственной натурой по ее законам, по законам природы и своего характера. (…)

Выбор этого места для съемок не случаен. Он определен моим страхом перед горами. Горы для меня — выражение сверхъестественной силы природы, сверхъестественной природной динамической мощи. У подножия горы теряется гордыня. Эта природная среда и ее жестокость — важный компонент рассказываемой истории. Хотя я думаю, что мне не удалось до конца реализовать контакт человека и природы, его зависимость от природной среды. Дом Бовари я построил под обрывом. Мне сразу понравилось это место. Группе казалось, что оно слишком мрачно, маложивописно и даже антихудожественно. Но когда под Кисловодском дом был построен, все убедились, что это не так. По существу, наши герои живут в яме. Может быть, в этом есть упрощение ситуации, но таковы были мои эмоции. Усложнять этот образ мне казалось невозможным. Он должен быть запоминающимся и в то же время достаточно простым. […]

Если наделить природу способностью к размышлению, то ей все, что происходит с Эммой и людьми, по сравнению с ее масштабами, наверное, покажется жалким, примитивным, незначимым. Вообще моя задача как режиссера во многом сводится к поиску состояния актера, органичного состояния окружающей его природы. Картина делается не только персонажем, но и средой, которая имеет большое значение во всем, что происходит с человеком. Это относится не только к природе, но и к архитектуре.

Художник-постановщик Елена Амшинская решила пространство дома как бы на двух уровнях. Спальня Бовари на втором этаже, ближе к скале, на первом этаже — гостиная. Я требовал открытого пространства над спальней, в какие-то моменты хотел здесь поднять потолок, открыть вертикаль, неограниченность неба — именно над спальней. Это место реализации и крушения эротических устремлений, это место, где эротика в отношениях Эммы и ее мужа обречена на бессмысленность. Но здесь разрушается замкнутость и складывается драма, требующая открытого пространства и прямой связи с небом, вертикалью.

Движение камеры внутри этого унылого пространства должно было осуществляться с учетом потоков света, поступающего через окно. Форма окон в гостиной и спальне разная, и мне это кажется очень важным. Окна в гостиной приплюснуты, они ближе к земле и ближе к квадрату. В спальне — вытянутые, слегка деформированные — как бы от давления воздушного столба. Вытянутое, большое центральное окно и чуть приплюснутое, немного в стиле модерн боковое. В замкнутом пространстве, несмотря на вертикаль окон, движение камеры было сложным, потому что — хочу я того или не хочу — пластический код интерьера расшифровывался очень быстро, а мы с оператором Сергеем Юриздицким были очень стеснены в технике, не имели большого набора нужных объективов. […]

То, что мы придумали несколько месяцев назад, кажется нам наивным и очень пошлым. Мы понимаем, что в наших руках сложный, противоречивый материал.

Финал, например, у нас не носит того программного смысла, которого мы хотели. Мы предполагали сделать его на каком-то реквиеме — массивном, длинном. (…) А сейчас, когда мы со звукооператором Владимиром Персовым «под похороны» подложили самую скромную музыку, то увидели, что вся ситуация стоит на котурнах, а это, конечно, скверно… Пришлось отказаться от уже написанной музыки. Важно, чтобы музыка не была в подчинении у картины, надо, чтобы она шла дальше, выше ее. Если она иллюстрирует — она равна изображению, а это пошло. Музыкальная драматургия не должна зависеть от картины, она должна быть выше. То, что картина художественно недобрала, она должна получить от музыки». «Спаси и сохрани». О работе над фильмом. [Запись Михаила Ямпольского. 1990 г.] // Сокуров: [сборник]. Кн.2.Спб.: Сеанс, 2006.

НАГРАДЫ:
1993 МКФ в Дюнкерке
Гран-при (Александр Сокуров)
1989 МКФ в Монреале
Главный приз, Приз FIPRESCI (Александр Сокуров)

 

ЧИТАТЬ:

Гусев Алексей. Неумолимый свидетель. Сокуров. Части речи. СПб.: Сеанс, 2006, с. 119-125
Ерофеев Виктор. Скучная история мадам Бовари. Московские новости. 1989.11.26
Матизен Виктор. Полюса экранизации. Экран и сцена. 1990.03.01.
Плахов Андрей. Душа и тело. Советский фильм. 1990 №8.
Шемякин Андрей. « …и помилуй». СЕАНС № 1.
Ямпольский Михаил. Мадам Бовари: возвышенное и земное. Сокуров. СПб, 1994.

Страницы вКонтакте:
Киноклуб в Герценке
Спаси и сохрани

Телефон (8332)76-17-20.

Поделитесь с друзьями