Я ПОСЛАЛ ТЕБЕ БЕРЕСТУ…
(М. : Школа «Языки русской литературы, 1998)

Наслушавшись лекций академика А.А. Зализняка, после которых, гуляя по Новгороду, Пскову, Изборску и окрестностям, я пристально смотрела себе под ноги, готовая каждую бумажку принять за древнюю грамоту, я решила успокоить сердце, падкое до медиевистики, книгой академика Янина.

Тем более, копал он именно то, что параллельно читал Зализняк. Тем более, что Валентин Янин, кстати, вятский уроженец.

Захватывающее повествование о работе археологов, их удивительном пребывании параллельно в обоих мирах – в древности и в современности. О жизни древней Новгородчины, где писали все, кому не лень, все, что в голову взбредет – как в нынешнем интернете. Какая нежность поднимается в душе к этим немыслимо древним людям!

Почти все слышали про мальчика Онфима, который рисовал на полях своих берестяных прописей человечков и лошадок.

Многим памятна фраза из найденного обрывка любовной записки – «Аз тебе хоцю!»
Она вдохновила поэта Николая Глазкова на это стихотворение, которое вспомнила и привожу:

Николай Глазков
Новгородская грамота

«Аз тебе хоцю!» писал писалом
На бересте грамотный мужик.
Был, наверно, откровенным малым,
И в любви желанного достиг.
Так непринужденно, откровенно
И не лицемерно хорошо
На бересте до него, наверно,
Милой не писал никто еще!
Это удивительно похвально,
Что сумел он грамоту постичь
И сказать так просто, гениально,
Чтоб в любви желанного достичь:
— Аз тебе хоцю!... –
Здесь взлет отваги,
Честное влечение души...
Мой коллега лирик, на бумаге
Попытайся лучше напиши!

Конечно, это яркое и брутальное признание – одна сторона неведомой любовной истории. А вот другая, печальная, из книги В. Янина. Это женская записка, датированная 1080-е – 1100-е гг., тронула меня так, что защемило сердце. Вот ее перевод:

«[Я посылала (?)] к тебе трижды. Что за зло ты против меня имеешь, что в эту неделю (или: в это воскресенье) ты ко мне не приходил? А я к тебе относилась как к брату! Неужели я тебя задела тем, что посылала [к тебе]? А тебе, я вижу, не любо. Если бы тебе было любо, то ты бы вырвался из-под [людских] глаз и примчался ...? После большого разрыва: `... теперь где-нибудь в другом месте. Отпиши же мне про ...? После разрыва в 6–8 слов сохранился конец этой (или, может быть, следующей) фразы: ... [тьбь] хаблю. Здесь возможны лишь вольные предположения, например, (николи же сь) [тьбь] хаблю `никогда тебя не оставлю (не отвергну)? или (хочеши ли дати сь) [тьбь] хаблю `хочешь ли, чтобы я тебя оставила? и т. п. Заключительная фраза: `Буде даже я тебя по своему неразумию задела, если ты начнешь надо мною насмехаться, то судит [тебя] Бог и моя худость (= я)»

Очень уж мне хочется, чтобы, неведомое прошлое было таким: получив это письмо, неведомый детина прибежал к печальному автору бегом, объяснил, чем же таким важным был страшно занят, и с порога закричал ей: «Аз тебе хоцю!»

Глава из книги – большая и интересная – здесь, в основном, про Онфима:

Татьяна Александрова, член клуба «Зелёная лампа»