![]()
|
Зелёная лампа
Литературный дискуссионный клуб
|
|||||||||
Борис Минаев: «С завистью смотрю на молодых писателей» / Анна Гончаренко // ikirov.ru. – 2016. – 21 нояб.
Писатель года-2016 — о проблемах современных писателей, грядущих планах и об экранизации своих книгВ минувшую пятницу в Кирове побывал известный советский и российский журналист, писатель Борис Минаев, в 2016 году отмеченный премией «Писатель года-2016» по версии журнала GQ. Встреча с Борисом Дориановичем прошла в библиотеке им. Герцена в рамках заседания книжного клуба «Зелёная лампа». В ходе двухчасовой беседы с полным залом читателей Борис Минаев рассказал о своих первых писательских шагах, о работе журналистом и о том, почему не стоит рассказывать о запланированных книгах, а также ответил на вопросы поклонников. Свою встречу Борис Дорианович начал с небольшого экскурса в свою жизнь. Я родился в 1959 году и всю жизнь прожил в Москве. Вырос я в обычной московской семье, инженерной, я бы сказал. Мы жили на Красной Пресне — это рабочий район, довольно известный в Москве. Учиться пошёл в МГУ. Я поступил на факультет журналистики. В те годы там работали великолепные преподаватели, которых я до сих пор вспоминаю с теплотой, несмотря на то, что они нас страшно мучили, заставляли всё время что-то пересдавать. Потому что журналисты народ такой, они не учиться пришли, это профессия, связанная с жизнью, с работой, с познаниями об окружающем мире. А нас мучили филологией, античным курсом и тому подобными вещами. Вообще все рождалось очень долго и постепенно. Я уже рассказывал как-то о книге «Детство Лёвы», что я писал её, по сути, двадцать пять лет — почти всю жизнь. Ещё в шестнадцать лет мы уехали из родного дома, я с сожалением покинул свой двор на Красной Пресне, и в какой-то момент, сидя дома, заболев простудой,я написал от руки странный для шестнадцатилетнего человека текст. Я начал вспоминать наши игры, сюжеты из детства. Это, конечно, не были рассказы, но постепенно из них родились истории «Детства Лёвы». И вот однажды эти рассказы прочёл издатель и предложил издать. В «Мягкой ткани» речь идёт о начале двадцатого века. Было ли у вас желание написать не о гражданской или Первой мировой войне, а о человеке нашего времени? И есть ли у вас такой герой? Может быть, им может стать журналист? В «Мягкой ткани» мне хотелось, совсем условно и грубо говоря, «оживить» деда, оживить его время, попасть в эпоху, когда он жил, условно говоря. Мне все это было жутко интересно. Когда я начал писать дальше, у меня появилось очень непростое ощущение, что это все очень похоже на то, как мы сейчас живём. Революция — не революция, война — не война, но это ощущение поворота времени, которое я не могу даже объяснить логично, было. И «Мягкая ткань» — это не только разговоры о поколении прошлого, это разговор и о сегодняшнем дне. Не ухожу в политику, но это так. Что касается героя нашего времени, то у меня была попытка написать нечто подобное — это роман «Психолог». Но это всё же роман не о времени, хотя там есть сюжет и очень важный, а о любви, об отношении детей и взрослых и так далее. Я пока не чувствую в себе такой силы — выбрать сюжет, который будет символичен для всей эпохи. Что касается журналиста как героя нашего времени — я, если честно, вообще не понимаю, как человек пишущий может стать героем. Он редко кому-то интересен, обычно сидит на месте и ничего не делает. Для меня всегда загадка, как в книгах и фильмах некоторых писатели становятся героями. У вас очень необычный стиль письма. Как он рождался? Когда я писал первые главы, я боялся, что я не преодолею эту фактуру. Просто потому, что я тогда не жил, я не смогу описать подробно, я неправильно понимаю характеры этих людей. И я сам для себя стал как бы шифровать, что ли, их речь, погружать в свою речь, так, что в итоге не совсем стало ясно, я говорю или они говорят. И это примитивный приём, но через него родился язык, на котором этот роман написан и благодаря которому написан — что, кстати, полная для меня неожиданность, я так никогда не писал и не думал. Это была, между прочим, большая мука для редактора. Он заставлял меня это сокращать. Первая часть книги, например, сокращена на четверть. Я жутко расстраивался, сопротивлялся, но через месяц прочел сокращённые главы и понял, что так и должно быть. Этот язык не основан ни на каких источниках. Сегодня уже закончилось время больших производств, мы живём во время досуга, и поэтика труда, как её описывали в советское время, отошла в прошлое. Однако вы упомянули, что в продолжении «Мягкой Ткани» пойдёт речь про второго вашего деда — председателя колхоза. Планируете ли вы вернуть поэтику труда, или это будет другое переживание времени, вне ценностей, которые то время предлагало? Планируется ли снимать фильмы по вашим книгам? Пока нет. Я хотел написать сценарий и много раз пытался. Я очень люблю футбол и я хотел написать о братьях-футболистах Старцевых, совершенно уникальная история. Может быть, кто-то уже это написал. А вообще, на каком-то фестивале культуры я встретил Павла Лунгина. Он узнал от Дмитрия Быкова, нашего общего знакомого, о моих рассказах, но ему не показались они кинематографичными, и я с сожалением об этом вспоминаю. Хотя, в принципе, это очень болезненная для писателя история. Например, есть очень известный российский писатель, который написал сценарий к очень известному фильму, и в итоге он пришел в полный конфликт с режиссёром и снял свою фамилию с титров. То, что получается в итоге — это всегда не то, что вы написали, и таких болезненных столкновений с кино писателю стоит избегать. |
||||||||||
Назад | На главную |
Поделитесь с друзьями