Писатель года-2016 — о проблемах современных писателей, грядущих планах и об экранизации своих книг

В минувшую пятницу в Кирове побывал известный советский и российский журналист, писатель Борис Минаев, в 2016 году отмеченный премией «Писатель года-2016» по версии журнала GQ. Встреча с Борисом Дориановичем прошла в библиотеке им. Герцена в рамках заседания книжного клуба «Зелёная лампа».

В ходе двухчасовой беседы с полным залом читателей Борис Минаев рассказал о своих первых писательских шагах, о работе журналистом и о том, почему не стоит рассказывать о запланированных книгах, а также ответил на вопросы поклонников.

Свою встречу Борис Дорианович начал с небольшого экскурса в свою жизнь.

Я родился в 1959 году и всю жизнь прожил в Москве. Вырос я в обычной московской семье, инженерной, я бы сказал. Мы жили на Красной Пресне — это рабочий район, довольно известный в Москве. Учиться пошёл в МГУ. Я поступил на факультет журналистики. В те годы там работали великолепные преподаватели, которых я до сих пор вспоминаю с теплотой, несмотря на то, что они нас страшно мучили, заставляли всё время что-то пересдавать. Потому что журналисты народ такой, они не учиться пришли, это профессия, связанная с жизнью, с работой, с познаниями об окружающем мире. А нас мучили филологией, античным курсом и тому подобными вещами.
После журфака я работал в «Комсомольской правде», в колонке, где публиковались истории про школьников и для школьников, их письма и заметки. Потом я работал очень долго в журнале «Огонёк». Это тоже был своеобразный университет, потому что я работал в отделе литературы, публиковал стихи, брал на себя ответственность за выбор текстов, которые будут в журнале. И в эти же годы я выпустил свою первую книгу.

Вообще все рождалось очень долго и постепенно. Я уже рассказывал как-то о книге «Детство Лёвы», что я писал её, по сути, двадцать пять лет — почти всю жизнь. Ещё в шестнадцать лет мы уехали из родного дома, я с сожалением покинул свой двор на Красной Пресне, и в какой-то момент, сидя дома, заболев простудой,я написал от руки странный для шестнадцатилетнего человека текст. Я начал вспоминать наши игры, сюжеты из детства. Это, конечно, не были рассказы, но постепенно из них родились истории «Детства Лёвы». И вот однажды эти рассказы прочёл издатель и предложил издать.
И так началась моя писательская биография — с этой книги. Мне тогда был сорок один год. Это на самом деле довольно странное, позднее начало. Конечно, каждый писатель рождается по-своему. Я с некоторой завистью смотрю на своих друзей-писателей, которым только исполнилось тридцать, а человек уже написал два романа, пять романов, десять. Ну, не десять, конечно. Но в тридцать-тридцать пять лет он как писатель уже состоялся. И я думаю — как здорово, у них впереди ещё целая жизнь, они успеют измениться, успеют стать другими. Но то, что свою главную книжку — «Мягкая ткань» — я написал уже сейчас, для меня тоже какой-то правильный момент, это меня радует.
Вообще мне кажется, хотя и довольно молодые люди пишут о прошлом, о поколении, которое жило в начале XX века, что по-настоящему интерес к тому, кем был твой дед, например, рождается именно сейчас. Глубоко начинаешь задумываться о жизни этого человека именно в этом возрасте, когда сам становишься окончательно взрослым. Я никогда не думал, что буду писать роман, который условно можно назвать историческим. Конечно, это не исторический роман в прямом смысле слова. Это попытка воссоздать жизнь человека в его самых интимных и частных подробностях. Но я много просидел в библиотеке, много читал от газет 1920-30 годов до мемуаров людей, переживших Революцию. И этот роман окончен, но герои будут продолжать жить дальше в следующих книгах. Пока ещё не решил, как они будут называться, но речь там пойдёт уже про другого моего деда, председателя колхоза в Калужской области, который вместе с народом пережил эти годы совсем иначе.

В «Мягкой ткани» речь идёт о начале двадцатого века. Было ли у вас желание написать не о гражданской или Первой мировой войне, а о человеке нашего времени? И есть ли у вас такой герой? Может быть, им может стать журналист?

В «Мягкой ткани» мне хотелось, совсем условно и грубо говоря, «оживить» деда, оживить его время, попасть в эпоху, когда он жил, условно говоря. Мне все это было жутко интересно. Когда я начал писать дальше, у меня появилось очень непростое ощущение, что это все очень похоже на то, как мы сейчас живём. Революция — не революция, война — не война, но это ощущение поворота времени, которое я не могу даже объяснить логично, было. И «Мягкая ткань» — это не только разговоры о поколении прошлого, это разговор и о сегодняшнем дне. Не ухожу в политику, но это так. Что касается героя нашего времени, то у меня была попытка написать нечто подобное — это роман «Психолог». Но это всё же роман не о времени, хотя там есть сюжет и очень важный, а о любви, об отношении детей и взрослых и так далее. Я пока не чувствую в себе такой силы — выбрать сюжет, который будет символичен для всей эпохи. Что касается журналиста как героя нашего времени — я, если честно, вообще не понимаю, как человек пишущий может стать героем. Он редко кому-то интересен, обычно сидит на месте и ничего не делает. Для меня всегда загадка, как в книгах и фильмах некоторых писатели становятся героями.

У вас очень необычный стиль письма. Как он рождался?

Когда я писал первые главы, я боялся, что я не преодолею эту фактуру. Просто потому, что я тогда не жил, я не смогу описать подробно, я неправильно понимаю характеры этих людей. И я сам для себя стал как бы шифровать, что ли, их речь, погружать в свою речь, так, что в итоге не совсем стало ясно, я говорю или они говорят. И это примитивный приём, но через него родился язык, на котором этот роман написан и благодаря которому написан — что, кстати, полная для меня неожиданность, я так никогда не писал и не думал. Это была, между прочим, большая мука для редактора. Он заставлял меня это сокращать. Первая часть книги, например, сокращена на четверть. Я жутко расстраивался, сопротивлялся, но через месяц прочел сокращённые главы и понял, что так и должно быть. Этот язык не основан ни на каких источниках.
Конечно, на современных писателей влияет литературное наследие. Например, когда писали Достоевский и Толстой, они шли по непроторенной пахоте. Но сегодня, если ты прочитал «Улисс» Джойса, это не может на тебя не влиять. Такие высокие образцы литературы оставляют свой след. Для нас, современных писателей, свободных мест уже осталось мало, и мы должны пробиваться уже в какую-то совершенно иную литературу. В целом, после Достоевского писать что-то сложно. Сейчас мне заказали предисловие к роману «Идиот», и это очень трудно. Как написать предисловие к человеку, который создал и придумал новую форму литературы? Это очень сложно.

Сегодня уже закончилось время больших производств, мы живём во время досуга, и поэтика труда, как её описывали в советское время, отошла в прошлое. Однако вы упомянули, что в продолжении «Мягкой Ткани» пойдёт речь про второго вашего деда — председателя колхоза. Планируете ли вы вернуть поэтику труда, или это будет другое переживание времени, вне ценностей, которые то время предлагало?
Я, конечно, коснусь поэтики труда, но не крестьянского. Я городской человек и к крестьянской жизни подойду с другой стороны, не как кто-то, кто знает это всё изнутри. Вообще не очень хорошо рассказывать о будущей книге, потому что когда говоришь о планах, с одной стороны, сам себя провоцируешь, но с другой — возникает ложное ощущение, что ты эту книгу уже как бы написал, и это неправильно. Но я в последнее время всегда это делаю, так что расскажу. Там будет речь о том, чем занималась моя мама. Она создавала высокопрочный краситель для синтетической ткани, занималась различными видами синтетических тканей, это целая область, в которой она была специалистом. И это то, в чём я хотел бы разобраться. Не знаю, будет ли это поэтика труда, но я постараюсь про это написать. Я хочу понять гражданскую войну глазами тех людей, которые в ней участвовали. Мне хочется в любом случае, чтобы эти страшные события вставали перед нами с точки зрения не тех людей, которые одержимы ненавистью или жаждой справедливости, а с точки зрения обычного человека. Это мягкая ткань жизни, в которой человек запутывается.

Планируется ли снимать фильмы по вашим книгам?

Пока нет. Я хотел написать сценарий и много раз пытался. Я очень люблю футбол и я хотел написать о братьях-футболистах Старцевых, совершенно уникальная история. Может быть, кто-то уже это написал. А вообще, на каком-то фестивале культуры я встретил Павла Лунгина. Он узнал от Дмитрия Быкова, нашего общего знакомого, о моих рассказах, но ему не показались они кинематографичными, и я с сожалением об этом вспоминаю. Хотя, в принципе, это очень болезненная для писателя история. Например, есть очень известный российский писатель, который написал сценарий к очень известному фильму, и в итоге он пришел в полный конфликт с режиссёром и снял свою фамилию с титров. То, что получается в итоге — это всегда не то, что вы написали, и таких болезненных столкновений с кино писателю стоит избегать.

Оригинал