Версия для слабовидящихВерсия для слабовидящих
Зелёная лампа
Литературный дискуссионный клуб
Аюпова Маргарита Петровна

Аюпова Маргарита Петровна – окончила Казанское художественное училище, работала художником в Кировском книжном издательстве, на телевидении, в театрах Кирова, Севастополя, Ярославля, Ижевска. Автор поэтических сборников «Яблоки августа» (2003), «Опыт ностальгии» (2006).

 

 

 

 

***
Сколько слова не мучаю,
Как над собой не бьюсь –
Строчку красивую к случаю,
Выпеть не научусь…

Сколько бы ни просила я
Голоса у Творца –
Перечеркнёт усилия
Звонкая песня скворца.

 
ЖГУТ ЛИСТЬЯ
Жгут листья. Сладкий горький дым.
Морозный воздух лимонаден.
Природою осенней найден
баланс меж чёрным и златым

Усталая душа творит
свою неспешную работу,
Смешав прощенья позолоту
и черноту былых обид.

Сжигаю прошлое. Теперь
меня тревога не неволит.
Готова к перемене доли
и к неизбежности потерь.

 
***
Как олениха, обдирая в кровь
копыта, ищет мох заледенелый –
ищу твои последние пределы,
остатки нищих крох твоих, любовь.
Душа, как дом, оставленный на слом,
продута сквозняками и бессильна:
ушли жильцы и печи погасили,
и в жизнь былую верится с трудом.
Бросая нас врасплох, на полпути,
неведомо куда любовь уходит…
Наверно, растворяется в природе
и ждёт, чтоб в ком-то новом прорасти.

 
***
Ажурных паутин наплёл паук –
Споткнулось лето, угодило в сети.
как незаметно осени недуг
Вошёл в леса – никто и не заметил.

На полуслове оборвав сезон
Прогулок, где словами мы сорили,
отгородился хмурью горизонт –
В театре лета занавес закрыли…

Сбиваясь, пересчитываю дни;
Они редеют, полон лес залысин,
И колет поле грубостью стерни,
И синева дождём стекает с выси.

На сентябре последний из плащей:
Он наскоро из жёлтых листьев стачан;
Их золотом и жемчугом дождей
Уход тепла оплакан и оплачен.

Исхлёстан день толпою сквозняков,
Им, ветреным, не ведомо участье,
И вмятинами летних каблуков
Лежит на тропке слабый оттиск счастья…

 
***
Лимонная долька луны
ложится на блюдечко тёмной,
фарфоровой, хрупкой, бездонной
ночной тишины.

Мы, в ней растворившись сполна,
молчим – не разбить бы словами
покой, нарисованный в раме
ночного окна.

Дыханье, плеча кашемир –
не требуют звуков огласки;
в ладони, раскрытой для ласки,
вмещается мир.

Душа под завязку полна
Гармонией. Вот оно – счастье:
единая плоть, соучастье.
Колдует луна!..

Таких осиянных минут
нам выпадет в жизни не много;
не их ли все просят у Бога
и раем зовут?

 
***
- Деревенское имя – Вятка -
Не подходит большому городу!
- Оно тает во рту помадкой,
Оно ласковое, как горлинка,
Оно выросло, словно веточка –
Молодое, душистое, мятное,
Непоседливое, как девочка,
Как трава лесная – не мятое.
Так удобно в сердце уляжется,
Память древнюю сберегая…
Скажут «Вятка», а мне покажется,
Что меня в толпе окликают!

 
ГРАНИЦЫ ЦВЕТА

Мой паркет подошвами не захватан –
пара-тройка подруг за сезон причалит
и, пока не иссякла вконец зарплата,
покупаю «Липтон» - гонять ночами.
Полиняли дружбы – остались прения,
что-то вроде былых пионерских сборов.
Но нас столько раз опускало время,
что костёр чадит и горит неспоро.
Век косел, в дальтонизме жить обречённый,
когда Галич запретный нам пел про это:
он звал белым – белое, чёрное – чёрным,
различали мы чётко границы цвета.
Приникали к голосу всей душою –
не подпеть, а истиной причаститься,
а когда застой накрывал нас тьмою –
уходили в тень и теряли лица…
Оправданий не счесть, любое сгодится:
знали цену игр, знали вкус расплаты…
Но сегодня каяться и стыдиться
уже поздно – числимся в виноватых!
И талдычим стёртое в ухо ночи:
Мы лишь винтики в механизмах ржавых!..
Но до горечи Галича не охочи –
утешаемся байками Окуджавы.

***
Преподаватели лживой истории,
Физик и химий учителя!
Плохо вы к жизни нас подготовили,
Страшный урок послушанья творя.

Не по законам затрёпанных книжек,
Не по уставу сухих геометрий –
Знали по опыту вы: чтобы выжить,
Надо быть серых серей, незаметней.

Сами безлики, бесправны, безгласны,
В сорок по-старчески мяты, смиренны,
Вы выпускали серые классы
В серую жизнь, в серый застенок.

Долго из серости мы вылезали,
Робкой надеждой красили лица…
Главного, главного вы не сказали:
Серости не научили стыдиться!

Сколько получено шишек и ссадин,
Сколько потрачено времени всуе.
Я до сих пор в своей старой тетради
Серую жизнь по привычке рисую.

***
Стынут сумерки заоконные,
Подбирается холод всерьёз.
Здр-р-равствуй, здр-р-равствуй! –
Кричат знакомые
Мне вороны с голых берёз.

Время есть посидеть? Спешите ли?
Погонять бы с вами чаи,
Городские чумазые жители,
Утешительницы мои.

Где летали, о чём проведали,
На каких побывали дворах,
Хорошо ли, всласть ли обедали
На помоечных ваших пирах?

Я по городу вашей товаркою,
По исчадью его брожу
И такое же платье немаркое
Год десятый уже ношу.

Не владею ничем, не властвую
Ни над памятью, ни над судьбой.
Тихо радуюсь, что ещё здравствую
И беду не веду за собой.

Непростою жизнью учёные,
Мы похожи, мы земляки:
Некрасивые, прокопчённые,
Нас нельзя накормить с руки.

Мёртвый сезон
Уехало лето, как цирк шапито.
Я кутаюсь в шарф, надеваю пальто,
От ветра, надувшего осень,
Пытаюсь укрыться весенним зонтом.
А он вырывается гибко из рук,
Ему непонятен природы недуг,
И, вывернувшись наизнанку,
Ломаются спицы, не выдержав мук.
Баркасы гремят кандалами замков,
И бора слизнула с косы рыбаков –
Ни псов, ни прохожих, ни чаек:
Застыла пустыней полоска песков.
Я – знак одиночества на берегу:
В озябших ладонях тепло берегу,
Но красные пальцы, как грабли –
И тени тепла удержать не могу.
Как холодно! Осень вступила в права:
Пожухли закаты, посохла трава
И пахнет изменой и тленом,
Одна лишь упрямая память жива.
Погрей меня, память – утешный обман!
Ты скоро истаешь, сойдёшь, как туман,
Останешься слабой уликой:
Ракушкой, песчинкой, попавшей в карман…
Зачем я хожу по цепочке следов –
По ниточке лета в стране холодов?
Так пёс, потерявший хозяев,
Поверить в ненастье ещё не готов…

***
Здесь редко ходят,
Травы спят немятые:
Обочина, окраина веков.
Они легли здесь, навсегда изъятые
Из ведомостей, жизней и долгов.
Осело небо в гущу ив до пояса,
Оплакивает дождевой водой,
Чтоб было им утешнее покоиться
С их правотой и с их неправотой.
Пора и мне сюда,
Жмут сроки близкие.
Я лягу рядом, подчинюсь годам,
Без встреч, без передач,
Без переписки
В холодное немое «навсегда».
Дрожит фонарь,
Как свечка поминальная.
Похолодало, ветер к ночи злей.
А я стою –
Доска мемориальная,
Вся в именах исчезнувших друзей.

Мария
Родила легко, минуя муки,
Пеленала в светлые покровы,
И хрустели сеном в яслях мулы,
И мычали ласково коровы.
А младенец грудь ручёнкой трогал
И сосал взахлёб сосок упругий,
И Иосиф, нежен и растроган,
Сына взял в мозолистые руки.
Медленно Мария улыбалась
И клонилась утомлённо в сон.
Ни единым помыслом не знала,
На какие муки сын рождён!
Что ей беды алчущего мира,
Искупленье промыслов людских!..
На руках отца младенец мирно,
Грудью успокоенный, затих.
Пастухи столпились у навеса,
Лунный свет спустился с небосвода…
Впереди – скитанья и безвестность,
Тридцать три неомрачённых года!
Спит Мария, разбросала руки,
Спит с улыбкой счастья возле губ.
Впереди – отчаянье и муки
И безжизненный, кровавый труп.
Горьким плачем над холодным телом
Смоет у Марии жизнь с лица…
До последних дней она жалела:
Сын не вырос плотником – в отца!

***
Ладаном, воском, тоскою
воздух церковный налит,
вытоптан путь к аналою
в камне изношенных плит.

Теплятся тихие свечи,
образ спасителя хмур.
Гнут пред иконами плечи
несколько тёмных фигур.

Крестятся истово, шепчут
тайное в уши святым.
У Богородицы жемчуг
стал на окладе седым.

Смотрят восточные очи
сквозь трепетанье огней,
светлый младенец сыночек
лепится к мамке своей…

Тонкую свечку купила.
Разве я боль погашу?
Я ничего не простила.
Я ничего не прошу.

В том феврале
Февраль стоял в снегах, как декорация,
Сработанная ловким бутафором.
Чтоб в этой белизне не затеряться, я
Косынкой алой повязала горло.
как SOS, как знак тревоги и отчаянья,
Кричало алое, пекло, горело…
Я просто шла. Я помощи не чаяла.
Свой чёрный час я износить хотела.
За мною неотвязно, как на поводе,
Брела незнаемой породы псина,
И было неуютно ей на холоде,
Бездомность ей была невыносима.
Хотелось ей куска, закута тёплого,
Угла – спиной остылой привалиться.
В глазах её тоска стояла стёклами
И не могла растаять и пролиться…
Нас накрывала белизна стерильная,
Мы в ней терялись, равные по сути:
Ведь я была такая же бессильная,
Застигнутая стужей на распутье.
В том феврале, оснеженном, неласковом,
Мы были только странники – не гости.
Позёмка белая стирала ластиком
Две ниточки следов: мои и пёсьи.

***
Поезд полз по лету, как слепой полоз,
В захолустье станций, в тупики тычась.
Он страшился бегства, он искал повод
Повернуть назад, разлуку вёрст вычесть,
Повернуть к вокзалу – там июнь стынет,
Там желток акаций затопил скверы,
Там перрон прожаренный лежит пустыней,
Терпкий запах шпал перетирают ветры…
Там в прощальном взмахе ста платков зелёных
Руки запылённых тополей простёрты.
На бетоне сизом, в голубиных стонах
Лёгкие следы ещё толпой не стёрты.
Поезд полз по лету без надежд на милость,
Не набрав геройства, не сорвав стоп-краны.
Выцветал июнь, и, не стыдясь, слезилось
Небо в серых клочьях облаков рваных.

***
Ну вот зима:
горячку остудив,
земля лежит в смирительной рубашке.
Составь печальный список на бумажке,
утраты ни одной не пропустив.
Будь мелочна
и всё пересчитай,
не упусти, не искази итога:
ни сентября сусально-золотого,
ни октября, в упряжке птичьих стай.
А главное,
не позабудь о том,
что лето так бездумно обещало,
о чём всечастно стуком извещало
доверчивое сердце-метроном.
Упрямое,
оно стучит ещё
и зная – замело дороги к лету –
не призывает никого к ответу
и никому не предъявляет счёт.

***
В сугроб вросли подолы ёлок,
Стволы берёз по грудь в снегу.
И месяца кривой осколок
Сидит, как филин, на суку.

Поросший дачами пригорок –
Отрада буден городских, –
Зигзагами косых заборов,
Как торт, нарезан на куски.

Знакомой зимнею дорогой
Сбеги от боли и вины,
Как эскимо, губой потрогай
Ломоть морозной белизны,

Смолистым надышись нектаром –
И ты помиришься с судьбой.
Душа твоя морозным паром
Вздымает крылья над тобой!

***
Будильник мой поставлен на закат –
Запасы времени уже ничтожны!
Я горблюсь над строкою, как сапожник:
Он каблуком поднять любого рад,
Я клею к жизни золото заплат.

Задача у обоих нелегка:
Мне хочется стачать стихи такие,
Чтоб их взахлёб читали молодые,
Он сочиняет обувь на века,
Чтобы не жала ноги старикам.

 

 

Назад | На главную

џндекс.Њетрика