***
Преподаватели лживой истории,
Физик и химий учителя!
Плохо вы к жизни нас подготовили,
Страшный урок послушанья творя.
Не по законам затрёпанных книжек,
Не по уставу сухих геометрий –
Знали по опыту вы: чтобы выжить,
Надо быть серых серей, незаметней.
Сами безлики, бесправны, безгласны,
В сорок по-старчески мяты, смиренны,
Вы выпускали серые классы
В серую жизнь, в серый застенок.
Долго из серости мы вылезали,
Робкой надеждой красили лица…
Главного, главного вы не сказали:
Серости не научили стыдиться!
Сколько получено шишек и ссадин,
Сколько потрачено времени всуе.
Я до сих пор в своей старой тетради
Серую жизнь по привычке рисую.
***
Стынут сумерки заоконные,
Подбирается холод всерьёз.
Здр-р-равствуй, здр-р-равствуй! –
Кричат знакомые
Мне вороны с голых берёз.
Время есть посидеть? Спешите ли?
Погонять бы с вами чаи,
Городские чумазые жители,
Утешительницы мои.
Где летали, о чём проведали,
На каких побывали дворах,
Хорошо ли, всласть ли обедали
На помоечных ваших пирах?
Я по городу вашей товаркою,
По исчадью его брожу
И такое же платье немаркое
Год десятый уже ношу.
Не владею ничем, не властвую
Ни над памятью, ни над судьбой.
Тихо радуюсь, что ещё здравствую
И беду не веду за собой.
Непростою жизнью учёные,
Мы похожи, мы земляки:
Некрасивые, прокопчённые,
Нас нельзя накормить с руки.
Мёртвый сезон
Уехало лето, как цирк шапито.
Я кутаюсь в шарф, надеваю пальто,
От ветра, надувшего осень,
Пытаюсь укрыться весенним зонтом.
А он вырывается гибко из рук,
Ему непонятен природы недуг,
И, вывернувшись наизнанку,
Ломаются спицы, не выдержав мук.
Баркасы гремят кандалами замков,
И бора слизнула с косы рыбаков –
Ни псов, ни прохожих, ни чаек:
Застыла пустыней полоска песков.
Я – знак одиночества на берегу:
В озябших ладонях тепло берегу,
Но красные пальцы, как грабли –
И тени тепла удержать не могу.
Как холодно! Осень вступила в права:
Пожухли закаты, посохла трава
И пахнет изменой и тленом,
Одна лишь упрямая память жива.
Погрей меня, память – утешный обман!
Ты скоро истаешь, сойдёшь, как туман,
Останешься слабой уликой:
Ракушкой, песчинкой, попавшей в карман…
Зачем я хожу по цепочке следов –
По ниточке лета в стране холодов?
Так пёс, потерявший хозяев,
Поверить в ненастье ещё не готов…
***
Здесь редко ходят,
Травы спят немятые:
Обочина, окраина веков.
Они легли здесь, навсегда изъятые
Из ведомостей, жизней и долгов.
Осело небо в гущу ив до пояса,
Оплакивает дождевой водой,
Чтоб было им утешнее покоиться
С их правотой и с их неправотой.
Пора и мне сюда,
Жмут сроки близкие.
Я лягу рядом, подчинюсь годам,
Без встреч, без передач,
Без переписки
В холодное немое «навсегда».
Дрожит фонарь,
Как свечка поминальная.
Похолодало, ветер к ночи злей.
А я стою –
Доска мемориальная,
Вся в именах исчезнувших друзей.
Мария
Родила легко, минуя муки,
Пеленала в светлые покровы,
И хрустели сеном в яслях мулы,
И мычали ласково коровы.
А младенец грудь ручёнкой трогал
И сосал взахлёб сосок упругий,
И Иосиф, нежен и растроган,
Сына взял в мозолистые руки.
Медленно Мария улыбалась
И клонилась утомлённо в сон.
Ни единым помыслом не знала,
На какие муки сын рождён!
Что ей беды алчущего мира,
Искупленье промыслов людских!..
На руках отца младенец мирно,
Грудью успокоенный, затих.
Пастухи столпились у навеса,
Лунный свет спустился с небосвода…
Впереди – скитанья и безвестность,
Тридцать три неомрачённых года!
Спит Мария, разбросала руки,
Спит с улыбкой счастья возле губ.
Впереди – отчаянье и муки
И безжизненный, кровавый труп.
Горьким плачем над холодным телом
Смоет у Марии жизнь с лица…
До последних дней она жалела:
Сын не вырос плотником – в отца!
***
Ладаном, воском, тоскою
воздух церковный налит,
вытоптан путь к аналою
в камне изношенных плит.
Теплятся тихие свечи,
образ спасителя хмур.
Гнут пред иконами плечи
несколько тёмных фигур.
Крестятся истово, шепчут
тайное в уши святым.
У Богородицы жемчуг
стал на окладе седым.
Смотрят восточные очи
сквозь трепетанье огней,
светлый младенец сыночек
лепится к мамке своей…
Тонкую свечку купила.
Разве я боль погашу?
Я ничего не простила.
Я ничего не прошу.
В том феврале
Февраль стоял в снегах, как декорация,
Сработанная ловким бутафором.
Чтоб в этой белизне не затеряться, я
Косынкой алой повязала горло.
как SOS, как знак тревоги и отчаянья,
Кричало алое, пекло, горело…
Я просто шла. Я помощи не чаяла.
Свой чёрный час я износить хотела.
За мною неотвязно, как на поводе,
Брела незнаемой породы псина,
И было неуютно ей на холоде,
Бездомность ей была невыносима.
Хотелось ей куска, закута тёплого,
Угла – спиной остылой привалиться.
В глазах её тоска стояла стёклами
И не могла растаять и пролиться…
Нас накрывала белизна стерильная,
Мы в ней терялись, равные по сути:
Ведь я была такая же бессильная,
Застигнутая стужей на распутье.
В том феврале, оснеженном, неласковом,
Мы были только странники – не гости.
Позёмка белая стирала ластиком
Две ниточки следов: мои и пёсьи.
***
Поезд полз по лету, как слепой полоз,
В захолустье станций, в тупики тычась.
Он страшился бегства, он искал повод
Повернуть назад, разлуку вёрст вычесть,
Повернуть к вокзалу – там июнь стынет,
Там желток акаций затопил скверы,
Там перрон прожаренный лежит пустыней,
Терпкий запах шпал перетирают ветры…
Там в прощальном взмахе ста платков зелёных
Руки запылённых тополей простёрты.
На бетоне сизом, в голубиных стонах
Лёгкие следы ещё толпой не стёрты.
Поезд полз по лету без надежд на милость,
Не набрав геройства, не сорвав стоп-краны.
Выцветал июнь, и, не стыдясь, слезилось
Небо в серых клочьях облаков рваных.
***
Ну вот зима:
горячку остудив,
земля лежит в смирительной рубашке.
Составь печальный список на бумажке,
утраты ни одной не пропустив.
Будь мелочна
и всё пересчитай,
не упусти, не искази итога:
ни сентября сусально-золотого,
ни октября, в упряжке птичьих стай.
А главное,
не позабудь о том,
что лето так бездумно обещало,
о чём всечастно стуком извещало
доверчивое сердце-метроном.
Упрямое,
оно стучит ещё
и зная – замело дороги к лету –
не призывает никого к ответу
и никому не предъявляет счёт.
***
В сугроб вросли подолы ёлок,
Стволы берёз по грудь в снегу.
И месяца кривой осколок
Сидит, как филин, на суку.
Поросший дачами пригорок –
Отрада буден городских, –
Зигзагами косых заборов,
Как торт, нарезан на куски.
Знакомой зимнею дорогой
Сбеги от боли и вины,
Как эскимо, губой потрогай
Ломоть морозной белизны,
Смолистым надышись нектаром –
И ты помиришься с судьбой.
Душа твоя морозным паром
Вздымает крылья над тобой!
***
Будильник мой поставлен на закат –
Запасы времени уже ничтожны!
Я горблюсь над строкою, как сапожник:
Он каблуком поднять любого рад,
Я клею к жизни золото заплат.
Задача у обоих нелегка:
Мне хочется стачать стихи такие,
Чтоб их взахлёб читали молодые,
Он сочиняет обувь на века,
Чтобы не жала ноги старикам.