Версия для слабовидящихВерсия для слабовидящих
Зелёная лампа
Литературный дискуссионный клуб
Шеймас Хини

БОЯРЫШНИКОВЫЙ ФОНАРЬ
(М.: Центр книги Рудомино, 2012)

В библиотеке, куда я езжу, словно в гости к любимым родственникам, есть одна приятная и полезная затея. На стойке абонемента, где записывают в наши формуляры взятые книги, перед читателями стоят пачки закладок из плотной разноцветной бумаги, с напечатанными на каждой из них двумя-четырьмя стихотворениями какого-нибудь поэта – с коротким рассказом о нем. Пока недолго ждешь своей очереди – можно почитать хорошие стихи, а закладки не возбраняется брать с собой – на память. Закладки на стойке, обычно, разные – пять-шесть поэтов. У меня уже – как и у многих читателей «Герценки» - целая коллекция-подборка. При всем моем интересе к чтению, признаюсь, что о многих поэтах я узнала именно с закладок.

На этот раз мое внимание привлекла закладка с несколькими стихотворениями ирландского поэта, Нобелевского лауреата Шеймаса Хини. Я знаю, что ушедший год был последним для него – слышала в новостях, что он умер. А прочесть его стихи довелось лишь сейчас. Разумеется, не только на закладке: прочитав одно из них, я тотчас же взяла сборник его избранных стихотворений.

Сборник издан «правильно»! Каждый разворот содержит текст стихотворения-подлинника и его перевод. Хочешь, владеешь, в силах – читай по-английски. Нет – твое право справа – перевод Григория Кружкова внушает доверие. Хочешь сличить и оценить сходство и различие – оба варианта перед тобою одновременно.

Что меня тронуло в Шеймасе Хини?Посреди пылающей враждой и ненавистью действительности он сохранил чистоту. Не беспристрастность, нет – как удержаться от сопереживания и не терзаться, когда на родине происходит такое – Северная Ирландия в ХХ веке давала мало поводов для умиротворения.

Чистотой веет от его строк, и они несут надежду на то, что как бы ни были трудны и горьки времена, велики испытания – у человека всегда есть шанс не испачкаться и быть одновременно сопричастным земному и вышнему.

Не боюсь показаться смешной – мне понравился его портрет. Лицо вочеловечившегося Лиса из Маленького Принца Экзюпери.

Когда я читаю очень хороших поэтов – я перестаю жалеть, что они уже мертвы. Именно они внушают мне подлинное до плотности чувство, что жалеть, особенно, не о чем – мы пребудем здесь, в мире, где пчелы поселяются в пустом гнезде скворца, милая мама чистит картошку, светит боярышниковый фонарь… А святой Кевин распростер руки, не желая тревожить маленьких дроздов…

ПОСЛЕДНИЙ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ СКОМОРОХ
I
С ясеневым посошком,
с камнем на случай в кармане,

он возникает из сумерек
и на пороге маячит.

Но все уставились в угол,
влипли в светящийся ящик.

Он долго мнется у двери,
силится вспомнить заклятье,

чтоб вызвать Святого Георга,
Дракона и Везельвула.

И колотит с досады
палкой по прутьям ограды,

вдаль уходя по дороге,
скрипя башмаками по щебню.

II
Откуда он заявился
в наш запуганный край,

отыскивая дорожку
между раздором и кровью,

между войной и мором?
Сколько ему приходилось

всяко ловчить языком,
сколько раз притворяться

смирным, заметив слежку
из-за оконной шторы.

И все же он оставался
сказкой, на миг заглянувшей,

в соломенной своей маске,
с вещим своим предсказаньем.

III
Счастливо вам оставаться
с вашим сверчком за печкой

и тараканом под стулом!
Сквозняк задувает свечку,

и скоморохи уходят,
оставив снежную слякоть

в прихожей. Старый год умер.
И скоморохи бредут

вдоль изгородей колючих
под взглядом луны безгрешной.

Под взглядом дороги зимней
уходят те, что когда-то

торили первую тропку
по летней траве росистой.

Из книги «Остров Покаяния» (1984) – цикл «Старье на полке»

СТАРЫЙ УТЮГ

Помню, она стаскивала его
с раскаленной плиты,
где он веско и терпеливо ждал,
как буксир у причальной стены.

Помню, как, плюнув в железный лоб,
определяла по звуку: горяч! –
или для пробы к самой щеке
подносила пышущий жар.

Помню стук гладильной доски,
руку в ямочках – локоть крутой –
и решительный наклон головы.
Она врезала утюг,

словно рубанок, в ворох белья –
или обиду свою.
Работать, говорил весь ее вид,
значит передвигать некий груз

на некое расстоянье, тянуть
всем корпусом, ощущая его
равнодействующую, которая тащит назад.
Тянуть. И быть на плаву.

БОЯРЫШНИКОВЫЙ ФОНАРЬ

Боярышника запоздалый свет
Горит зимою в зарослях колючих:
Не ослепляя яркостью гирлянд,
Но призывая каждого – хранить
Свой скромный фитилек самостоянья.

А иногда в мороз, когда из уст
Клубится пар, он принимает образ
Бродяги Диогена, днем с огнем
Искавшего повсюду человека,
И пристально разглядывает вас,
Подняв на зыбком прутике фонарик,
И вы дрожите перед этим взглядом.
Пред той колючкой, что у вас из пальца
Возьмет анализ крови, пред экраном,
Что вас насквозь просветит – и пропустит.

Из цикла «На вырубке» (памяти Мэри К. Хини)

II
В тот день все были в церкви. Мы одни
Сидели с нею рядышком на кухне
И чистили картошку. В тишине
Лишь было слышно, как ныряли клубни
В наполненный водою котелок.
Так было хорошо работать вместе,
Не торопясь, - беседуя без слов
Картофелин поочередным всплеском.

И вот сейчас, когда над ней псалом
Бубнит – и кто-то плачет понемножку,
А кто-то повторяет за попом,
Я вспоминаю котелок с картошкой,
Ее дыханье и склоненный взор…
Мы ближе уже не были с тех пор.

ВСЕ МОЖЕТ СТАТЬСЯ
На тему Горация: Ода 1, 34

Все может статься. Обычай Юпитера –
Ждать, чтобы тучи созрели и сгрудились
Прежде, чем грянуть трезубцем. А ныне
Прямо из ясного неба прянула

Молния и пронеслась колесница
Грома. Земля содрогнулась до самого
Тартара. Реки и скалы вздрогнули.
Все может статься – башни высокие

Опрокинуться, гордые – устрашиться,
Беспечные – призадуматься. Хищная
Фортуна – вдруг ринуться и содрать с кожей
Венец, водрузить на другую голову.

Земля ненадежна. Крыша небесная
Вырваться может из рук Атласа.
Камень замковый в своде колеблется.
Споры огня носятся в воздухе.

СВЯТОЙ КЕВИН И ДРОЗДЫ

Есть притча про святого и дроздов.
Святой молился, стоя на коленях,
Крестом расставив руки и застыв

В усердном размышлении, как вдруг
Дроздиха на ладонь к нему спустилась,
Снесла яйцо и храбро угнездилась.

Смущенный Кевин чует коготки,
Тепло яичек, копошенье птичье:
Отныне, кроткой жалостью объят,

Он должен так, с рукой, как ветвь простертой,
Стоять в жару и в дождь, пока дроздята
Не оперятся и не улетят

*
Таков рассказ. Вообрази себя
На месте Кевина. Он грезил ли о чем
Все это время? Иль рука стояльца,

Затекшая от кисти до плеча,
Жестоко ныла? Мог он чуять пальцы?
И простота незрячая вползла ль

В его глаза, стерев цвета и даль?
Один, в глубоких отражаясь водах,
Стоит святой, шепча: «Господь воздаст».

Нет больше тела – лишь одна молитва,
И птицы, и поляна – все ушло.
И этих вод названье позабыто.

Нобелевская лекция Шеймаса Хини – здесь:

О нем:

Татьяна Александрова

http://l-eriksson.livejournal.com/703815.html

 

Отзывы к новости
Цитировать Имя
Гость, 15.02.2015 16:53:58
Стихотворение "Мелькают пчелы и хлопочут птицы..." принадлежит перу не Шеймаса Хини, а Уильяма Батлера Йейтса. В переводе Г. Кружкова называется "Гнездо скворца под моим окном" (из цикла "Размышления во время Гражданской войны").
Цитировать Имя
v_kurse, 22.02.2015 18:18:16
Спасибо! Действительно Йейтс.
Назад | На главную

џндекс.Њетрика