Версия для слабовидящихВерсия для слабовидящих
Зелёная лампа
Литературный дискуссионный клуб
Умберто Эко

ПРАЖСКОЕ КЛАДБИЩЕ

(М.: Астрель: CORPUS, 2012)

Чтение этой книги погрузило меня в размышления далеко не новые, но придало им новый импульс, заставило взглянуть на некоторые вещи шире.
Слышать об этой книге довелось еще в прошлом году, но, честно говоря, я как будто читала нечто немного другое, чем то, о чем рассказывали мои знакомые. Речь идет о новом романе Умберто Эко – «Пражское кладбище».

Что я слышала? Что это история о возникновении и распространении «священной книги антисемитов» - «Протоколов сионских мудрецов». Что я могу сказать?
Если бы речь шла только об этом, то вряд ли я погрузилась бы в это чтение без большой угрозы для жизни. Кажется, есть какая-то восточная казнь, когда над головой осужденного свищет меч и, чтобы избежать неминуемой смерти, ему приходится с головой погружаться в дерьмо. Что за страсть мне туда вновь и вновь нырять? Да простит меня за подобную образную вольность замечательный яркий автор, живой классик Умберто Эко! С антисемитизмом для меня давным-давно все ясно.
Но – на мое счастье – я все-таки ошибалась. Передо мной открылся многослойный интересный роман-фантасмагория на, по-моему, одну из самых важных тем современности.
Об эмоциональном расстройстве, которое я не могу назвать иначе, чем любовь к ненависти.


 

Если я и могу с кем-то сравнить главного героя этой истории, многоликого от шизофрении и по профессии (мастера услуг на все грязные руки для нескольких спецслужб мира), Симоне Симонини, то на ум мне приходит лишь один фантасмагорический одержимый уродец – Жан-Батист Гренуй, герой известного романа Патрика Зюскинда «Парфюмер». И, несмотря на то, что героев многое отличает, мне они кажутся родными братьями. А самое главное, в них воплощается примерно одинаковый ответ на вопрос «зачем?», обращенный к их творцам.

Зачем вы, господин Зюскинд и господин Эко, дали жизнь двум столь уродливым существам, что лишь омерзение окружающих их удел?
В обоих случаях, я полагаю, нам предлагают не что иное, как ЗЕРКАЛО.
Гренуй одержим одной страстью, которая связана с одним-единственным его талантом – он – Гений Обоняния. Эта фантастическая бестия временами даже вызывает сочувствие читателя, вроде легендарного монстра, созданного легкомысленным доктором Франкенштейном. Он неотвратимо нацелен на преступления, как орудие зла, лишенное собственной воли – раз попросту «не может иначе». И вся его рефлексия – лишь способ рассказать об утаенном от чужих глаз.
Симонини не таков, его собственный талант невелик – он всего лишь умелый изготовитель документальных фальшивок – знает, как «состарить» бумагу, подделать почерк, какие взять чернила, чтобы написанное казалось раритетом. А вот страсть, которой он одержим – точно так же, как и обонятельного маньяка Гренуя – неизбежно ведет его от одного преступления к другому, хотя и с большей долей вариативности. Да, у него явное расстройство психики, но он умен и у него есть выбор. Но выбор этот – малая частность.

Симонини одержим страстью ненавидеть. Он трепещет от ненависти с самого детства, как некоторые люди начинают трепетать от любви задолго до того, как встречают кого-то, кто может стать ее предметом. Любой рассказ о юношеском томлении «предчувствия любви» - огромный риск банальности. Но впервые я прочитала яркое описание томления «предчувствия ненависти». Темная страсть готова стать смыслом жизни, и лишь ищет цель, объект.
Меня очень впечатлили первые страницы всестороннего рассказа героя о себе – рассказа-перечисления того, ЧТО и КОГО он ненавидит. Передо мной появляется довольно странное лицо…

Не секрет, что отрицанием можно утверждать. Мы все прекрасно знаем примеры замечательных произведений, исполненных страстного негодования, которые, тем не менее, значимо служат добру. Первое, что приходит в голову – это «Я не люблю» Владимира Высоцкого. И прочие, которым нет числа, - это негативы, проявляя которые, мы можем увидеть позитив – светлый мир, из которого вычеркнуто отрицаемое.

Но Симонини нечего утверждать. Мир его однотонен, из его ненависти складывается весь космос без изъятия: его единственная «отдушина» - чревоугодие – ничтожна, и просто не может уравновесить картину тотального отрицания. Одно перечисление того, ЧТО и КОГО ненавидит юный Симонини, ставит в тупик и озадачивает читателя. И выбор его очевиден – из множества объектов ненависти он выбирает самый лично для себя ничтожный, безобидный и безопасный. А потому и надежный, приятный для страстно и нежно ненавидящего сердца!

Как боящийся быть отвергнутым в любви робкий юноша выбирает владычицей своих грез заморскую киноактрису, которую ему не то, что потрогать, увидеть-то не светит. Так молодой ненавистник выбирает для своих чувств объект дистанцированный и туманный, с которым ему не грозит вступить ни в какое близкое соприкосновение.
Вначале Симонини колеблется, кого бы ему возненавидеть сильнее и деятельнее всего. Ненависти к кому отдать всю страсть молодой души, что предложит ему время, его родной XIX век? Иезуиты – а с ними и все лица духовного звания? Карбонарии? Коммунисты? Масоны? Евреи?
Иезуиты - его учителя. А он не очень успешен в учебе. Страшно…
Карбонарии? Италия носит их на руках! (Симонини – итальянец по отцу и француз по матери). А с целым, причем родным народом, бороться трудно. И страшно…
Коммунисты? Уж очень заумно. Того же Маркса читать – голову сломаешь. Нудно…
Масоны? Говорят, их много во власти, среди аристократии. Сила, власть… Страшно…
Евреи?

Так и вспоминается еще одна ехидная песня Владимира Высоцкого про то, как герой (ханыга) решил «податься в антисемиты», но сомневался:

«А вдруг они очень солидные люди,
А вдруг из-за них мне чего-нибудь будет?».
И вывод:
«Да это ж такое везение, братцы!
Теперь я спокоен, чего мне бояться!»

Кстати, для любви тоже, практически, никогда никаких резонов не требуется, тут, как у Пушкинской Татьяны – «Душа ждала кого-нибудь».
И вот Симонини «вненавиделся» (это как «влюбился») в евреев. И чувство, овладев им, стало двигателем поступков.
Рассказ о них в меру авантюрен, в меру забавен, в меру отвратителен. Читается легко, увлекательно, омерзение почти не мешает читательскому азарту. Полно реальных персонажей (Фрейд, Дюма, Гарибальди). Много любопытных параллелей с современностью, которые я поняла одним образом, а кто-то может понять и иначе. Оформление книги - выше всяких похвал! Отдельное удовольствие - рассматривать графические иллюстрации Оноре Домье, Гюстава Доре и других замечательных художников XIX века - тщательно и точно подобранных, и как будто специально сделанных к этому тексту!

Подобно финалу Зюскиндовского «Парфюмера», страсть одного вовлекает в водоворот происходящего все больше и больше народу. Одержимость заразительна, и дешевый (лишь десятком молодых жизней оплаченный) экстаз толпы, возлюбившей и разорвавшей Гренуя, любого из читателей останавливает на границе зеркальной рамы вопросом: а не повлечет ли нас дальше, с ними, чего стоит наше «нравится» и «не нравится», и за какими чем-то надушенными проходимцами мы кинемся куда и на что угодно? «Запах» - это всего лишь метафора. Очень многое, владеющее нами, не пахнет.

А отразиться или нет в Симоне Симонини как в зеркале – каждый решает сам. (И не только по поводу евреев, да бог с ними, вернее, Б-г с нами!) Только, к сожалению, решать это иногда становится поздно. История ХХ века показала, что влюбленные в ненависть множат себе подобных – добровольно (и запахами, и звуками, и прочим PR-ом) и принудительно, с помощью тотальной мобилизации.

Один австрийский ефрейтор так проникся теми же идеями, как и его итальянский предтеча, что вовлек в эту кровавую «любовь» миллионы… И если бы только он!

Ведь не только о любви к любви можно спеть – «Я поля влюблённым постелю»…
Влюбленным в ненависть – тоже стелют поля. Но ложатся в них часто уже без особой охоты, и совсем другие люди.

Татьяна Александрова

http://l-eriksson.livejournal.com/454330.html

Отзывы к новости
Назад | На главную

џндекс.Њетрика