Версия для слабовидящихВерсия для слабовидящих
Зелёная лампа
Литературный дискуссионный клуб
МИХАИЛ ПАНОВ

МИХАИЛ ПАНОВ

Тень

Свежее росистое солнце.
Трава,
пушисто-зеленая,
под ветром клонится:
туда,
сюда.

Ветер тихий:
только гладит.
Медленно проползла влажная змея
и растаяла в траве.
Застыли
в воздухе
синие палочки стрекоз.

И по всей волнистой траве
качается, плавает
крупное кружево
из молчаливых теней
и светящихся пятен.
То вдруг замрет,
то снова кинется в сторону –
И листья вверху тихо зашелестят.
И опять все замрет.
Только еле-еле качается;
пятна
загораются и гаснут.
Такая тень плавает, живет, ликует
только в счастливом лесу.

Такой лес шумит и думает,
зовет и учит
только в счастливом детстве.

О Пушкине

Пушкин не знал пишущей машинки.
Пушкин не знал лифта.
Пушкин не знал пшённого концентрата.
Пушкин не смотрел телевизор
Не только звукового, даже немого кино не знал Пушкин.
(А что не знал цветного, то это ему повезло).
Пушкин не знал электрических звонков.
И ему приходилось, когда он приходил в гости,
Наверное, дёргать верёвку. Или поворачивать штырь.
(Но, скорей всего, его заранее ждали,
Смотрели в окна, бежали навстречу
И радовались ему).
Пушкин не знал хоккея, футбола и не забивал козла.
Но всё-таки многое знал Пушкин.

* * *

Смеется,
и ямочка на щеке.
Снег не тает
на добрых, на серых её глазах.
Рука
жадно вцепилась в живую траву.
Не разжать.

1942

* * *

Ту немци и венедици...
(Слово о полку Игореве)

Белорусских крестьян загоняли в избы.
Стоймя, один к одному. Запирали.
Обливали избы бензином,
сжигали людей живьем.
Сотни и тысячи безоружных людей.
Чтоб была победа.
Эти немцы не победили.

Победили другие немцы: Кант.
Дюрер. Бетховен. Вильгельм Гумбольдт.
Эрнст Теодор Амадей Гофман. Гейне.
Эйнштейн. Макс Планк.

Днями, месяцами, годами
двигался скорбный черед – нескончаемый –
детей из еврейских кварталов.
К раскаленным печам! Сожгли детей! И Анну Франк.
Так вознамерились победить.
Не победили.

Победили другие немцы: Гегель.
Гете. Гельдерлин. Новалис. Рильке.

Отравить расизмом людей –
чтобы не встали с четверенек.
Чтобы совсем оскотели.
А они бы во главе скотов – победили.
(Смрад этого скотства
до сих пор столбами стоит
на сборищах антисемитов в России.)
Не победили.

Победили другие немцы: Эсхил. Фирдоуси.
Руставели. Шекспир. Рабле. Пушкин.
Сергей Прокофьев. Моне Ци Бай-ши.
Корбюзье. Эдисон. Уолт Уитмен. Ганди.
И Анна Франк.

* * *

Натаскиваю, натягиваю шинель,
чтобы укрыться с головою.
Рвет ветер! Ко мне сочатся
его ледяные потоки.
Медленно вырастает звук
порывистый и воющий:
«Мессершмит»? Или может… нет,
не «фокке-вульф».
Думаю о судьбе русского
свободного стиха:
будущее — за ним.
И совсем не бескрылый,
не безвольный, вранье:
это стих глубокого дыханья,
яркости, крутизны…

Из цикла «Звёздное небо»

«Здесь сделана попытка представить те образные
впечатления, которые возникают (у автора этих набросков)
при чтении русских поэтов»

Жерло пламенеет, сыплет пепел –
под пеплом умирает град.
Тлеет скрытым огнем.
Текут века… В пепле –
пустоты,
где были тела.
Живые пустботы:
страдают, надеются, думают, любят…
Баратынский.

Велимир Хлебников
Похожий на думающее облако.
Похожий на страстный сухой муравейник.
Похожий на исповедь кенгуру.
Похожий на философствующие часы.
Только на себя похожий.

Капитан Лебядкин…
Пра-Заболоцкий.
Пред-Хармс.
Около-Прутков.
На досуге
любо ему рисовать
рыжего таракана.
С Капитаном Лебядкиным
Достоевский, скромно покашливая, вошёл
в чреду русских поэтов. В самую их
златую средину.

Друзы кристаллов
средь грузно падающей воды.
Клокотанье потока…
Рокоча,
скатывается он с гранита.
И камни важно глядят сквозь воду.
Корчит им рожи белый свет
сквози падучие воды… И камням, и водам
покровительственно радуется Державин.

Укромное чёрное озеро.
В озере чёрная рыба,
но умеет светить.
Как засияет –
всё озеро плавится светом.
И весь огромный мир человека
становится – свет.
Анна Ахматова.

Северянин
Оглобля в белых кружевцах.
Но зеленеет – в кружевцах.
Но пахнет, пахнет,
тополево пахнет
(в мятых кружевцах).

Пьеро в латах рыцаря? Да.
Рыцарь в балахоне шута? Да.
Шут в рубище схимника? Да.
Схимник, жонглируя черепом? Да.
Гамлет в робах Пьеро? Да.
Человек,
в роли Гамлета, Шута, Рыцаря, Пьеро? Да.
Первый Алексей Толстой.

Мир, где всё
отбрасывает
остро-сверкающие тени.
Пушкин.

«Senilia?»Нет! «Juvenilia!»
Стихотворения в прозе?
Нет, верлибр в строку.
Зернистый дождь
целуется с серебряно-пьяной
травой.
Иван Тургенев.

Могучее древо,
Седой тополь –
Радищев.
Безветрие. Всё застыло.
А он, могучее древо,
разметает, рвёт, сечёт облака
ветвями и листьями,
бело-зелено,
играя предбурю.
Радищев. Радищев. Радищев.

Дельвиг
Острожный; у него на цепочке
дрессированный сороконог.
Высмотрит всё, выпукло-зорко, приметно-ясно.
И хозяину скажет. Но прозой.
Дельвиг научит эту прозу летать,
сделает её стихами,
Пушкину их прочтёт – Пушкин одобрит.
И мы с вами тоже.

В стальные латы
Одетая душа –
Наглухо заклёпана.
Расплавлены швы доспехов…
Вовне не изметая ни искры.
Лермонтов.

О, стихи Хармса,
написанные на ленте Мёбиуса!
О, переход, прорыв, перескок
в иные миры!
О, человек, ушедший
в проволоку
чужих времён и пространств!
О, жизнь Хармса,
написанная на узкой ленте Мёбиуса!
Каждый миг она –
на этой
и на той стороне бытия.
Ни там – ни здесь.
Нигде. Везде.

У Дениса Давыдова стих –
стекло.
Звездой:
пуля!
Сверк мига.
Навсегда. Острый
блеск.
Быстр и борз росчерк
в прозрачных гранях.
Память о целом… –
бравада: не нужно!

Мудрая цапля
высоко поднимая ноги
в учёных очках,
по болоту прямо шагает.
Изучает этот мир
и метко лягушек хватает…
и их глотает?
Нет, дарит им бессмертье!
Грибоедов.

«А вот я всю эту казённую гнусь поубавлю, –
сказал Олейников. –
Засыплю её шутками,
вылью на неё жбан иронии,
прокачусь по ней хохотом».
…Вдруг в воздухе стал висеть
тончайший пронзительный визг.
Он убивал.
Олейников пал одним из первых.

* * *

МИХАИЛ ВИКТОРОВИЧ ПАНОВ (21 сентября 1920 – 3 ноября 2001) – поэт, лингвист, литературовед, один из наиболее значительных представителей Московской фонологической школы. Доктор филологических наук, профессор.

Родился в Москве. В октябре 1941 году после окончания Московского педагогического института добровольцем ушёл на фронт. После обучения в противотанковом артиллеристском дивизионе, получил звание младшего лейтенанта. Воевал под Москвой, на Кавказе, на Украине, в Румынии, Болгарии, Венгрии, участвовал в боях за Будапешт. Дважды был ранен. Закончил войну в Австрии. Награждён орденом «Красная Звезда», орденом Отечественной войны и медалями «За отвагу» и «За взятие Будапешта».

После войны работал учителем в школе, с 1958 года – в Институте русского языка АН СССР, где по его инициативе были предприняты масштабные новаторские исследования русской разговорной речи, а также динамики изменений фонологической и грамматической системы современного русского языка.

В 1971 году выступил в защиту инакомыслящих коллег, в результате возник конфликт с партийным руководством Института русского языка. Панов был исключён из партии (в которую вступил на войне в 1944 году) и вынужден был уйти из Института. На 20 лет задержался выход его книги по истории русского литературного произношения.

В дальнейшем работал в НИИ национальных школ, занимался подготовкой учебной и методической литературы по русскому языку для национальных школ СССР. В 1970-е годы эпизодически читал лекции по русской фонетике и истории русского поэтического языка на русском отделении филологического факультета МГУ, пользовавшиеся огромной популярностью. На его лекции «Язык поэзии ХХ века» в МГУ приезжала «вся» интеллектуальная Москва и филологи из других городов.

С середины 1990-х годов преподавал также в Московском государственном гуманитарном университете им. М. А. Шолохова.

В 1990 году в издательстве «Наука» вышла большая работа «История русского литературного произношения XVIII–XX вв.», где была сделана попытка выяснить закономерности развития русской произносительной системы за последние три века.

Стихи писал всю жизнь, но до 1998 года не печатался. Автор поэтических сборников «Тишина. Снег. Стихи разных лет» ( Carte Blanche, 1998), «Олени навстречу. Вторая книга стихов» (Carte Blanche, 2001, посмертно).

Умер 3 ноября 2001 года. Похоронен в Москве на Введенском кладбище.

* * *

Владимир Новиков. По ту сторону успеха. Повесть о Михаиле Панове

Ольга Седакова. Последняя встреча (о Михаиле Панове)

Оригинал текста на странице клуба «Зелёная лампа» ВКонтакте

Назад | На главную

џндекс.Њетрика