Версия для слабовидящихВерсия для слабовидящих
Зелёная лампа
Литературный дискуссионный клуб
ЮРИЙ ГРУНИН

ЮРИЙ ГРУНИН

* * *

Я живу. И какое-то дерево
доживает рядом свой срок.
А потом для меня сделают
гроб из его досок.

И там, где дерево было,
поселится человек.
А над его могилой
Встанет зелёный побег.

И новое дерево будет
листья свои менять.
Появятся новые люди,
и сменится всё опять,

как воды сменятся водами,
а ночь – сиянием дня.
И всё-таки жаль сегодня мне,
что там не будет меня.

1962

Один из нас

Жизнь – по минутам, по слагаемым.
За болью боль, за часом час.
Сегодня утром, за шлагбаумом,
В снегу лежал один из нас.

Был в гимнастерке, в брюках наших он,
Он был невероятно худ,
Он русскую шинель донашивал,
В ботинки русские обут.

Он был убит прицельным выстрелом.
Лежал он навзничь, напоказ,
С фанеркой на груди – здесь выставлен
Вот здесь, для нас, один из нас.

А мы идём в шеренгах по трое,
Равняемся на этот прах
И понимаем: наши порции
Несёт конвой в своих стволах.

А небо хмурое неласково,
А мёртвый в небо смотрит, вверх,
А на фанерке чёрной краскою
По-русски надпись: «За побег».

1944

Обыденность

день так долог долог долог долог
день так нескончаемо жесток
это голод голод голод голод
замедляет времени поток

немец крысой показался скрылся
в будке отбывать свои часы
это крысы крысы крысы крысы
рыскают сегодня по Руси

день так долог долог долог долог
лом о лёд звенит звенит звенит
вечный холод холод холод холод
душу всю навылет леденит

словно черви в сумраке вечернем
немцы выползают из щелей
это черви черви черви черви
расползлись по родине твоей

Цыган

Цыгана ожидал расстрел
за то, что он цыган.
Цыган в тоске своей запел –
и онемел наш стан.
Пришёл на голос конвоир
и словно отупел.
Потом позвал ещё двоих –
цыган всё громче пел.
Та песня скорбная плыла,
она сердца рвала,
и первый немец повелел
перенести расстрел.
До завтра приберечь талант –
такой талант, мой Бог! –
чтоб завтра утром комендант
концерт послушать мог.
Назавтра комендант пришёл,
и с ним собачья знать.
Решили – надо им ещё
концерт кому-то дать.
И вот в последний, третий раз
цыган теперь поёт.
И мы поднять не можем глаз,
а он расстрела ждёт.

Избавление

А один избавился от мук.
Он сорвал с себя жестянку вдруг
и пошёл на строй столбов, как в бой,
только волю видя пред собой –
волю видя, а не строй столбов
с проволокой в одиннадцать рядов.
Он на нижний ряд ногою встал,
разом верхний ряд в броске достал,
в тот же миг простреленным повис
и без стона повалился вниз, –
человек, судьбу решивший сам:
тело – в землю, душу – небесам.

Из плена в плен

Родина, все эти годы снилась ты.
Ждал я, что к рукам твоим прильну.
Родина, по чьей жестокой милости
мы сегодня у тебя в плену?

На допросах корчусь, как на противне.
Что ни ночь – в ушах свистящий шквал:
– Ты – предатель, изменивший Родине! –
Только я ее не предавал.

Офицер – собой довольный, розовый,
чуть взбодренный, оживленно свеж,
мягко стелет нежными угрозами:
– Ты узнаешь, что такое СМЕРШ!

«Смерть шпионам» – воля повелителя.
СМЕРШ, как смерч, основою основ.
О, триумф народа-победителя
с тюрьмами для собственных сынов!

Слушали в строю еще на фронте мы
чрезвычайный сталинский приказ:
каждый, кто в плену, – изменник Родины.
Плен страшнее смерти был для нас.

Кто в плену – над тем висит проклятие
тяжелее вражеских цепей.
Дай вам Бог не знать проклятья матери!
СМЕРШ страшнее смерти нам теперь.

Мы – репатрианты. Ходим ротами.
С ложками. В столовую. Раз-два!
Кто нас предает сегодня – Родина
или власть земного божества?

Где же он, предел сопротивления
в следственной неправедной войне?
Что же здесь творят во имя Ленина?
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?

1945

* * *

Итак, напиши, что ты видел
и что будет после всего,
пока ветер смерти не вытер
следы бытия моего.
Бывал я смутьяном, буяном,
слепцом своего естества,
но не был Иваном-болваном,
который не помнит родства,
А был из былины, из были,
из боли – чувствилищем дня.
И если кого-то избили –
оно всё равно что меня.
Все ужасы камней и пыток
терплю еженощно во сне.
Во мне – завещанья убитых,
замученных души – во мне.
Не в завтра иду я, не к внукам, –
иду во вчера, к старикам,
к развалам, разрухам, разлукам,
к распадам – назад по векам,
к бурунам, баранам, бурьянам,
подальше от мира сего,
поближе к былинным Иванам,
которые помнят родство.
Ни ангелы Божьи, ни черти
в моих не бытуют делах.
Здесь строятся всюду мечети,
но мне не помог и Аллах.
Когда вы идёте из храма
в свой благостный праведный час,
задумайтесь: в странах ислама
на что вы оставили нас?

* * *

ЮРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ГРУНИН (26 мая 1921 года, Симбирск — 25 апреля 2014 года, Жезказган) — поэт, художник, архитектор.

Родился в городе Симбирске (ныне Ульяновск). Сочинял стихи с детства, начал публиковаться в 15 лет. В 1937–1941 годах учился в Казанском художественном училище.

В начале войны был призван в армию, сначала в стройбат, потом в действующие войска на Северо-Западный фронт. В мае 1942 года был контужен в бою и три года (с мая 1942 по май 1945) провёл в плену. В числе других 165 000 военнопленных работал на строительстве дорог в Организации Тодта, приравненной к армейским частям вермахта, за что и был впоследствии осуждён. Десять лет отбыл в ГУЛАГе: сначала на лесоповале в Усольлаге (Северный Урал), затем в Степлаге (Казахстан). Был свидетелем и участником Кенгирского восстания 1954 года, описанного А. Солженицыным в романе «Архипелаг ГУЛАГ» («Сорок дней Кенгира»).

С 1955 года жил в Джезказгане (Жезказган), в строительстве которого принимал участие сначала как рабочий-заключённый, затем как архитектор.

Не имея возможности записать стихи, многие годы хранил в памяти несколько тысяч строк и перенес их на бумагу лишь в конце пятидесятых. Попытки опубликоваться в шестидесятые годы ни к чему не привели, хотя восторженные отзывы Грунину прислали Твардовский (ему Грунин в 1965 году послал лагерный цикл для «Нового мира»), Сельвинский, Слуцкий.

Уникальный эпос о плене и лагере, насчитывающий более трехсот стихотворений, существовал только в самиздате, в самодельных книжечках, которые автор сам иллюстрировал и рассылал друзьям.

В советское время стихи Юрия Грунина публиковались в журналах «Сибирские огни», «Октябрь», «Огонёк», «Советская женщина», «Волга», «Простор», в альманахе «День поэзии 1989». Его стихи вошли в сборник «Средь других имен», антологию русской поэзии «Строфы века» (Москва 1999, составитель Евгений Евтушенко), в четырехтомник «Антология русского лиризма. ХХ век» и в антологию «Поэзия узников ГУЛАГа».

Состоял в Союзе писателей СССР с апреля 1991 года, член Союза писателей Казахстана.

Автор книг «Пелена плена» (Алма-Ата «Газета», 1993), «Моя планида» (Алматы «Жалын», 1996,), повести «Спина земли» (Астана 1999), «По стропам строк» (Томск «Дочериздат», 1999), «Предсмертие» (Томск «Дочериздат», 1999), «Фантасмагория бытия» (Томск «Дочериздат», 2002, 2003), сборника стихов и поэм «Предсмертие» (Ульяновск, издательская группа «Артишок», 2008), автобиографического романа «Живая собака».

* * *

Стихи Юрия Грунина

Оригинал текста на странице клуба «Зелёная лампа» ВКонтакте

Назад | На главную

џндекс.Њетрика