Версия для слабовидящихВерсия для слабовидящих
Зелёная лампа
Литературный дискуссионный клуб

10 октября 2019 года

в литературном клубе «Зелёная лампа» состоялась встреча

С ПОЭТОМ, ПРОЗАИКОМ И СЦЕНАРИСТОМ

Денисом Осокиным

И ПРЕЗЕНТАЦИЯ ЕГО НОВОЙ КНИГИ

«ОГОРОДНЫЕ ПУГАЛА С НОЯБРЯ ПО МАРТ»
(М.: АСТ, 2019)

ALbb7YN9l7A

ДЕНИС СЕРГЕЕВИЧ ОСОКИН (литературные псевдонимы – Валентин Кислицын, Аист Сергеев Веса Сергеев) – писатель, поэт, сценарист, фольклорист. Родился 14 августа 1977 года в Казани. Выпускник Академического колледжа при Казанском университете (1994) и филологического факультета Казанского университета (2002). Учился на факультете психологии Варшавского университета (1994–1996).
Работал художественным руководителем Центра русского фольклора при Управлении культуры г. Казани (2000–2002), автором-режиссёром цикла документальных фильмов «Солнцеворот» о традиционной культуре народов Волги-Урала на телеканале «Татарстан – Новый Век» (2003–2008).
Преподавал сценарное мастерство и кинодраматургию на кафедре киноискусства факультета кинематографии и телевидения Казанского государственного института культуры (2013–2018). Мастер-рецензент онлайн-курса прозы в Creative Writing School.

Автор книг: «Барышни тополя» (М.: НЛО, 2003), «Овсянки» (под псевдонимом Аист Сергеев, М.: КоЛибри, 2011), «Небесные жены луговых мари» (М.: Эксмо, 2013), «Огородные пугала с ноября по март» (М.: АСТ, 2019).

Сценарист фильмов:
«Öдя» (2003) – реж. Эдгар Бартенев; «Шошо» (2006), «Ветер Шувгей» (2009), «Овсянки» (2010), «Небесные жены луговых мари» (2012), «Ангелы революции» (2014) – реж. Алексей Федорченко; «В сломанный микроскоп мы увидим Казань» (2006) – реж. Сергей Литовец; «Ю. Река. Яха» (2006) – реж. Влад Воробьев; «Сухая Река» (2013) – реж. Алексей Барыкин и др.

Награды и номинации:

  • Литературная премия «Дебют» в номинации «Малая проза» («Ангелы и революция», 2001)
  • Шорт-лист литературной премии Андрея Белого («Барышни тополя», 2004)
  • Шорт-лист литературной премии им. Ю. Казакова (Рассказ «Новые ботинки», 2005)
  • Литературная премия «Звёздный билет» в номинации «Проза» (2008)
  • Премия Гильдии киноведов и кинокритиков России «Белый слон» за лучший сценарий («Овсянки», 2010)
  • Национальная кинематографическая премия «Ника» за лучшую сценарную работу («Овсянки», 2010)
  • Лонг-лист Национальной литературной премии «Большая книга» («Овсянки», 2011)
  • Шорт-лист литературной премии Андрея Белого («Овсянки», 2011)
  • Премия Азиатско-Тихоокеанской киноакадемии за лучший сценарий («Овсянки», 2011)
  • Литературная премия Андрея Белого в номинации «Проза» («Небесные жены луговых мари», 2013)
  • Приз им. Григория Горина «За лучший сценарий» XXIV Открытого Российского кинофестиваля «Кинотавр» («Небесные жёны луговых мари», 2013)
  • Премия Гильдии киноведов и кинокритиков России «Белый слон» за лучший сценарий («Небесные жёны луговых мари», 2014)
  • Специальный приз российского кинофестиваля «Литература и кино» в Гатчине («Небесные жёны луговых мари»2014)

Член Европейской киноакадемии, Киноакадемии стран Азиатско-Тихоокеанского региона, Союза кинематографистов РФ.

В 2018 году на сцене Государственного театра кукол Республики Марий Эл (Йошкар-Ола) режиссер Алексей Ямаев поставил спектакль «Йуд орол / Ночной караул» по одноименному рассказу и пьесе Дениса Осокина (премьера – декабрь 2018).

Живёт в Казани.


Денис Осокин о книге «Огородные пугала с ноября по март»:

«Самая долгожданная книга – вышла. Первая презентация – на ММКВЯ в сентябре. Под одной обложкой здесь собраны сорок девять моих произведений-книг. Это почти всё, что я сделал за двадцать с лишним лет писательской судьбы. В том числе и абсолютно всё, что было у меня экранизировано и даже поставлено на сцене. Пятьсот двадцать восемь страниц – но я трачу мало слов, потому что слишком люблю их – поэтому для меня это много.
Эта новость – лучшее что я могу сообщить за последние много лет. Издательство АСТ, серия «Ангедония: проект Данишевского». Спасибо! – Илье Данишевскому и Анне Сухобок.
Когда я думаю об августе – сердце моё сжимается. В августе мир наполнен как корзина – всё сущее в нем становится явным, видимым. Пройдёт ещё немного времени – и корзина опрокинется...».

2 августа 2019 г.

МЕРОПРИЯТИЕ ВКОНТАКТЕ

https://sun9-56.userapi.com/c855236/v855236441/1267b6/VspO5WUXx9g.jpg
Денис Осокин перед началом встречи с читателями Герценки

СТЕНОГРАММА ВСТРЕЧИ:

Галина Константиновна Макарова, руководитель клуба «Зелёная лампа»: Добрый вечер, дорогие друзья! Добрый, прекрасный вечер! Мы зажигаем зелёную лампу и открываем 45 сезон литературного клуба «Зелёная лампа». Сегодня – событие особенное, у нас в гостях – наш любимый человек, писатель, совершенно волшебный поэт, вообще – существо космическое… Вы все его знаете, любите… Единственное жаль, что в мире Денис Осокин известен больше, чем у себя на родине, прежде всего, благодаря фильмам, снятым по его сценариям, которые стали лауреатами многих международных кинофестивалей. А если кто-то из вас читал книги Дениса Осокина, то, мне кажется, что это уже любовь навсегда.

Денис сегодня приехал к нам с презентацией своей новой книги, о которой он расскажет. Вы сможете задать ему вопросы, я думаю, это будет очень интересно. И ещё – обязательно почитайте интервью с Денисом, которое вышло в сентябре в связи с новой книгой. Это глубочайшая текст очень мудрого человека, который рассказывает и о книге, и о своём творчестве, и о том, кем он себя считает, как он работает – прекрасная статья, она есть в интернете. У кого нет интернета – можно взять почитать распечатку статьи в абонементе. Я думаю, вы, прочитав этот интервью, получите большое удовольствие, потому что в нём говорится не только о литературе, но и о том, как жить, как чувствовать себя в этом мире, как себя осмысливать, ощущать – совершенно прекрасный текст!

https://sun9-48.userapi.com/c855616/v855616757/123770/G_0ozi61MRM.jpg
Галина Макарова

Если кто-то хочет заказать книгу, новую книгу Дениса Осокина, можно сделать это в абонементе, мы приобретаем книги в Лабиринте со скидками, поэтому получается значительно дешевле, чем в книжных магазинах города.

Сегодня была съёмка для телевидения, для 9 канала, выпуска новостей «Давеча», вечером в эфир выйдет сюжет – фрагмент интервью с Денисом Осокиным. Видео будет выложено в интернете, на ютьюбе. Но я уж много говорю слишком… Пожалуйста, встречайте – Денис Осокин.
(Аплодисменты)

Денис Осокин, писатель, поэт, сценарист: Добрый вечер! Спасибо, Галина Константиновна, за добрые слова, спасибо большое, что вы здесь сегодня собрались. В книге, которую я сегодня презентую, собрана большая часть того, что я написал, потому что пишу я очень коротко. В последнем своём интервью, очень большом, которое я давал в сентябре порталу «БИЗНЕС Online», и о котором сейчас Галина Константиновна рассказывала, я всё практически, что касается каких-то мировоззренческих вопросов, проговариваю. Поэтому мне очень интересны ваши вопросы – самые любые, касающиеся чего угодно, я буду рад на них ответить. Здесь, в Вятке, в вашей аудитории – самое большое понимание меня и моих книг, такое у меня ощущение, поэтому мне кажется, что вы заранее мои мысли и тем более мои книжки знаете.

Я начну рассказывать про книгу, а потом вы спрашивайте всё, что захотите. Книга эта – номер четыре из всех книг, которые у меня в жизни выходили. Первая – «Барышни тополя» – вышла в издательстве «Новое литературное обозрение» в 2003 третьем году, в ней было 22 произведения. Потом, в 2011 году, были «Овсянки», это издательство «Азбука-Аттикус». Затем – «Небесные жёны луговых мари» – издательство «Эксмо», 2013 год. И, наконец, в издательстве «АСТ» вышла четвёртая книга, которая неожиданно для меня получилась самой содержательной и самой объёмной. Но мы её вовсе не задумывали с издателями как такой свод текстов… Просто, как любой автор на моём месте, когда я вёл переговоры об этой книге, я поинтересовался – какой же объём, мне сказали, и я старался максимально всё вместить. Со временем я стал понимать, что получается действительно очень большой сборник, а слов я трачу очень мало, пишу коротко. Текст для меня – это не просто набор каких-то слов, слова имеют для меня более ценный вес, я их мало трачу, в самом деле. А ещё тут мелкий довольно шрифт, это, кстати, единственный недостаток книги, других недостатков у неё нет. И впервые в этой книге я разрешил делать переносы. При этой самой малости слов, которые я нахожу и произношу, раньше я всегда просил издателей не переносить слова при вёрстке, мне это мешало. А здесь я решил попробовать, и в результате очень сильно уплотнился массив текста. Я этому обрадовался очень. Поэтому здесь 49 произведений, я каждое законченное произведение называю словом «книга» или «книжечка». Если говорить более понятно, то это такой цикл прозаический, поэтический, где постоянные переходы от прозы к поэзии. Вообще у меня границы стёрты между прозой и поэзией, я сам для себя называю это работой со словом, искусством слова, и здесь нет для меня каких-то жанровых плоскостей, и никогда их не было.

https://sun9-68.userapi.com/c851036/v851036757/1dee9b/o9qTq_b2KVU.jpg
Денис Осокин

Я уже успел в паре своих интервью назвать эту книгу замаскированным под прозу и поэзию молитвенником, у меня спонтанное такое определение родилось, я не настаиваю на нём, но произношу. Естественно, это неисчерпывающая какая-то функция, но пока мне хочется так эту книгу называть. Я ещё с ней не свыкся. Я, буквально, позавчера получал свои экземпляры, и наша презентация – первая вообще за пределами Москвы. В начале сентября я выступил в Москве по приглашению издательства «АСТ», где книга была издана, и вот сегодня – наша встреча. В Казани, где я живу, презентация будет в конце октября – в начале ноября.

Короче говоря, я с этой книгой ещё не освоился. Я долго работал с текстом (мы только полтора года верстались, потому что верстать мои книжечки сложновато), всё вычитывали, проверяли, и я на сегодняшний день не вижу каких-то погрешностей, может быть, они есть, но я, правда, их не вижу. Как к ней относиться? Это такая библиотека – 49 книг. Пусть некоторые книги – одна-две странички, но для меня это всегда целый мир. Есть книжечки маленькие поэтические, где действительно три или четыре, даже две страницы, есть рассказы довольно заметные по объёму, например, «танго пеларгония» или «небесные жёны луговых мари». Всё, что было экранизировано когда-либо у меня в жизни, всё к чему проявляли интерес режиссёры, все тексты, в которых проросла моя этнография, – всё в этом сборнике есть.  Процентов 85 из того, что я написал, здесь есть. Я не стал показывать только свои самые ранние тексты, потому что сомневаюсь в их качестве. Граница между первыми опытами и литературой публичной проходит где-то лет в 18-19-20, то есть в этой книге есть почти что всё, что я написал за 22 года.

Мы с вами давно знакомы, и многие из вас знают, что я люблю писать и вообще люблю такую литературу, которая стремится к ключевым формулам. То есть моё отношение к слову такое миросоздающее, что ли… Когда пишу, мне хочется, чтобы слов было как можно меньше, чтобы были только те, без которых нельзя обойтись. Мне кажется, восстанавливаются какие-то «рычаги», какие-то «маяки»… Мне нравится такие «лампочки», «гирлянды» подвешивать. Пусть это удовольствие интимное, личное, но так работает любой поэт, любой автор. Или, может быть, мне так кажется, я совершенно на этом не настаиваю. Я всегда стараюсь, чтобы появились те речевые формы, которых не хватает, которые мы не замечаем. Поэтому моя литература изначально тяготеет к заговорам, к таким текстам, которые в народной магии используются, хотя там несколько другие механизмы работают. Например, заговоры, которые останавливают или вызывают ветер, они – из пяти или семи слов всего. Я не говорю, что для меня здесь нет никакой разницы, ни в коем случае, но по серьёзности – это то же самое. Поскольку я не колдую и не занимаюсь магией, меня в данном случае беспокоит исключительно образ поэзии, исключительно художественная составляющая. Поэзия с большой буквы, поэзия, которая способна быть заменена словом «вера», такими понятиями, как досотворение, пересотворение мира, привнесение в мир того, чего не хватает, улучшение, по сути. Это мне важнее всего.

https://sun9-11.userapi.com/c855628/v855628757/12844a/VTVjn4pgdqg.jpg

Литература моя, личная и вообще, – это такое делание мира лучше с помощью слов. И ничего, кроме слов, у тебя нет и быть не может, потому что ты работаешь именно с тем, что отличает человека от всех остальных живых организмов. Поэтому мне и не нужно больших объёмов, хотя идея романа одного у меня есть, лет уже, наверное, двадцать, как я ношу её в себе, проращиваю. Не знаю, каким он будет, если будет вообще, может быть, страничек на сто максимум.
На сегодня я являюсь автором одной единственной повести – это повесть «Овсянки». Повестью я её называю именно по содержательности её для меня, по объёмности. Это такая вещь – сразу обо всём, к  которой нечего прибавить. А кто-то называет «Овсянки» романом, например, Татьяна Толстая на записи программы «Школа злословия» постоянно говорила: «роман “Овсянки”, роман “Овсянки”…». Я даже её не поправлял, потому что был рад, что так воспринимается мой текст. Так вот та самая повесть «Овсянки» – максимум 25-28 страниц, напечатанных на компьютере мелким шрифтом.

В этой книге – проза и поэзия пополам, никаких границ для меня не существует. Если герои что-то обсуждают, разговаривают – я пишу прозаическим языком. Если им надо пропеть, станцевать, – они у меня переходят на порой даже нарочитый рифмованный, отдающий отчасти фольклором, немножечко небрежный, детский язык. Всегда по-разному происходит, всё зависит от поставленной задачи.

Произведение начинается с заголовка, и каждая моя книга – это такое художественное исследование исключительно на ту тему, которая вынесена в заглавие. Я стремлюсь к тому, чтобы каждый рассказ, каждое отдельное стихотворение, каждый «кубик» текста был для меня той капелькой, через которую мы вполне могли бы себе представить мировой запас воды или помечтать о чём угодно, увидеть это. Эти капли, кристаллы – ключи на старте, пароли, что тоже очень для меня важно. То есть, произносится слово или несколько слов, они собираются в  рассказ, я его произношу или мы прочитываем его, и открываются двери, происходит перемещение… Открываются какие-то шлюзы, стены, потолки... Пусть это личная вера моя, авторская, в этом во всём… Но примерно так я пишу, а по-другому просто не умею.

Пожалуйста, если хотите, можете что-то меня спросить…

(Обращаясь к Г. К. Макаровой): А вы эту книжку через интернет-магазины заказывали?

Г. К. Макарова: Да, в Лабиринте, у нас там скидки, мы иногда для библиотеки заказываем.

Д. Осокин: А если зайти в самый большой книжный магазин города, там может быть эта книжка?

Г. К. Макарова: Там дорого, там большая наценка…

С.А. Перетягина: 800 рублей.

Д. Осокин: Примерно так и будет...

С. А. Перетягина: А в Лабиринте мы за 420 покупали…

Д. Осокин: Да, это серьёзная разница. В Казани я видел по 800 рублей.

Владимир Головёнкин: Денис, скажи, пожалуйста, в этой книжке есть произведения, которые не публиковались ранее?

Д. Осокин: Здесь есть несколько вещей, которые никогда не публиковались в формате книги. Я сейчас даже попробую их назвать: «Утиное горло», «Календарь», «Снежные подорожники», «Оливки», «Возвращение в Рэдэуць», «Арзамас», «Ночной караул». Они публиковались в журналах и в интернете и то не все, «Ночной караул» впервые в этой книге издан. И здесь есть несколько книжек из самого первого моего сборника, который в 2003 году в издательстве «НЛО» вышел, «Барышни тополя» назывался, и с тех пор больше они не переиздавались. В частности, «Ангелы и революция», книжка, которая принесла мне премию «Дебют». Автор её утверждает, что эта книга была создана в Вятке в 1923 году. Именно по «Ангелам…» проходит та самая граница, о которой я говорил, между литературой непубличной и публичной, между архивными текстами и теми, которые я рад публиковать. И заканчивается оглавление этой книги рассказом «Ночной караул», который я написал в начале 2018 года (в ноябре 2019 года спектакль был номинирован на Национальную театральную премию «Золотая маска» в нескольких номинациях).  По этому рассказу в декабре прошлого года был поставлен спектакль в Йошкар-Оле в республиканском театре кукол. Он сейчас в репертуаре, успел получить хорошую театральную премию, его обсуждают, он стала событием. Примерно раз в месяц он идёт, и я время от времени езжу в Йошкар-Олу со своими  людьми, чтобы его показать. Спектакль получился очень необычный, но это, прежде всего, заслуга режиссёра.

https://sun9-55.userapi.com/c855628/v855628757/1284b4/AiynrpUIhVY.jpg

Так вот, между «Ангелами и революцией» и «Ночным караулом» лет двадцать точно прошло. Меня спрашивали на встрече в Москве, изменилось ли что-то за это время. Я говорю, что сократилась дистанция между мной и героем-автором (героями-авторами). Я всегда пишу свои книги через личности героев-авторов своих книг, часто во времени их раздвигаю, это мои методы такие личные. Я дистанцируюсь, полностью не идентифицирую себя с ними, хотя они очень близки мне. Чем ближе к настоящему, к сегодняшнему дню, тем, наверное, меньше эта дистанция. В последние годы вообще пишется больше чистая поэзия с рифмами, простые стихи, больше стало лиричности, меньше мистичности, меньше интереса к миру номер два, к потустороннему миру, которого было очень много 20 лет назад в моих книгах. Сейчас, повторюсь, больше стало лирики и меньше этой самой дистанции между мной и героем-автором. А по смыслам не изменилось ничего, потому что я лет с восемнадцати особо не изменился. Я имею ввиду какие-то мировоззренческие вещи, самые главные. Я в старших классах менялся, лет в семнадцать-восемнадцать, а потом – нет. И «Ангелы и революция», и «Ночной караул» вполне себе похожи.

Я не знаю, есть ли смысл сегодня что-то почитать?

Голоса из зала: Да.

Д. Осокин: Хорошо, почитаю. Мне кажется, нет вообще в природе, на земле, более подготовленной и более понимающей меня аудитории, чем в Вятке, в Герценке, поэтому что-то читать, тем более, объяснять, пояснять – я не вижу смысла, вы и так всё знаете (смеётся).

Евгений Васильевич Юшков: Денис Сергеевич, переводились ли какие-нибудь Ваши книги, сценарии, стихи на иностранные языки, или это невозможно?

Денис Осокин: Спасибо. Как раз в последние годы происходят довольно активные события в этом направлении. Если говорить про предыдущие годы, то небольшие фрагменты, выдержки, нарезки из моих книг, рассказов переводились на немецкий, французский, английский, китайский, чешский языки. Но это были только несколько разворотов в журналах, газетах. Плюс несколько сборников, например, к Лондонской книжной ярмарке 2011 года, сборник к Пекинской книжной ярмарке - примерно тогда же. На китайский переведена книга «Ветлуга», но я до сих пор не видел сборник, только какие-то сканы в интернете. А буквально в последние два года, переводческий интерес к моим книгам явно обозначился, в первую очередь, по линии науки, по линии литературоведения, филологии. Весь прошлый год повесть «Овсянки» переводила девушка-итальянка, аспирантка РГГУ, на итальянский язык. На этом она построила свою научную работу. Я целый год отвечал на вопросы, которые возникали у неё и у её научного  руководителя. Перевод закончен, его судьба мне не известна, не знаю, будет ли он предложен издательствам или останется событием научного перевода.

Немножечко забегая вперёд, скажу, что в течение всего прошлого года в Познани, в Польше, филологи, преподаватели и студенты-русисты университета имени Адама Мицкевича сделали перевод  «Овсянок». Мы сейчас буквально дорабатываем всё, по моей просьбе делаем словарик небольшой, и перевод пойдёт на сайт университета. Это тоже будет событием, потому что польскоговорящая аудитория – одна из самых многочисленных в славянском мире. В славянском мире три самых больших народа и языка мы знаем – русский, украинский и польский. Плюс я Польшу знаю отлично, учился там, польский язык более-менее знаю.

Ещё сильнее забегая вперёд (меня просили об этом пока не говорить), будет книжечка на немецком языке, которая выйдет в одном издательстве в Берлине. То есть в последние годы завелись какие-то ключики, запустились волчки, и я этому рад, это то, чего я сам никогда не сделаю. Это очень важно, потому что пошло подключение по-настоящему… Расширение пространства читательского и всего-всего-всего. Что касается языков народов России, о которых я люблю говорить, писать, то нет, наверное, ни одной книжки, где бы я их не использовал.  На сегодняшний день у меня были переводы отдельных произведений на луговой марийский язык, они опубликованы в марийской периодике. Дальше – посмотрим. Я настолько рад этим переводным событиям, что готов побросать все свои дела, поставить на паузу и помогать, чтобы рождались вот эти самые переводы.

Вопрос из зала: Как Вы объясняете для себя популярность «Овсянок»? Кого читаете сегодня, и кто для Вас хороший писатель, поэт? Какие критерии оценки существуют для Вас?

https://sun9-5.userapi.com/c855628/v855628757/1284f6/c1n9gbScwyQ.jpg

Д. Осокин: «Овсянки» – действительно, вещь, которая сразу обо всём, и к сказанному особо нечего добавить. Это «сразу обо всём» получилось надкультурным, выше всяких культурных перегородок между людьми, и в этом, видимо, их популярность. Я ничего специально для этого не делал, более того, – «Овсянки», наоборот, очень-очень географичны и очень национальны, что ли. Там вся ткань художественная состоит из того, что является исконно нашей российской географией, это – родная среда, родной язык.

Так что их популярность объясняется тем, что, во-первых, к «Овсянкам» – самый большой интерес читательский, и, во-вторых, у них – самый дальний полёт вокруг земли, потому что фильм сделан по мотивам «Овсянок». Фильм получил призы в самых разных странах, культурах, Гран-при дали вообще в Абу-Даби, в Арабских Эмиратах. Я мало ездил по кинофестивалям, в основном, ездил кинорежиссёр, и Алексей Федорченко рассказывал, как ему говорили в Южной Америке: «меря – это мы», баски в  Испании говорили: «это про нас». В Австралии я лично получал за «Овсянок» приз за лучший сценарий, присуждённый Киноакадемией стран Азиатско-Тихоокеанского региона, и тоже там люди говорили, что это про них всё.

Я, когда пишу, никак не ограничиваю свою аудиторию, я разговариваю со всеми людьми, со всем человечеством, а культурные, языковые вещи мне только помогают. То есть вся эта специфика  национальная – краски, пароли, глубоко-глубоко локальные, – это всё не для того, чтобы усложнить высказывание и ограничить круг восприятия, а именно для того, чтобы подчеркнуть общечеловеческое. 

Эта предрасположенность к говорению со всеми людьми сразу мне очень свойственна, и я ею очень дорожу и ценю в других писателях тоже. Все мои любимые авторы, не только в литературе, а в искусстве вообще, это авторы, понятные абсолютно всем – своим стихотворением, мультфильмом, скульптурой, чем угодно. Они помогают, и лично мне в том числе, делать мир вокруг лучше. В трудную минуту я вспомню, подумаю об этом произведении. С «Овсянками» примерно как-то так сложилось, но я не знал, какая будет у них судьба. Когда в конце 2006 года я писал эту повесть, мне было в хорошем смысле трудно, я прямо чувствовал, как лопается, меняется всё вокруг меня, и понимал, что не пройдёт это просто так, будет какая-то сильная удача. То есть я прямо какие-то качели непонятные существования потянул на себя, а потом отпустил. Они раскачались и принесли мне и много хорошего, и усложнили очень сильно мою жизнь, и изменили её к лучшему, и т.д.

https://sun9-50.userapi.com/c855616/v855616757/123783/xa3-sMI1v5Q.jpg
Студенты Кировского авиационного техникума

В общем, очень много по-прежнему остаётся таинственного для меня здесь. Я хорошо помню моменты прикасания к каким-то тайнам существования, где ты уже что-то понимаешь, чувствуешь только через боль, через удары током, наощупь, в темноте… И всё это очень серьёзно… Искусство – это очень серьёзно, только эта серьёзность должна состоять, как минимум, наполовину из улыбок над самим собой, прежде всего, только тогда возможно что-то. И никак иначе.

Дальше вы спросили про любимых писателей?

Из зала: Да, что Вы читаете? И какие у вас критерии хорошего поэта и писателя?

Д. Осокин: Я о критериях уже почти сказал. Их много, но, наверное, самое главное – это то, когда автор не выстраивает, не создаёт никак дополнительных преград между людьми, а только их стирает и сносит начисто. Даже между живыми и мёртвыми, даже между временами. Когда границы эти начисто стираются, и можно обратиться в любую сторону, ты видишь это произведение, например, какой-то шар известный, и можно легко представить, что оно было бы  понятно и в древнем мире, и будет понятно в будущем, и в любой культуре. Его не было лично у меня, а теперь оно у меня есть, автор мне его подарил, и я хочу сказать ему спасибо, обнять его крепко, пусть мысленно. Это такая надмирность, всемирность…

Все хорошие произведения всегда очень ярко выкрашены в краски той земли, того языка, где оно было создано. Допустим, Федерико Гарсиа Лорка, которого я называю своим любимейшим автором, поэтом, - мастер. Трудно представить себе другого автора, в котором было бы столько испанскости, как в нем. Это такой проводник всего испанского – и того, что знают сами испанцы, и того, что не знают, а мы – тем более. Но при этом даже через переводы становится ясно, и тебе в том числе, что он мастер. И его стихи, выкрашенные в испанские цвета, уводят в этот мир, протягивают бесконечно руки помощи тебе. Я такие руки помощи очень ценю, когда авторы являются врачевателями, когда литература умягчает, врачует сердца, души, рубцует раны. Благодаря такому эффекту врачевания, тебе становится  легче, лучше и кажется, что ты дольше теперь проживёшь, когда прочитал это. Вот это тоже для меня критерий.

Авторов, которых я лично для себя считаю врачевателями, я называл в своём последнем интервью и назову сейчас. Их довольно много, но если 10-15 называть, то это: Андрей  Платонов, Александр Вампилов, Розанов, Паустовский, Бабель, Бунин, Геннадий Шпаликов – я очень с ним близок, он мне очень сильно помогает. Я очень люблю старинную китайскую, японскую литературу, пусть это тоже переводы. Это новеллы о чудесном, с одной стороны, а с другой, – об обычном, бытовом, повседневном. Это такие писатели, как, например, Пу Сунлин, я неизменно их помню, я с ними очень дружу. В последние годы я стал читать гораздо больше, просто для того, чтобы получить удовольствие. Раньше, лет 10-15 назад, я не то, что запрещал себе читать, просто сильнее мучила совесть, когда я предавался удовольствию чтения. Совесть мучила потому, что я как в тёплом море, чудесном, плаваю,  вместо того, чтобы писать собственные книги, а это – не купание в тёплом море, а часто экспедиция по бездорожью, по снегам и ветрам... В самом деле, время творения ограничено, ты заполняешь его либо чтением, либо написанием своих книг. Можно и так, и так, конечно, но я в последний год читаю больше, просто потому, что нет сил отказать себе в этом удовольствии. И я перечитываю как любимых авторов, так и иногда каких-то новых... Хотя больше всё-таки перечитываю любимых.

Я многое помню, и мне не нужно читать. Например, тот же Платонов, я его часто называю любимым писателем на русском языке, но читал далеко не всё, что он написал, потому что настолько перегружает меня его литература… Да и нет такой задачи – от корки до корки всё прочитать. Я и у Лорки, наверное, далеко не всё читал, хотя со школьных лет его люблю и называю в числе любимых. Я часто в голове прокручиваю, вспоминаю и радуюсь тому, что вижу единомышленников. Мы разные люди из разных времён порой к одним и тем же открытиям, выводам приходим. Это помогает тоже.

Лескова я очень люблю читать. Лесков для меня тоже такой врачеватель. Какой-то фокус есть со всеми этими писателями, которых я назвал (их гораздо больше, естественно). Вещи, о которых они пишут, –чаще всего такие печальные, что дымится просто земля, стелется горький дым существования... Но он проходит через тебя, через твой сегодняшний день, ты его перемешиваешь с собственным дымом, а в результате возникает какой-то удивительный эффект чистоты и белизны, как ни удивительно. Я интуитивно таких авторов опознаю, чувствую и люблю.

Елена Викторовна Соколова, врач: Денис, на одной из наших встреч Вы сказали, что Ваш любимый писатель – Бруно Шульц, что Вы от него получили какой-то огромный заряд, и что Ваш стиль в общем-то сформирован им. Он очень мало оставил после себя, совершенно мизерное количество написанного сохранилось... Как давно Вы его прочитали, и действительно ли он повлиял на Ваш стиль? У нас, кстати, в библиотеке есть одна его книжка, и, по-моему, совершенно нечитаемая, невостребованная. Знает ли наша аудитория такого автора, погибшего в гетто?


Елена Соколова

Д. Осокин: Спасибо большое за вопрос. Когда я называю любимейших своих авторов-единомышленников, всегда после встречи я хватаюсь за голову и вспоминаю, что не назвал того, того, того... Я думаю, что Бруно Шульц – как раз из их числа. Но я не мог говорить, что он оказал на меня формирующее воздействие, потому что очень поздно стал его читать, практически после того, как большая часть текстов из этой книги [«Огородные пугала с ноября по март»] была написала. Я его, скорее всего, открыл в том смысле, что очень сильно захотелось обнять и сказать «спасибо». Я так и делаю, просто его нет в живых среди нас. Мне кажется, лет в 35 я его начал читать... Да, это писатель, который оставил после себя две маленькие книжечки – «Коричневые лавки» и «Санатория под Клепсидрой»...

Е. В. Соколова: Наверное, остальное всё погибло?..

Д. Осокин: Ну, они даже не были замечены в природе... Он же был учителем рисования, он мог оставить рисунки, и, по-моему, успел в родном своём Дрогобыче даже расписать что-то. Да, это писатель, который прожил жизнь короткую, он погиб в 1942 году во время Второй мировой войны, в Дрогобыче, это Львовская область сейчас. Тогда Западная Украина была оккупирована, и немцы могли стрелять на улицах в любого. Тут был и момент устрашения, и момент пересотворения мира в их понимании. Бруно Шульц шёл по улице и попал под пулю. В Дрогобыче, я там был, место на тротуаре, где он был убит, отмечено – кубиками выстелена полоса, как будто человек здесь упал, и написано «Здесь был убит Бруно Шульц». Он писал на польском языке, будучи по крови чистым евреем, и ещё при жизни его увенчали  золотыми лаврами Польской Академии литературы. Польские писатели, выдающиеся и известные на весь мир, пытались его вывезти по поддельным документам из Дрогобыча, но не успели.

Я испытываю глубочайшее уважение к коллегам, писателям, авторам, поэтам, которые создают свой мир. Как Шульц, например, который свой родной город, маленький Дрогобыч, превратил просто в космический корабль, с настоящей рубкой, с пультом управления. Этот корабль летит не только над Землёй, а гораздо дальше, через нашу Галактику в соседние куда-то... Но всё там дрогобыческое, всё состоит детально из элементов этого маленького городка, польско-украинско-еврейского, где население тысяч 30-40 всего. И когда писатель так способен работать с пространством, то есть своё и общечеловеческое, космическое приводить к единому целому, это самое-самое высочайшее мастерство.

Столько любви к Шульцу у поляков потому, что он писал на польском языке и творил с польским языком такие чудеса...

Е. В. Соколова: У него просто гениальные вещи…

Д. Осокин: Ну, да. Его надо читать на русском только в переводе Асара Эппеля, прекрасного писателя- переводчика. Это самый известный перевод, хотя есть и другие. Спасибо, что вспомнили про Шульца. Я тоже часто о нём вспоминаю. Шульц, может, даже больше, чем Платонов, пример того, как невозможно начитывать много, настолько там сверхплотный текст. Не в смысле заумный, а просто – пароль на пароле, пароль на пароле, постоянно открываются и открываются люки, двери, шлюзы... И это тебя настолько не изматывает, а переполняет, что за один присест 2-3 страницы, пару разворотов если прочитаешь, уже много. И все авторы, которых я сильнее всего люблю, тоже пишут достаточно коротко.

Что будем делать дальше? Я буду читать, может быть? Или спрашивайте что-нибудь.

Луиза Мессеро: Денис Сергеевич, я поняла, что Вы с детства пишете, расскажите, когда появились первые рассказы, когда и где они были опубликованы, кто Ваши учителя в жизни...


Луиза Мессеро

Д. Осокин: Я писал, естественно ещё, как ребёнок, где-то на границе садика и школы, но лет в 15-16 появились стихи и рассказы, которые часто представляли из себя нечто неразрывное, на границе поэзии и прозы, небольшие тексты заклинательного толка, паролеобразного, где было мало слов, много пустоты, я ещё подрисовывал какие-то там капли... Мне не хватало пунктуации тогда очень сильно, я постоянно чего-то рисовал рядом со словами, ставил тройное ударение или рисовал капельки со знаками – восклицательными, вопросительными... Короче говоря, это были самые первые рассказы и стихи, которые я показывал своим друзьям по колледжу. Я заканчивал очень хорошую школу, академический колледж при Казанском университете, так она называлась, в середине 90-х, это была экспериментальная школа для старшеклассников, потом их интегрировали в Казанский университет. Нас собирали со всего города, и наши выпускные приравнивались к вступительным экзаменам на различные факультеты Казанского университета. Потом школа реорганизовалась до неузнаваемости, а нам, первому набору, первому курсу, больше всего повезло тогда. Там было очень много свободы. Вы спросили про учителей... Учителям моим по русскому языку и литературе в школе и потом в колледже –моя огромная благодарность за то, что они не мешали, а помогали и лояльно относились ко мне. То есть они имели полное право ставить мне двойки за письмо, за чёркания какие-нибудь... Я не хотел ни в коем случае как-то отличаться от остальных, но я постоянно придумывал что-то, какие-то  полуграфические, полупоэтические тексты, потому что иначе я бы не написал вообще ничего. Сейчас, когда мы встречаемся, они мне их показывают, радуются...

А что касается того, повлияло ли на меня что-то, я могу с уверенностью сказать, это чистая правда, – это не люди, а пространство... Это болото моего раннего детства, наполненное живностью, утками, по которому я ходил круглый год в сапогах, с двумя палками, чтобы не провалиться... Это был заболоченный посёлок на окраине Казани. Оттуда очень многое тянется в мою литературу. Эти острые, острейшие, запахи, вкусы болотной растительности, живности, которой там густо-густо в смысле биомассы и того, что там происходит… Особенно, если ты ещё ребёнок… Болота моего детства –безусловно мои учителя. Я с тех времён дружу и с утками, и с насекомыми, и со всеми, со всеми… Я в процессе интервью, встреч, выступлений потихоньку стал это всё формулировать, раньше я отчёта себе в этом не отдавал. Также реки… Я реки не то, что люблю, – я знак равенства ставлю между собой и водным, речным пространством, прибрежным, береговым. Реки моей жизни – там, где я рос, ходил-бродил впервые, где жили мои дедушки и бабушки, где была дача моих родителей. Вот они для меня – безусловные учителя, я прямо вижу и чувствую, что вот этому – я научился у Свияги, этому – у Волги, этому – у Камы, у Мёши, этому – у Вятки. И всё это в процессе, это такая школа, которая не имеет никакого конца, а чем старше становишься, тем больше ты получаешь. Поэтому так дорога жизнь, потому что с самой тканью жизни у тебя взаимоотношения, восприятие становятся отчетливее, и твоя оптика отшлифовывается, ты больше считываешь, видишь, получаешь, ну, и отдаёшь тоже. Это чистая  правда. Ни одна книга, ни один автор любимый так на меня не влияли, как то, что можно назвать пространством. И у меня с детства было это особое отношение... Я очень  любил и люблю видеть разницу пространственную между соседними и похожими городами, посёлками, деревнями, но при этом каждый из них проговаривает что-то своё. Моя литература абсолютно географична, у меня очень много имён – топонимов, гидронимов, я с ними работаю, половина моих книг называется именами рек, городов и посёлков, – если содержание открыть и посмотреть. Я всегда, когда имя реки называю, произношу, сначала продлеваю какое-то нежелание идти туда, потому что в этом имени всё уже, в общем-то, есть. Сначала происходит огромное восхищение и внутреннее, невербальное, чисто на поэтическом уровне понимание или непонимание, но если ты хочешь быть понятным для людей, если ты сам хочешь разобраться в чём-то, то надо идти дальше. Поэтому – ногу заносишь, открываешь дверь, которая, допустим, называется «Ветлуга» или «Вычегда», а дальше уже пишешь книжку. Но, по сути, отправной точкой, самой важной, это имя и остаётся. Вот такая расшифровка имён. Но она происходит не по-научному, не как учёные работают, а как работают поэты, то есть тайн становится больше, но при этом мы и многое узнаём, и пополняем какие-то запасы внутренние свои. Наука стремится отвечать на вопросы, а искусство и врачует, и отвечает на вопросы, и ставит их, в общем, всё-всё-всё вместе делает. Поэтому, когда я книгу пишу или заканчиваю, что-то становится яснее, что-то становится туманнее, но, самое главное – становится больше здоровья (улыбается). Пусть это вопрос веры, но появляется ощущение, что стало лучше, что ты помог Земле не сойти со своей орбиты, что кто-то,  кто думает как ты или похоже, возможно, прочитает эту книжку и тоже обрадуется. В трудную минуту она ему поможет.

https://sun9-24.userapi.com/c855628/v855628757/1283d6/WjFYmYf-f5E.jpg

Мне, например, любимые авторы и любимые произведения художественной литературы и фольклора мирового (я фольклора читал и читаю больше) помогали порой принимать решения – это важный очень уровень, важная задача, стоящая перед взрослым человеком. Принимать решения среди огромных вариантностей, тем более, когда альтернативы одинаково обязательны и хороши, часто помогает искусство в буквальном смысле, какие-то любимые вещи. Что-то происходит труднообъяснимое (задумывается), наверное, какие-то радуги встают дополнительные для тебя, где этих радуг больше – туда ты и идёшь, в ту сторону, хотя, допустим, тебе это сулит огромные потери и слёзы, и так далее, и так далее… Лично мне любимые писатели помогали всегда. И любимые народные песни, которые я вспоминаю, когда слишком трудно быть одному, когда ты хочешь кого-то в помощь себе, пусть мысленно. Эту помощь я черпаю из фольклора, из чего-то любимого, когда какой-то дополнительный плюсик ставится напротив того или иного варианта, мы выбираем и идём туда.

Это, действительно, очень серьёзный, самый серьёзный вид человеческой деятельности, с которым я сталкивался в своей жизни, я имею в виду авторство, искусство и, прежде всего, искусство слова. И самая высокая степень свободы, потому что ты абсолютно свободен, как человек ни в одном другом качестве ты такой свободы не можешь достичь, как тогда, когда ты писатель, автор, художник. При этом ты никого не зовёшь с собой, не агитируешь, то есть тебе не нужно тратить силы на доказательства, как это необходимо на других путях. Это происходит бездоказательно, а всё на уровне, наверное, данных Богом человеку чувств, ощущений: фальшь – не фальшь, губительно или, наоборот, врачующе то или иное слово, тот или иной образ. И ты губительное убираешь в сторону, а целительное одно к одному собираешь, собираешь, собираешь... Примерно так происходит работа, но непременно с улыбками и, прежде всего, над самим собой. Только так. Серьёзность может быть только такая, но никак не с каменным лицом. Между мной и авторами, которые слишком серьёзны, почтенны, уважаемы, велики, часто не возникает любви. Когда я пытаюсь сформулировать почему, я не могу сказать, что люблю того или иного автора, я понимаю, что слишком он неулыбчив для меня. Даже протопоп Аввакум, которого я считаю одним из своих любимейших писателей, и у которого, ну, просто дымится во все стороны от трагичности существования, постоянно улыбается. Там такие образы, обороты!.. И это просто очевидно, во всяком случае, лично для меня. Пусть это вопрос спорный, но я считаю, что протопоп Аввакум очень жизнерадостный человек, несмотря на свою судьбу и свои тексты. Содержание какое угодно может быть, но вот без этого… Зачем тогда выходить к людям (а художник говорит со всеми людьми сразу), зачем выходить, если ты ничего кроме огорчённого, мрачного, каменного лица не можешь им предложить? У них и без тебя этого всего хватает. И поэтому авторы, которые улыбаются, – об этом многие рассуждали и говорили, и я в этом хоре многих свидетельствую – это крайне важно.
Ещё, пожалуйста, вопросы.

Вопрос из зала (молодой человек): Денис Сергеевич, Вы говорили о восточных авторах, а насколько Вам близка восточная живопись?

https://sun9-49.userapi.com/c855628/v855628757/1285ab/662dFziHy8Y.jpg

Д. Осокин: Вы имеете ввиду какой Восток? Дальний Восток или мусульманский?

Молодой человек: Нет, именно китайская и японская живопись.

Д. Осокин: Да, конечно. И литература, и живопись, но литература в большей степени. Поскольку литература переводится на мой родной язык, я всегда к родному языку тянусь. Но есть вещи, которые трудно переводить, а в других искусствах, как в живописи, например, или в архитектуре, переводить с языка на язык не надо.

Восточные и дальневосточные вещи – мне очень близки, и, наверное, ближе даже, чем европейские. Но у меня нет слишком много времени и сил на такие долгие анализы культурологические, я рассуждаю об этом походя, когда, например, происходят такие встречи, как наша сегодняшняя. А так, в быту, у меня просто нет ресурса об этом много думать. Однако когда есть возможность, например, вот вы меня сейчас спросили… Да, это так в самом деле. У меня нет какого-то приоритета, но есть векторы, которые задают направление, которые ближе мне или дальше от меня. Я очень люблю японскую и китайскую новеллу размером с ладошку, с две ладошки, – истории, наблюдения, записки. Знаменитые, известные для европейского читателя примеры из классики – Сэй-Сёнагон или Кэнко-хоси – это прямо близкородственные авторы лично для меня.

Здесь очень важен вопрос перевода, но, с другой стороны, всё самое выдающееся всё равно пробивает тараном, сметает всевозможные культурные и иные перегородки, и даже через переводы понятен потенциал автора. Ты читаешь, тебе это дико нравится, и ты думаешь: «А если это прочитать на языке оригинала? Тогда, наверное, надо умножать на тысячу или на сто тысяч раз!». А тебе хорошо даже с переводом. Примерно так строится восприятие, и это правильно, я считаю.

Е. В. Юшков: Денис Сергеевич, видите, сколько человек собралось… Наберётся ли в этом мире столько осокиноведов?

Д. Осокин: Вы что имеете в виду? Будет ли моя литература изучаться или что?

Е. В. Юшков: Ну, хорошо. Вот сегодня ведётся видеозапись встречи с Вами, когда-нибудь это будет бесценный материал! Ведущие университеты мира будут обращаться в Герценку, чтобы получить его (смех в зале).

Д. Осокин: Спасибо Вам за такую оценку. Литература не предполагает живого общения, оно необязательно. Писатель с помощью слов начал разговор, и дальше читатель читает книгу. Однако когда вживую происходит общение, то эти встречи такими радугами всегда встают и на каком-то личностном уровне оказываются очень важными, поэтому я на них всегда иду.

Софья Полушина, студентка II курса Кировского авиационного техникума: Денис Сергеевич, есть ли у Вас какие-то табу при написании книг? На какие темы Вы бы никогда в жизни не стали писать?


Софья Полушина

Д. Осокин: Я не знаю для себя табу касательно каких-то тем, но совершенно точно – у меня есть даже не табу, а скорее физическая невозможность, ну, хорошо, пусть это будет запрет (поскольку это всё равно связано для меня с невозможностью и даже нежеланием писать) на определённые энергии. То есть какую-то энергию я никогда бы не стал переносить, плавить, транслировать в книги. Всё, связанное со злостью, с агрессией, с деструкцией как таковой, вот это я не буду отображать, потому что это было бы «анти», как самоубийство какое-то. Я мало люблю сатирическое в чистом виде, хотя это тоже субъективно, я не имею ничего против. Тут я, наверное, близок к китайцам упомянутым, у них очень много в языке названий для чувства неловкости. Неловкость возникает тогда, когда ты видишь, как другой человек что-то делает не то и вызывает улыбки. А тебе, поскольку ты стал свидетелем, становится очень неловко. Там на уровне языка эти состояния есть, у нас же в таких случаях можно прибегать только к более сложным конструкциям. Я очень не люблю, когда человек становится мишенью… Когда что-то высмеивается, допустим. Пусть это делают другие авторы, у которых это получается. Но даже если они правы, мне не очень хочется смеяться, хотя в других ситуациях я много смеюсь и улыбаюсь. Высмеивание, злость, злость как злоба… Я сейчас даже затрудняюсь придумать ситуацию для примера...
Даже когда герои горюют, а они очень часто горюют и у меня, и в мировой литературе, мы прекрасно знаем примеры, когда произведения заканчиваются глубочайшими трагедиями жизненными, но в генеральном смысле, космическом, общечеловеческом, мы преображаемся и меняемся к лучшему. А злость как злость, которая существует ради того, чтобы не высветлить, а как-то притемнить мир, то есть не повесить какие-то «лампочки» – наивные, смешные, очень условные, а, наоборот, их повыключать, посшибать… Я на такую работу не способен, конечно. Я подумаю ещё над вашим вопросом, потому что очень мне самому интересно. И я не помню, чтобы мне кто-то задавал этот вопрос на моих выступлениях.

А по поводу тем, я не вижу каких-то ограничений для себя. Разве что вы мне предложите, а я подумаю и соглашусь или не соглашусь. То есть тематически – свобода полная, а энергетически – только то, что я как художник считаю важным и нужным или совершенно ненужным. Я очень не люблю тащить личное в творчество, хотя у меня глубоко личные книги, личные до интимности. Но это не есть разговор о лично своём, в моих книгах всё плавится со всем, и получается художественная литература. Представляете, такая огромная плавильная машина… Мне не нравится в современной литературе и в мировой, когда я чувствую, что автор слишком увлекается самим собой, когда слишком живописует себя и какие-то жизненные обстоятельства. Когда человечество, с которым он разговаривает, становится для него таким коллективным психологом и слушателем. Когда я чувствую какую-то психологическую помощь самому себе, которую автор извлекает из литературы, тогда я начинаю меньше любить его и вообще дистанцироваться. Всё это должно быть спрятано укромно, и личное никак не должно торчать рифами, ножницами, иначе это будет попросту не искусство и художественность очень сильно пострадает. Потому что каждый из нас это в себе уже носит, имеет, у каждого есть своё личное, а литература, искусство – это про другое. Это ради воды, ради чистого воздуха, чтобы жить дольше, быть здоровее, лучше, красивее...
(Аплодисменты)
Спасибо огромное.

Г. К. Макарова: Денис, расскажите о планах на будущее…

Д. Осокин: Планы, о которых можно было бы сказать, скоро будет то-то, скоро будет закончено что-то – у меня, пожалуй, нет. Нет никакого фильма в монтаже, в производстве, чтобы можно было сказать, что через полгода заканчивается монтаж какой-то картины с каким-то режиссёром. Я с кино в последние годы вообще не работаю, и я этому рад, потому что у меня гораздо больше сил и возможностей заниматься своим главным ребёнком – художественной литературой. Был очень хороший опыт с театром, с постановкой спектакля «Йÿд орол» / «Ночной караул», и опыт оказался настолько хорошим, что у меня есть внутреннее чувство и желание, что это возможно повторится с этими людьми или с другими людьми. Ко мне стали в последнее время тихонечко стучаться театральные режиссеры: «Здравствуйте, я такой-то, из такого-то города. Есть возможность поставить спектакль, автором пьесы я вижу только Вас, ни с кем больше не хочу работать… Готовы ли Вы…. Я буду искать финансирование…». Вот на таком уровне возникают разговоры. Мне бы хотелось как можно больше какие-то вещи из папки «Планы» переместить в папку «Написанное, изданное», но я никогда события не форсирую, потому что они должны идти естественным образом. Но я стараюсь регулировать условия своей жизни, ставить какие-то перегородки, заслоны между тем, что мешает, разрушает меня, отвлекает. Больше стремлюсь к уединению, к какой-то сосредоточенности, к собиранию себя в цельную фигуру, потому что по мере жизни, развития ты эту цельность утрачиваешь. Одновременно работать в разных местах и быть писателем – сложновато. И я по возможности себя собираю, меньше стараюсь ездить, в том числе, меньше выступать, больше сидеть дома и писать книги, хотя получается это у меня далеко не на пятёрку.

Предложения из театра и из кино могут поступить, в любую минуту жизни. Вот мы с вами разговариваем, допустим, в это время мне падает письмо на почту с предложением, с которого может начаться что-то очень большое и долгое. Ничто не меняет так мир вокруг тебя, как книга. Выход книги для писателя – это главное событие, важнее, чем рождение собственных детей, потому что с детьми всё-таки попроще, с книгой сложнее, тем более, если она такая содержательная. Когда она выходит в мир, к людям, то просто даже по законам физики поднимаются новые волны внимания, интереса к тебе, к твоей персоне, в буквальном смысле – это приглашение к сотрудничеству. Поэтому сейчас, когда эта книга только вышла и продаётся, гуляет по миру, возникает то, что можно назвать планами. Если они появятся, то я, по возможности, буду вам о них рассказывать. Мне больше всего нравится быть писателем, я им и являюсь, хотя, честно говоря, литература не приносит средств к существованию никаких, а они нужны и тебе самому, и людям, которые с тобой связаны. Поэтому ты постоянно ищешь работу, не только творческую, но ту, которой ты можешь заниматься: преподавание, написание сценариев, кино, театр. Когда тебя люди сами находят и видят в тебе соавтора, это всегда не просто так – это означает, что ваши души сильно похожи, что вы, скорее всего, сработаетесь.

Но мне, в моём идеальном мире, конечно, побольше хотелось бы отдыхать, ходить-бродить-гулять по берегу и писать стихи, рассказы…

Павел Геннадьевич Распутин: А как Вас в первый раз нашла ваша родственная душа? Расскажите, как Вы свой первый фильм снимали, как это было? На Ваш взгляд, сценарий сложнее писать, чем книгу? Это элементарная переделка или совершенно отдельный труд?

https://sun9-53.userapi.com/c855628/v855628757/1285f3/Jk-ZvAPIieU.jpg

Д. Осокин: Я кинематографистом до сих пор себя не ощущаю, хотя и выступаю в этой роли чаще, чем в роли писателя. Когда меня приглашают выступить где-либо в аудиториях, это происходит чаще по линии кино, например, я веду мастер-классы, участвую в лабораториях на разных фестивалях, в разных городах, преподавал четыре года сценарное мастерство в Казани.

Я 18 лет сотрудничаю с кинематографом, и в первый раз ко мне «постучался» мой товарищ, казанский друг Эдгар Бартенев, ученик Алексея Германа-старшего. Он сказал, что ему нравится, как я работаю с национальной темой, с пространством больших городов, с районами, деревнями, и предложил написать заявку. И мы подали, я как сценарист текста, он как режиссёр, заявку, в полторы странички, в Госкино на предмет финансирования цикла документальных фильмов. А у меня как раз в книге «Фигуры народов коми» был рассказ «Одя», который и стал моей первым в моей фильмографии.

Мы в конце 2001 года отправили заявку, Министерство культуры РФ её поддержало, выделило бюджет,  прислало деньги на студию и у нас появилось обязательство снять фильм. Мы поехали сначала в экспедицию, на разведку, а потом сняли фильм. Он получился пограничный – документально-игровой, и до сих пор «Одя» – это любимый фильм в моей фильмографии, потому что там больше всего поэзии, той самой изначальной поэзии, которая мне так дорога. Фильм можно найти, он есть в интернете в довольно хорошем качестве.

Это такой кинорассказ… Поскольку фильм документальный, то это было больше такое прокачивание атмосферы, обозначение наших героев: кто, куда, зачем, на чём мы поедем, что мы будем искать и найдём ли что-то – это ещё вопрос… Сценария, как такового, где было бы заранее всё прописано, не было, но был текст, который назывался «Сцены Оди» и, по сути, это был первый мой кинотекст, сценарий, я включил его в первую мою книгу, которую опубликовало «Новое литературное обозрение» в 2003 году. Она, кстати, есть здесь на выставке, такая бело-зелёная… Это такой банк данных, банк поэтический, банк потенциальных сцен, планов нашего кино. Там у меня идут списками, параграфами: верёвки, рябины, ольхи, лишайники, берега реки Вашка, утки, собаки, какие-то отдельные виды растений… И по ним я прописывал возможные сцены, возможное движение камеры и движения наших героев. Получилась такая пряжа, которой в раз 50 было больше, чем мы использовали в результате. Но вдохновляющий потенциал этой пряжи огромный совершенно. Когда мы ехали с режиссёром и группой на съёмки, а снимали мы в 2002 году на реке Вашка в Республике Коми, мы распечатали сцены и из них уже собирали то, что было больше похоже на сценарий. Это было такое полотно, мозаика, по сути, съёмочные планы – как и что мы будем снимать… И уже после разведки была серьёзнейшая работа, с тех пор мне эта работа очень дорога. Это была самая первая моя картина. Фильм «Одя» собрал несколько десятков призов по всему миру, это единственный фильм из тех, к которым я имею отношение, участвовал официально в Каннском фестивале 2004 года. А само участие в таком фестивале – уже большое достижение. Но он остаётся малоизвестным за пределами профессионального киносообщества, потому что это не полный метр. И к тому же это документальный фильм – по «шапке», а по сути – документально-игровой, это такая кинопоэзия. Режиссёр мне говорил, что он в какие-то учебные пособия включён, его хорошо знают киноведы и кинокритики не только в нашей страны, но и за рубежом. Но зрители его не знают...

Г. К. Макарова: А мы знаем! Мы показывали этот фильм в Вятском художественном музее, когда не было ещё этого помещения, в 2011 году, при супераншлаге, вместе с фильмом «Овсянки». И, конечно, удовольствие получили несказанное. Спасибо.
(Аплодисменты)

Д. Осокин: И, буквально через год после «Оди», я повстречался с Алексеем Федорченко, известным режиссёром из Екатеринбурга. Он написал мне письмо в 2004 году: «я очень люблю ваши книги, хотел бы познакомиться лично и, возможно, поработать вместе». Для меня это сразу сигнал, как я уже говорил, мы встретились и начали работать, у нас были планы на много лет вперёд.
Я, в принципе, после «Оди» мог вообще не работать в кино, это был исчерпывающий опыт, идти дальше в сторону кино мне было необязательно, но меня стали сильно туда увлекать, тянуть, я это считывал как судьбу, и вот 18 лет уже как работаю там.

Е. В. Юшков: Как Вы вдруг начали писать? Сколько народу сидит – и они не пишут, а Вы – начали!

Д. Осокин: Я уже сказал, что на стыке детского сада и школы я писал, как все пишут. А в старших классах, лет в 15, я писал и мне так это нравилось… Но я был не собой очарован, а этой возможностью, которую дала мне судьба… Это проходило через меня, но я понимал, что это не моя воля, что я – лишь проводник. Моя заслуга в том, что я не прошёл мимо этих чувств, которые так стремились родиться, а постарался, на кончике ручки у себя сосредоточился и написал то, что само уже стучалось.

Е. В. Юшков: Денис Сергеевич, по этому вопросу позанимайтесь ещё рефлексией… И публикуйте, публикуйте! (Смех в зале. Аплодисменты)

Д. Осокин: Спасибо большое.

Г. К. Макарова: Большое вам спасибо, что вы пришли на встречу с Денисом Осокиным. Денис Осокин – это очень большой поэт! Мы с ним знакомы уже 10 лет, он все эти 10 лет и даже больше приезжает к нам в Вятку, и мы видим, как Денис растёт, хотя он и говорит, что не меняется. Это не совсем так…

Д. Осокин: Вам видней…

Г. К. Макарова: Поразительно, как Вы становитесь всё более мудрым, всё более сильным, всё более замечательным… Сколько радости Вы нам даёте, и как Вы нам, действительно, помогаете в этой жизни... Популярность Ваших фильмов, хотя и больше, чем популярность Ваших книг, но фильмы – это совсем не то. Тот, кто смотрел «Овсянки» и не читал повесть – они не знают, что такое «Овсянки». Это настолько разные вещи… Я искренне вам желаю взять «Овсянки» и другие книги Дениса, почитать их, и вы поймёте, кто такой Денис Осокин. Спасибо.

Д. Осокин: Спасибо огромное. Я к вам всегда к первым, если надо, пешком приду (смеётся). До встречи!
(Аплодисменты)


ВИДЕОЗАПИСЬ ВСТРЕЧИ:

ФОТОРЕПОРТАЖ О ВСТРЕЧЕ


ОТЗЫВЫ ЧИТАТЕЛЕЙ О ВСТРЕЧЕ:

Софья Полушина, студентка II курса Кировского авиационного техникума:

10 октября в литературном клубе «Зелёная лампа» состоялась встреча с Денисом Сергеевичем Осокиным – одним из тех немногих современных писателей, чья искренность и добросердечность поражают.

Прежде о Денисе Сергеевиче я знала немного, да и на презентации книг никогда не ходила (узнала о данной встрече за 3 дня до её проведения из пригласительного билета, увиденного в библиотеке). Решила сходить исключительно для «разведки» – как и что происходит на подобных беседах.

Придя на саму презентацию и увидев вживую автора, я сразу почувствовала некую платоническую связь с ним, как будто мы были знакомы миллион лет до встречи. Когда он начал свою речь, то во мне накрепко уселось мнение, что это очень добрый, открытый человек.

Эта встреча проходила в настолько дружеской обстановке, что я совсем забыла о статусе выступающего человека. Как будто все присутствующие, объединённые одним интересом, стали для меня самыми лучшими приятелями. За эту прекрасную созданную атмосферу очень хочется поблагодарить организаторов.

В целом впечатления о данной встрече у меня остались исключительно положительные. Редко встречаются настолько уникальные авторы, как Денис Сергеевич, и настолько прекрасные слушатели, как посетители библиотеки имени Герцена. Встреча была просто великолепной! Спасибо ещё раз огромное организаторам и Денису Сергеевичу!

Луиза Мессеро:

Четверг, 10 октября. Вечер. Я еду в Герценку. Обычно такие вечера я жду ради стихов. При моей затворнической жизни просто необходимы новые впечатления. И я черпаю их из вот таких редких, но драгоценных встреч с интересными людьми.
Они дают некий импульс. Заряд. Предчувствие впечатлений. Именно эти предчувствия и прорастают стихами.
Вот и теперь я еду на встречу с поэтом и жажду стихов.

Счастье золотым колечком
Греет пальчик. Хорошо.
Если счастье быстротечно,
Почему оно кольцом?
Почему на тонкой ветке
Тишина слезой висит,
Почему она трепещет
И касается души?
Почему, как будто в сказке,
Чуть дыханье затаив,
Золотым кольцом на пальце
Предвкушение любви…

Денис Осокин молодой, но уже известный, состоявшийся поэт, писатель, драматург, сценарист, специалист в области слова.
И всего два часа! Как же мало иногда даётся жизнью на соприкосновение с небывалыми неземными и определённо земными чувствами. На ощущение счастья…
Но, с другой стороны, целых два часа на предчувствие волшебства.
Много или мало? Судить каждому самостоятельно.
Ведь каждый человек – это огромный мир. А писатель – это звёздный мост в другие миры. Миры волшебства и гармонии.
Вот таким был вечер 10 октября 2019 года…
Отсюда


КИРОВСКИЕ СМИ О ДЕНИСЕ ОСОКИНЕ:

  • Сырцева, И. «В Кирове прошла встреча с известным российским писателем и сценаристом Денисом Осокиным» : репортаж бюро новостей «Давеча» // Девятка ТВ. – 2019. – 10 окт.
  • Денис Осокин в программе «Дневной разворот» // Радио «Эхо Москвы в Кирове. – 2019. – 11 окт.
    Ведущие: Николай Голиков, Соня Дёмина

ПУТЕШЕСТВИЕ В ОШЕТЬ И НОЛИНСК С ДЕНИСОМ ОСОКИНЫМ. 15.10.2019.

https://sun9-21.userapi.com/c851236/v851236214/1f3cf9/vZUeFSL4m18.jpg
Денис Осокин и Ольга Кошелева. Нолинск. 15 октября 2019 г.


ВСТРЕЧИ С ДЕНИСОМ ОСОКИНЫМ В КЛУБЕ «ЗЕЛЁНАЯ ЛАМПА»:

  • 29 января 2011 г. Встреча с писателями Марией Ботевой и Денисом Осокиным в Арт-Центре Герценки.

https://sun9-27.userapi.com/c857028/v857028193/2ef1/Vw1-7if0Nc0.jpg

ЧТО ЧИТАТЬ:

  • Осокин, Д. Огородные пугала с ноября по март. – М. : АСТ, 2019. – 528 с.

***

Поэтическая закладка «Зелёной лампы»: стихи Дениса Осокина

https://sun9-19.userapi.com/c854520/v854520441/121680/_r5Ay7PhwKQ.jpg


Публикации в журналах:

  • Осокин, Д.  Утка на барабане : свадебная колыбельная // Искусство кино. – 2011. – № 1. – С. 104-111.

***
Денис Осокин в Журнальном зале

https://sun9-50.userapi.com/c858032/v858032533/57e31/Gj5PRrufwKE.jpg
Денис Осокин. Август 2019 г.

ИНТЕРВЬЮ:

  • Денис Осокин. Мечта о меря : [беседовала А. Григорьева] // Отдохни. – 2010. – № 1. – С. 8-10

 КРИТИКА:


ФИЛЬМЫ:

Фильм «Öдя» (2003). Реж. Эдгар Бартенев, автор сценария Денис Осокин.

Фильм «Овсянки» (2011). Реж. Алексей Федорченко, автор сценария Денис Осокин.

Фильм «Небесные жёны луговых мари» (2012). Реж. Алексей Федорченко, автор сценария Денис Осокин.

Фильм «Сухая река» (2013). Реж. Алексей Барыкин, автор сценария Денис Осокин.

Фильм «Ангелы революции» (2014). Реж. Алексей Федорченко, авторы сценария Алексей Федорченко, Денис Осокин.

ВИДЕО:

Денис Осокин. Встреча с читателями в рамках кинофестиваля Russian Elementary Cinema. 07.10.2018.

Денис Осокин в программе «Хозяин дома». 10.02.2013.

Денис Осокин в передаче «Школа злословия».03.04.2013.

Денис Осокин в проекте «Интервью с классиком». 03.02.2013.

Репортаж ГТРК «Вятка» о Денисе Осокине. Вятка. 28.01.2011.

ГТРК «Вятка». Вести. Интервью. Гость – Денис Осокин. 07.03.2016.

Отзывы к новости
Назад | На главную

џндекс.Њетрика