Версия для слабовидящихВерсия для слабовидящих
Зелёная лампа
Литературный дискуссионный клуб

25 ФЕВРАЛЯ 2015 ГОДА
(среда)

в гостях у литературного клуба «Зелёная лампа»

ДРАМАТИЧЕСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯ



Слово «самсебяиздат» появилось в русском языке в сороковые годы ХХ века — на титульном листе рукописных книжек поэта Николая Глазкова. А спустя два десятилетия это слово сократилось до «самиздата» и стало названием культурного феномена: методом самиздата распространялась публицистика и, конечно, литературные произведения, выпадавшие из официального литературного процесса, не вписывающиеся в советскую систему. Содержащие неподцензурные мысли и образы.

Их имён с эстрад не рассиропили,
В супер их не тискают облаточный,
«Эрика»* берёт четыре копии,
Вот и всё!
А этого достаточно!

С распространением магнитофонов добавился «магнитофониздат», и в культурном пространстве интеллигентских кухонь зазвучали с плёнки голоса Окуджавы, Высоцкого, Галича...

Ни партера нет, ни лож, ни яруса,
Клака не безумствует припадочно, —
Есть магнитофон системы «Яуза»**,
Вот и всё!
...А этого достаточно.***

Нам показалось интересным прочитать эти стихи сейчас и посмотреть, как они соотносятся с нашим временем и с нами...

* «Эрика» — марка ГДР-овских печатных машинок; на таких печатали самиздатовскую литературу.Кстати, говорят, она и больше четырёх копий брала!
** «Яуза» — марка первых советских более-менее портативных катушечных
магнитофонов
*** Цитируется знаменитая песня Александра Галича

Галина Константиновна Макарова, руководитель клуба «Зелёная лампа»: «Добрый вечер! Рады видеть вас сегодня в нашем литературном читательском клубе „Зелёная лампа“. Для начала как всегда несколько объявлений.
9 марта мы хотим пригласить вас на презентацию книги Саши Шуклина и Серёжи Скорятина „Как это было там“. Художник книги — Надежда Фролова. И ещё будут их друзья, ожидается интереснейшая программа. Начало в 16 часов.


Галина Макарова

12 марта у нас будет заседание, посвящённое классикам Восточной Европы. Татьяна Семёновна Александрова расскажет нам о творчестве МилорадаПавича, ЧесловаМилоша и Милана Кундеры. Начало в 18 часов.

И сегодня у нас в гостях Драматическая лаборатория с программой „Самиздат. Стихи“. И ещё я хочу напомнить, что 2 апреля мы будем праздновать 40-летие клуба „Зелёная лампа“. И, конечно, мы вас приглашаем на этот вечер. У нас объявлен конкурс на лучшее стихотворение, песню, поздравление, вообще — всё, что вы хотите представить нам на конкурс, который будет продолжаться до 20 марта. Пожалуйста, дерзайте. Результаты своего творчества сдавайте в абонемент или выкладывайте на странице клуба „Зелёная лампа“ ВКонтакте. А сейчас слово Михаилу Андрианову.

Михаил Андрианов, актёр Театра на Спасской: Здравствуйте, друзья! Сегодня по ставшей уже доброй традиции Драматическая лаборатория в гостях у ...

Г. К. Макарова: Одну секунду»! Лампу забыли! По традиции мы должны включить нашу зелёную лампу. (Зажигает лампу)


Галина Макарова и Михаил Андрианов

М. Андрианов: ... в гостях у клуба «Зелёная лампа»! (Аплодисменты). Мы представляем вам программу, которую условно назвали «Самиздат». Это стихи поэтов, которые в 50-е, 60-е, 70-е годы ХХ века в нашей стране по тем или иным причинам в официальной прессе не публиковались. Причинам там совершенно разные, поэты тоже разные — подборка достаточно случайная и хаотичная. После того, как мы всё прочитаем, мы сообщим вам краткие сведения об этих авторах и, наверное, поговорим. Присаживайтесь, пожалуйста. (Опоздавшие рассаживаются по местам)
Ну что... Поехали!


Михаил Андрианов

Мария Повышева:

Сергей Чудаков

* * *
Останусь псевдонимщиком и негром
Сожженной пробкой нарисую грим
Просуществую каторжником беглым
От плоти толп ничуть не отделим

На сборищах с оттенком либеральным
В общественных читалищах стихов
Приятно быть мне существом астральным
Актером не произносящим слов

О, суетный! вернись в свою конуру
Омой лицо домашнею водой
Мучительно играть в литературу
И притворяться голубой звездой

Постигни как и я обыкновенье
Короткой жизни продлевая нить
В остывший чай накладывать варенье
С простой подругой скромно говорить


Мария Повышева

Павел Самойлов:

Виктор Некипелов
АЛАБУШЕВО

Не обиженысудьбою,
Одарила нас удача:
Финский домик под Москвою —
То ли ссылка, то ли дача!
Всё по чину и по сану,
По родимому закону:
В уголках — по таракану,
В потолках — по микрофону.
А на все четыре розы —
Ёлки, палки, галки, грузди!
Если вспять пошли морозы —
Значит, нет причин для грусти.
Наслаждаемся природой,
Крутим плёнку с Окуджавой,
Умилённые заботой
Нашей матери-державы.
С каждым днём нежнее, ближе,
Узнаю её натуру!
Кто-то топает по крыше —
Проверяет арматуру...
Ну и ладно, жребий брошен!
Мы живём и в ус не дуем,
По углам — буры накрошим,
Потолкам — покажем дулю!
Хоть без очень чёткой цели,
Но живём своим укладом.
Если сильно дует в щели —
Затыкаем самиздатом!
Есть вопросы, нет ответа!..
Спорим, курим, ждём мессию,
Чтоб, проникшись высшим светом,
Вместе с ним спасать Россию.
А она не шьёт, не строчит,
Пьёт и пляшет — губы в сале.
А она совсем не хочет,
Чтобы мы её спасали!


Павел Самойлов

Виталий Славский:

Александр Галич
СТАРАТЕЛЬСКИЙ ВАЛЬСОК

Мы давно называемся взрослыми
И не платим мальчишеству дань,
И за кладом на сказочном острове
Не стремимся мы в дальнюю даль.
Ни в пустыню,ни к полюсу холода,
Ни на катере...к этакой матери.
Но поскольку молчание — золото,
То и мы,безусловно, старатели.

Промолчи — попадешь в богачи!
Промолчи, промолчи, промолчи!

И не веря ни сердцу, ни разуму,
Для надежности спрятав глаза,
Сколько раз мы молчали по-разному,
Но не против, конечно, а за!
Где теперь крикуны и печальники?
Отшумели и сгинули смолоду...
А молчальники вышли в начальники,
Потому что молчание — золото.

Промолчи — попадешь в первачи!
Промолчи, промолчи, промолчи!

И теперь, когда стали мы первыми,
Нас заела речей маята,
И под всеми словестными перлами
Проступает пятном немота.
Пусть другие кричат от отчаянья,
От обиды, от боли, от голода!
Мы — то знаем — доходней молчание,
Потому что молчание — золото!

Вот так просто попасть в богачи,
Вот так просто попасть в первачи,
Вот так просто попасть в — палачи :
Промолчи, промолчи, промолчи!


Виталий Славский. (Фото М. Андрианова)

Анна Билькова:

Виктор Некипелов
БАЛЛАДА О ПЕРВОМ ОБЫСКЕ
Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой?
Что делать нам с бессмертными стихами?

Н.Гумилев
Я ожидал их так давно,
Что в час, когда пришли,
Мне стало так же всё равно,
Как лодке на мели.
Я оглядел их сверху вниз —
Процессию теней:
На козьих ножках — тельца крыс
И хоботки свиней.
Они рванулись, как на мёд,
На давний мой дневник...
Они оставили помёт
На переплётах книг...
Какой-то выхватив альбом,
Захрюкали в углу...
А я стоял, прижавшись лбом
К прохладному стеклу.
А я глядел на дальний бор,
На три моих сосны,
Я знал, что всё иное вздор,
Непрошённые сны.
Там, отрицая этот сброд,
Лаская и даря, —
Вставала из раздольных вод
Пурпурная заря.
И в лике пенных облаков,
Прекрасны и тихи,
Текли, не ведая оков,
Бессмертные стихи.
Не зная страха и утрат,
Был лёгок путь в зенит...
Я знал, что этот высший лад
Никто не осквернит.
И оглянувшись на зверьё,
На разорённый стол,
Я, как во сне, сказал:
«Моё.
Давайте протокол».


Анна Билькова

Павел Самойлов:

Юлий Даниэль
ЧАСОВОЙ
Памяти самоубийц

1
А пожалуй, пора заступиться
За «героя» вчерашнего дня:
Нет, не робот, не мрачный тупица
Охраняет людей от меня.

Не палач, не дурак обозленный,
Не убийца, влюбленный в свинец,
А тщедушный, очкастый, зеленый
В сапогах и пилотке юнец.

Эй, на вышке! Мальчишка на вышке!
Как с тобою случилась беда?
Ты ж заглядывал в добрые книжки
Перед тем, как пригнали сюда.

Это ж дело хорошего вкуса:
Отвергать откровенное зло.
Слушай, парень, с какого ты курса?
Как на вышку тебя занесло?

Читать стихотворение полностью

Светлана Ботева:

Леонид Аронзон

***
Есть между всем молчание одно.
Молчание одно, другое, третье.
Полно молчаний, каждое оно
есть материал для стихотворной сети.
А слово — нить. Его в иглу проденьте
Исловонитью сделайте окно —
Молчание теперь обрамлено,
Оно — ячейка невода в сонете.
Чем более ячейка, тем крупней
размер души, запутавшийся в ней.
Любой улов обильный будет мельче,
чем у ловца, посмеющегосметь
гигантскую связать такую сеть,
в которой бы была одна ячейка.

Ольга Даровских:

Леонид Аронзон

* * *
Да, ночь пространна!
За изгибом веток
изгиб дорог,
изгиб моей судьбы,
отишина путей,
ночей, ветвей,
мне ведом
тот путь путей,
коснувшийся стопы.

Ночь как туннель,
и в мире какофоний
ночных дорог,
где оживает страх,
стоят спокойно
царственные кони
в зеленом сгустке
сумеречных трав.

Ночь — воскресенье душ,
и четкость очертаний
я с каждым шагом вынужден терять,
и смутность мира
за чертою званья,
как дикое пространство бытия.

Там круговерть ветвей,
стопа, коснись дороги,
где круговерть судьбы
роняет след.
Не бойся звезд,
идущие как боги,
как в день творенья,
выйдем на рассвет.

Анна Билькова:

Игорь Холин

* * *
Продаётся рояль
Почти новый
Дека треснула
Клавиши жёлтые
Педаль сломана
Струны лопнули
Ножки выскакивают
Краска облупилась
Пюпитра для нот
Нет
Если ударить
По клавишам
Из рояля
Можно извлечь звук
Напоминающий
Мяуканье голодного кота

Анна Маркова:

Наталья Горбаневская

***
А я откуда? Из анекдота,
из водевиля, из мелодрамы,
и я не некто, и я не кто-то,
не из машины, не из программы,
не из модели. Я из трамвая,
из подворотни, из-под забора,
и порастите вы все травою,
весь этот мир — не моя забота.
А я откуда? Из анекдота.
А ты откуда? Из анекдота.
А все откуда? А все оттуда,
из анекдота, из анекдота.


Анна Маркова

Регина Мельситова:

Николай Глазков
ГОЛОЛЕДИЦА

Сияет Большая Медведица,
Полярная светит звезда...
В России у нас гололедица —
Я думаю, что ото льда!..

Пути и дороги заснежены,
Я сам не по травке иду
И вижу, как милые женщины
Проходят по скользкому льду.

И каждая сто двадцать пятая
На льду поскользнется впотьмах
И молвит, торжественно падая,
Тревожное «ох» или «ах»!..

Прохожий! Кто ты, я не спрашиваю,
По снегу и льду не беги,
А, женщину видя упавшую,
Ей на ноги встать помоги!


Регина Мельситова. (Фото М. Андрианова)

Мария Повышева:

Геннадий Айги
СНЕГ

От близкого снега
цветы на подоконнике странны.

Ты улыбнись мне хотя бы за то,
что не говорю я слова,
которые никогда не пойму.
Все, что тебе я могу говорить:

стул, снег, ресницы, лампа.

И руки мои
просты и далёки,

и оконные рамы
будто вырезаны из белой бумаги,

а там, за ними,
около фонарей,
кружится снег
с самого нашего детства.

И будет кружиться, пока на земле
тебя вспоминают и с тобой говорят.

И эти белые хлопья когда-то
увидел я наяву,
и закрыл глаза, и не могу их открыть,
и кружатся белые искры,

и остановить их
я не могу.

Ольга Колупаева:

Леонид Губанов

***
Мне бы только лист и свет,
мне бы только свет и лист,
неба на семнадцать лет,
хлеба на полночный вист.
Редких обмороков рвань,
рифмой роковую связь,
чтоб она, лесная лань,
всех наказов слушалась.
Ножницы, чтоб розы стричь,
финку, чтобы в душу лезть,
и ресниц опальных — бич,
и в чернильных пятнах — месть.
Марку на слепой конверт,
синий ящик в переулке,
где колотятся ко мне
письма пухлые, как булки.
Смехом выпрошенный йод
и под правым глазом — шрам...
Остальное заживет,
пошевеливайся сам.
А еще хочу снежок
неизвестной дамы в спину,
а еще хочу флажок
красный лишь наполовину.
Больше нечего желать.
Я — домашнее заданье,
обо мне переживать —
в августе брести садами.
Не взошел еще горнист
молодых моих ошибок.
Ты не горбись, а гордись,
что злодейского пошива.
Но зевает чья-то тень,
и за пазухой её
нашей славы лютый день
динамитом накален.
Непонятным не понять.
Неустроенным — устроить.
А по ком в Москве звонят,
это — памятник, пустое.
Мне бы только лист и свет.
Мне бы только свет и лист.
Это мой насущный хлеб.
Это мой насущный риск.
На растерянной земле,
там, где певчим жить прохладно,
буду в бронзовой семье,
а поклонницы — охраной.
Ты за плечи грусть возьми.
Не заплечных дел ведь мастер,
я вернулся в мир казнить
всех, кто был фальшивой масти!


Ольга Колупаева. (Фото М. Андрианова)

Мария Повышева:

Сергей Чудаков

***
Пушкина играли на рояле
Пушкина убили на дуэли
Попросив тарелочку морошки
Он скончался возле книжной полки
В ледяной воде из мёрзлых комьев
Похоронен Пушкин незабвенный
Нас ведь тоже с пулями знакомят
Вешаемся мы вскрываем вены
Попадаем часто под машины
С лестниц нас швыряют в пьяном виде
Мы живем — вознёй своей мышиной
Небольшого Пушкина обидев
Небольшой чугунный знаменитый
В одиноком от мороза сквере
Он стоит (дублёр и заменитель)
Горько сожалея о потере
Юности и званья камер-юнкер
Славы песни девок в Кишиневе
Гончаровой в белой нижней юбке
Смерти с настоящей тишиною.


Анна Маркова (Фото М. Андрианова)

Анна Маркова:

Виталий Кальпиди

***
Когда я спрыгну в полотно с того конца иглы,
которая влачит меня внутри железной мглы,
когда я спрыгну в полотно, неведомое мне,
где я согрею сам себя на собственном огне,
я не успею крикнуть вам, что смерти больше нет,
я не успею — не смогу, и в этом весь секрет,
но если силы накоплю, то вам издалека,
слегка воздуси шевельнув, махнет моя рука.
И я забуду вашу речь, громоздкий ваш язык,
и перестану вас стеречь, как на земле привык.
Когда ж я буду воскресать, увитый темнотой,
я в этой пытке позабыть успею голос свой,
и я забуду даже мать и дочь, и дождь, когда
моя любимая была нежнее, чем вода,
когда гусиной кожей рук она меня сплела
и размягчила, накалив до белого бела.
И я опять из тишины в молчание пойду,
к губам приставив кулачок, изобразив дуду.
Вокруг раскинется ландшафт. Диктаторы, жлобы
и дети станут мне шептать на ухо жалобы,
и я их выслушаю вновь и покормлю землей
той самой, что еще вчера сомкнулась надо мной,
где ящерка бежит в нору, отбросившая хвост,
который бьется, точно кисть в отсутствующий холст.
И я воскресну кое-как: неловко, кое-как,
с горы мне свистнет в добрый путь готовый к пиву рак,
и небо плюнет синевой в мои зрачки, и я
опять попру за перевал земного бытия.
За то, что я вас не любил, ответил я суду,
и он назначил мне идти, и я опять иду,
превозмогая полуболь, истому и восторг,
который, пожалев меня, пихнул в ладошку Бог.


Сергей Березин (Фото М. Андрианова)

Сергей Березин:

Николай Глазков
ФИЛЬМ «АЛЕКСАНДР НЕВСКИЙ»

Шагали тевтоны дорогой врагов —
Вступали стотонно
В поверженный Псков.
Предатель Твердила
Их в город впустил —
Резвились верзилы
У свежих могил.
На поприще веском
Наш князь Александр,
По прозвищу Невский,
Крушил их фасад.
С умением русским
Тот рыцарский сброд
На озере Чудском
Отправил под лёд!
Мне дни боевые
Познать суждено,
Когда я впервые
Снимался в кино.
Когда с дерзновенным
Сражался врагом
В году довоенном,
В том тридцать восьмом.
Вращался пропеллер,
Вздымая метель,
И вихри пропели:
Мы те ли, мы те ль?
Из пыла и мела
Мывеем слегка,
А вьюга имела
Снега да снега!..
Мне меч мой из древа
Надёжно служил —
Направо, налево
Ландскнехтов крушил.
Разил их, взгляните,
Как будто зимой,
А солнце в зените
Струило свой зной.
Проворно и ловко
Фанерой гремя,
Массовка массовку
Теснила, громя.
Простой и высокий —
Не нужен мне грим, —
Я в русской массовке
Служил рядовым.
Привязан к телеге
Твердила-злодей
Кричали коллеги:
Предателя бей! —
Удары не слабли,
Долбали всерьёз —
И капали капли
Действительных слёз.
Ни в чём не повинный
Страдал наш актёр.
Полсотни накину! —
Сказал режиссёр.
Тот вспомнил, рыдая,
Жену и детей
И снова удары
Сносил, как злодей!
Себя на экране
Найти я не смог,
Когда поле брани
Смотрел как знаток.
Себя было сложно
Узнать со спины...
Всё сделал, что можно:
Спасал честь страны.


Андрей Жигалин и Надежда Фролова

Павел Самойлов:

Виктор Соснора
КОЛЫБЕЛЬНАЯ СОВЕ

Баю-бай-баю-бай,
засыпай, моя сова.
Месяц, ясный, как май,
я тебе нарисовал.

Я тебе перепел
всех животных голоса.
Мудрый лоб твой вспотел
и болезненны глаза.

Ценен клоп и полкан.
Очи с рыбьей пеленой —
раб труда,
и болван.
Но не ценится — больной.

Платят моргам, гвоздям,
авантюрам, мертвецам,
проституткам, вождям,
но не платят мудрецам.

Баю-бай, моя обуза,
умудренная сова!
Я тебя качать не буду —
засыпай сама!

Светлана Ботева:

Сергей Гандлевский
СТАНСЫ

Расположение планет
и мрачный вид кофейной гущи
нам говорят, что Бога нет
и ангелы не всемогущи.
И все другие письмена,
приметы, признаки и знаки
не проясняют ни хрена,
а только топят всё во мраке.
Все мысли в голове моей
подпрыгивают и бессвязны,
и все стихи моих друзей
безОбразны и безобрАзны.
Когда по городу сную,
по делу или так гуляю,
повсюду только гласный У
привычным ухом уловляю.
Натруженный, как грузовик,
скулящий, как больная сука,
лишен грамматики язык,
где звук не отличим от звука.
Дурак, орущий за версту,
болтун, уведший вас в сторонку,
все произносят пустоту,
слова сливаются в воронку,
забулькало, совсем ушло,
уже слилось к сплошному вою.
Но шелестит ещё крыло,
летящее над головою.

Виталий Славский:

Николай Глазков
НЕБЫВАЛИЗМ МЕНЯ

Вне времени и притяжения
Легла души моей Сахара
От беззастенчивости гения
До гениальности нахала.

Мне нужен век. Он не настал ещё,
В который я войду героем;
Но перед временем состаришься,
Как и Тифлис перед Курою.

Я мир люблю. Но я плюю на мир
Со всеми буднями и снами.
Мой юный образ вечно юными
Пускай возносится, как знамя.

Знамена, впрочем, тоже старятся —
И остаются небылицы.
Но человек, как я, — останется:
Он молодец — и не боится.

Анна Маркова:

Николай Глазков

***
Движутся телеги и калеки...
Села невеселые горят.
Между ними протекают реки.
Реки ничего не говорят.
Рекам всё равно, кто победитель,
Всё равно, какие времена.
Рекам — им хоть вовсе пропадите,
Реки равнодушнее меня...


Светлана Ботева (Фото М. Андрианова)

Светлана Ботева:

Лев Лосев
ИОСИФ БРОДСКИЙ, ИЛИ ОДА НА 1957 ГОД

Хотелось бы поесть борща
и что-то сделать сообща:
пойти на улицу с плакатом,
напиться, подписать протест,
уехать прочь из этих мест
и дверью хлопнуть. Да куда там.

Не то что держат взаперти,
а просто некуда идти:
в кино ремонт, а в бане были.
На перекресток — обонять
бензин, болтаться, обгонять
толпу, себя, автомобили.
Фонарь трясётся на столбе,
двоит, троит друзей в толпе:
тот — лирик в форме заявлений,

тот — мастер петь обиняком,
а тот — гуляет бедняком,
подъяв кулак, что твой Евгений.

Родимых улиц шумный крест
венчают храмы этих мест.
Два — в память воинских событий.
Что моряков, что пушкарей,
чугунных пушек, якорей,
мечей, цепей, кровопролитий!

А третий, главный, храм, увы,
златой лишился головы,
зато одет в гранитный китель.
Там в окнах никогда не спят,
и тех, кто нынче там распят,
не посещает небожитель.

«Голым-гола ночная мгла».
Толпа к собору притекла,
и ночь, с востока начиная,
задёргала колокола,
и от своих свечей зажгла
сердца мистерия ночная.

Дохлёбан борщ, а каша не
доедена, но уж кашне
мать поправляет на подростке.
Свистит мильтон. Звонит звонарь.
Но главное — шумит словарь,
словарь шумит на перекрёстке.

душа крест человек чело
век вещь пространство ничего
сад воздух время море рыба
чернила пыль пол потолок
бумага мышь мысль мотылёк
снег мрамор дерево спасибо


Светлана Ботева

Ольга Колупаева:

Сергей Чудаков

* * *
Переводы из Ружевича и Сэндберга ты уже прочитала
Наливаешь мне кофе и требуешь разговоров об Антониони
Я чувствую себя как окурок не в свой пепельнице
Блеск твоих связей в министерстве культуры я одобряю

Оператор снимает дождь: ему разрешили
Дождь крупный, тугой, напоминающий крутое яйцо
мочит людей во фраках вечерних платьях смокингах и тулупах
Оптика дождя великолепно передается оператором

«Тебе интересно всё это говорить?» «Нет, но я упражняюсь.»
«Зачем ты грызёшь ногти?» «Дурная привычка.»
«Что ты делаешь сегодня вечером?» «Заказную статью об
очерке в молодежном журнале —
Проблема изображения казённых подвигов бетонирования и
лесоповала.»

Конечно я маньяк: занимаюсь искусством как любитель
Кроме того я трус: я боюсь холода, пошлости и грязи
Мы смотрели Антониони в разных просмотровых залах
И есть ещё многое что нас разделяет или сближает


Ольга Колупаева

Сергей Березин:

Николай Глазков
НОВГОРОДСКАЯ ГРАМОТА

«Аз тебе хоцю!» писал писалом
На бересте грамотный мужик.
Был, наверно, откровенным малым,
И в любви желанного достиг.

Так непринужденно, откровенно
И не лицемерно хорошо
На бересте до него, наверно,
Милой не писал никто ещё!

Это удивительно похвально,
Что сумел он грамоту постичь
И сказать так просто, гениально,
Чтоб в любви желанного достичь:
— Аз тебе хоцю!..—
Здесь взлёт отваги,
Честное влечение души...

Мой коллега лирик, на бумаге
Попытайся лучше напиши!


Сергей Березин

Регина Мельсинова:

Николай Глазков
ОБЪЯСНЕНИЕ ГЕОЛОГА

Любовь — тяжёлая обуза,
Я понимаю это сам:
Её, как кварцевую друзу,
Тащу по сопкам и лесам.

Вокруг меня сияет осень
И живописные места.
Мне голос шепчет: «Может, сбросим?»
Но в друзах дремлет красота.

Тащу излюбленную ношу,
Бунтует каждый килограмм.
Я донесу её и сброшу
К твоим ногам, к твоим ногам.

Среди уютных книжных полок
Меня безумцем назови.
Но я геолог, а геолог
Прожить не может без любви!

Павел Самойлов:

Сергей Чудаков

***
Ничего не выходит наружу,
твои помыслы детски чисты.
Изменяешь любимому мужу
с нелюбимым любовником ты.
Я свою холостую берлогу
украшаю с большой простотой —
на стене твою стройную ногу
обвожу карандашной чертой.
И почти не добившись успеха,
выпью чаю и ванну приму.
В телевизор старается Пьеха,
адресуется мне одному.
Надо, надо ещё продержаться
Эту пару недель до весны,
не заплакать и не засмеяться,
чтобы в клинику не увезли...

Регина Мельсинова:

Николай Глазков
ОБЪЯСНЕНИЕ МАЛЯРА

Когда любви не обнаружу,
Валюсь уныло на кровать —
Мою истерзанную душу
Обратно надо шпаклевать.

В моих висках мелькнула проседь.
И, не валяя дурака,
Прилежно буду купоросить
Себя от стен до потолка.

Такое дело — не безделка,
Но я сознательный маляр:
Нужна серьезная побелка,
И есть в наличье матерьял.

Смогу законно и победно
Сказать милашечке своей:
— Явись в мои апартаменты
И мной по ордеру владей!

Анна Билькова:

Майя Борисова
НОЧНОЙ ШЁПОТ ГАЛАТЕИ, ОБРАЩЁННЫЙ К УЧЕНИКУ ПИГМАЛИОНА

Перелепи моё лицо, скульптор!
В ладонях мни его, как мнут глину...
Поторопись меня лепить, скульптор,
а то я снова убегу, сгину.

Твоя каморка так темна, милый,
под лестницей, где белый свет клином...
Пигмалион сейчас пройдет мимо
в опочивальню и меня кликнет.

Он будет ласков, а потом — бешен,
а после в непробудный сон канет.
Он не признается богам, бедный,
что под его руками я — камень.

Все говорят: Пигмалион— мастер,
он мою душу вызвал из мрака!
А я увидела тебя, мальчик,
и позабыла вмиг, что я — мрамор.

Пигмалион сиял, как грош медный,
касался рук моих, колен, стана,
а я дрожала: что же ты медлишь?
Ведь для тебя живою я стала!

В легенде холодно мне, как в склепе.
Меня доверие небес давит.
Пигмалион себе еще слепит!
Он тоже, в общем-то не бездарен...

Растрепан факел молодым ветром,
горячий отблеск на твоих скулах.
Чтобы лицо мое — к тебе, вечно,
перелепи мое лицо, скульптор!

Я умоляю всех богов ради, —
ведь счастье роздано нам так скупо, —
чтоб нам неузнанным уйти рядом,
перелепи моё лицо, скульптор!


Анна Билькова

Светлана Ботева:

Мария Петровых
НАДПИСЬ НА ПОРТРЕТЕ
(Мадригал)

Я вглядываюсь в Ваш портрет
Настолько пристально и долго,
Что я, быть может, сбита с толку
И попросту впадаю в бред,

Но я клянусь: Ваш правый глаз
Грустней, внимательнее, строже,
А левый — веселей, моложе
И больше выражает Вас,

Но оба тем и хороши,
Что Вы на мир глядите в оба,
И в их несхожести особой —
Таинственная жизнь души.

Они мне счастья не сулят,
А лишь волненье без названья,
Но нет сильней очарованья,
Чем Ваш разноречивый взгляд.

Ольга Колупаева:

Мария Петровых

***
Никто не поможет, никто не поможет,
Метанья твои никого не тревожат;
В себе отыщи непонятную силу,
Как скрытую золотоносную жилу.

Она затаилась под грохот обвала,
Поверь, о, поверь, что она не пропала,
Найди, раскопай, обрети эту силу
Иль знай, что себе ты копаешь могилу.

Пока ещё дышишь — работай, не сетуй,
Не жди, не зови — не услышишь ответа,
Кричишь ли, молчишь — никого не тревожит,
Никто не поможет, никто не поможет...

Жестоки, неправедны жалобы эти,
Жестоки, неправедны эти упрёки,—
Все люди несчастны и все одиноки,
Как ты, одиноки все люди на свете.

Светлана Ботева:

Мария Петровых

***
Сердцу ненавидеть непривычно,
Сердцу ненавидеть несподручно,
Ненависть глуха, косноязычна.
До чего с тобой, старуха, скучно!

Видишь зорко, да ведь мало толку
В этом зренье хищном и подробном.
В стоге сена выглядишь иголку,
Стены размыкаешь взором злобным.

Ты права, во всём права, но этой
Правотой меня уж не обманешь,—
С ней глаза отводятся от света,
С ней сама вот-вот старухой станешь.

Надоела. Ох, как надоела.
Колоти хоть в колокол набатный,—
Не услышу. Сердце отболело,
Не проймёшь. Отчаливай обратно.

Тот, кто подослал тебя, старуху...
Чтоб о нём ни слова, ни полслова,
Чтоб о нём ни слуху и ни духу.
Знать не знаю. Не было такого.

Не было, и нету, и не будет.
Ныне, и по всякий день, и присно.
Даже ненавидеть не принудит,
Даже ненавидеть ненавистно.


Ольга Колупаева

Мария Повышева:

Лев Лосев
ПОСЛЕДНИЙ РОМАНС
Юзу Алешковскому
Не слышно шума городского,
Над невской башней тишина... и т. д.

Над невской башней тишина.
Она опять позолотела.
Вот едет женщина одна.
Она опять подзалетела.
Все отражает лунный лик,
воспетый сонмищем поэтов, —
не только часового штык,
но много колющих предметов,
Блеснет Адмиралтейства шприц,
и местная анестезия
вмиг проморозит до границ
то место, где была Россия.
Окоченение к лицу
не только в чреве недоноску
но и его недоотцу,
с утра упившемуся в доску.
Подходит недорождество,
мертво от недостатка ёлок.
В стране пустых небес и полок
уж не родится ничего.
Мелькает мертвый Летний сад.
Вот едет женщина назад.
Её искусаны уста.
И башня невская пуста.


Мария Повышева

Ольга Даровских:

Мария Петровых

***
Одна на свете благодать —
Отдать себя, забыть, отдать
И уничтожиться бесследно.
Один на свете путь победный —
Жить как бегущая вода:
Светла, беспечна, молода,
Она теснит волну волною
И пребывает без труда
Всё той же и всегда иною,
Животворящею всегда.

Светлана Ботева:

Мария Петровых
Непоправимо белая страница...
Анна Ахматова

Пустыня... Замело следы
Кружение песка.
Предсмертный хрип: «Воды, воды...»
И — ни глотка.
В степных снегах буран завыл,
Летит со всех сторон.
Предсмертный хрип: «Не стало сил...» —
Пургоюзаметен.
Пустыни зной, метели свист,
И вдруг — жилье во мгле.
Но вот смертельно белый лист
На письменном столе...

***
Телу невесело без души,
Каменней с каждым днём.
Кто-то ещё говорит: пиши.
А что мне писать? О чём?
Писать без чернил, без карандаша
На воздухе, на воде —
Это легко, была бы душа,
А где она? Видно, нигде.
Ушла волною в сухой песок
Навеки и без следа,
А тело ждёт гробовых досок
И стынет в тоске стыда,
И крепнет сиротство день ото дня,
И легче, что могут забыть —
Не видеть меня, не слышать меня,
Меня не должно быть.

Мария Повышева:

Лев Лосев

***
«Понимаю — ярмо, голодуха,
тыщу лет демократии нет,
но худого российского духа
не терплю», — говорил мне поэт,
Эти дождички, эти березы,
эти охи по части могил«, —
и поэт с выраженьем угрозы
свои тонкие губы кривил.
И ещё он сказал, распаляясь:
«Не люблю этих пьяных ночей,
покаянную искренность пьяниц,
достоевский надрыв стукачей,
эту водочку, эти грибочки,
этих девочек, эти грешки
и под утро заместо примочки
водянистые Блока стишки;
наших бардов картонные копья
и актерскую их хрипоту,
наших ямбов пустых плоскостопье
и хореев худых хромоту;
оскорбительны наши святыни,
все рассчитаны на дурака,
и живительной чистой латыни
мимо нас протекала река.
Вот уж правда — страна негодяев:
и клозета приличного нет», —
сумасшедший, почти как Чаадаев,
так внезапно закончил поэт.
Но гибчайшею русскою речью
что-то главное он огибал
и глядел словно прямо в заречье,
где архангел с трубой погибал.


Мария Повышева (Фото М. Андрианова)

Ольга Даровских:

Леонид Аронзон
ПСКОВСКОЕ ШОССЕ

Белые церкви над родиной там, где один я,
где-то река, где тоска, затянув перешеек,
черные птицы снуют надо мной, как мишени,
кони плывут и плывут, огибая селенья.
Вот и шоссе, резкий запах осеннего дыма,
листья слетели, остались последние гнезда,
рваный октябрь, и рощи проносятся мимо,
вот и река, где тоска, что осталось за ними?
Я проживу, прокричу, словно осени птица,
низко кружась, все на веру приму, кроме смерти,
около смерти, как где-то река возле листьев,
возле любви и не так далеко от столицы.
Вот и деревья, в лесу им не страшно ли ночью,
длинные фары пугают столбы и за ними
ветки стучат и кидаются тени на рощи,
мокрый асфальт отражается в коже любимой.
Все остается. Так здравствуй, моя запоздалость!
Я не найду, потеряю, но что-то случится,
возле меня, да и после кому-то осталась
рваная осень, как сбитая осенью птица.
Белые церкви и бедные наши забавы,
все остается, осталось и, вытянув шеи,
кони плывут и плывут, окунаются в травы,
черные птицы снуют надо мной, как мишени.


Нора Якоб

Анна Билькова:

Майя Борисова

***
Поэзию тираны ненавидят.
Поэзия для тронов — как таран.
Поэзия лукаво бровью двинет-
становится посмешищем тиран.

Поэзия вздохнёт — и вдруг заплещет
народный гнев на кончике пера.
Тогда тиран зовёт своих заплечных
и говорит им коротко: «Пора».

И вот уже слушок паскудный пущен.
Снег. Выстрел. Гроб, спелёнутый тесьмой...
Вот так-то, Александр Сергеич Пушкин.
Не миновал и Вас тридцать седьмой.


Ольга Даровских. (Фото. М. Андрианова)

Ольга Даровских:

Александр Тимофеевский

***
Примета времени — молчанье,
Могучих рек земли мельчанье,
Ночей кромешных пустота
И дел сердечных простота.
Как обесценены слова...
Когда-то громкие звучанья
Не выдержали развенчанья.
Примета времени — молчанье.
Примета времени — молчанье.
Предпраздничная кутерьма...
Ноябрьский ветер злой и хлесткий
Бесчинствует на перекрестке.
Стоят такси оцепенев,
И не мигают светофоры,
По главной улице в стране
Проходят бронетранспортеры.
Проходят танки по Москве,
И только стекол дребезжанье.
Прохожий ёжится в тоске.
Примета времени — молчанье.
Мысль бьется рыбою об лед,
И впрямь, и вкривь, в обход, в облет.
И что ж — живой воды журчанье
Сковало льдом повсюду сплошь.
Мысль изреченная есть ложь.
Примета времени — молчанье.


Светлана Ботева. (Фото М. Андрианова)

Светлана Ботева:

Арсений Тарковский
ПЕРВЫЕ СВИДАНИЯ

Свиданий наших каждое мгновенье,
Мы праздновали, как богоявленье,
Одни на целом свете. Ты была
Смелей и легче птичьего крыла,
По лестнице, как головокруженье,
Через ступень сбегала и вела
Сквозь влажную сирень в свои владенья
С той стороны зеркального стекла.
Когда настала ночь, была мне милость
Дарована, алтарные врата
Отворены, и в темноте светилась
И медленно клонилась нагота,
И, просыпаясь: «Будь благословенна!» —
Я говорил и знал, что дерзновенно
Мое благословенье: ты спала,
И тронуть веки синевой вселенной
К тебе сирень тянулась со стола,
И синевою тронутые веки
Спокойны были, и рука тепла.
А в хрустале пульсировали реки,
Дымились горы, брезжили моря,
И ты держала сферу на ладони
Хрустальную, и ты спала на троне,
И — Боже правый! — ты была моя.
Ты пробудилась и преобразила
Вседневный человеческий словарь,
И речь по горло полнозвучной силой
Наполнилась, и слово ты раскрыло
Свой новый смысл и означало: царь.
На свете все преобразилось, даже
Простые вещи — таз, кувшин, — когда
Стояла между нами, как на страже,
Слоистая и твердая вода.
Нас повело неведомо куда.
Пред нами расступались, как миражи,
Построенные чудом города,
Сама ложилась мята нам под ноги,
И птицам с нами было по дороге,
И рыбы поднимались по реке,
И небо развернулось перед нами...
Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке.

(Продолжительные аплодисменты)

Г. К. Макарова: Спасибо, ребята, огромное. Присаживайтесь.
(Обращаясь к публике) Я думаю, вы многих авторов узнали, но мы всё равно решили вам их напомнить. Сейчас на экране вы увидите тех, чьи стихи сегодня прозвучали. (Звучит песня А. Галича «Когда я вернусь»)

Ну вот, вспомнили хороших людей, хорошие стихи.

М. Андрианов: Может быть, кто-то что-то хочет спросить?

Вольдемар Кузиков: Последнее стихотворение, которое прозвучало, кто написал?

Андрей Жигалин: Тарковский.

М. Андрианов(обращаясь к В. Губочкину): Владимир Иванович...
(Смех в зале)

Кто-то: Дежурный наш...

Владимир Иванович Губочкин, инженер:Сегодня мне дежурным быть абсолютно не хочется. Я пришёл слушать и восхищаться. И я послушал и восхитился. Единственное, что я могу добавить: вот вы говорите о самиздате, а я вам покажу самиздатовский талмуд. Это, конечно, не та аристократическая подборка, которую нам продемонстрировали, но в наше время ходили вот такие самиздатовские вещи. Это я потом переплёл. Это всего-навсего Высоцкий, который напечатан на вычислительной машине по специальной программе. Посмотрите, какой шрифт — как это всё трудночитаемо. Вот так мы постигали Высоцкого. И самое интересное в этой книге — это последняя страница. Прочитаю эту последнюю страницу — она небольшая — целиком: Полнота печати № 9. Напечатано программой метранпаж, разработанной в научно-исследовательском центре средств вычислительной техники МИИТа (Московского института инженеров транспорта).


Владимир Губочкин

Сидели там продвинутые юноши, девушки, терпеливо набирали программу, стучали клавишами, чтобы получился вот такой текст. К сожалению, эта книга у меня потеряла первозданный вид, это была и не книга, а вот такой толщины рулон... (показывает и смеётся), свиток такой. Чтобы дойти до нужного текста, знаете, сколько надо было провертеть? Чтобы было удобнее пользоваться, я его превратил вот в такой вот вид. Кто хочет посмотреть — посмотрите.

Борис Кирьяков, писатель, краевед: У меня есть аналогичная книга, набранная на печатной машинке. К сожалению, она сейчас в таком месте, откуда я её не могу достать. Но позднее я её привезу и подарю библиотеке. Я очень благодарен вам за прекрасный вечер. Для меня лично всё, что сегодня здесь читали, это какая-то стрела времени, пролетевшая от момента моего осознания в раннем детстве, когда умер Сталин. Я прекрасно запомнил этот день, потому что в деревне у нас был единственный приёмник, «Родина» назывался, и работал он не от сети — электричества не было, а от батареи. И мы все собрались слушать этот момент, когда Левитан бесконечно повторял... Это было что-то жуткое. И фронтовики — семеро мужиков, в том числе мой отец, который меня туда привёл. И вот этот момент из прошлого, и ваши лица — молодые, красивые, устремлённые в будущее, и вот этот прекрасный момент сейчас — это всё для меня как бы стрела времени, за которую я вам искренне и сердечно хочу сказать спасибо.
(Аплодисменты)


Борис Кирьяков

М. Андрианов: Жень, у тебя была какая-то мысль...

Евгений Якимов, актёр Театра на Спасской: Мне очень понравилось. Мне очень понравилось сценическое решение: сидишь, и образы всплывают, когда слушаешь спиной. Это очень хорошо.


Евгений Якимов

А. Жигалин: Спинной мозг включается.(Смеётся)

М. Андрианов: Интересно было наблюдать и за зрителем, как они реагируют на наше мелкое хулиганство. Я бы хотел услышать от вас: насколько эти тексты сейчас соотносятся с нашим временем?

С. Перетягина: Буквально.

Б. Кирьяков: На мой взгляд, соотносятся.

М. Андрианов: Это хорошо или плохо? Или как?

А. Жигалин: Время пошло по кругу.

Кто-то: По спирали.

М. Андрианов: Вот я слышал, Арефьева выпускает альбом, который называется «Время назад». Это что вообще происходит, на ваш взгляд?


Михаил Андрианов

Б. Кирьяков: Это всегда так было, всё повторяется.

М. Андрианов: Снова «примета времени — молчание»? Может, кому-то ещё что-то хочется сказать?

Г. К. Макарова: А сейчас самиздат в какой-то форме существует?

А. Жигалин: В интернете — сплошной самиздат. Сетература называется.

М. Андрианов: Интернетиздат — это, на самом деле, реинкарнация самиздата. Он похож на самиздат больше, чем кажется на самом деле. Только тогда сложно было достать, а сейчас — сложно всё прочитать.
Ну что... тогда...

Г. К. Макарова: Да здравствует самиздат!

М. Андрианов: Не знаю, хорошо это или плохо: Да здравствует самиздат.

А. Жигалин: И самчитат!

М. Андрианов: Самчитат — обязательно! (Смех в зале). И на «сладкое» у нас Александр Галич.

ВИДЕОЗАПИСЬ ВЕЧЕРА «САМИЗДАТ. СТИХИ»

ЧТО ЧИТАТЬ:

Золотой век самиздата // Неофициальная поэзия : антология / Сост. Г. Сапгир

Виктор Кривулин. Золотой век самиздата

ПОЭТЫ САМИЗДАТА:

ВИДЕО:

История СССР. Самиздат

Самиздат. Подпольная литература в СССР: лекция Евгения Попова

«Я гений Николай Глазков...»

Отзывы к новости
Назад | На главную

џндекс.Њетрика