ПЕРЕХОДНЫЙ ВОЗРАСТ *
(М. : АСТ, 2011)
Анна Старобинец — одна из моих любимых авторов. Очень радостно было узнать, что в июле 2018 года она стала лауреатом «Еврокона» ESFS Awards-2018 (Европейской премии в области литературной фантастики) и вошла в «Зал славы». Читаю у неё всё, что плывёт в руки, эта книга — сборник рассказов-триллеров — уже третья, о которой я пишу для «Книжной полки».
Что привлекает меня в творчестве Анны Старобинец? Хорошо помню детство, когда мне нравились страшные истории. Всегда мне были интересны готическая литература, Пражская школа, немецкий экспрессионизм с их мрачным сюрреализмом. Наверное, потому, что страшное — это тени, подчеркивающие светоносную ткань жизни. Как ужасные химеры на средневековых соборах, внушающие прихожанину простую оппозицию между светом и тьмой. «Обернись к свету, и морок развеется! Мы — только там, где нет любви и правды, настоящего внимания к близким, «духовного борения».
Обычно от разных ужасов в «Переходном возрасте» страдают не злые грешники (которым, якобы «так и надо») или невинные агнцы (награда коим на небесах), а серенькие унылые обыватели, которым присуща душевная леность и равнодушие. И пусть даже во всём остальном они — вполне себе симпатичные люди, на место пустоты в их жизни всегда влезает чья-нибудь раззявленная пасть (или, как в титульном рассказе — вползает муравьиная Королева).
«Страшилки» «Переходного возраста» очень причудливы, это не ужастики криминальных новостей с расчлененкой, а Босховские чудища.
Мой личный выбор среди рассказов сборника — «Живые».
Героиня «Живых» обитает в постапокалиптической Москве, которая ограждена от окружающего мира стеной, и в которой осталось всего тысяча человек. Она недавно потеряла мужа и ищет способа утишить свою боль. Ей могут помочь, сделать так, чтобы в её квартире поселилась точная копия любимого, но вместо иллюзорного покоя это лишь обостряет тревогу, потому что он — не живой. И кто такие — эти тысяча выживших москвичей и почему их так люто ненавидят ОНИ — озлобленные, грязные, иногда перелезающие через стену снаружи в почти опустевший мегаполис, называющие себя «живыми»...
ЦИТАТЫ:
Из «Живых»:
Я точно помню день, когда впервые заметила, что что-то не так под землей. Это было первое марта позапрошлого года. Неожиданный мороз (я еще подумала: вот вам и начало весны) превратил все без исключения московские трассы в конькобежные дорожки, с изысканным коварством присыпанные мелкими гранулами тверденьких льдистых снежинок. Этот мороз сделал их практически непригодными для передвижения не только на моем легко-задом вертлявом «гольфе», но и вообще на любом транспорте, не снабженном полозьями.
Опасливо поелозив демисезонной резиной по мутной недружественной глади Садового кольца, я оставила машину у ближайшего выхода метро и — терпеть не могу подземку, но нужно же было как-то попасть на работу — спустилась вниз.
И вот там, в переходе с «Театральной» на «Площадь Революции», мне впервые показалось, что что-то не так.
Из динамиков лился бодрый мужской голос — такой полузабытый, такой знакомый, такой неприятно родной. Голос из моего короткого социалистического детства — тот, что мешал мне спать («В эфире — „Пионерская зорька“!»), тот, что всегда ворковал на кухне, когда мать готовила самые вонючие (заливное) и самые несъедобные (тушеная капуста) блюда («На волне „Маяка“ — концерт по вашим заявкам!»), тот, что с жизнерадостным занудством ежедневно пытался меня убедить, что в Петропавловске-Камчатском всегда полночь.
Только теперь этот голос говорил совершенно другое (да откуда он вообще взялся в наше время, этот непрошибаемый гнусный Оптимист? Разве он не умер? Разве хотя бы не состарился? Почему тогда я не слышу старческих скрипучих ноток в его самодовольном баритоне? Или у этого вечного голоса и не было никогда никакого владельца? Адаптированный для простого народа Глас Божий? Синтетическое фуфло?).
Теперь он говорил другое — но все с той же пионерской бравадой:
— ...о лицах, пачкающих одежду других пассажиров, нарушающих общественное спокойствие, занимающихся попрошайничеством, и лицах без определенного места жительства — просьба немедленно сообщать начальнику станции...
... снова, в который уже раз, подумала, что «Площадь Революции» — все-таки самая дикая станция в Московском метрополитене. С этими ее чудовищными статуями, которые улыбались и корчились — каждая на своем столбе. В некоторые из них можно было, кстати, залезть рукой (то есть не в сами статуи, а в небольшие углубления в складках «одежды») и найти там пару-тройку свернутых в шарики записочек. Мало кто знал об этом, но один мой приятель откуда-то знал — и рассказал мне. Уже многие годы существовал, оказывается, такой городской ритуал: человек писал на маленькой (обязательно очень маленькой, буквально сантиметра два на два) бумажке свое самое заветное желание — совершенно микроскопическими буквами (чтобы уместилось), но без сокращений. Клал бумажку в статую и ждал три дня. Через три дня он возвращался, искал свою бумажку, и, если находил — увы, это обозначало отказ статуи исполнять его просьбу. А вот если записочки не оказывалось — значит, она согласилась.
Я пошарила рукой в бронзовом переднике какой-то огромной не то доярки, не то революционерки (голова замотана в бронзовую же косынку, на коричневом, чуть тронутом зеленью лице — нездешняя безмятежность) и вытащила два комочка. Развернула один: «Отношения с Витей улучшенные, стабильно спокойные, и вскоре брак». Второй: «Скорей победить». Положила оба в карман и направилась к поезду.
Вообще-то попасть в область стало возможным только недавно. До этого мы здесь, в Москве, вообще не знали, остались ли за ее пределами живые люди. Пару месяцев назад нам разрешили выезжать. Все-таки там находится фабрика, в области. Каким-то чудом она не пострадала.
Для москвичей ввели строгую пропускную систему. Но сюда, к нам, по-прежнему не пускают никого.
Анна Старобинец
АННА СТАРОБИНЕЦ О СВОЕЙ КНИГЕ:
«Я, будучи сама журналистом и даже литературным критиком, понимаю, ярлычки просто необходимы для того, чтобы обозначить для читателя, примерно, с чем он имеет дело. Кроме того, надо сказать, что сравнение с Филиппом Диком, в общем, не позорное совсем и даже со Стивеном Кингом. Поэтому я не могу сказать, что я испытываю какие-то отрицательные эмоции, но понятно, что это некая точка на системе координат. В общем-то, рядом с ней находиться довольно приятно».
Отсюда:
Татьяна Александрова, член клуба «Зелёная лампа»
15 ноября 2018 г.
РЕЦЕНЗИИ ТАТЬЯНЫ АЛЕКСАНДРОВОЙ НА ДРУГИЕ КНИГИ АННЫ СТАРОБИНЕЦ:
«Икарова железа»*
«Резкое похолодание»*
* Книги есть в отделе абонемента Герценки («Переходный возраст», «Икарова железа», «Резкое похолодание»).