ПИСЬМА 1925–1975 И ДРУГИЕ СВИДЕТЕЛЬСТВА
(М.: Изд-во Института Гайдара, 2015)
Один из этих персонажей мне остро интересен уже много лет. А второй — намертво к нему прилип, как возлюбленный, друг, вечный оппонент и зеркальный двойник, любимый антипод.
Имена Мартина Хайдеггера и Ханны Арендт не нуждаются в пояснениях, они давно вошли в пантеон мировой философской мысли. Тем интереснее биографическая подробность, связавшая этих двух людей. Их отношения вышли за пределы контактов учителя и ученика (Арендт была студенткой Хайдеггера в Марбургском университете). Роман, длившийся 4 года (c 1925 года), перерос в дружбу, выдержавшую огромный временной перерыв (до 1950 года). Ханна Арендт сохранила до конца жизни теплые дружеские чувства к философу и приложила все свои силы, всю свою энергию, чтобы имя Мартина Хайдеггера очистилось от обвинений в пособничестве нацизму.
Переписка двух выдающихся мыслителей стала доступной в 1998 году, когда было опубликовано первое издание сборника писем, подготовленного немецкой исследовательницей Урсулой Лудзь.Перевод осуществлен по третьему изданию 2002 года.
Мартин Хайдеггер — Ханне Арендт, ноябрь 1925 года
Дорогая Ханна!
Почему любовь богаче всех других человеческих возможностей и сладостным бременем ложится на охваченных ею? Потому что мы сами превращаемся в то, что мы любим, оставаясь самими собой. И тогда мы хотели бы отблагодарить возлюбленного, но не в состоянии найти что-либо достойное его.
Мы можем отблагодарить только самими собой. Любовь превращает благодарность в верность нам самим и в безусловную веру в другого. Таким образом, любовь постоянно углубляет свою сокровенную тайну.
Близость есть бытие в величайшем отдалении от другого — отдалении, которое ничему не дает исчезнуть, но помещает «ты» в прозрачное, но непостижимое, лишь-здесь (Nur-Da) откровения. Когда присутствие другого вторгается в нашу жизнь, с этим не справится ни одна душа. Одна человеческая судьба отдает себя другой человеческой судьбе, и чистая любовь обязана эту самоотдачу сохранять такой же, какой она была в первый день.
Если бы ты повстречалась мне в возрасте 13 лет, если бы это случилось через десять лет... — нет смысла гадать. Нет, это произошло сейчас, когда твоя жизнь еще тихо примеривается к жизни женщины, когда ты должна будешь вобрать в свою жизнь все без остатка (предчувствие, тоску, расцвет, смех), а твоя девичья пора как источник добра, веры, красоты, непрестанной женской самоотдачи.
И что могу я в этот момент?
Беспокоиться о том, чтобы ничего в тебе не разрушилось; чтобы очистилось то, что было в твоем прошлом тягостного и болезненного; чтобы ушло чуждое и наносное.
Возможности женской натуры в твоем окружении совсем иные, чем «студентка» считает, и гораздо более позитивные, чем ей кажется. Пустая критика должна разбиться о тебя, отступит и чрезмерное отрицание.
Пусть мужское вопрошание учится благоговению у простой самоотдачи; пусть одностороннее занятие учится всемирной широте у изначальной целостности женского бытия.
Любопытство, сплетни и школьное тщеславие неистребимы; благородство может придать свободной духовной жизни только женщина — такая, какая она есть.
Когда начнется новый семестр, уже наступит май, сирень зацветет на древних крепостных стенах и деревья в цвету будут колыхаться в скрытых [за заборами] садах,—а ты в легком летнем платье войдешь в старые ворота. Летние вечера проникнут в твою комнату и прозвенят в твоей юной душе о тихих радостях нашей жизни. Скоро пробудятся цветы, и ты будешь срывать их своими милыми руками, проснется и мох на лесных прогалинах, по которым летают твои блаженные сны.
А я еще не скоро смогу приветствовать в одинокой прогулке горы, чей скалистый покой когда-нибудь осенит тебя и в чьих контурах повторится содержание твоего существа. Хочется побывать и у горного озера, чтобы с крутизны заглянуть в его покойные глубины.
Твой М.
Татьяна Александрова, член клуба «Зелёная лампа»