ВОЛШЕБНИК НАБОКОВ И СЧАСТЬЕ
( М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2013)
Лила Азам Зангане – французская писательница иранского происхождения. С предметом своей преданной любви она разминулась на Земле всего на семь месяцев. Но ее это не остановило. Ею написана довольно интересная и по-настоящему влюбленная книга о Владимире Набокове. Очень яркая, искренняя, временами странная – там, где автор придумала, скомпилировала и составила интервью, которое, якобы берет у Набокова. И полная попыток разной степени успешности «играть в Набокова», писать, как он, строить что-то «из Набокова». Это-то как раз моего восторга и не вызвало. Понравились же красота и ясность аналитическая и человечность биографическая.
Мне захотелось перечитать Героя. Наверное, это самый главный желаемый итог таких книг – любовь создает индукцию. Конечно, при звуке имени «Набоков» у меня не бегут мурашки по коже, но, когда я встречала в этой книге цитаты из него – бежали!
Посмотрим, побегут ли у вас.
Сначала – цитаты из автора, Лилы Азам Зангане:
---
«Вот в чем я увидела природу счастья. Литература – и Набоков в особенности – оказались для меня не учебником, как стать счастливым, а самим переживанием счастья. В.Н., с его лингвистической гениальностью и трехъязычной грациозностью, пробуждает это чувство больше, чем какой-либо другой писатель из числа мне известных».
«Счастье по Набокову – это уникальный способ видеть, восхищаться и понимать. Другими словами, улавливать (как ловят сачком бабочек) летящие к нам частицы света. Отсюда его понимание искусства как любопытства и восторга. Это искусство, которое ведет нас к полной ясности сознания. Даже в темноте и смерти, говорит нам Набоков, вещи дрожат искрящейся красотой. Свет можно найти повсюду».
«Наверное, надо добавить, что быть великим писателем счастья не значит рассказывать счастливые истории, где действуют картонные герои. Та глубокая радость, которую принесли мне «Лолита» и «Ада», имела своим источником самые разные вещи. Она была связана прежде всего с опытом существования на краю, испытания пределов (почти в математическом смысле – как открытости бесконечности), и он, в свою очередь, исполнен исключительной поэзии».
«Слова соединяются с таким ошеломляющим артистизмом, с такой страстью, что думаешь: это сказано на каком-то незнакомом языке».
А теперь – слово Герою:
---
…Сейчас я верю восхитительным обещаниям еще не застывшего, еще вращающегося стиха, лицо мокро от слез, душа разрывается от счастья, и я знаю, что это счастье – лучшее, что есть на земле»
---
«Не облекай нас тонкая пленка плоти, мы бы погибли. Человек существует, лишь пока он отделен от своего окружения».
«Череп – это шлем космического скитальца. Сиди внутри, иначе погибнешь».
«Смерть – разоблачение, смерть – причащение».
«Слиться с ландшафтом – дело, может быть, и приятное, однако тут-то и конец нежному эго».
---
«Как все-таки мал космос (кенгуровой сумки хватит, чтобы вместить его), как ничтожен и тщедушен он в сравнении с сознанием человека, с единственным личным воспоминанием, с его выражением в словах…»
«Длани сознания тянутся, ощупывают, и чем они длиннее, тем лучше»
---
«Зеркало насыщено яркостью, шмель влетевший в комнату, бьется о потолок. Все так, как должно быть, ничто никогда не изменится, никто никогда не умрет»
«Первые существа, почуявшие течение времени, были также и первыми, умевшими улыбаться»
«Она думала… о разлитой в мире несметной нежности, об участи этой нежности, которую либо сминают, либо изводят, либо обращают в безумие».
«…нам никогда не удастся вкусить от истинного настоящего, которое представляет собой миг нулевой длительности».
«…тишина чистой памяти»…
---
«Прокатят века, - школьники будут скучать над историей наших потрясений, - все пройдет, все пройдет, но счастье мое, милый друг, счастье мое останется, - в мокром отражении фонаря, в осторожном повороте каменных ступеней, спускающихся в черные воды канала, в улыбке танцующей четы, во всем, чем Бог окружает так щедро человеческое одиночество».
---
«все «общие идеи» (которые так легко приобретаются и так выгодно перепродаются) неизбежно останутся всего лишь истертыми паспортами, позволяющими их владельцам беспрепятственно путешествовать из одной области невежества в другую».
---
«Я знаю больше, чем могу выразить в словах, и то малое, что я могу выразить, не было бы выражено, не знай я больше».
---
«…Мы никуда не идем, мы сидим дома. Загробное окружает нас всегда, а вовсе не лежит в конце какого-то путешествия. В земном доме вместо окна – зеркало; дверь до поры до времени затворена; но воздух входит сквозь щели».
---
«…Он чувствовал, что весь этот переплет случайных мыслей, как и все прочее, швы и просветы весеннего дня, неровности воздуха, грубые, так и сяк скрещивающиеся нити неразборчивых звуков – не что иное, как изнанка великолепной ткани».
---
«…Конечно, не там и не тогда, не в этих снах, дается смертному случай заглянуть за свои пределы – с мачты, из минувшего, с его замковой башни, - а дается этот случай нам наяву, когда мы в полном блеске сознания, в минуты радости, силы и удачи. И хоть мало различаешь во мгле, все же блаженно верится, что смотришь туда, куда нужно».
-----------------------------
P.S. «Когда я замечаю что-то необычное, то первым рефлективным желанием становится отнести это отцу для одобрения, как я приносил ему отшлифованные морем камешки в детстве на пляже Ривьеры. И лишь долю секунды спустя я чувствую укол боли и осознаю, что его больше нет. Понравились бы ему мои маленькие приношения?» (Дмитрий Набоков).
Сын героя этой книги ее одобрил. Это о многом говорит.
Татьяна Александрова
http://l-eriksson.livejournal.com/670002.html