ПО КОМ ЗВОНИТ КОЛОКОЛ
(М.: Энигма, 2012)
Решиться начать читать некоторые книги и некоторых авторов мне бывает непросто. Да, мне доподлинно известно, что они очень значимы для человеческой цивилизации, что бросаемый ими отсвет на последующие эпохи, на жизнь и творчество великих людей – огромны и бесценны. Но что-то мешает.
Суетность? Боязнь большого душевного труда? Опасение не совпасть в оценках с теми, кто – достоверно – признан тобой авторитетом? Детская вредность и предубеждение – «полезное – невкусно»? Или боязнь признания собственного невежества, обнаруженная в его преодолении?
В общем, мой подход к этой книге сопровождался неким страхом. И страх этот – развеян.
Это прекрасное издание содержит в себе два известных произведения Джон Донна – знаменитого английского поэта-метафизика, поэта-алхимика, поэта-богослова.
Написанные в 1623 и 1631 годах произведения Дж.Д. посвящены одной теме (если можно так сказать о полифоничной, многоплановой и очень «барочной» прозе Донна), и тема эта в свой час становится актуальной для каждого человека.
Все мы бренны и смертны, и не каждому из нас дано быть «мгновенно обесточенным», «выключенным» из сети одним рывком, как какой-нибудь электроприбор. Вероятнее, что предстоит пережить период «завершения работы», более или менее длительный.
Как желалось в старой песне, которая впервые когда-то (лет в пять-шесть) заронила во мне мысль о том, что к этому надо как-то относиться…
Уходили, расставались, покидая тихий край,
Ты мне что-нибудь, родная, на прощанье пожелай!
И родная отвечала: Я желаю всей душой
Если смерти – то мгновенной, если раны – небольшой.
Но такие пожелания любимых сбываются редко…
Даже сейчас. А уж во времена Донна (годы его жизни - 1572 – 1631) – об этом не приходилось и мечтать, люди были смиреннее и думали о боли, болезни и смерти чаще, чем мы – некуда было спрятаться, да и «прятки» эти были не в чести. Даже довольно популярный литературный жанр существовал: трактаты, посвященные ars moriendi – искусству умирания.
Первая из этих двух книг появилась во время тяжелой болезни автора. По-видимому, это был возвратный тиф. Но тогда Донну суждено было поправиться.
Вторая – голос обреченного. Рак желудка.
Но оба раза опыт страданий тела и связанных с этим, сопутствующих этому мыслей и эмоций – выражен с таким тщанием и одновременно с таким мужеством, что я невольно подумала обо всех на свете страдающих, больных, умирающих людях. В этих незримых и часто безнадежных битвах проявляется такой героизм, такое величие, такие подвиги духа и столько высокой человеческой красоты, а мы почти всегда испуганно отворачиваемся от этого, и гоним мысли о том, что все это – и «про нас».
Спроси практически любого, что он знает из Джона Донна? Чаще всего ответ будет таким:
«Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством.
А потому никогда не посылай узнать, по ком звонит колокол: он звонит по тебе».
Люди давних эпох так же боялись этого звона, как и мы. Но не закрывали от него уши.
Название знаменитого романа Хэмингуэя – прямая цитата. А вот еще пример того, что Джон Донн был любезен выдающемуся поэту ХХ века – Иосифу Бродскому.
http://www.velib.com/book.php?author=b_881_1&book=brodskiy_osip_sbornik_stihov_i_poem&part=bolshaja_ehlegija_dzhonu_donnu
Может, пора решаться открывать для себя эти «тяжелые», «запретные» страницы?
Между прочим, большинство из нас, читателей, зависимы от искусства переводчика. И англочитающие неангличане, полагаю, не так уж легко и просто смогли бы самостоятельно разобраться в старинном тексте.
А эти работы Джона Донна переведены с особенным мастерством!
Из аннотации к книге:
«Перевод «Обращений к Господу в час нужды и бедствий», выполненный А.В. Нестеровым, специально отмечен жюри Малого Букера (2001 г) как «являющийся значительным вкладом в практику русского исторического перевода». «Схватка смерти» переведена О.А. Седаковой, лауреатом многих литературных премий, в том числе Премии Андрея Белого (1980), Ватиканской премии имени Вл.Соловьева «Христианские корни Европы» (1998), Премии А.И.Солженицына (2003).
Цитаты:
Будь я хоть прахом и пеплом, и тогда мог бы я говорить пред Господом, ибо рука Господня вылепила меня из этого праха, и ладони Господни соберут этот пепел; Господня рука была гончарным кругом, на котором этот сосуд глины обрел форму свою, и Господня ладонь – та урна, в которой сохранен будет мой прах. Я – прах и пепел Храма Духа Святого; найдется ли мрамор, удостоившийся подобной чести? Но я – больше, чем прах и пепел; я – лучшая моя часть, я – душа моя.
Джон Донн. Надгробие
---
… вот в сознании нашем голос – это мы не прислушиваемся к нему. Мы болтаем, лицемерим, опиваемся вином, забываемся сном – лишь бы не слышать его; и пробудившись не говорим, как Иаков: истинно Господь присутствует на месте сем; а я не знал: и хотя мы могли бы знать этот пульс, этот голос, мы не знаем и не желаем того.
---
Голос этот, услышанный на краю недуга, на краю греха – он есть истинное здоровье.
---
Человек, это благороднейшее из созданий, вылеплен из персти земной, - но тает, обращаясь в ничто, будто снежное изваяние, словно сотворен он не из глины, но из снега. Мы видим – алчность желаний подтачивает его, он тает, снедаемый завистью; он и сам сказал бы, что не может устоять перед красотой, что дана в обладание другому; но он чувствует, что плавится в огне лихорадки, не так, как снег на солнце, а так, словно он – кипящий свинец, железо или желтая медь, брошенные в плавильную печь […].
---
Но и будучи последним из рабов – все равно он подобен Богу, и не меньше в нем от образа Божия, чем в том, кто соединил бы в себе все добродетели царя Давида и всех владык мирских, и все силы легендарных великанов и унаследовал бы лучшее от всех сынов человеческих, которым дал Господь этот мир. А потому, сколь бы я ни был ничтожен – но ведь Господь наш называет несуществующее, как существующее […].
---
…Человек сотворен ходить вертикально, и тело от природы дано Человеку таким, чтобы он мог созерцать Небо. Сама форма тела человеческого исполнена благородства – и помня о том, что оно обязано всему одной лишь душе, тело выплачивает свой долг, неся душу ближе к небу, […] само тело призывает человека помышлять о месте, которое есть обитель его, - о Небе.
---
Из могилы я могу говорить сквозь камни: говорить голосами друзей моих, теми словами, что в память обо мне диктует им любовь…
---
Пусть болезнь – сама величайшее из несчастий, но величайшее несчастье, выпадающее нам в болезни, - одиночество…
---
Человек, верный Природе, далек от того, чтобы думать, будто есть в мире что-то, существующее как единичное, - было бы неразумным полагать, будто сам этот мир – единственный: каждая планета, каждая звезда – иной мир, подобный сему; разум склоняется к тому, чтобы представить себе не только все множество многоразличных созданий в этом мире, но и множество миров, так что питающие отвращение к одиночеству не одиноки, ибо и Бог, и Природа и Разум сообща восстают против этого. Ныне человек может прельститься и принести чуме обеты одиночества, ошибочно приняв заразу за религию, - он удаляется от мира, затворяется от людей, никому не делает блага, не общается ни с одной живою душою. Бог оставил нам два Завета, два Распоряжения; но разве сказано в них, что путь к святости пролегает через одиночество и воздержание от какого бы то ни было доброго деяния в мире? Это не от Бога, это – приписка к Его Распоряжению, сделанная чужой рукой, это не часть Его Заветов, но вписанное между строк кем-то другим.
---
Когда мы одиноки, когда мы всеми покинуты и забыты – мы распахнуты навстречу Богу, который Один от нас не отступился. […] Но сказано: верный друг – врачевство для жизни, и боящиеся Господа найдут его. И вот Бог является мне в облике врача, который есть верный друг мне.
---
…страх может таиться за личиной иных расстройств, что поражают сознание и ведут к помрачению его: в любви, стремящейся к обладанию, можно увидеть любовь, но на деле она – лишь страх, ревность и настоенный на подозрениях страх потери; в презрении к опасности и пренебрежении ею можно увидеть доблесть, но это лишь страх, порожденный нашей зависимостью от мнения окружающих о нас и боязнь пасть в их глазах.
---
Бог не есть ни Бог промедления, ни Бог поспешности; всякая молитва ко времени, ибо не дремлет и не спит Господь.
---
Мы часто говорим, что и малого достаточно, чтобы поддержать жизнь человеческую, - но увы, сколь же ничтожно то, что причиняет человеку смерть.
---
Но вижу я в мире сем и иные сердца, сердца каменные – не таким ли стало сердце мое? Вижу сердца, что силкам подобны, - разве не был я их пленником; сердца, что пылают, как печи, - разве не горела в моем сердце смола похоти, смола зависти и честолюбия? Вижу сердца, на которые во всем полагались их обладатели, а ведь сказано: тот, кто надеется на сердце свое, тот глуп – ибо надеется он на две добродетели: твердость, коя есть добродетель моральная, и силу духа, коя есть добродетель гражданская, - они же предадут его и покинут, коли будет угодно тебе ниспослать ему разочарование духовное, испытать его унынием и томлением духа. И разве не множество сердец таково? Но хуже всех – сердце, в которое вошел Дьявол, сердце Иуды. Господи, сердце мое – не из числа сердец праведных; грешные же сердца не подобает вручать Тебе. Что же мне делать?
---
…когда сталкиваемся мы с парами ядовитыми неожиданно, ибо притаились те в засаде, скопившись в глубокой скважине, что стояла закрытой, или в новой шахте, - кто будет жаловаться, кто будет выдвигать какие-либо обвинения: винить в происшедшем некого, не на кого жаловаться – разве что на судьбу, но ведь та – еще эфемернее, чем пар. Но когда мы сами – скважина, что выделяет испарения ядовитые, печь, что изрыгает дым едкий, шахта, что выделяет удушливые и зловонные газы, кто будет усугублять скорби свои мыслью о том, что это ближний его, его близкий друг, его брат погубил его; погубил завистливым шепотом, дыханием клеветы…
---
Господи, Господи, слуга Твой Иаков задает вопрос: что такое жизнь человеков? и дает мне на него ответ: пар, являющийся на малое время, а потом исчезающий. И спроси он меня, что такое смерть – моя смерть, ответил бы я: пар, как и жизнь.
---
Боже мой, Боже мой, разве звался бы Ты – «Ветхий днями», если бы не были мы призваны дать отчет о днях нашей жизни? […] О да, волею Твоею спасение наше в ином, и все же иные дни ради нас выделены Тобой среди прочих: ибо как в свой час кульминируют светила на небосводе, так есть дни, предназначенные для того, чтобы был восхищен дух наш молитвою, - и как замирают планеты, достигнув в пути своем точки стояния, так и мы в иные периоды жизни должны отринуть всякую суетность и предаться размышлениям о том, что сотворено Тобой нас ради, о ниспосылаемых Тобой испытаниях, суде и воздаянии – о том, какова участь наша в глазах Твоих, - дабы через то обрели мы исцеление духовное и крепость телесную. Ибо для всякого живущего в мире сем есть день спасения, о котором сказано: ныне время благоприятное, день спасения, - но есть также великий день гнева Твоего, когда ни один не устоит, - но прежде, чем настанет тот день, каждый из живущих познает дни злые, о которых предупреждаешь Ты нас и заботишься, чтобы вооружены мы были в те дни. Поэтому и ниспосланы нам дни переломов и кризисов, чтобы помышляя о них, могли мы рассудить, здоровы ли мы духовно…
---
Твой возлюбленный слуга, Иоанн, желает Гаю, чтобы здравствовал и преуспевал во всем, как преуспевает его душа; ибо если душа изъязвлена будет, то костный мозг тела – лишь вода; если же душа иссушена, то цветение и крепость тела – лишь иллюзия, и красивейший лицом человек – лишь призрак дрожащий. […] Мы, живущие в дни нынешние – дни не пророков, но – Сына, - неужели мы вновь побьем камнями пророков, и вновь распнем Сына, когда явлены нам ясные знамения и положены сроки, когда суждено кризису разрешиться?
---
И при неумолчном звуке колокола
с ближайшей колокольни на погребение других
они восклицают, что приближается мое погребение
---
Детей сильных мира сего воспитывают таким образом, что за проступки, совершенные ими, карают других: на их глазах невинные претерпевают наказания, положенные тому, кто действительно их заслужил, - и тем вызывают в нем раскаянье. И когда колокольный звон возвещает мне, что еще один из ближних моих сошел в землю, не должен ли я осознать, что это – мое наказание, которое принял он на себя, мой долг, который он выплатил.
---
Полагая себя достойными сидеть в кресле другого или занимать пост его, почему не считаем нужным помыслить о том, каково было бы нам лежать в чужой могиле? Пусть я обделен благосклонностью фортуны, выпадающей порой худшим, чем я, но разве обделен я смертной долей, которая есть достояние тех, кто ниже меня? Пусть иные ловчее меня, однако, как и они, я рожден для столь же многих немощей.
---
Но кто может остаться глух к колокольному звону, когда тот оплакивает уход из мира частицы нас самих? Нет человека, что был бы сам по себе, как остров; каждый живущий – часть континента; и если море смоет утес, не станет ли меньше вся Европа: меньше – на каменную скалу, на поместье друзей, на твой собственный дом. Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством. А потому никогда не посылай узнать, по ком звонит колокол: он звонит и по тебе.
---
…мы все умрем; так смерть других должна научить нас закону смерти. Сын Твой Иисус Христос, в писании назван первенцем из мертвых; Он – первым восстал из смерти, Он – мой старший брат и наставник мой в науке умирания: при том – я младший брат того, что только что умер, - младший брат того, кого видел я лежащим в гробу, того, погребальный звон по кому коснулся моего слуха, - любой усопший прежде меня – первый учитель мой в этой школе смерти.
---
Если рисующий на листе бумаги круг – когда осталось лишь немного, чтобы тот замкнулся, - чуть сдвинет циркуль, труды его пойдут насмарку – если только не примется за работу вновь, и не найдет тот же центр, дабы на него опереть ножку циркуля и не проведет круг от начала до конца. Так и я, избрав основанием для моего циркуля Тебя, Господи, видя в Одном Тебе центр и начало, столь продвинулся в работе моей, что приблизился к познанию себя, - но если отступлюсь от центра, круг мой так и останется незавершенным.
---
Боже предвечный и милосердный, повенчав женщину мужчине и сделав их одной плотью – разве не намеревался Ты через это привести их к тому, чтобы стали они одной душой, и страсти их исполнены были бы взаимоприязни, так что во всем уступали бы и послушали они друг другу, - во всех превратностях мира сего, как в добре, так и во зле, выпадающим им на долю, - Господи, смиренно молю тебя – повенчай таким же образом мои душу и тело, дабы могла душа прозревать все, совершаемое Тобой ради меня по милосердию Твоему, и обратила бы то во благо телесного моего выздоровления, сама восходя к исцелению духовному. По благости Твоей дозволено мне позаботиться о теле своем и дарованы средства, что вымоют из него вредоносные соки, угрожающие здоровью. Господи, река отравленная струится в моем теле, но море ядовитое – в душе моей, море бездонное, восставшее до небес, как воды Потопа. Но Ты также воздвиг во мне и вершины горные, на которых могу обрести спасение от наводнения греха. Что есть естественные способности души, как не холм, взойдя на который, могу устоять перед иными из грехов и соблазнов? Также и образование, учение, соблюдение благочестия и следование благому примеру – горы, на которых найдем мы спасение от разлива иных грехов. Над ними же возвышаются пики Церкви, Слова Божия, Таинств и Установления Веры. Также пребудем мы в безопасности и на вершинах, имя которым – Угрызения совести, Раскаяние в Духе и Покаяние во грехах.
---
Человек – воистину великан, когда восстает он на лучшее, что в нем есть, и сам себя соблазняет, - и воистину карлик, когда нужно ему от соблазна удержаться и обрести внутреннюю опору, дабы себе помочь.
Татьяна Александрова
http://l-eriksson.livejournal.com/533983.html#cutid1
http://l-eriksson.livejournal.com/534173.html#cutid1