ДЕВИЗ ЕВГЕНИЯ ПЕТРЯЕВА

В предисловии к книге Е.Д. Петряева «Записки книголюба» (Киров : Волго-Вят. кн. изд-во. Киров, отд-ние, 1978) Владимир Лидин, сам библиофил-писатель и носитель многих других качеств книжника широкого профиля, назвал автора «искателем», тем самым определив доминирующую черту характера коллеги по увлечению. В предисловии к книге того же автора и земляка «Живая память» (М: Молодая гвардия, 1984) Альберт Лиханов, писатель и общественный деятель, характеризуя Евгения Дмитриевича, назвал его «открывателем Отечества». Ну а если судить по многочисленным откликам в печати на выход его книг, он и «литературный археолог», и «летописец Забайкалья», и «искатель литературных кладов Сибири», и «литератор-медик», и «основатель литературных музеев Александра Герцена, Михаила Салтыкова-Щедрина и Александра Грина» всё там же, в «Кирове на Вятке», как он любил называть город, где прошли его последние годы - самые, надо сказать, плодотворные - и где он оказался причастен к деятельности одного из самих известных в стране сообществ книжников - клуба «Вятские книголюбы». Кроме того, не без его участия, причём самого деятельного, проходили придуманные его изобретательным умом Герценовские, Салтыковские и Гриновские чтения.

Евгений Дмитриевич Петряев (1913—1987) — литературовед, библиофил, историк, краевед, по основной профессии врач, кандидат биологических наук, полковник, поскольку многие годы состоял на военной службе (Подробнее см. : Совет. библиогр. 1983. №1. С. 84—85 ; Ласунский О.Г. Слово о друге : (Памяти Евгения Дмитриевича Петряева) // Там же. 1987. №3. С. 87-89). История отечественного библиофильства знает немало примеров совмещения основного рода занятий с увлечением библиофильством или краеведением. Далеко ходить за примерами не надо. У всех на слуху имена эстрадного артиста Н.П. Смирнова-Сокольского, пианиста М.С. Лесмана, инженера-строителя Н.П. Ильина, доктора геолого-минералогических наук, профессора М.В. Раца, можно назвать и других знатоков и ценителей книги, обладавших широтой интересов. Однако даже на этом фоне пример Е.Д. Петряева выходит за рамки общепринятых представлений. Как это ни прискорбно,  но большинство представителей рода библиофильского видят цель собирательства в том, чтобы тешить собственное самолюбие, доказать: они не хуже других! Больше того: они лучше других! Чем? Да хотя бы тем, что сумели приобрести у букинистов или при случае у таких же, как они, собирателей рекордное число раритетов по избранной теме. Они берут числом, а не глубиной знания о той или иной редкости. И уж, конечно, бесконечно далеки от того, чтобы установить причинно-следственную связь книги с историей культуры своего города или края. Евгений Дмитриевич Петряев, как писал А. Лиханов, не только открывает забытые имена и благие дела. Проходя сквозь толщу времени, он отыскивает в чуланах дальних родственников, позабывших о своём родстве с интересными людьми, старые книги и фотографии, афиши и проспекты, письма и рукописи. «Ему хорошо ведомо, что материальные свидетельства минувших эпох имеют свойство "гореть в печках, выцветать и теряться"». Чтобы спасти эти бесценные реликвии прошлого, которые из-за равнодушия или беспечности, а то и невежества превращаются в ненужный хлам, Евгений Дмитриевич всю свою жизнь «не устает бороться с цинизмом и исторической безграмотностью, поднимая на святое дело собирания предметов, книг, старых рукописей и пожелтевших фотографий людей, близких ему по духу. Среди таких людей — и это прекрасно! — есть совсем молодые», — замечает писатель, создавший немало книг, адресованных молодежи, которая должна подхватить эстафету сбережения всего того ценного и непреходящего, что оставили прежние поколения.

Могу подтвердить сказанное о Евгении Дмитриевиче ещё и потому, что мне довелось лично знать книголюба, встречаться с ним и состоять в деятельной переписке. Это был исключительно  целеустремлённый  человек, подчинивший свою жизнь тому, чтобы собрать и изучить как можно больше свидетельств о славном прошлом Сибири, Урала и Вятской земли — повсюду, куда забрасывала его судьба. Мы были связаны с ним общностью интересов — я, как заведующий отделом книговедения и работы с книголюбами газеты «Книжное обозрение», органа Всесоюзного общества книголюбов, он, как активнейший деятель библиофильского движения, руководитель многих начинаний в своём крае: это и клуб «Вятские книголюбы», и проводившиеся при Кировской областной библиотеке им. А.И. Герцена «краеведческие четверги», и чтения, причём на высочайшем организационном и научном уровне: с содержательными докладами и сообщениями, с книжными выставками, с выпуском памяток к каждому заседанию, снабжённых обширной библиографией. При этом был налажен регулярный обмен памятками с клубами Москвы, Ленинграда, Свердловска, Челябинска, Воронежа и других крупнейших библиофильских центров.

Заседание клуба «Вятские книголюбы». Крайний справа – Е.Д. Петряев

Регулярно, в течение ряда лет, на мой домашний адрес или в редакцию «Книжного обозрения» приходили письма из «Кирова на Вятке». По чётко выписанному на конверте адресу и фамилии, имени и отчеству получателя, я, даже не глядя на обратный адрес, обозначенный печаткой, уже знал: пишет Евгений Дмитриевич Петряев, сообщая, как всегда, скупо и деловито, о последних новостях. А ещё я знал, что, вскрыв конверт, обязательно обнаружу памятку, приложенную к письму, где будет повестка дня заседания клуба «Вятские книголюбы» и обстоятельный список литературы, имеющей отношение к предмету разговора. Шли годы, а этот ритуал нисколько не менялся. Больше того, Евгений Дмитриевич, верный себе в том, что касалось дела, требовал чёткости и деловитости и от других. Признаюсь: мне, то и дело «зашивавшемуся» в ворохе редакционных дел и не всегда, что греха таить, вовремя отвечавшему на письма с мест, порой доставалось от него. В одном из писем он меня отчитал: «Корреспондент Вы плохой, это уже все знают». При этом обозвал «кунктатором». Пришлось лезть в словари, чтобы понять, к кому это он меня причислил? Оказалось — «медлительный, нерешительный человек». Вздохнул с облегчением: это я как-нибудь переживу! От него тем не менее я получил в подарок две книги. На книге «Записки книголюба» он написал: «Киму Израилевичу Ляско — дружески и сердечно. Евг. Петряев. XI. 79. Киров на Вятке». Через некоторое время прислал книгу «Вятские книголюбы» (Киров : Волго-Вят. кн. изд-во. Киров, отд-ние, 1986) с дарственным автографом : «Киму Израилевичу Ляско — дружески. Евг. Петряев. 26. IX. 86». На сей раз — без «сердечно». Вероятно, я опять проштрафился как неисправимый «кунктатор»!

Между прочим, совесть моя чиста перед его памятью. Сошлюсь на памятку, выпушенную к «краеведческому четвергу» 20 июня 1985 г., на котором обсуждалась новая книга Е.Д. Петряева «Живая память» (М. : Молодая гвардия, 1984). К этому заседанию №11 (288) была подготовлена библиография, причём весьма подробная и обстоятельная, как и всё, что делалось в то время под эгидой клуба «Вятские книголюбы» и его председателя. Так вот, среди перечня рецензий и публикаций о Евгении Дмитриевиче упомянута и моя беседа с ним «Что может клуб», опубликованная в «Книжном обозрении» 12 сентября 1980 г., и диалог Е.Д. Петряева (Киров) — О.Г. Ласунского (Воронеж) на тему «Каков он, современный библиофил?», подготовленный мною для «Альманаха библиофила» (1978. Вып. 5) и затем перепечатанный в сборнике «Встречи с книгой» (М : Книга, 1979). Но надо знать энтузиазм Евгения Петряева! На одном из съездов книголюбов, в перерыве, он как бы между прочим сказал мне: «А вы знаете, ведь я учился с вашим отцом в Свердловском медицинском институте...» Я был ошарашен этим признанием. Дело в том, что отец развёлся с мамой, когда мы с братом были ещё детьми, а потом никогда отца не видели. Евгений Дмитриевич сообщил в письме адреса и телефоны однокурсников. Я встретился с теми, кто находился в Москве. Увы, отца, поселившегося с новой семьёй в Калининграде, уже не было на свете... Осталась на память большая фотография выпускников Свердловского медицинского института, встретившихся спустя годы в Москве. На ней я разобрал лица двух людей, чьи судьбы оказались совмещёнными с моей...

Но и на этом не ограничились фантасмагорические совпадения, связанные с Петряевым! Услыхав случайно упомянутое в разговоре имя Евгения Дмитриевича, моя знакомая выдохнула: «Как?! Вы были знакомы с ним? Да будет вам известно, что моя ближайшая подруга, с которой мы дружим много лет, его родная племянница, то есть дочь его родного брата». Она рассказала всё, что было ей известно о Евгении Дмитриевиче, я, в свою очередь, поделился тем, что знал о нём. По всему было видно, что мой рассказ об этом человеке произвёл большое впечатление. Я даже пообещал, что при случае покажу сохранившиеся в моём архиве фотографии и письма (почти два десятка). Кстати, почему бы не познакомить с ними читателя? Процитирую «выбранные места» из переписки с ним.

Письмо от 26.01.80: «Будем 31.1 обсуждать "Сов[етскую]. библиографию". Журнал заинтересовал многих, особенно раздел "Библиография в моей жизни"».

К письму приложена памятка заседания клуба «Вятские книголюбы» 27 декабря 1979 г. (№71). В программе: Экслибрисы кировских художников. A.M. Колганов. Памяти В.Г. Лидина (15.11.1894-27.IX. 1999). Сообщение Е.Д. Петряева. Выставка по темам сообщений. Библиография последних публикаций В.Г. Лидина. Новинки книговедения. В конце календарь «Люди и даты».

Из письма от 16.VII1.80: «Да, смерть Л.Н. Мартынова сильно ударила всех, кто знал и ценил его. О болезни его я знал от [В.Г.] Уткова... Вобще-то верно говорят, что юбилей — начало некролога. Относительно [А.С.] Грина тут многое задумано. Книг его собрано много, все свое я отдал музею. Можно, пожалуй, отметить редкости, но всем этим займемся после 28.VIII. Надо было, конечно, подумать раньше. Получили мы портрет юного Грина [работы ленинградской художницы Л.Ф. Фроловой-Багреевой]. Думаю, он впишется в иконографию. Можно дать и в "Кн[ижном] об[озрении]". Сделаем репродукцию, если потребуется».

О смерти Леонида Николаевича Мартынова, с которым я дружил на протяжении 25 лет, вплоть до его кончины, — выдающегося поэта и, кстати сказать, знатока и ценителя редкой книги и обладателя обширной библиотеки, я сообщил Е.Д. Петряеву в очередном письме, не зная, конечно, что он состоит в переписке с Виктором Григорьевичем Утковым, известным книжником и близким другом Леонида Николаевича ещё по тем временам, когда оба они жили в Омске, где были опубликованы первые стихотворения юного Мартынова. В.Г. Утков, совместно с вдовой поэта Г.А. Суховой-Мартыновой, был составителем сборника «Воспоминания о Леониде Мартынове» (М.: Совет. писатель, 1989), в котором пригласил участвовать и меня.

Из письма от 2.III.81: «Пришло известие о кончине И.Я. Каганова (†23.11). Очень надеюсь, что "Кн. обозрение" отметит эту большую утрату.
И.Я. помогал многим, выступал и у нас... После ухода И.Я. клуб в Харькове распался. Вот что значит личность! Мы пока действуем, заседаем регулярно, хотя всяких трудностей немало. Посылаю памятки последних заседаний и предстоящих. Как и раньше, никакого обмена информацией со столичными клубами нет. Доходят лишь случайные памятки...».

В письме от 2.IV.83 он сообщал: «Отметили мы десятилетие [клуба "Вятские книголюбы"]. Пришли отклики из многих мест. Столица, конечно, промолчала. Кроме Дома ученых. Несмотря на смену поколений, надеюсь, что "сбоев" не наступит: есть надежная молодежь. Библиотеке [Кировской областной им. А.И. Герцена] сделали хорошие подарки. К сожалению, она задыхается от тесноты. Катастрофическое положение с реставрацией и переплетом ценнейших книг. Нет ни материалов, ни мастеров. Традиции прекрасного вятского переплета утрачены. В мастерских "гонят" все на прокол, безбожно обрезают и уродуют. Больно смотреть, а выхода нет. По книжной части есть светлые "окна", но новинки сильно запаздывают. "АБ"—13 ["Альманах библиофила"] еще не пришел. Каковы планы у Вас?»

Из письма от 20.V.84: «Высылаю наши очередные памятки. Перерыва на лето не будет. В изд[ательстве] "Молодая гвардия" вышла моя "Живая память". При случае посмотрите. До нас книга дойдет, вероятно, к концу года. Самое долговечное там — указатель имен (небывалый случай для этого издательства!). К сожалению, кое-что выбросили (напр., Ю.Г. Оксмана). Готовлю новую рукопись, но работается неважно, а сроки подходят... Мы сооружаем машинописный альбом — сборник (в 3-х экз.), 30 авторов. Есть кое-какие наблюдения. Будет итогом, пусть самым скромным. Готовим к переплету. Один экз. пошлем в правление ДОК (РСФСР)».

В письме от 28.V.82 Е.Д. Петряев спрашивает: «Не можете ли помочь нам наладить регулярный обмен памятками со столичными клубами? Народ там спесивый. Посылаю очередные наши билеты. В июне будет: «Киеву — 1500 лет», в июле отметим 90-летие Мултан[ского] дела. Так расписано до "Герценовских чтений" в декабре. Хорошие книжные выставки бывают и на "четвергах" краеведов. Приходят по 200—250 человек. Летнего перерыва нет. Заметку о нашем юбилее постарались "зажать". Почему? Кому это надо?»

Комментировать, даже спустя годы, тяжко. Конечно, Евгений Дмитриевич был прав, выражая недоумение относительно обмена памятками и вообще информацией между клубами. Недалёк он от истины и тогда, когда пишет о «спеси» столичной публики, которой невдомёк, как больно ранит равнодушие тех, кто живут в провинции и лишены во многом преимуществ, какими облагодетельствованы москвичи или питерцы. Справедливо упрекает он и газету «Книжное обозрение» (в том числе и аз грешного) за то же самое невнимание. Хочется верить, что нынешние клубники, как и все, кто освещают библиофильскую жизнь, намотают это на ус.

И наконец последнее письмо, полученное мною и датированное 29 июля 1986 г.: «Посылаю нашу очередную памятку. Указатель "М.Е. Салтыков-Щедрин в Вятке" В.Г. Шумихина рассылается библиотекой. С.А. Макашин назвал его "очень ценным вкладом в щедриноведение". Тираж 3 тыс. У меня запарка. Сдал верстку "Вятских книголюбов" (12 л.). Обещают выпустить в сентябре. Опять пойдет волна, но уже местная. Будущая книга планируется на 1988 год, но писать о ней, если доживу, буду по верстке. Вопросы "Книга в моей судьбе" пришлите. Попробую накропать ответы, хотя на парадоксы в "КО" нашли место только [Юрию] Нагибину. А он молодец! Пытаемся пробить факсимильное издание "Речи" А.И. Герцена на открытии Вятской библиотеки. [В.Ф.] Кравченко [тогдашний директор издательства "Книга") не ответил, [А.Э.] Мильчину [главному редактору издательства "Книга"] отказали, а некий чин из Минкульта спросила: "Разрешит ли Главлит?" Такова эрудиция! В августе отметим 150-летие П.Д. Боборыкина. Его любимый афоризм из "Энеиды": "Да возникнет из наших костей какой-нибудь мститель"... Моя мобильность сокращается. Потому и на встречу мало надеюсь».

Скончался Евгений Дмитриевич Петряев через полгода после этого письма, 5 февраля 1987 г. Только тогда обрёл покой вечный труженик, девизом которого было: «Ни дня без книги!»

К.И. Ляско

// Библиография. – 2008. - № 6. – С. 52-57