Хлыновский наблюдатель1
№ 4

среда, 12 мая, 1826

Внутренние известия

Вятка

И до сего времени не перестают присылать в наш город (для исправления поведения) разных особ. Так, недавно прислан сюда оборванный кол(лежский) сек(ретарь) Ширлек, прославившийся пьянством.
Вятка всегда славилась как лучший из ссыльных городов. Не говоря о множестве пленных франц(узских) офицеров, которые были здесь в продолжение войны, сюда прислан был Вандам2, здесь же находился под присмотром генерал Хитрово3, зять светлейшего Кутузова. Сюда же прислан и Бантыш-Каменский, известный в Петербурге покровитель кадетских корпусов. Теперь он переведён в Тобольск к брату, который там губернатором. Здесь 10 лет содержался француз, Шарль Анри, Charles Henri, Chefneux de Warrimont 4. (hevaler velaleqine o’ Honneus, историю которого описывает один из редакторов нашего «Наблюдателя». История начинается так: Je chante Charles Henri, Chefneux de Warrimont, le petit diplomat de Grand Napolйon…qui etc…gui nguit а Liиge5.

Здесь же содержался и умер польский генерал, служивший во французской республиканской армии, Хоткевич. Этот прислан был сюда на старости лет за то, что имел язык, который называют «бритва». И здесь не переставал резать этою «бритвою»: за год до смерти он было убежал из Вятки, и, когда губернатор стал ему выговаривать, он спокойно отвечал: «Не знаю, что Вы нашли дурного в моём поступке: мы живём в такие времена, в которые и короли оставляют свои троны, а мне очень простительно оставить Вятку».

Теперь здесь живут под присмотром кол(лежский) сов(етник) Афанасьевский и урядник казачий Дорошкевич, тот самый, который лечил в Петербурге от всех болезней и известен под именем «Козачина».

Словесность

Соловьи

(Перевод с французского)

Чудный человек был маркиз Ксименес! Шахматы и стихи – вот всё, что любил он на свете.

Один из его приятелей, имевший великолепный замок близ Парижа, упросил маркиза приехать к нему погостить. Маркиз приехал к … хозяин в восхищении. После ужина, самого роскошного, сыграно несколько партий в шахматы, потом отвели маркиза в назначенные ему покои. Эти покои примыкали к цветнику, наполненному самыми душистыми растениями и к рощице, в которой не умолкали соловьи.

«Ну, любезный маркиз! Хорошо ли Вы почивали?» – спрашивает его поутру хозяин. – «Не совсем хорошо», – отвечает маркиз, протирая глаза. – «Если Вам не понравилась комната, то я не виноват, потому что она лучшая во всём замке. Днём наслаждаетесь в… прелестнейшим видом; ночью и утром слышите соловьёв». «Да-да!» – сказал, зевая, маркиз, – в самом деле, я только что об этом думал. Хотите ли, чтоб я был Вашим гостем? Дайте ж мне доброе ружьё… и я заставлю молчать эту негодную тварь, расстреляю соловьёв!»

2005 № 9.jpg

«Хлыновский наблюдатель». № 9

Сколько людей, более и менее лучше и хуже маркиза, думают то же и всегда готовы стрелять соловьёв. Ничто так не оскорбительно для слуха таких людей, как пение свободной птицы, и не только ружьями, пушками уничтожают они стихопевцев.

Когда г. Президент маркиз Гивиль запретил представление «Тартюфа»6, когда он зажимал рот Мольеру, не хотел ли он заставить молчать эту негодную тварь!

При Людовике XV с творцом «Магомета»7 поступили так же, как с соловьём.

Гражданская инквизиция не позволяла представления. Но всего прискорбнее в этом случае то, что старик Кребильон8 употреблён тут вместо маркизова ружья. Не люблю союза соловья с коршунами и медведями: больно видеть несогласие между соловьями. Пусть они поют и, припевая, клюют пауков и червяков.

Чтоб заставлять эту негодную тварь, сажают её иногда в клетку… Но негодная тварь поёт и в клетке и, наверное, громче, чем на свободе!

Если всякое средство, изображающее чувства и мысли наши, можно назвать языком, то всякий свободный художник, всякий человек, отличающийся в музыке, в поэзии, живописи – соловей. Не пускать живописца в картинную галерею, поэта – в театр – то же, что стрелять в соловьёв»
Miroir 9, 1822 го года, № 485.

Нравы

Татаиньта или Копеистов

Т. походит на эстамп, выгравированный с живописной картины. Можно иметь понятие об оригинале – только не видно красок.

Во всем Т. нет ничего собственного – всё заимствованное: улыбка, походка, разговор – все, все. Но эта рабская копия тем ещё несноснее, что в ней видно подражание не одному оригиналу, а десяти.

С юных лет, усердно отправляя должность постельной собачки у трёх или четырёх вельмож, Т. отвергал самого себя, и, если спросят, какой у него характер, Т. не умеет объяснить его. В нём не осталось даже наружности, данной ему природою, а душа лепилась из привычек и причуд его покровителей: словом, Т. растерял всё природное: беспрерывно такал и потом передразнивал своих оригиналов в кругу равных ему или низших. Тут нет ничего забавнее, как видеть его, что случалось и со мною. До того, я не видал его нигде и немудрено: он или в уборной, или в кабинете, или… с такими людьми, которые признали его уже за великого человека, чего Т. нередко добивался, хотя он ничего более, как высокий… актёр. Он входит, кланяется, приветствует хозяина, садится. Боже мой! Какое сходство! Это сенатор Г. Точно! Так говорю на ухо моему соседу. «Немудрено – он беспрестанно у сенатора», – отвечает мой сосед. – Подходит к закуске, рассматривает, очищает хлеб… Да это точно княгиня Н., племянница сенатора Г.! вот все его манеры. Сели обедать, и я уже не обращаюсь к моему соседу с моими замечаниями и разгадываю, что за человек этот Т. Копия, самая верная, его любимейших оригиналов. Он ест, берёт кушанье, зовёт человека, наливает и пьет вино, судит и винит… совершенно, как князь Л.

Невозможно передразнить! Исказите! После обеда вижу его за картами, слышу его рассказы, коротиньки, анекдоты и узнаю князя Р. (и лжёт, как тот: то есть, что ни рассказывает – вечно прибавит: «Я был при этом, это случилось перед моими глазами, я свидетель!»)

После этого раза в этом же доме я ещё несколько раз встречал Т. Все тот же… К нему-то можно очень хорошо применить слова: «Весь не свой!» Жалкий человек! И что из него может выйти? Самый посредственный оригинал несравненно лучше превосходной копии; а такая копия, как Т. – жалкая копия!

Шутка

Истинный анекдот

Известно, что наш Анакреон10 Нелединский11 немножко пристрастен к женщинам… И не это ли счастливое пристрастие внушило ему его очаровательные песни? Поэты непохожи на корыстолюбивых женихов – для поэта довольно прекрасных глаз, свежего личика, розовых губок, …он влюбляется, забывается и знать не хочет, кто его победительница: княжна или прачка, миллионщица или крестьянка. Итак, нет ничего удивительного, что страстный поэт Нелединский влюбился в… жену его камердинера. Не смеем сказать наверное, но почему не предположить, что лучшие песни его, может быть, писаны в это время и внушены его рабою?

Любовь! – тут нечего говорить – равняет все состояния. Камердинер узнаёт о припадке своего барина и решается его вылечить как можно скорее, потому что жена открыла ему, что не знает, куда прятаться от Юрия Александровича.

Настало утро. Является камердинер. Нелединский приказывает себя обрить. Камердинер вынимает бритвы и начинает править их на ремне: оправляет и с улыбкой посматривает на поэта, которому он уже намылил бороду, и улыбка камердинера выводит из терпения сенатора-поэта: «Да скоро ли, братец?» – «Знаете ли, сударь, – отвечает камердинер, продолжая свою работу и всё улыбаясь, – у меня смертная охота вас зарезать. Ей Богу, сударь!» – «Как? Зарезать? В уме ли ты?» – «Клянусь вам, сударь! Я Вас зарежу, если изволите себя брить, нет, лучше убегу. Прощайте!» Сказав это, камердинер бросает бритву и бежит из кабинета. Встревоженный поэт не знает, что подумать о камердинере, полагает, что он сошёл с ума и посылает за цирюльником. Обрившись, зовёт камердинера. Является камердинер. «Скажи мне, братец, что с тобою сделалось? В уме ли ты? Не болен ли ты?» – «Слава Богу, сударь, я здоров!» – «Как же ты грозился меня зарезать? За что?» – «За то, сударь, что Вы хотите лишить меня жены… Она мне всё рассказала, сударь…» – «Э, братец! Я пошутил!..» – «Я это и знал, сударь. Ведь и я пошутил».

Тем и кончился разговор, однако на другой день поэт дал отпускную шуту-камердинеру, потому что шутка ему не понравилась.

№ 5

среда, 19 мая 1826 года
Отколь уйти нельзя, там лучше оставаться
Вятка, апреля 29-го

Сегодня здесь получен 2-й № «Северного мотылька»12. Чудное дело! Неужели издатели так бедны материалом, что уже во 2-м № перепечатывают то, что было сказано ими в 1-м №? Например, и в 1-м, и 2-м № говорят, что в Казанском университете физику преподают на франц(узском) языке; что профессор словесности читает лекции по псалтыри; что портрет бывшего министра опять перенесён в конференц-залу… Такие невинные повторения простительны в последних №, выходящих в конце года, когда журналисту надоело уж писать, а читателю – не только слушать, но и разрезывать листки журнала… Кроме означенных повторений, мы заметили, что издатели в подражание «Северной пчеле»13 начинают хвалить тех, кого прежде… и прости Господи! Крокодильчиков называют друзьями, беспристрастными, отважными, честными. O tempores! O mores!14.

Разговор черта с крокодильчиком

Крокодильчик вполпьяна возвращается домой. Булгаринский Черт встречает его с радостной татариновскою улыбкою, бросается в объятия крокодильчика, целует его…

Крокодильчик начинает раздеваться и между им и чертом начинается разговор:

Крокод. – Я запировался, моя душа!
Черт – Знаю! Ты надувал честных людей.
Крокод. – Кормил жирною ухою, поил шампанским…
Черт – Знаю насчет того мужика, от которого уже не раз получал деньги … по моей милости.
Крокод. – Я это знаю, моя душа, знаю и то, что без твоей помощи до сих пор тер бы университетские лавки. Да! Я забыл! Я прочту тебе стихи…
Черт – Стихи! О нет! Нет! Я убегу!
Крокод. – Да ведь это стихи.
Черт – (С ужасом) Хвостова?
Крокод. – О нет! Успокойся, сердечный друг! Стихи – на мой отъезд отсюда…
Черт – Отъезд? Несправедливо!
Крокод. – Что ж ты критикуешь?
Черт – Критикую! Потому что ты не уезжаешь.
Крокод. – Как?
Черт – Да – ты не уезжаешь, а я, то есть черт, тебя уносит отсюда
Крокод. – Как? (С татариновской улыбкой). И видно, что ты не знаком с Булгариным! Однако слушай стихи…
Ты нас покидаешь
И сим угождаешь.
Черт – Уже я сказал, что это не годится, лучше бы так:
Ты куда ползешь, наш крот?
Куда черт тебя несет?
Крокод. – Далее.
Так и быть, прощай.
Нас не забывай.
Черт – Будем помнить, покуда Вы нам нужны.
Черт довольно равнодушно слушал далее, но когда Крокодильчик прочел:
Правду говори,
Взяток не бери,
Черт захохотал и Крокодильчик тоже.
Черт – Далеко бы мы ушли с правдой…
Крокод. – Взяток не бери! Явно – это так… Но брать, как все вице-губ(ернаторы) берут и можно, и должно.
Черт – Иначе зачем же бы я понес тебя на вице-губернаторство?

Крокодильчик продолжил читать, а Черт смеется и делает замечания. По окончании чтения они расцеловались, перебранили вскоре тех, с которыми обедал Крокодильчик, и пошли спать.

Крокод. – Прости, моя душа!

Вятские слова15

шора, шоры - индейка, - и
лонские  - прошлогодние
лониста, лони - давно, прошлого года
комуха - лихорадка
талы, шары - глаза
катушки - катальные горы
селюшки - цыплята
сесно - часто
фитили - рыбачьи сети
морда - верши
мел - дрожжи
белый камень - мел
батун - песочный лук
ферезник - можжевельник
кислица - щавель
(продолжение впредь)

Смесь

У г-жи Н.Н. вечер. Коляска за коляскою подъезжают к её дому. Собираются одни дамы: мужчины не бывают на вечерах у г-жи Н. Н. Но вот одна дама, с отчаянием на лице, выходит из дому г-жи Н. Н., с нетерпением ждёт, когда подадут её коляску, быстро вскакивает на подножки и, задыхаясь, приказывает кучеру: «Как можно скорее домой». Что причиной тревоги? Чулок!

Анекдот

Покойный сенатор Обресков был при императоре Павле в качестве статс-секретаря и сопровождал императора в Казань. Там впал он в немилость и несколько дней не смел показываться на глаза императору. Наконец, в какой-то торжественный день он должен был явиться во дворец. Приезжает и выбирает себе местечко в толпе, чтобы не выказаться императору. Между тем подносят кофе. Лакей, заметив Обрескова, протесняется к нему с подносом и открывает его императору, который видит его. Обресков отказывается от кофе. «Отчего ты не хочешь кофе, Обресков?» – спрашивает его император. – «Я потерял вкус, В(аше) В(ысочество)», – отвечает Обресков. – «Возвращаю тебе его», – говорит Павел – и Обресков, благодаря присутствию духа, опять вошёл в милость.

Мадригал П. А. С-кой

Ты сылу на меня красот всех полчила,
И в сердце твердо с победою вступила.

(вырезано из какого-то печатного издания)

У г-жи Н. Н. все дамы учились вязать чулки. Как же показаться туда с пустыми руками? И вот отчего так торопилась домой наша дама.

В городе JJ никто не ездит в гости по субботам – потому что во всех домах утром моют полы, а вечером хозяева моются в бане.

«Вы слышали, что сюда приехала JJ? – «Жена Советника?» – «Да!» – «Слышал». – «Хороша ли она?» – «Совсем нет!» – «Вы её видели?» – «Нет, мне сказывали». – «Говорят, что она очень любезная, воспитанная, женщина». – «Не думаю, потому что я училась с её сестрой в одном пансионе».

У господина JJJ большое семейство, все дети взрослые, но у него одна карета. Если взять с собою трёх дочерей, останутся ещё три дома. Что же делать, и как удовольствовать всех? Вот г. JJJ и выдумал у себя в доме – баллотирование. Ехать ли куда? И собирается всё семейство. Он ставит посреди комнаты ящик для шаров и громко возглашает: «Ехать ли Мавруше сегодня на бал? Извольте баллотировать!» Потом считает шары, и кандидаты довольны, все баллотировали её или нет. Таким образом, шесть сестёр живут в совершенном согласии и довольны своею значительностью при домашних выборах. Предлагаем это средство всем отцам, у которых есть шесть дочерей и одна карета!

Старик W никогда не бывал на свадьбах. Он живёт в городе V, где обыкновенно не приглашают холостых на свадьбы, а W холостой, хотя ему уже 65 лет. Должно или самому жениться, или переехать в другой город! Point de milieu!16

№ 6

26 мая 1826
Вятка, мая 4-го

Мы пользуемся прекраснейшею погодою. 1-го мая было гулянье в загородном саду. Там собралась вся блестящая публика. И в тот же день открыта в этом саду литературная ресторация. Там любители чтения найдут все русские газеты и журналы, не исключая и «Горного журнала», «Коммерческой газеты» и «Прейс Куранта».

***

2-го числа был праздник в загородном доме бывшего градского главы купца Машковцева. Во весь день простояла ясная и тихая погода.

***

3-го числа несколько семейств из среднего класса сделали пикник на Луковцове17, верстах 2-х от города. Главный редактор «Наблюдателя» там был, бегал с дамами по горам, пил с мужчинами, играл с деревенскими ребятишками и оцарапал свои руки, перелазывая через плетень.

Нравы

Провинциалы

«Провинциалы! Провинциалы! – это должна быть забавная смешная статья» – так скажут некоторые из моих читателей… и ошибутся! Мне хочется представить провинциалов в их настоящем виде, следовательно, совсем не так, как мы привыкли разуметь их. Нам непременно хочется, чтобы провинциалы были смешны с головы до ног, смешны во всех поступках, смешны своими разговорами. – Ложное мнение, распространяемое драматическими авторами и столичными остряками. Но чем обыкновенно смешат нас провинциалы в комедиях и анекдотах? Покроем платья, незнанием последних мод, рассказами про экономию и деревенскую жизнь. Что ж особенного во всем этом принадлежащего провинциалам? И не найдется ли тысяч подобных провинциалов между жителями самой столицы? Собравши все насмешки насчет провинциалов, я вывожу заключение, что в провинциях больше людей с характером, более оригинальных характеров… а это не стыдно. Оригинал, каков он есть, приятнее копий. В провинции вы видите человека, каков он есть. Возьмите провинциала и столичного жителя (важного в своём департаменте, важного для всякого, кто имеет для него дело). Провинциал входит в общество просто, свободно, поклонится всем и начнёт рассказывать громко городские или деревенские новости… Вечер проходит так свободно, и покойно, как в родном кругу своём… Но столичный житель, кто бы он ни был, несмотря на свою ловкость, на приятный разговор, несмотря на тысячу средств нравиться – он не человек!.. Это какая-то машина, имеющая вид человека – много искусства и нет природы. Всё у него рассчитано, всякое слово взвешено, всё обдумано, все затвержено! Он смеётся над провинциалом, а провинциал презирает его… Житель столицы актёр, но актёр, обыкновенно недовольный своей ролью, а провинциал – спокойный зритель… Ежедневно видаясь, разделяя время друг с другом, провинциалы прощают один другому большие причуды и маленькие слабости, думают только о настоящем и за вистом, бостоном и биллиардом забывают столицы, политику и знатность до следующей почты.

Смесь

«Скажите мне, что причиной ссоры П. c Ш?» – «Они никогда не ссорились». – «Отчего же П. никогда не бывает у Ш.?» – «Оттого, что П. никогда не бывает у холостых!» – Чтоб удостоиться его посещения, архиерей должен жениться.

***

Г. – удивительно постоянный человек. У него  что один раз заведено, то не изменяется, что один раз сказано, то свято выполняется. Попалась ему серая шляпа. Он носил её круглый год. «Я всегда ношу серые шляпы!» На другой год прислали ему зелёный картуз, и он проносил его целое лето. «Я всегда носил зелёные картузы летом! Я не могу носить шляп!» Он выписал себе красного вина – и… «Я всегда пью красное вино! Я не могу пить белого!» На другой год он всегда пьёт белое вино и никогда не пьёт красного. И невозможно не верить его постоянству. Он говорит своё всегда с такою уверенною миною, что никто не усомнится в его словах! Но он немного краснеет, когда говорит: «Я всегда был честным человеком!!» И только в этом случае ему не верят!

***

В провинции пример богатого и знатного – закон! В мае в прелестнейший вечер собрались все дамы в загородный сад… и кто б поверить мог? Они собрались, чтоб посидеть на лавочках и подышать свежим воздухом, закутавшись в салопы! А невозможно было не сидеть и не кутаться в салопы, потому что г-жа П., которая даёт тон уездному городу, была в салопе и не ходила!

***

Отчего праздники г-на Н. так скучны? Оттого, что ещё за неделю Н. рассказывает будущим гостям своим, что у него будет, какие блюда, какие вина, на сколько персон будет накрыт стол; наконец, наступает и заранее прославленный день, собираются гости и зевают! Угощения Н. похожи на чтение старой газеты или на второе представление скучной комедии.

Примечания

1. Хлынов. наблюдатель // Рукоп. отд. РНБ. Ф. 550. ОС РК. F XVIII. 54.
2. Вандам Жозеф Доменик-Рене, граф Гюнербургский (1770–1830), генерал наполеоновских войск, командующий I корпусом. Взят в плен в сражении при Кульме 18 августа 1813 г. См.: Долгушев, В. Г. Пленные французы в Вятке // Религия и церковь в культурно-историческом развитии Русского Севера : тез. междунар. науч. конф. – Киров, 1996. Т. 2. С. 387–392.
3. Хитрово Николай Захарович (1779–1826), генерал-майор, зять М. И. Кутузова, автор ряда работ по географии, истории и этнографии Вятского края.
4. Шарль Анри (далее неразборчиво).
5. «Я воспеваю Шарля Анри, начальника Варримора, маленького дипломата великого Наполеона…» (далее неразборчиво).
6. «Тартюф» – комедия Ж. Б. Мольера.
7. «Магомет» – трагедия М. Ф. А. Вольтера.
8. Кребийон (Кребильон) П. Ж. (1674–1762), французский теоретик классицизма, драматург.
9. «Miroir» – французская газета, выходившая в начале XIX в.
10. Анакреонт (570–487 гг. до н. э.), крупнейший древнегреческий поэт-лирик.
11. Нелединский–Мелецкий Юрий Алексеевич (1752–1828), поэт, автор песен («Выйду я на реченьку…» и др.), ставших народными.
12. «Северный мотылёк» – рукописный журнал, выпускавшийся А. Е. Измайловым. В Вятку поступило от Измайлова 17 номеров. См.: Петряев, Е. Д. Люди. Рукописи. Книги : лит. находки. – Киров, 1970. С. 13, 29.
13. «Северная  пчела» – газета, выходившая в Петербурге (1825–1859) под редакцией Ф.В. Булгарина.
14. О времена! О нравы! (Цицерон) (лат.).
15. Опубликовано впервые И. А. Кубасовым. См.: Рус. старина. 1903. Кн. 6. С. 113–116. С. 208–214;  Перепечатано : Прил. к «ВГВ». 1904. № 33. С. 3–4. Об интересе Яковлева к вятской речи см.: Долгушев, В. Г. Вятская элегия. Диалектизмы в прозе П. Л. Яковлева// Рус. речь. 1985. № 4. С. 46–50.
16. Только не нечто среднее (фр.).
17. Деревня Луковцово находилась на север от Вятки за Луковицким ручьём и ул. Луковицкой (ныне – ул. Профсоюзная). Впервые починок Луковцы отмечен в документах, относящихся к середине XVII в. под 1649 г. (Тр. ВУАК. 1906. Вып. I–IV. С. 61). В 1744 г. в д. Луковицкой насчитывалось 53 крестьянина. Деревня с самого основания принадлежала Успенскому Трифонову монастырю (Тр. ВУАК. 1906. Грамоты и акты. С. 419).